Кризисное «выживание» (сурвивализм). Термин «сурвивалист» («выживальщик», от англ. «survival» – выживание) изначально закрепился именно за приверженцами этого направления. Для сурвивалистов характерен высокий уровень тревожности (порой граничащий с параноидальными проявлениями), причем, тревожность эта связана с ожиданием крупных и даже глобальных катастроф, в перечень которых входят войны, техногенные катаклизмы, стихийные бедствия, падение астероида, появление вирусов массового поражения и прочее в том же духе, вплоть до «зомби-апокалипсиса». Для приверженцев этого направления типично поведение «осенней белки» – запасание продуктов (есть даже специальный термин – «тревожный чемоданчик»), сооружение оборудованных укрытий на случай экстремальной ситуации (вплоть до бомбоубежищ), постоянный поиск и освоение новых методов защиты (как правило, сугубо индивидуального характера) от внешних угроз. Сам термин «выживальщичество», «выживальщик» имеет здесь негативный смысл, поскольку человек «вынужден» действовать именно так, принужден внешними враждебными силами к подобному образу действий.

В экологическом (энвайронменталистском) аспекте – характерны высокий уровень потребительства (и накопления ресурсов), слабый контакт с дикой природой (или вообще его полное отсутствие), представление себя, скорее, вне природы, чем внутри неё, так как она таит непосредственную угрозу жизни; слабое знание законов природы, попытка сохранить цивилизационный комфорт при ожидаемом ухудшении состояния окружающей среды. Подобный стиль жизни более предполагает у человека, его исповедующего, проявление постоянного интереса к новинкам техники, вооружения, продуктов питания, приспособлений для вынужденного и длительного одиночного существования, чем интерес к дикой природе и её законам. Типичный «сурвивалист» сугубо индивидуален, это выживальщик-одиночка. У него слабо выражена активная гражданская позиция. Философия «каждый выживает как может» собирает сейчас под свои знамена немало приверженцев по всему миру; в США, например, это достаточно широкое общественно-неформальное течение. От государства, как правило, эти люди не ждут поддержки и помощи (в случае катастрофы или кризиса). Характерны также значительные по составу участников интернет-форумы (в т.ч. международные), где их члены делятся опытом, обсуждают возможности и последствия катастроф, предлагают свои тактики и стратегии выживания на всевозможные конкретные экстремальные случаи. Полагают, что около 5-10 % населения в развитых странах в той или иной степени относятся к этой категории эскапизма.

Общее можно сформулировать таким лозунгом – «во что бы то ни стало оставить себя прежним в прежней зоне комфорта при катастрофическом изменении окружающей действительности».

Умеренный экологический алармизм (от англ. «alarm» – тревога). К категории умеренных алармистов относится гораздо больший процент населения развитых стран. Отличительной чертой (в сравнении с первой категорией) здесь является убеждение людей в том, что принятием своевременных, действенных (и, главное, коллективных) мер можно решать и решить тревожащие умы населения экологические проблемы и спасти природу.

В экологическом (энвайронменталистском) аспекте – приверженцы этой доктрины осознают (пусть даже на интуитивном уровне) феномен своего пресса-«экологического следа», более осведомлены в природных закономерностях, стремятся соблюдать правила природосообразного и щадяще-сберегающего ресурсы стиля жизни. Их характеризует негативное отношение к сверхпотреблению, стремление минимизировать расход ресурсов и сознательно ограничить себя в цивилизационных благах. Нередко это сопровождается даже полным отказом от технических «даров» (например, неприятие телевидения, смартфонов, компьютеров, GPS-навигаторов и пр.) и даже автомобилей.

Существует множество разновидностей стратегий, стилей жизни, порой просто модных увлечений, которые можно отнести к этой категории. Так, есть осознанный дауншифтинг, фриганизм, феномен «архаичных состояний», минимализм, “slow life”, ответственное потребление, стратегия долгосрочной ответственности и т.д. При кажущемся разнообразии все эти стили сходятся в одном тезисе, созвучном главному тезису экологической культуры – «чтобы спасти природу, нужно меняться самим». Так, Институт изучения трендов (Trends Research Institute, USA) отмечал, что стратегии «добровольной простоты» (voluntary simplicity) и «простой жизни» (simple living) находились в первой десятке мировых тенденций уже в 1990-х годах.

Общее и главное здесь можно сформулировать таким лозунгом – «изменяя себя самого в плане отказа от потребительства, приобретая новые знания и умения, я способен вместе с другими решать неприятные проблемы».

Осознанное погружение в условия дикой природы («выживальщичество» в позитивном, внутреннем смысле). Если классический туризм – это продолжение мира консьюмеризма (потребительства) в дикой природе, то «выживальщичество» – добровольный отказ от «даров» цивилизации. Турист ищет в специализированных магазинах лучший рюкзак и навороченную надувную лодку, выживальщик старается обойтись лишь ножом и топором. Если последний смог переночевать в лесу без палатки, это уже повышение его самооценки и внешнего рейтинга. Турист специально не ищет трудностей. Выживальщик не может без них обойтись. На этом модном течении, впрочем, делают бизнес: существуют фирмы, предлагающие сафари-туры с определенным набором сложностей, вплоть до предоставления «архаичных состояний» (скажем, жизни в пещерах с антуражем и условиями неолита). Это течение характеризуется еще более целенаправленным воздействием на самого человека с минимальным воздействием на природу. В некоторых случаях его можно рассматривать как особую форму современного туризма, но с акцентом «внутрь», а не «вовне» человека. Приверженец этого направления отправляется в дикую природу не столько полюбоваться на её красоты, сколько познать самого себя, свои возможности. Это направление наиболее подходит в качестве основы для нового разворота дополнительного экологического образования. Другими словами, стихийно возникшие по всему миру и захватившие широкие и разнообразные социальные группы увлечения подобного рода весьма адекватно могут вписываться в систему дополнительного экообразования, соответствуют «духу и букве» экологической культуры. Впрочем, чтобы достичь полного соответствия, как раз и целесообразно соединение, взаимодействие идей «школы выживания» с принципами и методами современного экообразования.

Общий посыл этого течения можно выразить следующим лозунгом – «старайся вписаться в дикую природу, будь её органической частью, учись у неё – и ты сам изменишься к лучшему!».

Так что же такое «школа выживания», чем она полезна дополнительному экологическоиу образованию, а чем экообразование может посодействовать «выживальщикам»?

Некоторые общие принципы образовательной «школы выживания»:

Создавать посильные трудности, но настойчиво учиться преодолевать их, быть внимательным, собранным и постоянно учиться на собственном опыте; экстремальность нельзя организовать и предусмотреть, но учитывать риски и оценивать уровни опасности – необходимо;

Находить в себе волю и уметь максимально отказываться от комфорта, технических приспособлений, надеясь больше на личные качества;

Не вредить природе, сводить воздействие на нее до минимума, максимально «встраиваясь» в её систему и соблюдая её законы;

Быть позитивным, воспринимать происходящее без паники, с уверенностью и решимостью, оставаться здравомыслящим человеком в любых сложных ситуациях;

Максимально (по возможности) фиксировать все события, всё происходящее с тем, чтобы затем подвергнуть опыт анализу, извлечь уроки, дать полезную информацию другим;

Предусмотреть всевозможные способы «отступления», спасения при непредвиденных обстоятельствах.

Таким образом, можно констатировать известную «конгруэнтность» целей, установок и содержания «школы выживания», с одной стороны, и с другой – экообразования.

Выводы:

Необходим подробный анализ проблемы и феномена «выживальщичества» как современного социального тренда с целью увязывания его с задачами ЭО – на пользу тому и другому;

Концепция «школы выживания» является удобной и эффективной площадкой для реализации нового направления дополнительного эко- образования школьников, студентов, семей и других целевых групп;

Актуальны разработка контента, методик и приемов, а также обеспечение полевых условий для проведения экологических проектов «школ выживания».

Ребенок проходит несколько стадий в плане любви к «выживальщичеству». Вначале все подобные идеи кажутся ему страшными, чуждыми; он не готов окунуться в этот неизвестный, полный трудностей и опасностей мир. Лишь любопытство будет двигать его вперед в этот период. Далее, попробовав себя в походах, понюхав фунт лиха, пообтрепавшись и изголодавшись, он начинает приобретать вкус к добровольным скитаниям. Это вторая стадия – стадия приобретения вкуса, стадия понимания, что это интересно, захватывающе, с выбросами адреналина и прочих гормонов. На этой стадии ребенок еще не может совершать походничество и скитальщичество в одиночку, это ему не по силам. Если он добровольно уходит на поиск подобных приключений, то его начинают активно искать – и такие случаи нередки. Находят «отщепенца» обычно в плачевном состоянии, так как самостоятельно обеспечить себе более-менее приемлемые условия в одиночку в дикой природе такой человек еще не в силах. Здесь необходим наставник, инструктор, должна быть группа, в которой будущему настоящему походнику «необходимо» повариться. Дойти до кондиции.

На третьей стадии подросший и возмужавший ребенок уже начинает понимать, в чем суть его стремлений в этот «нецивилизованный», безлюдный мир: это – проверка себя на прочность. Это – осознанное преодоление трудностей. Это – попытка вновь и вновь поднять самому для себя планку и рваться её вновь преодолеть! Смогу ли я? Хватит ли у меня сил? Способен ли я на такое?

Если ребенок замахнется сразу на третью стадию – то он может даже (не дай бог!) погибнуть. К ней нужно идти постепенно. Это как у Жана Пиаже – всему в развитии личности свое время! Не перескакивать! Он, ребенок, должен созреть. Известны случаи преждевременного выгорания, когда родители брали малоподготовленных детей в походы высокой сложности. Там дети, которым совершенно еще не по зубам были предлагаемые трудности, становились ярыми ненавистниками любых походов – и более в них никогда не совались. Кран, открывающий горизонты, был сорван раньше времени.

Цивилизация – вещь чрезвычайно хрупкая. Отключи электричество в большом городе – и вот вам приличная катастрофа. Причем, не только на бытовом уровне, а и в психике горожан – тоже. Как-то разом, в тот момент, когда он дрожащими руками зажигает свечу на кухне, человек становится беспомощен и беззащитен. В одну секунду он превращается в робкое, пугливое существо. И если, выглядывая в окно, он НИГДЕ не видит света, то уж будьте уверены – он превращается в крысу Чучундру всерьез. И способен ходить, как она, только вдоль стен. Особенно – если свечей в квартире он так и не нашарил.

Блэкаут в глухой деревухе, и он же – в Москве, это совершенно разные по масштабам трагедии. Дело даже не в количестве застигнутых врасплох граждан. Для деревенского жителя, привыкшего к ограниченным благам цивилизации, отключение электричества не вызывает ужаса и паники. Он обычно терпеливо ждет. Не бросается искать службы спасения, не обрывает телефоны, даже не бежит к соседям. Он спокойно ждет решения судьбы. Ибо так уже бывало не раз – и ничего тут страшного нет. Психика такого человека не подвергается стрессу. И уж точно – у него где-то в определенном месте всего запасено и на этот случай: и лучина, и к печке дрова, и свечи еще с Пасхи.

В мегаполисе граждан раздирают в этот момент противоречивые чувства. Они возбуждены целым спектром внутренних вопросов – от «не случился ли конец света, обещали же!» до «ну вот и война, всех сейчас накроет!». Апокалиптические картины в большом городе рисуются гораздо смелее, ядренее и масштабнее, чем в небольших поселениях. Где, возможно, про них и не слышали. Представьте, дорогой читатель, фильм в стиле голливудских ужастиков про зомби-апокалипсис, где действие происходит в типовой русской деревне (сельце)! Среди березок, некрупных домков с террасками, с речкой, протекающей за околицей, где баньки стоят зигзагом, среди тропок и сарайчиков с дровами. Где бродят петухи с курами, гогочут гуси и греются на завалинках рыжие коты. Весь ужас сразу исчезнет. Зато – будет смешно!

Недаром после того, как «дадут свет», большинство (я уверен!) подвергшихся шоку горожан думают одну мысль – а не уехать ли мне, к черту, в деревню? Или, хотя бы на дачу, подальше! То есть они внутренне готовы поменяться местами с теми, кто только что тоже сидел без света в далекой деревухе.

«Жители Лондона массово переезжают за город.


В 2018 году жители британской столицы купили 74 350 домов за пределами Лондона, что на 3,8% больше, чем в 2017 году, и в целом это рекордный показатель с 2007 года»

(Из новостей, 2018 г.)

Вот мнение путешественника-экстремала Стива Каллахана, который 67 дней бороздил на лодчонке «без руля и без ветрил» просторы Атлантики:

«Выживание в чрезвычайной ситуации – это активный процесс. Если вы не прикладываете усилий для своего спасения, вы гибнете …».

Какие, спрашивается, усилия могут прилагать для своего спасения обычные горожане? Ясно какие! Они побегут в очередной раз по магазинам – и там скупят свечи, керосин, пыжи, спички, соль, сахар и гречку. Некоторые пойдут укрупнять свой и без того уже набитый до отказа «тревожный чемоданчик». Более им ничего не остается…

«Главное у выживальщика Вассермана – не его жилет, а его голова. Куда не надо, он не полезет просто!».

……….

Если мы допускаем, что выживание перестало сейчас в современном мире быть проблемой для человечества, то что же ему, человечеству, осталось? Разве не выживают множество наших современников где-нибудь в бедных странах Африки, в голодной Бангладеш или на далеких забытых богом и цивилизацией островах Океании? Наверное, частично все-таки выживание как явление осталось, увы! Но – подчеркнем – в развитых и развивающихся странах оно заменено на «выживальщичество». И – только для тех, кто этого сам хочет. Таким образом, отличие выживания от выживальщичества состоит в том, что первое всегда вынужденное. А второе – добровольное.

Если выживающему человеку предложить более комфортные условия, он с радостью откликнется на предложение. Даже из нашей страны определенная часть населения норовит куда-то уехать в поисках иных благостей. Если же предложить «выживальщику» более комфортные условия, то он откажется. Так как знает, что в любой момент и сам может сменить декорации – и перейти от скитальщического стиля к стилю богатого консьюмериста (потребителя). Он волен сам распоряжаться своей судьбой в таком аспекте. И это – тоже достижение нашей цивилизации.

Применительно к нашим детям, которых мы повели в дальний лесной поход – что же здесь имеет место быть? Там явно будут лишения. Там будут трудности. Будут риски. Возможно, даже весьма серьезные (мы ведь не можем все предугадать и предусмотреть!). Выживание ли это? Конечно, нет. До выживания дело с детьми никак нельзя доводить! Это уже задача педагога – не доводить до предела. Нужно предусмотреть трудности, но уж никак не рисковать самой жизнью. Это – край. И в этом – большая проблема детского полевого туризма. Как этот край определить? Как избежать опасного приближения к нему?

Прежде всего, должны быть знания. Знания у инструкторов и у самих детей. Дети должны быть хорошо информированы. Нельзя идти неведомо куда, ничего не говоря детям и не посвящая их перед походом в его цель, в его задачи и не знакомя хотя бы бегло с его предстоящими трудностями. В случае, когда ребенок информирован, он становится не слепым котенком, которого куда-то кто-то поволок. А он может сам осознанно принять решение. И – нужно дать ему возможность это решение принять.

Пятиклассник Слава очень усомнился в своих способностях. Когда на вечернем Совете стали обсуждать поход на 17 километров (только в одну сторону!) через Журавлиное болото, он испугался. Он никогда не бывал еще в таких далеких вылазках. Весь Совет, проходивший в жарких дебатах и обсуждениях трудностей (а также вариантов их преодоления), он сидел молча – и копил в головенке сведения.

После Совета у него хватило ума обратиться к майору. Меня он, видимо, побаивался. Майору же были высказаны сомнения. Слава усомнился в способностях своих преодолеть то, что только обсуждали как трудности. Майор же довел до моего сведения все эти славины страхи, а самому усомнившемуся порекомендовал еще подумать-поразмыслить. Благо – выступали на утре, и впереди еще была целая ночь.

Как тут поступить? Поднять Славика с его страхами на смех? Нет. Мы решили оставить его на базе, не афишируя принародно – почему да как. Весь день Славик слонялся на базе, будучи, естественно, вовлеченным хозяйкой во множество дел: мыл, подметал в комнатах, в лаборатории разобрал запущенный гербарий. Ночью же, когда мы возвратились из похода (без ночевки!), и дети, переполненные впечатлениями (особенно переправой через болото!), щебетали без умолку, Слава подошел ко мне.

– Завтра пойдем?

– Конечно!

– Я пойду обязательно!

Слава начинает созревать.


Как подготовить ребенка к преодолению трудностей, которых он еще никогда в своей жизни не встречал? Как мотивировать его на это преодоление? На борьбу со своими вполне естественными страхами? Всё время оставлять его на базе нельзя. Из этого подхода ничего путного не получится. Ребенок так и останется робким пессимистом с постоянными охапками соломки в руках и убедительными «отмазками» в голове. Но и сразу же бросать его в омут стихий и проблем нельзя.

«Одна из самых опасных вещей на свете – стараться свести к минимуму все риски. Когда в вашей жизни ничего не происходит, вы не падаете и не ушибаетесь, и если вдруг случается действительно что-то серьезное, вы совершенно не подготовлены к этому. У вас просто нет набора с нужными инструментами».

(С. Каллахан, В свободном плаваньи).

Один из проверенных и добротных методов-инструментов работы с такими «осторожными» детьми – доверительные, интересные рассказы о реальных путешественниках и их бедах, которые они преодолевали. Далее – групповой анализ. Это, по сути, близкое ознакомление с крайними, жуткими, бедственными ситуациями, о которых ребенок никогда ранее не слышал и даже не подозревал. С психологической точки зрения – это подготовка детского мышления к коллизиям, порой даже совершенно фантастическим (с его точки зрения), но которые он невольно примеряет в ходе диспута на самого себя. Такие брейн-штурмы порой очень результативны и полезны. Вот пример.

В 2012 году (совсем недавно!) произошло событие, в правдивость которого до сих пор еще многие так и не верят. Уж слишком оно кажется жутким и невероятным. Тем не менее, оно подтверждено документально и официально признано правдой. В ноябре, 17 числа указанного года двое рыбаков на 7-метровой дюралевой лодке отплыли от берегов Мексики. Они мечтали удачно половить акул, тунцов и корифен в 25 милях от берега. И – попали в шторм. Тот был таким, что поломал у рыбаков всё, что только можно поломать и сокрушить. Они остались без весел, без мотора, без навигатора, без еды (её, собственно, у них толком и не было – так как собирались вернуться в этот же день), без пресной воды. У них не было паруса и даже плохонькой мачты. Сети с крючками они были вынуждены также выбросить за борт во время урагана, чтобы облегчить лодку. (Я рассказываю эту историю детям кратко, но всё-таки гораздо подробнее, чем здесь!).

Я говорю детям (нужно делать это никак не в форме доклада, а скорее в стиле выступления трагического артиста – с нагнетанием тревоги, с эмоциями, с пафосом даже. История должна тронуть сердца детей!), что рыбаки были очень различны по характерам. Один, капитан, был опытным «морским волком». Который привык встречать беду в одиночестве и решать свои проблемы сам. Ему было за сорок. Другой был молодым (22 года) крепким парнем, впервые вышедшем на рыбный промысел в море так далеко. Они надеялись заработать большие деньги, в то время как их знакомые рыбаки остались на берегу, испугавшись шторма и благоразумно решив его переждать.

Шторм спутал все планы двух рыбаков. Они лишились даже снастей. И вынуждены были просто лечь в дрейф, покорившись воле Океана. Сколько они смогли бы прожить на борту своей лодки, плывущей по милости течений? Представьте себя на их месте! Высказывайте ваши мнения! Неделю? Месяц? Два месяца?

Как можно добыть еду в открытом океана? Что это за еда? Как и откуда взять воду? Почему нельзя пить воду морскую? Чем можно заниматься на борту дрейфующей лодки, чтобы не сойти с ума? Какие еще есть опасности? Как долго они ждали (и могли ждать) помощи? На что еще можно было надеяться, когда их явно перестали искать береговые службы? Как человек переживает неизвестность? Чем грозит тропическое солнце незащищенному одеждой человеку? А как насчет акул? Все эти (и кучу других!) вопросы дети в группе с жаром и неподдельным интересом обсуждают. Я не говорю им сразу – сколько же по времени выдержали эти двое! В подобных рассказах-обсуждениях всегда должна быть интрига. Дети словно бы сами должны быть соучастниками события. Чем ярче и глубже проникновение их мыслей и фантазий в ткань ситуации, тем лучше они сделают и запомнят важные выводы.

Так сколько же продержались эти двое?

Ответ невероятен! Четыреста тридцать восемь дней! Точнее, столько продержался капитан Альваренга. Его молодой напарник умер, не выдержав испытаний на 120 день плавания. (Важно показать детям стиль и особенности отношений между двумя этими людьми на борту лодки). На 438-й день лодку с истощенным и полубезумным человеком прибило к одному из атоллов в группе Маршалловых островов. Здесь, при встрече с сушей, преодолевая полосу рифового прибоя, Альваренга нашел в себе силы – и выкарабкался на берег. Он даже смог плыть! Позднее подсчитали, и оказалось, что свободно дрейфующая лодка преодолела (по прямой), по крайней мере, 10 000 километров!

Историю его вынужденного путешествия вначале сочли фальсификацией, выдумкой горячечного мозга. Но все оказалось правдой. Какие уроки мы можем извлечь из этой истории? Важно показать ребятам и то, что происходило (по-видимому; это мы знаем из последующих многочисленных интервью спасшегося) в голове человека во время скитаний по безбрежному Тихому океану в полном одиночестве. Он постоянно что-то выдумывал, чтобы занять свой слабеющий разум. Из пойманных птиц (он вынужден был ломать им крылья, чтобы запасти пищу впрок) он составил две футбольные команды и судил матч между ними. Он подружился с китовой акулой и разговаривал с ней почти две недели. Когда еще был жив напарник, они соревновались звездными ночами – кто больше насчитает метеоритов? Вот хотя бы одно свидетельство Альваренги:

«Я ходил по лодке от носа к корме, воображая, что брожу где-нибудь в другом месте. Мысленно я переносился на шоссе, забирался в машину и отправлялся в поездку. В другой раз я доставал велосипед и ехал на нем. Поступая подобным образом, я обманывал свой разум, заставляя его поверить, что действительно делаю все эти вещи. Что не просто сижу в лодке – и медленно умираю».

Такие истории очень хорошо, органично ложатся на собственные мысли ребенка в походных условиях. Поэтому я обычно затеваю эти диспуты в момент, когда мы встаем на большой привал (основную стоянку), а дежурные начинают готовить обед. Когда готов костер, подготовлены дрова, вскипячены котлы с первым чаем («досуповым») – и дети слоняются вокруг да около без дела, ибо проголодавшиеся желудки не отпускают ни на какие активности вдалеке от костровища. Поэтому очень удобно именно сейчас собрать группу рядом с костром, рассадить всех на сидушки с наветренной стороны, так, чтобы и дежурные около котлов могли слышать наши дебаты и вклиниваться в них, раздать предобеденные бутерброды (тем более, что и чай уже поспел!) – и предложить небольшую историю, подобную приведенной выше. Обычно они так захватывают детей, что и во время самого обеда и в последующем движении на марше они продолжают обсуждать и спорить на эти темы.

Дискуссии о реальных бедах, катастрофах и критических ситуациях, в которые попадали реальные люди (путешественники, географы, мореплаватели, просто случайно оказавшиеся в дикой природе «бедолаги» – как, например, команда регбистов, летевшая на самолете рейса FH-277, потерпевшем крушение в высокогорьях Анд в 1972 году), позволяют ребенку сжиться с подобной тематикой, не бояться и не чураться её, примерять к себе и своим силам то, что он выделял ранее как подсознательный страх.

С другой стороны, существуют дети, для которых любопытство к подобной «выживальщической» тематике (например, к фильмам-катастрофам) – в крови. Эти наиболее деятельны и в походах, однако часто их теоретические познания больно сталкиваются с отрезвляющей реальностью. У них нет врожденной боязни перед трудностями, но у них она может появиться в случае, если на практике они раз за разом терпят поражения в преодолении трудностей. Тогда они теряют веру в свои силы и начинают надеяться на авторитет более сильных и старших. И здесь очень важно присутствие тех самых лидеров, на которых ребенок будет равняться. Которых он признает авторитетом для себя.

Самый лучший случай в подобной ситуации – это когда лидером и кумиром становится отец. Есть замечательная книжка, где автор описывает свою собственную историю отношений с отцом. Это бестселлер 2009 года пера Нормана Оллестада «Без ума от шторма, или как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни».

«История Оллестада – в чисто практическом смысле … эффективный учебник выживания. По воле отца он с раннего детства занимался серфингом, седлая огромные, не по росту, волны, и спускался с опаснейших горнолыжных склонов. А однажды ему даже пришлось уворачиваться от пуль в Мексике.

Маленький Норм частенько противился такому воспитанию, ведь ему-то хотелось гонять на велике с приятелями и поглощать именинные пироги. Но теперь он понимает, что знания и умения, полученные от отца, впоследствии помогли ему выжить. Спускаясь с горы (где произошла авиакатастрофа, и в которой на его глазах погиб отец), Норман усвоил самый главный урок судьбы. «Жить- это больше, чем просто выживать», – пишет он. В финальной сцене романа сцене романа уже сам Оллестад подталкивает своего шестилетнего сына вниз по склону, навстречу виражам по целинному снегу».

(Esquire, 2009).

И вот тут возникает проблема чисто педагогическая, но с примесью юридической. Если нет «умного, напористого и харизматического» отца, то что остается делать ребенку? Расти «пельменем» в заботливом окружении и непрестанном хлопотании мамочек, тётушек и бабушек? Везде и всюду мы сейчас, увы, встречаем именно эту картину! Картину «безотцовства», а в школе – «безмужчинства». И потому наши мальчики вырастают похожими на девочек.

Чтобы заменить отца в воспитательном плане, мог бы сгодиться хороший мужчина инструктор в полевой среде. Но кто ему разрешит ТАК распоряжаться ребенком? Разве доверят ему, суровому и «неотесанному» лесному бродяге, пропахшему дымом костров и странствий, своё нежное дитятко любвеобильные мамочки, тётушки и бабушки? Конечно, нет! Не доверят! Вот здесь и зарыта большая собака. Чтобы мне увести своих (они действительно по-настоящему МОИ!) детей в лес, мне необходимо преодолеть очень многое. И, прежде всего, женское неверие и недоверие. Какими бумагами, какими документами (чуть ли не заверенными нотариусами) мне нужно обложиться, чтобы не облажаться? Чтобы не обвинили, не расстреляли, не пригвоздили, если (не дай бог!) у ребенка после похода заболит горлышко?!

Как гамельнский крысолов, я увожу детей в лес. Даже без дудочки. И ЧТО видят в этой картинке провожающие нас тревожными взглядами родители (об имеющихся отцах следует сказать особо!) – одному богу ведомо! Но накал страстей я чувствую всей своей спиной. Где гарантии? Где просчеты рисков? Где документация и разрешительные приказы? Да много всего можно тут накрутить! И получается, как ни крути, всего лишь два выхода.

Первый: решиться. Отдать! Принести к моим ногам самое святое! Даже еще непонятно даже для чего, для каких целей!

Второе: оставить дома. Пусть тешится с приставкой. Сидит в планшете и айфоне. Или сходит хотя бы в песочницу под окнами. Там – безопасно.

Оба решения правильные. Но как бы государство не контролировало, проверяло, штрафовало, взыскивало, усиливало меры и усложняло правила, все равно неизбежным остается РИСК. Остается случай. Остается человеческий фактор. От этого всего нельзя, невозможно заслониться никакими документами, правовыми актами и предписаниями. Хоть тресни! Поэтому – есть риск. И риск этот нужно брать на свои плечи родителям. Тут государство мало чем способно помочь. Причем, риски в том случае, когда ребенок остается в городе, в подъезде, на улице, в песочнице, ничуть не исчезают. Они там тоже есть во весь рост! И когда печально вспоминают, что, вот, был случай, когда ребенок погиб при сплаве группы на катамаранах по горной реке (и это, конечно, ужас; что тут говорить!), то почему-то никто не вспоминает, что в это же самое время, за один только день, по стране под колесами машин трагически и нелепо погибло 28 детей.

Случается так, что имеется отец. Случай, в целом, нередкий. Но отец отцу рознь. Скажем, видал я и таких, кто сознательно приводил своего отрока за ручку ко мне – и чистосердечно признавался: «Возьмите его ради всех святых угодников! Сделайте из него мужика (человека, конфетку, хоть что-нибудь!). У меня – не получается!». Когда такой отец расписывается в собственном бессилии, это – гражданский подвиг. Ни много, ни мало! На это нужно суметь взойти. Найти в себе смелось и мужество.

Итак, вопрос можно сформулировать таким образом: безрассудство или настоящая жизнь?

Это ведь как посмотреть! Что считать безрассудством? Что назвать «настоящей жизнью»? Слава богу, все люди разные. И даже один и тот же человек в разные периоды своей жизни может представлять собой совершенно непохожие персоны. Вот, скажем, социологи иногда проговариваются: Молодые должны жить в городах, а пенсионеры – переползать в деревни. Мысль вполне здравая. То есть один и тот же человек в юные годы бьется и воюет за место под солнцем в урбанистическом ландшафте, утверждая себя как истый горожанин. А вот, созрев, поумнев, отрастив пузико, успокоившись (когда уже не тянет на стадионы, арены и в кинотеатры), он же, тот же самый, вдруг начинает копаться в землице, лелеять помидоры или сидеть с удочкой на пруду за околицей тихой лесной деревушки. Так где же протекает настоящая жизнь?

Почему же мы тогда не готовим младое поколение к огородничеству и прудовому рыболовству? Раз оно, поколение, всё равно туда попадет – в огороды и на берега прудов!? А вот кататься с горнолыжных склонов с риском свернуть голову или мчаться на гребне гигантской волны на сёрфе, водить двухместный самолет или штурмовать снежную вершину, форсировать на лошади бурную реку или сплавляться по этой же реке на утлом каяке, путешествовать в самые горячие точки планеты или лезть в жерло только что проснувшегося вулкана, плавать на плавниках акул или преодолевать Сибирь на собачьей упряжке – этому нас кто-то учит в детстве? И нужно ли такое обучение? Не граничит ли оно с безрассудством? Не проще ли, не лучше ли жить спокойной, размеренной жизнью? В которой нет ни риска, ни опасного драйва, ни безумных затей, ни граничащих с катастрофой психических стрессов…

«Человек продолжает жить, пока лайкают его посты»

(из Интернета)

«Человек отличается от остальных животных тем, что сам, по собственному почину желает быть накачанным адреналином! Он сам добровольно лезет в запретные места, где рискует свернуть шею. И это и есть – настоящая жизнь! Пока, конечно, он не свернет всё-таки шейные позвонки…»

(с сайта «Экстремальная жизнь»)

"Выходи из зоны комфорта. Я ненавижу это выражение. Потому что человек не выходит из зоны комфорта, когда рискует. Он наоборот – он входит в зону риска, и для него это комфорт. Потому что иначе тогда ему жизнь неинтересна»

(И.Хакамада)


«– А что делать, если медведь нападет? –О! Это здорово! На меня медведь еще ни разу не нападал! Даже не знаю – что делать, но было бы классно попробовать!»

(из разговора двух детей)

Что такое квесты, пейнтбол и рогейн с психологической точки зрения? Это те же игры на «выживание», те же бродилки в поисках спасения, только всё – понарошку. Это наша древняя тяга к испытаниям, это наш (пусть и нервно-игрушечный) вызов силам природы, когда-то державшей по-настоящему нас за горло.

ЧТО ГОВОРЯТ ПРО ВЫЖИВАНИЕ БЫВАЛЫЕ И ЗНАМЕНИТЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ?

Итак, выживание и выживальщичество – две стороны одной медали. С одной – требование самой жизни: или я, или гибель. Смерть. С другой – вроде бы то же самое, но как-то невзаправду. Играючи. Когда можно всё отменить – и вновь забраться с пледом и печенюшками на диван. То есть, выживальщичество – как бы пародия на выживание. Отражение его в кривом зеркале. Тренировка перед апокалипсисом. А вдруг случится самое плохое? А я подготовлен! Все умрут – а я?… Может быть, останусь…

Когда-то, при освоении человеком еще неведомых земель (сейчас-то уж всё изведано и перелопачено!), люди спорили – как нужно себя вести в дикой природе, чтобы иметь максимальные шансы на «выжить»? В джунглях. В высоких широтах. Среди заоблачных вершин. Посреди бескрайних просторов океана. Каковы стратегии выживания? Это были совсем не праздные вопросы. И чем меньше у человека было под рукой и в руках всяких там навигаторов, спутниковых телефонов, нейлоновых палаток и термо-курток Columbia, тем острее стояли эти вопросы.

Вот, например, что проповедовал для вольготной жизни в Арктике весьма экстравагантный (если серьезно – очень много сделавший для познания Крайнего Севера!) исландско-канадский путешественник Вильялмур Стефанссон (1879-1962). В своей книге под многозначительным и уже говорящим об идеях автора названием «Гостеприимная Арктика», он утверждал, что человек может прекрасно чувствовать себя и не страдать от лишений и невзгод даже в таком суровом краю, как Дикий Север. Посреди льдин и холодин, торосов и эскимосов, тюленей и оленей, овцебыков – главное, без дураков!

Идеи Стефанссона (да и многих других серьезных путешественников прошлого) сводились, собственно, вот к каким главным пунктам:

Уметь стрелять. Причем, метко. При наличии вокруг зверя и птицы голодным не останешься. Короче, выживальщик должен быть охотником.

Уменьшить команду. Большая группа в суровых условиях имеет больше шансов попасть впросак. Только надежные несколько человек в сплоченном коллективе. Остальные могут быть обузой и привести всю экспедицию к краху.

Вживаться в жизнь и быт аборигенов. Попытаться стать ими! Думать, как они. Делать, как они. Есть, как они, спать, пить, охотиться… Раз они тут выживают в течение веков, то и мы, подражая им, сможем выжить.

Не быть упертым. Уметь менять планы. Быть гибким. Дело принципа – не лезть на рожон из принципа!

Быть на позитиве. Не впадать в отчаянье. Уныние и безвольность легко приводят к катастрофе.

Изобретательность – вот в чем сила человека! У нас нет когтей, клыков, быстрых ног, легких крыльев, сильных мускулов (по сравнению с другими крупными млекопитающими), но мы сильны хитростью, изворотливостью, сообразительностью, находчивостью. Интеллект – наше спасение!

Уживаться с другими, быть толерантным в общении с друзьями в экспедиционной группе, психологически ладить с ними, пытаться понять другого, не быть черствым и злобным. Сохранять всеми силами психологическое здоровье и душевную бодрость.

Быть непривередливым. Гурманам и сибаритам – не место в экспедициях. Ешь то, что есть. Довольствуйся малым. Не капризничай ни в еде, в условиях сна, ни в одежде – если нет возможности улучшить условия. Тренируй себя как спартанец.

При любых обстоятельствах быть занятым каким-либо делом. Хоть что-то, но делай! Никакой праздности, даже на отдыхе! Пиши, наблюдай, зарисовывай, анализируй, делай дневниковые записи (последнее, кстати, – обязательно к исполнению всегда!).

По сути, все перечисленные пункты очевидны и вполне объяснимы. Мало кто будет оспаривать их. Однако, некоторые пояснения порой и тут требуются. Известно, например, что великий полярный исследователь Руал Амундсен полемизировал со Стефанссоном по поводу «гостеприимности» районов высоких широт. Мысль его сводилась к тому, что предлагаемые Стефанссоном положения, дающие будто бы (при их исполнении) право и возможность любому человеку безбедно и достаточно комфортно жить в самых суровых условиях, могут оказаться ловушкой. Ибо последователи, будучи весьма неподготовленными и не обладающими нужным запасом здоровья, окажутся в плачевном положении – так как то, что видится легким и простым матерому волку Стефанссону, будет совершенно «не по плечу», не по силам другому, более слабому человеку. Даже начиная и заканчивая пунктом номер 1.

Давайте посмотрим на эти положения применительно к нашим детям в лесу. Что мы в наших экспедициях и походам можем взять из этого списка? А что представится устаревшим, ненужным и даже опасным?

Понятно, что дети стрелять не собираются. Никто им попросту не даст ни ружье, ни пыжей, ни патронов, ни стрелы, ни пращи, ни даже рогатки. Оленей, изюбрей, тюленей и куропаток мы добывать «мимоходом» (как писал Пржевальский) не станем. Это – не детские игры. В этом и нет необходимости.

Уменьшать команду – предложение разумное. Но в наши педагогические задачи входит, в том числе, и социализация «социофобных» детей. Их оставлять за бортом – явно не этично и не педагогично. Такой воробушек-«социофобушек», затесавшись в походную команду, конечно, может испортить нервы многим, да и себе устроить шибко нелегкую жизнь. Но постараться и его вовлечь в наши активности и действия – дело чести не только руководителя, но и всей группы. С другой стороны, команда из пятидесяти человек – явно неуправляемая. Поэтому должна быть золотая середина: минимально человек 10-12, максимально – 25-30. При этом нагрузка (и физическая, и психологическая) на руководителя и на всю группу стремительно возрастает с ростом численности самой группы.

С аборигенами мы почти не встречаемся. С одной стороны, это хорошо. Так как не отвлекает группу от выполнения главных образовательно-воспитательных задач. С другой стороны, это плохо. Так как именно встречаясь с аборигенами и изучая всесторонне их жизнь, великие путешественники прошлого выдали «на гора» миру массу полезной информации по антропологии, этнографии и регионоведению. Наши туземцы – местные жители. Их быт, нравы, песни, обряды, фольклор, религиозные верования и прочее – прекрасный материал для изучения и подготовки научных обзоров на НОУ. Так что пренебрегать общением с местным населением никак нельзя. Кроме того, и в плане изучения флоры и фауны они могут дать массу дельных советов и ценной информации. Прежде чем лезть в чужой монастырь, внимательно изучи его устав.

Важный совет насчет гибкости планирования. Тупо следовать раз и навсегда составленным и завизированным начальством планам мы не собираемся. Но – выносить решения об изменениях в расписании экспедиции нужно совместно. Почти всегда такие демократическим путем принятые решения лучше и исполняются, и принимаются всей группой. В редких (экстраординарных) случаях единоличное и не подлежащее обсуждению решение (приказ) принимает начальник-руководитель.

Легко сказать, трудно сделать. Это – о позитиве. Природа человеческая (особенно детская) такова, что поплакать, поистерить, поныть, постонать, пожалиться на горькую судьбину, побеситься (и побесить других) мы делаем с готовностью и достаточно часто. За этим дело обычно не ржавеет. Человек слаб и беспомощен порой до такой степени, что только диву даешься – как мы еще держимся на этой планете?! Но – стремиться с этим бороться крайне необходимо. Иначе энтропия стремительно вовлечет нас в свой неумолимый водоворот и вынесет обломки на Берег Отчаянья. Позитив должен всячески поддерживать и поощрять руководитель и майоры. Думаю, что это одна из главных их задач. Конечно же, это не должен быть этакий «дурацкий» развеселый пофигизм а-ля «а нам всё равно!». Сопровождающийся песнями, плясками и битьем в бубен. Позитивный настрой должен быть в идеале вообще идеологией любой экспедиции, любого походного предприятия. Хмуро, затравленно и озлобленно идти в далекое путешествие никак несподручно…

Насчет изобретательности. В нашем случае – это креативность. Как отдельных членов, так и всей экспедиционной группы. Дети совместно с педагогами, по сути, сами организуют свое образовательно-воспитательное пространство (вслух ни в коем случае это действо ТАК не называя). Оно, это пространство формируется почти стихийно. Но – чтобы оно все-таки формировалось, а не застыло унылым и скучным желе, необходима креативность. Народ у нас привык к усилиям и ужимкам аниматоров – людей, специально натасканных на «разогрев» и на развлечение скучающей публики. Спасением в полевом лагере кажется и такое очевидное решение: взять в штат профессионального аниматора! Пусть всех веселит, придумывает игры и ребусы, ставит детей на голову, только бы не скучали. Такой подход в некоторых случаях оправдан. Но он – неправильный. Дети сами должны стать себе аниматорами. А профессиональный аниматор нужен, в крайнем случае, для того, чтобы разбудить в детях собственное «аниматорство». Это – начет досуга. Отдыха.

В походах же, в экскурсионной деятельности, в исследованиях и прочей серьезной работе на полевой базе креативность и изобретательность означают и умение находить выход из трудных ситуаций, и способность разглядеть интересное в избитых и очевидных фактах (например, «изучение жизни бобрового семейства с помощью видеофиксаций на движение» и т.д.), и нахождение изящного технического решения какой-либо случайно возникшей бытовой проблемы (примеры приведем в книге не раз).

Уживчивость и бесконфликтность – конечно же, идеал любой тесной группы, оказавшейся в тесном месте в сложных условиях. Достичь комфорта в таких случаях не просто. Тут велика роль руководителя как психолога. Суметь разглядеть типовые особенности детей и не поселить вместе «несостыкующиеся» типы. А если уж выхода, варианта нет – то постараться помочь им найти общий язык. Собственно, хорошо бы всегда поступать именно вторым образом (а не расселять, разделять территориально). Но слишком мало времени на такие психолого-педагогические эксперименты и слишком иные цели стоят перед всей группой. Полностью без конфликтов не обойтись никак. Но придавать им глобальное значение и постоянно акцентироваться на этом тоже не нужно. Бесконфликтного мира не существует. Конфликт – это тоже опыт жизни. Причем, важный. Имеет значение доза его.

Непривередливость также редкий феномен среди современных детей. Скорее, им присущи капризы, вкусовые пристрастия и всякие «закидоны» в плане бытового комфорта. То одеяло колючее, то суп с рыбой никогда есть не буду, то рюкзак у Пети легче, чем у меня, то я устал, пусть все подождут! Особенно страшны в полевых условиях воспитанные родителями в дурацких убеждениях дети с наклейками «веган», «сыроед», «только пареное и вареное» и прочее. Это – ужас для всей группы. Причем дети сами не виноваты. Хотя и с гордостью и даже некоторой бравадой несут эти свои наклейки. Так как они выделяют их среди прочих. А такое стремление – базовое почти у всех детей. Родителям нужно бы повременить с подобными наклейками! Я бы посоветовал дать ребенку спокойно расти и кушать всё, что его природа хочет. А где-то в возрасте 15-16 лет предложить ему эти «изыски». По крайней мере, ребенок будет уже способен сам дать им оценку.

Если же вы столкнулись с ситуаций упорства: А я такой! Я всегда так был и буду!, то лучше такого ребенка не брать в экспедицию. Выяснив, конечно, заранее у родителей этот «прибамбас». Иначе в суровых полевых условиях будет плохо и самому ребенку, и всем остальным его сотоварищам. Никто специально свеклу варить и морковь натирать ему в походах не будет! На остальных же детей суета вокруг «особого» члена экспедиции будет действовать разлагающе! И не сопите мне тут о расизме, нетолерантности и дискриминации. Лучше сами с таким дитем идите… в поход!

Капризы насчет сна, туалетов, бани, одежды, прочих бытовых деталей обычно в сплоченных группах исправляются сами собой.

Деловитость и занятость работой – святое условие любой экспедиции. Праздношатающиеся дети – самое страшное, что только может быть в полевых условиях. Если ребенок не занят чем-то полезным, он найдет обязательно занятие чем-то вредным. Это закон природы. Без заполнения полевых дневников, без зарисовок в альбомы, без интересных диспутов, без песен у костра, без театральных постановок, без чтения собственных стихов и организации любых конкурсов, без определения насекомых с помощью микроскопа, без наблюдения спутников Юпитера с помощью телескопа дети найдут (и обязательно!) карты, спички, матерные слова, самоволки в магазин и на реку и даже пиво. Мы даже не сможем предположить – что они могут найти, маясь от безделья!


Отдельно хочу сказать еще несколько слов про туземцев. Дело в том, что у многих аборигенов есть дети. Это прекрасный факт. И его нужно использовать в нашей экологической и педагогической деятельности.

Туземные дети порой очень умны, деятельны и креативны. Они могут дать известную фору изнеженным и пока еще малосведущим в премудростях походной жизни городским детям, прибывшим на лесную базу, в плане обустройства бивуака, заготовки дров, розжига костра, приготовления походного обеда и прочее в том же духе. Кроме того, они знают, где раздобыть пригодную для питья воду, как найти правильную дорогу домой, как ориентироваться в лесу по мелким признакам и факторам, какие растения лекарственные, а какие ядовитые, и что нужно делать, если вас укусила оса. Они сведущи во всех этих вопросах именно потому, что здесь живут. Собственно, на это и указывали великие путешественники!

Польза нашим детям от общения с детишками «местного производства» очевидна. Они, подружившись, многое увидят просто на личных примерах – как Том Сойер учился некоторым премудростям у Гекльберри Финна. Напомним, что названный персонаж олицетворяет у Марка Твена безмятежно-счастливое детство, со стороны, однако, никак таковым не кажущееся с материалистических позиций.

«Он был…невоспитанным, немытым и всегда голодным, но с самым добрым сердцем среди всех, кого я знал. Он пользовался неограниченной свободой и был единственным по-настоящему независимым человеком в нашем городке и, как следствие, постоянно и безмятежно счастливым. Все мы ему завидовали.»

(М.Твен, Автобиография).

Здесь Твен говорит о своем друге детства, с которого он, собственно и «списал» портрет Гека. Даже когда местные дети гораздо более, чем горожане, застенчивы и молчаливы, они своими действиями, умениями, делами, поступками дают много материала для подражания неумехам-городским. Такой контакт идет на очевидную пользу и гекам. Они многое узнают от наших детей, и, прежде всего, в новинках и прибамбасах цифрового мира, пока еще не столь сильно проникшего в российскую глубинку. Дети же, привезенные из города со своими многофункциональными планшетами и навороченными смартфонами, чувствуют себя в роли менторов и инструкторов, что им всегда явно льстит. Они с удовольствием обучают местных премудростям работы на навороченных дивайсах, а те – быстро схватывают эту науку.


ГДЕ ГРАНЬ ДОБРА И ЗЛА: АНАЛИЗ ТРЕХ СЛУЧАЕВ

В августе 1992 года в глухомани среди таежных лесов на Аляске, близ Национального заповедника Денали, скончался от истощения, усугубленного еще и пищевым отравлением семенами дикого растения молодой человек. Звали его Кристофер, и было ему на тот момент 19 лет. Известный писатель Джон Кракауэр написал об этом инциденте книжку «В диких условиях», – и случай стал достоянием американской общественности. Шон Пенн снял фильм с одноименным названием, впечатлившись этой трагической историей.

Ровно через год, в начале августа, на горном хребте Хамар-Дабан (Восточные Саяны, Россия), попав в снежный шторм на высоте 2 204 метра, погибла группа туристов из шести человек. Младшему было 15 лет. Опытный инструктор, ведший группу, 41-летняя женщина, погибла тоже. Диагноз врачей после вскрытия – общее переохлаждение организма, гипоксия (нехватка кислорода), резкий скачок артериального давления, торможение мозговой деятельности. Одна девушка сумела спастись. Случай известен общественности как «второй, или новый, или бурятский перевал Дятлова», но известен гораздо меньше, это – во-первых, а, во-вторых, по всем параметрам сильно отличается от инцидента в горах Северного Урала, близ горы Отортэн.

В июле 2016 года три группы общей численностью 49 человек (из них только четверо взрослых) попали в шторм с сильным ветром и поднятыми им волнами на крупном озере в Карелии. Дети находились на двух каноэ SAVA 700 и одном рафте. Последний прибило к острову, находящиеся на рафте таким образом спаслись. В это время каноэ уже плавали вверх дном. 14 ребят погибли, не сумев доплыть до берега. Большинство детей были в возрасте 11-14 лет. Фельдшер больнички на берегу, получив на телефон сигнал бедствия от одного из тонущих ребят, сочла это за шутку-розыгрыш – и ничего не предприняла. До сих пор идут разбирательства и суды. Катастрофа эта известна под именем «трагедия на Сямозере».

…….

Как мы все уже давно поняли, отправлять детей и отправляться с детьми в заведомо известное «выживальщичество» нельзя. Слишком велик риск. Можно только очень дозировано подавать подобные сложности неподготовленным к такому детям. Но – где грань между тем, что нельзя и тем, что было бы желательно, хотя бы в небольшой дозе?

Сразу же возникает несколько центральных вопросов. Первый – кого считать ребенком? Девятнадцать лет – это еще ребенок? Если нет, то можно ли ему одному уходить в «выживальщический» поход?

Второй – кто за все риски и опасности отвечает? Сами дети отвечать не могут по определению. Тогда кто? Родители, которые их отпустили, направили, «сбыли с рук», доверили? Инструкторы-руководители, которые завели детей не туда и действовали не по обстоятельствам и не должным образом? Чиновники, которые пропустили, дали «зеленый свет», разрешили, закрыли глаза, не проверили, не проконтролировали, пустили на самотёк?

Третий – какие конкретно походы считать «выживальщическими»? То есть – на грани? Кто определяет степень сложности и опасности маршрутов? Для альпинистов или для сплавляющихся по горным рекам такие категории вроде бы железно разработаны. А для детей? А если просто пеший поход по лесам? Ведь и там можно погибнуть!

Четвертый – как можно рассчитать выносливость детей, чтобы дозировать им трудности? На каком моменте они скажут: «Всё, больше мы не можем, мы отказываемся, ведите нас обратно на базу, домой»? Как узнать заранее, насколько хватит у них сил, где они выдохнутся, где нужно хватать их подмышки и быстрее волочь поближе к цивилизации?

Наконец, пятый – что двигает детей на подобные «подвиги»? В чем заключается их мотивация? Она осознанная с их стороны, или же кто-то сторонний толкает их на опасные маршруты?

На примере трех приведенных выше случаев давайте вкратце посмотрим и проанализируем ситуацию с детским «выживальщичеством». Это важно, так как после подобных трагедий обычно наступает стандартная развязка: всё, что только возможно, запретить, всех посадить под арест, базы закрыть, детей разогнать по домам. Это – очевидный ответ. Но есть ли иные способы решения проблемы?

Итак, кого считать ребенком? И что движет детьми, когда они хотят экстрима и походов на выживание? Начнем с этого. Девятнадцатилетний Крис явно уже не ребенок. Однако, некоторые его действия (в конце концов таки приведшие его самого к гибели) явно отдают «душком» инфантилизма, детской самовлюбленности и самоуверенности, физической и психической нестабильности и незрелости. В своих дневниках Крис восхищается (как это ни странно) Львом Толстым – как творчеством великого русского писателя, так и его личностью. Оказывается, Криса сильно удивляет отказ Толстого от «богатой и привилегированной жизни», которую он вполне мог бы вести как граф и как знаменитый, высокооплачиваемый творец. Но вместо этого Толстой отправляется в гущу к народу, для-ради «странствий среди неимущих». Молодой человек явно прикладывает к своей судьбе, к себе самому этот факт: ведь сам Крис вырос в обеспеченной семье, с отличием окончил Университет Эмори, имел на своем счету в банке 24 тысячи долларов и блестящие карьерные перспективы впереди. Вместо всего этого он меняет имя, переводит все деньги на счет благотворительного фонда, бросает в лесу автомобиль, демонстративно сжигает бумажник с остатками купюр – и отправляется скитаться по Северной Америке в поисках «первобытных, трансцендентных переживаний». В апреле 1992 года он автостопом добирается до Аляски и там, в полном одиночестве, среди глухой тайги борется за свою жизнь, с трудом добывая пропитание охотой (с ним небольшое ружье) и собирательством. Это – явная проверка себя на прочность. А, во-вторых, это типичное американское «фи» обществу потребления, своего рода протест против сытой и тривиальной, как говорят, мелкобуржуазной жизни. Всё это вроде так!

Крис сам принимает это решение порвать с цивилизацией. Он горит желанием доказать самому себе, что «деньги, диплом, богатые родители, автомобиль» – ничто. Что есть что-то поважнее всех этих атрибутов «нормальной» жизни. И он пытается понять – ЧТО это?

Бросить вызов судьбе – это вполне «по-пацански». Я уверен, что найдется много подростков, которые хотя бы мысленно прикидывали – а могут ли и они повторить то, что совершил Крис? Даже не зная о нем лично и о его судьбе. Уйти из дома, порвать с традиционным, консервативным укладом и бытом. С надоевшими своими поучениями и претензиями родственниками. Проверить свои силы в схватке с обстоятельствами. В основе всего этого лежит неискоренимая (никогда в человеке!) любовь к неопределенности и приключениям, тяга к бродяжничеству. К скитаниям. Кто-то преодолевает страх (он тоже часто врожденный) перед неизвестностью дороги – и уходит.

В составе группы, погибшей в августе 1993 года в горах Хамар-Дабан, в Бурятии, самым младшим был парень из Казахстана Тимур. Ему было 15 лет. Туристическая группа была вполне подготовлена, все воспитанники турклуба «Азимут», все бывали в горах не раз, и не два. Родители Тимура сами были спортивными туристами и без задней мысли отправили парня в тот злополучный поход. Еще одна участница – 16-летняя Вика. Эту девушку руководитель (кстати, мастер спорта по пешему туризму) включать в состав поначалу не хотела (как потом напишут, «из-за капризного характера Вики»), но сама девушка так просилась в поход, что привлекла свою мать для того, чтобы та «упросила руководство взять, ручалась за неё, неоднократно звонила». Как видим, дети были и сами мотивированы на трудное путешествие, и родители их никак против этого не возражали. В отличие от Криса, тут никто не убегал демонстративно от цивилизации и семьи в дикую природу «навсегда».

Впрочем, одного парня родители все же не отпустили. Мотивируя тем, что дома много работы (сенокос), а он де «в горы собрался». На освободившееся место претендовал 19-летний Денис, и его взяли. Родители Дениса отдыхали в это время на курорте, так что парень самовольно собрался в Забайкалье, оставив на столе исчерпывающую записку: «поехал в горы, скоро вернусь».

Остальные участники все более взрослые. Одному парню – 24, вполне уже сформировавшаяся личность. Ребенком уж точно не назвать. Именно ему первому стало плохо. Он первый и умер. «Саша упал, из ушей у него шла кровь, изо рта пена – … симптомы как у задыхающегося человека» (из воспоминаний выжившей девушки).

Теперь – о Сямозере. Это – десятое по величине акватории озеро Карелии. Всё случилось 18 июня 2016 года. Детей там было гораздо больше – оздоровительный лагерь на 70 персон принимал ежегодно гостей со всей страны. И даже больше, чем может вместить лагерь. Поэтому часть приехавших в тот сезон пришлось срочно отправлять в «походы», так как селить их пока было некуда. Поэтому – предупреждение о надвигающемся шторме взрослые проигнорировали. Дети все были младше, чем в предыдущих случаях, по 11-14 лет, и явно не принимали никакого участия в принятии решений: идти на лодках по озеру или не идти. Все они подчинялись полностью приказам руководства (два инструктора и двое студентов-практикантов). Дети, по сведениям, были в основном из малообеспеченных семей. Почти все – из Москвы. Их направляли в этот лагерь официально, не только родители, но и какие-то поддерживающие организации (частично дотируя средствами).

О том, что дети были просто послушными игрушками в руках планировщиков-взрослых, говорит и тот факт, например, что, даже уже выбравшись на берег одного из островов с рафта, все вымокшие и продрогшие, с «убитыми» телефонами, дети продолжали верить, что так и должно быть, что крушение и высадка всего лишь – часть программы «школы рейнджеров» для «малочегопонимающих» в таких делах городских детей.

Что стало фатальным моментом, приведшим к катастрофам в описываемых здесь ситуациях? Кто виноват в гибели детей? Что было сделано неправильно, а что – вообще не сделано?

В случае с Крисом принято винить только его самого. Он фактически отрезал себе путь к спасению, полностью «обрубив» связи с внешним миром. Никто не знал, даже родители, где он и как себя чувствует. Он сжег за собой мосты. Вероятно, он решил так осознанно: надеяться только на себя – и более ни на кого другого. Именно самонадеянность и стала главной причиной его смерти. Две роковые ошибки, по крайней мере, – то, что он выбросил карту местности и то, что он не смог правильно определить (различить) семена съедобного вида растения от схожего ядовитого, сыграли, в конечном итоге, убийственную роль. Мост через реку, которая, разлившись, неожиданно отрезала его от возможного и спасительного отступления, находился буквально на расстоянии менее километра (!) от места его дислокации – заброшенного остова автобуса. Будь у него карта, он бы прекрасно увидел эту возможность спастись. Или – хотя бы попробовать это сделать.

На забайкальском хребте Хамар-Дабан переломным моментом, по-видимому, явился снежный шторм, ветер и ледяной дождь, приведший к резкому охлаждению участников группы. Однако, как отмечают многие «исследователи» этого инцидента, людей нашли «в одних трико, двое были вообще босыми, в то время как в рюкзаках у них находились сухие спальники и полиэтиленовая пленка». Насчет горной болезни (резкой гипоксии, связанной с высотой и соответствующим атмосферным давлением, когда человек испытывает головные боли, галлюцинации, приступы ярости, перемежающиеся с полной депрессией, совершает нелепые и необъяснимые поступки, у него может идти кровь носом, горлом и даже из ушей) можно сказать, что этот фактор вряд ли имел место на небольшой высоте в 2 с небольшим тысячи метров. «Горка» начинается, как правило, в районе 6-7 тысяч метров над уровнем моря. Одновременное «помешательство и буйство», неуправляемость и отказ идти вниз, к границе леса всех членов группы, кроме одной девушки, которая нашла в себе силы спуститься ниже и добраться до реки Снежная, где её подобрали сплавляющиеся на плотах туристы – очень странный симптом. Некоторые «эксперты» говорят о химическим отравлении (либо корнями родиолы розовой, она же золотой корень Rhodiola rosea, либо внешним техногенным высокотоксичным веществом). Еще один значимый момент в этой страшной истории связан с руководителем – опытным инструктором Людмилы. Дело в том, что параллельно, где-то по этому же горному району двигалась вторая группа, которую возглавляла дочь Людмилы. И они, мать и дочь, заранее условились встретиться в определенном месте в определенное время. Отмечалось многими, что Людмила очень подгоняла свою группу, не давая, по сути, передышек и не останавливаясь на полноценную стоянку с питанием, для того, чтобы не выбиться из графика и не опоздать на запланированную встречу. Общее физическое истощение, переохлаждение и неправильные действия руководителя – весь этот комплекс сыграл, в конце концов, свою фатальную роль. Если бы группа спустилась в полосу стланников и развела там костер, то, вероятно, все бы были спасены. Но на это у людей уже не хватило сил.

На карельском озере оплошности руководства выступают еще контрастнее и порой даже зловеще. Видимо, у инструкторов было желание «не выносить сор из избы» – и они молчали, не подавая сигналов бедствия, до самой критической минуты. В материалах следствия, в частности, сказано: «…умышленно не сообщили в экстренные службы о происшествии, не желая негативной реакции общественности, которая могла подорвать деловую репутацию лагеря и принести убытки». Прекрасно зная о штормовом предупреждении, взрослые не отменили водный поход. «При этом одно из плавательных средств имело технические неисправности, а пассажировместимость и грузоподъемность были превышены». Также было установлено, что спасательные жилеты, которые сотрудники лагеря раздали детям перед походом, оказались неподходящих размеров. Во время опрокидывания каноэ и натиска мощных волн часть детей сразу же потеряла эти жилеты.

Из-за несогласованности действий руководителей, их боязни тут же предать широкой огласке случившееся, было потеряно драгоценное время. Самоотверженная девочка 12-летняя Юля, выбравшаяся своими силами на берег и дошедшая босиком, в одних носках, до ближайшего населенного пункта, чтобы позвать на помощь, сообщила позднее, что её (как и всех прочих) в момент крушения просили «никому ничего не сообщать и панику не подымать». Почти сутки были потеряны для спасателей – никто толком на берегу не знал, что произошло.

Еще один неприятный момент связан со студентами-практикантами из Петрозаводска. Они были вожатыми для детей, но никак не инструкторами на воде. Однако, были предприняты попытки руководства обвинить в случившемся именно студентов, назначить их «стрелочниками». Вот что говорят сами студенты, проходившие в лагере педпрактику, от которой они отказаться и не могли под угрозой отчисления из ВУЗа: «Мы ехали в лагерь вожатыми. По документам договора мы и вовсе были кураторами, но по каким-то причинам становились инструкторами, хотя соответствующего образования мы не имеем. Мы не умеем управлять лодками, не умеем выживать в походных условия и в условиях экстремальных ситуаций…».

Теперь – о резонансе. О реакции общественности. И о выводах из этих трагедий.

Америка узнала об аляскинской трагедии благодаря писателю Кракауэру и режиссеру Пенну. Первоначально, до книги-бестселлера, Кракауэр опубликовал статью в журнале Outside, после чего редакцию завалили громадным количеством писем и откликов. «Ни одна другая статья в истории этого издания не порождала такого вала почты», – замечает писатель. Как всегда в подобных случаях, мнения прочитавших и ознакомившихся разделились на два противоположных лагеря: одни выражали свое «беспредельное восхищение отвагой и благородными идеалами» Кристофера. Другие же объявляли его беспечным идиотом, психопатом, самовлюбленным и самоуверенным нарциссом, на которого совершенно напрасно и незаслуженно тратит столько времени пресса и столько внимания – общественность. Гибель парня-одиночки одни считали чуть ли не «подвигом» во имя достижения «непознанных вершин», вызовом потребительскому и скучному обществу; в то время как иные объявляли его смерть следствием собственных глупости, самонадеянности и высокомерия.

«Бурятский перевал Дятлова» получил сравнительно мало освещения в наших СМИ. О нем известно до сих пор не всё. В этом случае остается еще много белых пятен – и возможно, они останутся уже навсегда, даже при наличии выжившего свидетеля. Как всегда, находится много «экспертов и специалистов», выдвигающих версии одна чудовищнее другой. Как и в случае с дятловцами в 1959 году, этот инцидент обрастает до сих пор новыми недоказанными подробностями и непроверенными догадками. Основных версий примерно пять-шесть. Точнее, речь идет о главном фатальном факторе, погубившем группу. Вот они:

Коллективный психоз и помутнение рассудка на фоне гипоксии и суровых погодных условий. Деморализация и паника в критическую минуту.

Отравление (либо высокотоксичным газом искусственного происхождения, либо пищевое).

Резкое переохлаждение и неспособность добраться до условий, в которых можно было разжечь костер.

Употребление галлюциногенных горных трав, а также, возможно, алкоголя.

Общее физическое истощение на фоне скудности рациона, переутомление в результате крайнего физического напряжения в течение трех суток непрерывного движения вперед (к точке встречи с другой группой).

Мистика и чертовщина – куда же без неё!? Месть какого-то шамана, потревожили злых духов гор, нарушили древнюю священную ауру, вошли не в тот портал и прочее в том же духе…

Память о трагедии на Сямозере еще свежа у многих в памяти. Об этом случае писалось много и подробно, зафиксировано множество показаний участников и свидетелей, потерпевших и спасателей, а также местных жителей. Резонанс эта катастрофа в обществе вызвала небывалый. Вновь была поднята больная тема безопасности детей в оздоровительных полевых лагерях и прочих подобных предприятиях. Выявилось, как всегда, множество нарушений, связанных с выигрышами тендеров на детский отдых, с «размытой» коллективной ответственностью лиц, его, этот отдых организующих, с проблемами самих лагерей, где вечно чего-то или кого-то не хватает и т.д.

В общественном вердикте были обвинены множество людей и структур – от инструкторов, плывших непосредственно с детьми на каноэ и рафте, руководства самого лагеря до Министерства по чрезвычайным ситуациям и даже правительства. Порочный круг выигрыша тендеров одной и той же компанией, либо подставными и дочерними структурами, приводит к несоответствующим никаким требованиям исполнениям и проведениям детского отдыха в полевых условиях.

В декабре 2016 г. был принят федеральный закон о совершенствовании государственного регулирования организации отдыха и оздоровления детей. Он вступил в силу с января 2017 г. и четко определил полномочия федеральных, региональных органов власти, местного самоуправления, внес обязательные требования к организациям детского отдыха по обеспечению безопасности детей. Также закон установил требования к туристическим маршрутам и профессиональным стандартам вожатым. Это было в целом правильное, но всё-таки вновь – закручивание гаек. Вопрос остается открытым – предохранит ли новый закон детей от опасностей, исходящих не столько от дикой природы, сколько от взрослых рядом с ними? Не повторятся ли новые подобные трагедии? И уже у многих чиновников возникает соблазн следующего шага – а давайте-ка вообще всё это прикроем «намертво»?! Под благовидным предлогом борьбы за безопасность. И всем станет спокойно!

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ:

Дети могут отправиться в выживальщические скитания и одни, никого не уведомив. Уследить здесь абсолютно за всеми невозможно и отбрасывать такие ситуации как фантазийные также нельзя. По крайней мере, детям нужно рассказывать обо всем, что касается выживания в дикой природе, снабжать их информацией, «окунать» их в практики, наглядно показывать, насколько это ответственно и опасно.

Рискованные экстремальные приключения в условиях дикой природы очень привлекательны для молодежи определенного склада ума и личности. Это никак не искоренить – да и совершенно не нужно. Другое дело, нужно увидеть таких молодых людей и придать их стремлениям системный и организованный характер. Раньше для этого существовала целая сеть турклубов, походных секций и прочих подобных структур. Их нужно всецело возрождать в современном виде.

Работа с детьми в условиях дикой природы – это почти всегда самопожертвование со стороны педагогов, руководителей-взрослых. Браться за это дело, не чувствуя ни горячего желания, ни высокой степени ответственности, никак не стоит. Лучше отойти в сторону и там в раздумьях посидеть в холодке.

Свести риски к минимуму в лесных и горных экспедициях с детьми вполне возможно. Нужно только очень тщательно продумывать заранее все возможные пути отступления. Особенно опасны водные походы – их-то и нужно готовить особо основательно.

Отдельно – про возраст детей-участников. Если походы высокой степени сложности, детей до 12-13 лет лучше брать повременить. С этими малютками можно найти варианты менее экстремальные. Таких детей нужно еще подготовить к сложностям.

Везде отмечается один признак, способный «убить» и дело, и людей – нехватка информации. Кто-то кому-то ничего не сказал, вовремя не сообщили или умолчали, кто-то важный и нужный ничего не знал в самый критический момент… Короче, связь и своевременное оповещение – они могут оказаться как раз спасательным кругом!

Когда «с детьми работают такие же дети, у которых нет совершенно никакого опыта» (цитата из показаний по делу о трагедии на Сямозере), нужно планировать посильные походы, а не бросаться на лодки, на волны и на высокие горы. Нужно трезво оценивать свои возможности и силы, а также возможности и силы детской группы. У детей у самих такая оценка вряд ли сразу получится, а взрослым руководителям это нужно делать обязательно.

Запретить походы и никуда детей не отпускать – легко. Нужно только понять, что мы можем им предложить взамен? Риски в мегаполисах, как правило, гораздо выше, достаточно посмотреть статистику детской смертности в авариях на дорогах, наркомании, суицидальных случаев и прочего. Из чего выбирать?

Очень много диванных критиков и специалистов по детскому туризму, не водивших детей в лес и горы ни разу. Каждый из них норовит внести свои 9 копеек в общую сумятицу мнений по любому поводу после любой трагической ситуации – и выдвинуть свою версию, а также – как нужно было себя вести, как спасаться и кто виноват. Слушать можно кого угодно, но принимать решения – только вам самим. Это я обращаюсь к руководителям.

Соблюдение законов, предписаний, инструкций и прочего в том же духе – дело святое. Особенно – если они составлены разумно. Но всегда оказывается виноватым конкретный человек в конкретной ситуации, просто вовремя не включивший свои мозги на полную мощность.

Примерно 40 % (а то и больше) живущих людей испытывают одно прекрасное чувство – «щемящее чувство дороги» (слова из туристической песни). Если оно побеждает в вас все остальные чувства – страхи, фобии, сомнения, боязнь лишить себя комфорта, то не нужно долго чесать затылок. Всё обмозгуйте, тщательно соберитесь, скажите всем, кому следует, куда и как вы идете (и как вас спасать, если что, не дай, конечно, бог!) – и с богом! Берите детей – и отправляйтесь с ними в путешествие в лес навстречу приключениям! Пусть даже на свою голову, лишь бы не за гранью…

……….

Давайте подведем некий итог сказанному. И – еще раз внимательно присмотримся к нашим российским реалиям. Есть ли место ребенку в сфере «выживания»? Что такое активный детский туризм, который способствовал бы воспитанию в детях смелости, выносливости, решительности, умения преодолевать любые препятствия, ценить дружбу и товарищество? Есть ли он сейчас, встречается ли на наших необъятных просторах? Что реально препятствует ему развиваться? Ведь мы вроде бы утвердились в мысли, что и родители, и педагоги, и – что самое важное!, – дети желают им заниматься! В него окунуться! Все – однозначно «за»! Так в чем же дело? Леса наши широки, горы высоки, реки по-прежнему глубоки и стремительны, словом, просторы бескрайни! Это вам не княжество Монако! И даже – не однообразная сельва Амазонии! На все вкусы можно найти тут трудности и бороться за выживание!

Увы, приходится с печалью констатировать, что детский активный туризм у нас умирает. Его не следует путать с отдыхом школьников в стационарных лагерях, санаториях, а также на пришкольных участках и площадках. Это – именно активный, походный, деятельный туризм (с различными, по усмотрению организаторов, приставками – экологический, патриотический, военно-патриотический, физкультурный, оздоровительный, краеведческий и пр.) на лоне полудикой и дикой природы. Так есть ли у нас такой? Не умер ли он вовсе? Старожилы помнят точно, что он был в их далеком детстве! Возможно, я пишу в этой книге о последних актах этой большой трагедии. Вот вам цитата специалиста (Захар Сарапулов, (https://www.facebook.com/ZakharS,):

«По данным «Союза организаторов детского туризма» количество детских палаточных лагерей в России сокращается каждый год примерно на 20%, а количество детей, участвующих в активном туризме, за последние 10 лет сократилось с 2 до одного миллиона человек».

И далее автор констатирует причину – «…чрезмерная зарегулированность». Созданная руками и мозгами чиновников. Зарегулированность чем? Документацией! Зачем? Чтобы снять с себя, чиновников, всякую и любую ответственность. Судите сами: список законодательных актов, которые регламентируют сферу активного детского «походничества» сейчас состоит из 96 пунктов.

«Чтобы повести детей в пеший поход, вам необходимо предварительно оформить порядка 70 (!) разрешительных документов…, а каждый идущий с вами несовершеннолетний перед выходом на маршрут обязан пройти медицинский осмотр и получить разрешение медицинского работника… Только представьте, какой это бюрократический ад, и это только та часть, что предваряет само путешествие!» (https://www.facebook.com/ZakharS).

На эту тему – противоборства чиновников со здравым смыслом в сфере детского активного отдыха – следует писать отдельную книгу. Здесь и сейчас ограничимся перечнем некоторых пунктов, которые укажут вдумчивому читателю – на правильном ли мы пути?

Пища и её приготовление в походе. Вот что гласит пункт 9.3 из упомянутых выше актов регламентации активного детского туризма: «Доставка пищевых продуктов осуществляется специализированным транспортом, имеющим оформленный в установленном порядке санитарный паспорт, при условии обеспечения раздельной транспортировки продовольственного сырья и готовых пищевых продуктов, не требующих тепловой обработки». Далее читаем следующее: «Полевые кухни оборудуются под навесом или в каркасной палатке для защиты от атмосферных осадков и пыли. Они оборудуются разделочными столами, разделочными досками и поварскими ножами с соответствующей маркировкой: «СМ» – сырое мясо, «СР» – сырая рыба, «СО» – сырые овощи, «ВМ» – вареное мясо, «ВР» – вареная рыба, «ВО» – вареные овощи, «Х» – хлеб, «КС» – куры сырые, «Зелень», «Сельдь». Всё это барахло нужно волочь с собой (включая столы).

Вода для питья и готовки обеда на костре. Тут вообще проблем выше крыши. В Пункте 3.3 упомянутых регламентаций сказано, что дети в походе должны пить только бутилированную воду (на которую, соответственно, должны быть документы, подтверждающие ее качество). Представьте: вы идете, скажем, в трехдневный поход. Все ручьи, родники и речки вам следует обходить стороной. А в рюкзаках в бутылях с приложенной документацией – вся вода, сколько её понадобится! Или эту воду везет следом за вами автомобиль (скорее, вездеход или танк, ведь вы же не на прогулку за околицу вышли по асфальтированной трассе?!).

Тяжесть рюкзака. Кстати, а сколько вы сами-то понесете на себе? И тут чиновники подготовили вам четкий ответ: если вам исполнилось 17 лет, то даже и в таком расцвете жизненных сил вам разрешат загрузиться только не более 9 килограммов за спиной (Пункт 8.9)!

Костер. Оказывается, готовить на костре дети сами не смогут. Им запрещено приближаться к кострам ближе чем на 5 метров (!). Стало быть, и обогреться – проблема. Использовать газовое оборудование в детских походах запрещено тоже (Пункт 2.22). Костер же можно разводить только в специально отведенных для этой цели местах (т.е. никакой «спонтанный» поход невозможен, нужно идти только проверенными и оборудованными тропами).

Бивуак. «Пункт 2.1. СанПина запрещает размещение туристического лагеря на территории, эндемичной по антропозоонозным инфекциям». В эту зону входят более половины всех регионов России, где зафиксированы клещевой энцефалит и прочие подобные вирусные напасти. Там, где как-то все-таки еще можно разбить лагерь и поставить палатки, предварительно вам придется сделать «генеральную уборку территории, скашивание травы, уборку сухостоя и валежника, очистку от колючих кустарников и зеленых насаждений с ядовитыми плодами, акарицидную обработку территории, провести мероприятия по борьбе с грызунами». Представили? В денежном эквиваленте весь этот комплекс мер с большой долей вероятности будет стоить вам гораздо дороже, чем вся остальная материально-техническая часть похода. В довершение всего, бивуак нельзя разбивать далее чем в 20 минутах езды автомобиля от ближайшей пожарной станции (Пункт 2.9).

При этом, любопытный момент, МВД и Росгвардия указывают вам немедленно огородить вашу палаточную стоянку забором (в целях защиты от диверсий и террора), а Лесной кодекс запрещает городить какие бы то ни было ограждения на землях лесного Фонда (!).

Сертифицированные медики и повара. Они должны быть все время с вашей группой. Медики – лечить ссадины и мозоли, повара – готовить вам обеды. Как же без этого?!

Аэрозольные баллоны от клещей и комаров. Они предписаны, чтобы не подцепить. С другой стороны, категорически нельзя брать в поход (и давать детям в руки) легковоспламеняющиеся жидкости и сжатые газы.

И прочее (там еще немало всего!)…

«Давайте-ка плюнем на всю эту галиматью – и пойдем в поход тайно!», – скажет иной бывалый походник-педагог. И тут его, как организатора, ждет статья номер 238 УК РФ «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». Т.е. – уголовная ответственность. Так то! Чтобы не повадно!…

Получается, что в роли «выживальщика» оказался сам активный детский туризм! Чиновники делают его «нежизнеспособным» потому, что им самим так удобно – не нести никакой ответственности и при любом ЧП говорить: «А мы предупреждали! А Вы – не исполняли!».

Как же быть? По сценарию в согласии со всеми указанными чиновничьими пунктами мы получаем вовсе не походы и экспедиции. Мы получаем увеселительные пикники рядом с автомобильной дорогой и близ пожарной станции. Так, может, лучше дома на диванчике остаться лежать? Как-то спокойнее…

А что же в иных странах? Везде так? Нет, не везде. В Китае, например, путешествия по родному краю (с трудностями и преодолениями их) входят в обязательную школьную программу. В других странах качество активного детского туризма «обеспечивается рыночными механизмами и институтом репутации».


ГЛАВА 3. УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК В ДИКОЙ ПРИРОДЕ: ЗАЧЕМ ОНИ НУЖНЫ ТАМ ДРУГ ДРУГУ?

«Человек, которому кажется, что он ясно излагает свои мысли, не всегда бывает понятен другим, потому что он идет от мысли к словам, а слушатель – от слов к мысли».



(Николя де Шамфор)

Один ребенок в лесу – это нонсенс. Он либо заблудился и плачет в отчаянье, либо удрал из дома в знак протеста и теперь судорожно мозгует, как уладить конфликт с родичами и с достоинством вернуться домой. Два ребенка в лесу – это заговор. Это дерзкий побег. Как правило, такие беглецы сторонятся в лесу встреч с людьми и упорно, молча куда-то бредут. Частенько бедуя и ругаясь между собой. Группа детей в лесу – необычайная редкость. Так как необходим цементирующий мотивационный материал, двигающий их всех вместе вперед. Должна быть одна довлеющая над всеми одновременно цель, толкающая всю группу на небывалый ранее подвиг. Я даже затрудняюсь сказать, что именно это может быть! Ну, например, поиск клада, в существование которого под каким-то старым дубом все свято верят.

Группа детей в лесу с возглавляемым их взрослым – это уже экспедиция. Это – поход. Если взрослый – адекватный и знающий, сам увлечен идеями «природного погружения», то это наш человек! А сам поход – предмет нашей книги. Это – наша тема! Так сказать, содержание деятельности людей на нашем Острове. В этом случае появляются в смысловом аспекте такие всем понятные образы, как Учитель и Ученик. При этом природная среда начинает выполнять функции Учителя тоже. И даже – в первую очередь. Она – не просто фон для развлечений и событий. Она сама – событие!

ШЕСТЬ ПТИЧЕК

Возьмите с собой любого ребенка в дикую природу – и внимательно понаблюдайте за ним. За его поведением. Послушайте его слова. Вы увидите и услышите, скорее всего, проявление разнообразных чувств и действий. Внутри каждого ребенка (да и взрослого тоже) сидят несколько метафорических «птичек», проявляющих свой нрав по отношению к окружающей природе. Нам кажется, что вот как их можно назвать:

Восторженная птичка

Деятельная птичка

Мудрая птичка

Испуганная птичка

Злобная птичка

Равнодушная птичка


Эти птички – архетипичны. То есть мы найдем их проявление еще у древних людей (и их детей!), от которых нам они генетически передались. И символизируют они наши основные чувства и активности по отношению к окружающей действительности, соответственно: благоговение-восторг, действия-умения, изучения-размышления, страх-опасения, ненависть-обиду, апатию-равнодушие.

Все шесть птичек необычайно подвижны. Редко когда бывает, что в одном человеке сидит одна-единственная птичка из шести – и остальных не пускает. Чаще оказывается, что все шесть довольно мирно уживаются внутри каждого из нас. Но одна из шести всегда бывает главной. И поет главную партию. И еще – с течением времени птички могут меняться ролями: главная сдает позиции, уступая их другой. Особенно часто птички борются между собой за главенство в душе ребенка. Иногда такие «перетасовки» со сменой лидера происходят по нескольку раз на дню! Всё зависит от ситуации. И от того, кто находится рядом. Рядом с детьми обычно находятся взрослые. С учеником – учитель. Очень сильно они могут влиять на эту птичью компанию внутри ребенка!

Давайте понаблюдаем: вот ребенок огляделся вокруг и увидел горы. Лес. Реку. Ручей. Цветущую поляну, всю в ромашках и колокольчиках, с бабочками и шмелями. Раздвинул руками заросли малины – и нашел там крупную ягоду. А, может быть, гнездышко славки. С пятью птенцами. А вот ему попался ёж. И пусть тот свернулся в клубок, этот ежик, и не желает знакомиться – всё равно в груди у ребенка уже встрепенулась и громко запела первая птичка, восторженная. Ребенок может восклицать «какая красота!», «вот это да!», хлопать в ладоши, прыгать от радости, светиться необыкновенными улыбками. Но он может и промолчать. Но в душе у него все равно будет петь восторженная птичка. Просто не всегда её голос слышат окружающие взрослые. Он, этот восторженный щебет, им и не предназначен вовсе. Но вот уловить это состояние ребенка для рядом находящегося взрослого – родителя, учителя – было бы очень даже замечательно. Так как в этот важный момент может произойти удивительное единение двух душ – детской и умудренной опытом, чтобы потом от этого единения смогли произрасти плоды сотворчества, сопонимания, сотрудничества, сопереживания общих чувств!

Через некоторое время, навосторгавшись вдосталь, ребенок может захотеть кушать. Или пить. Или – озябнет. В нем возьмут верх физиологические потребности. Он попросит вас развести костер (если сам еще не умеет) для обогрева и приготовления еды. Здесь, в это момент, в нем способна проснуться вторая птичка – деятельная. Ребенок будет таскать дрова и хворост, рубить перекладину для котелка, пойдет за водой на ручей, насобирает ягод для заварки чая, а также нарвет листьев дикой смородины (туда же, в чай). Словом, займется делом. От природы он будет брать, что возможно и что нужно. Он взглянет на нее утилитарно-бытовым взглядом. Чем опытнее птичка, чем больше она умеет и знает, тем более осмысленными и «невредными» природе будут действия и активности ребенка. Откуда взять этой деятельной птичке опыт? Опять же – от Учителя. Который рядом. Иначе это будет полоса длительных и трудных, а порой даже трагических проб и ошибок.

Третья птичка – исследовательская, ведает наблюдениями, изучением, анализом. Ею движет любопытство, которого в ребенке всегда хоть отбавляй! Она накапливает исподволь знания, способные перерастать со временем в житейские и даже философические премудрости. Исследования у этой птички вовсе не обязательно связаны с житейско-бытовыми необходимостями: она может изучать самые что ни на есть абстрактные вещи и предметы, а также связи между ними. Просто из любопытства. Просто из интереса. И узнать, например, что птицы бросают свои гнезда, если брать в руки яйца и птенцов, а бобры сильно бьют по воде хвостами в момент опасности, предупреждая своих соседей. Нужен ли этой птичке Учитель? Чтобы был рядом и помогал разобраться в сложностях устройства экосистем? Да, нужен. Ребенок все равно придет к нему с вопросами, догадками, предположениями, гипотезами, открытиями. Эта птичка – очень важная особа. Если она стала главной в душе ребенка, то за его развитие на данном этапе можно быть спокойным.

Но давайте поинтересуемся вот прямо здесь, в момент «главенства» третьей, исследовательской, птички – а что делает в это время первая? Та, которая отвечает за эмоции? Она полностью отстранена от дел? Беда, если дело обстоит именно так. Если первой птичке полностью перекрыт кислород – и она «молчит в тряпочку». Было бы печально, если ребенок деловито и пытливо потрошит лесных обитателей, не ощущая при этом никакого шевеления птички первой в своей груди. Нужна ему здесь поддержка и участие Учителя, чтобы пробудить замолкшие радость и благоговение?

Иной ребенок боится высунуть нос из палатки. А уж вечером ни за какие коврижки не пойдет в лес за хворостом. Ночью же он жмется к огоньку и к большому папиному боку. Если папы рядом нет, то – по возможности – к боку руководителя. У меня бывали в экспедициях такие детки, от которых решительно невозможно было отвязаться. Они ходили за мной по пятам и даже наступали на пятки по причине не любопытства или получения духовных знаний (как от гуру). А по причине вполне тривиальной боязни. Обычного ужаса. Страха остаться одному среди таких же беспомощных сотоварищей. Страха, что кто-то придет и всем будет плохо. Что нападет медведь. Что будет так темно, что как же мы пойдем обратно? Что все забыли фонарики. Что невдалеке (дети сказали) есть старое кладбище. Что комары за ночь могут выпить всю кровь. А летучие мыши – докончить дело с оставшейся бренной оболочкой. Что по ночам выползают из земли змеи и всех кусают. А утром только холодные и усохшие детские тельца находят в палатках и в спальниках. Словом, перечень страхов и фобий (см. Главу 6) можно выкладывать на нескольких страницах!

Таких детей одолевает возня новой внутренней птички. Назовем её испуганной. Пока она вещает своим жалобным, полным страха голоском, все прочие замолкают. Так как детские страхи вообще вещь страшная – они заслоняют собой все остальные чувства. Даже чувство стыда. Когда около меня начинает в ночном походе бояться ребенок, он уже не думает о своем реноме и авторитете среди сверстников. Он думает только о том, как плотнее прижаться и войти ко мне в доверие, чтобы я не бросил его одного в палатке или на лесной ночной тропе. Кстати, таких трусишек у детей не принято высмеивать. Они как-то с пониманием относятся к ним, ибо внутренне чувствуют, что и с ними вполне такой грех может приключиться в любую минуту. Если подвернется, не дай бог, необычная ситуация.

Страхи у детей бывают, по большому счету, двух типов. Одни из них связаны с внешним миром – бабайками, чупакабрами, медведями, клещами, гадюками, грозами, молниями, бурями, пожарами, кладбищами, темными ночами и прочее. Это страхи на объекты материального (или выдуманного, но тоже из материи – как вампиры, например) мира. Вторые сидят внутри и могут быть невидимы в материальном мире. Это – врожденные страхи, связанные с неуверенностью в самом себе. Это страхи на собственные чувства, которые не поймут и не примут другие. Что не умею плавать, а все узнают. Что толстый, в походе засмеют. Что все не будут бояться пауков, а я буду – и меня вышутят! Что храплю во сне, а рядом будут смеяться над моей кроватью сверстники. Что не дойду до озера, а все дойдут, и мне будет стыдно. Это страхи собственного производства по отношению к социуму. Это, скорее, страхи подсознания, а не коры, не разума.

Здесь, при этой главенствующей птичке, нужен ли педагог? Что он может дать такому ребенку? Только ли взять за руку и провести темной ночью лесной тропой до избушки лесника или до базы? Можно ли побороть эту птичку, уменьшить её звучание в общем секстете? Да и так ли уж она вредна? Может, с возрастом сама неизбежно умолкнет?

Есть дети, у которых пятая птичка – злобная – изначально главенствует во всех их делах и мыслях. Причины там могут быть разные. По отношению к природе такие дети просто продолжают свою привычную линию: крушат, ломают, на всё, что случается с ними – обижаются, виня всевозможные обстоятельства и явления, всё их бесит, они часто впадают в истерики. То дым от костра им застил глаза, то ветви над тропой мешают идти и их нужно рубить, то комары их достали, то сваренные в котле макароны ужасно горячие и невкусные! Обычные состояния таких «энгри бёрдс» – насупленность, обиженность, недовольство, плаксивость, угрюмая молчаливость, либо, наоборот, истеричность. «Как же эта ваша природа меня достала!», – говорит весь их помятый облик. В ней они не находят ни капельки позитива. И всё ждут от других чуда – разнообразных приятностей и подарков, увещеваний и посулов. Они сидят в сторонке, ничего не делают или демонстративно дуют губки, совершая пассивные раскачивания в манерной пантомиме «когда всё это кончится?». Они ждут, когда к ним подойдут взрослые со словами участия, сочувствия, соболезнования. Такие дети превращают весь поход в пытку и канитель. От природы им ничего не нужно, только бы она со своими слепнями и дымом убралась куда подальше!

Все остальные птички внутри этого ребенка молчат. Разве что испуганная птичка слегка подчирикивает придавленным голоском. Так как злоба имеет под собой нередко основание, состоящее из страхов и опасений. Злобный ребенок обычно трус. В критических ситуациях от него трудно ожидать смелых и решительных поступков. Скорее всего, он будет еще больше орать и закатывать истерики, а также требовать спасателей на вертолете или на танке. Что делать рядом с таким неврастеником Учителю? Может, вообще таких детей не брать категорически на природу? А вот и нет! Я думаю, что только и природа способна поправить психику этих детей, как ничто другое! И важно, чтобы медиатором отношений между ними – ребенком и природой – тут выступил умный и опытный педагог. Ниже мы приведем примеры «методик» борьбы с этой зловредной птичкой.

Наконец, мы добрались до шестой птички – равнодушной. Если она поет первую партию внутри ребенка, то такой ребенок выглядит внешне для других людей скучным и неинтересным субъектом. По крайней мере, на лоне дикой природы. Ему все равно, всё – «по барабану». Он ни в чем не участвует, никаких дел не делает ни на стоянках, ни на базе. На марше он уныло тянется за всеми остальными как переваренная макаронина, периодически тоскливо вопрошая – А мы скоро придем? А долго еще? Чаще всего он лежит и тупо пялится в планшет или айфон. Весь окружающий мир с его бабочками и горностаями ему не интересен. Он его и раньше не видел, и сейчас не хочет видеть. Оставьте меня в покое, мне и тут хорошо, – просит он с дивана (кровати, пенополиуретановой подстилки). Интроверт? Не обязательно. Социофоб? Вполне может быть, но – не факт!

Никогда не бывает, впрочем, так, чтобы пела все время, не переставая, какая-либо одна птичка. Иногда даже все в секстете одновременно чирикали каждый что-то своё. Этакая полифония, в стиле Баха, была слышна очень немногим – так как разобрать этот отнюдь не слаженный хор было не под силу любому педагогу и родителю. Какую птичку нужно вовремя подкормить, а какой – подрезать крылья? Какая из них совсем зачахла, а какая раздувается от непомерной гордости и чванства? И только в самых уж очевидных случаях педагог мог уверенно ввязаться в работу как профессионал – и помочь ребенку. Помочь нужной птичке. Или – одолеть другую.

Вот, например, какими приемами в походных условиях Учитель может посодействовать и приструнить уж очень распевшуюся испуганную птичку:

Вышутить. Страхи и фобии иногда легко атакуются юмором и изящными шутками. Они прямо таки киснут и съеживаются, как бумажка в огне, в доверительных шутливых беседах с ребенком, либо вообще в группе его сверстников. В первом случае, наедине, можно смело «троллить» детские страхи (если, конечно, ребенок вас как Учителя хоть немного уважает!). В случае группового присутствия имя ребенка, адресность шуток раскрывать никак нельзя. Иначе птичка страха может превратиться в озлобленную товарку.

Вышучивается, конечно, не сам ребенок, а его фобия. Например, при боязни грозы (кстати, очень распространенная фобия у младших и средних школьников, как ни странно!) обращаться с поклонами к Перуну, Юпитеру, либо Зевсу-громовержцу (нередко всей группой, с песнопениями и подношениями), с бубном и дудочками, дурачась и кривляясь, чтобы не трогали нас, бедных походников из школы № 53! Пусть трогают другие школы, а нас – нет. Чуть где вдалеке забрюзжал гром, выскакивать с бубном на крыльцо – и изображать язычников. По ситуации можно напридумывать весьма смешные «троллинговые» заходы. Стесняться их нечего! Они на благое дело! А вот если (как серьезно думают некоторые взрослые) прятаться в подполья и подвалы, то боязнь эту можно развить до небывалых размеров даже у тех, кто спокойно относился ранее к этому обычному явлению природы.

Бояться вместе. Предложить детям объединиться в группы «по страхам» (тут тоже заложены ирония и тонкий юмор). Вдвоем Лена и Василиса должны бояться пауков в два раза меньше, чем поодиночке. А втроем? А давайте трястись от ужаса всей экспедицией? Кричать тоненько – «А-а-а-а мама дорогая!!!!».

Идти страху навстречу. Дети по всяким «городским» россказням боятся кладбищ. А пойдемте-ка сходим ночью на старое заброшенное сельское кладбище? Тут недалеко была деревенька, а теперь вся она, увы, съехала на погост. Проведаем её – и заодно свечечки поставим; там, наверное, давно уже никто не бывал и не поминал усопших… Кабанов боимся? Диких зверей боимся? Пойдем-ка утром рано-рано – да и подстережем их с лабаза! Это действительно можно сделать, используя охотничий опыт и получив разрешение у охотхозяйства. Дети такую утреннюю вылазку запомнят на всю жизнь. Идти, конечно, следует малой группой – в 3-5 человек, предельно тихо и набравшись терпения.

Назначить ответственным «по страху». Например, поручить мальчику, который сильно боялся ночи, охранять нашу ночную стоянку, вручив ему фонарь и палку (в качестве ружья) и повысив в звании до «лейтенанта». К любому шороху в кустах он летел с криком «Стой, кто идет?!». При исполнении важного общественного задания пацан лишился боязни, так как её вытеснило более сильное чувство – ответственности. Я, как руководитель, и майоры постоянно проверяли его на дежурстве. Две таких ночных смены, – и уже другие «бояки» стали проситься в дозор.

Была у нас также ответственная за насекомых. До этого «инсектобоязнь» прямо-таки одолевала эту городскую избалованную девочку. Но, на наше счастье, она оказалась большой аккуратисткой, и ей очень понравились коллекции в лаборатории, куда все приносили уже мертвую (найденную обычно на дорогах сбитую транспортом) добычу. Коллекционная страсть и перфекционизм вытеснили фобию. Девочка привела в порядок все ящики и коробочки, а после с любовью и строгим образом следила за их пополнениями и состоянием.

Приводить и анализировать примеры подобных опасностей у других путешественников. Здесь очень могут помочь чтения дневниковых записей бывалых путешественников, где всегда можно найти картины, связанные со страхами – в джунглях, на крайних северных широтах, в горах; хоть от людей, хоть от зверей. У Арсеньева есть замечательный по силе художественного воздействия очерк о снежном буране, заставшем его на озере Ханка во время охоты. Передан весь ужас и беспомощность человека, но, в то же время, и сообразительность, находчивость и решительность человека другого, приведшие к спасению.

Сказки туземцев. Рассказывать и читать (например, у Дж.Фрэзера, «Золотая ветвь») про верования различных народов, связанные со страхами и непониманиями сути некоторых явлений. Обычно такие знания (и их анализ) позволяют психике ребенка встать на более основательные мировоззренческие рельсы.

……….

ИДЕАЛ УЧИТЕЛЯ: ПРОФЕССИОНАЛ-СПЕЦИАЛИСТ ИЛИ ДУХОВНЫЙ ГУРУ?


«Молодое поколение таково, что, боюсь, у нашего общества нет будущего»

(Аристотель)


Еще великие Конфуций и Лао-цзы предполагали, что Учитель в идеале (да и не только в идеале; кто видел живых идеальных учителей???) должен обладать четырьмя аспектами своего влияния на Ученика. Первые два нам очень понятны. Так как именно на них и зиждется традиционная консервативная парадигма образования как такового. Это – Слово и Дело. То есть лекция и практикум. То есть – монолог учителя и лабораторная работа. То есть – говоря еще проще – Язык и Руки (как главные инструменты; наиглавнейшим-то всё равно остается – Голова, Мозг, Разум).

Но есть еще два рычага. Про них мы часто забываем. Они не столь очевидны. Да и применять их порой в традиционной системе весьма непросто! Итак, назовем их: третий – Личный пример. Личный стиль жизни, который почти всегда у всех на виду. И, четвертый, – самый загадочный и мистический, – аура, харизма, иррациональное влияние. Лучше всего их рассматривать в едином целом, так как нередко они совершенно неразделимы!

С личным примером более-менее понятно. Это сама личность Учителя. Он может ничего не говорить Ученику и даже ничего не делать (т.е. исключить из педагогической сферы своей Слово и Дело). Он может просто своим стилем жизни, своим одним только присутствием и поступками оказывать сильное воздействие на Ученика. Так, например, говорят, в японской традиции обучают новичков, желающих постичь секреты приготовления рыбы фугу. Там всё обходится без слов. Там Ученик ходит тенью за Учителем и смотрит, как тот готовит страшно опасное и страшно вкусное блюдо. То есть – в наличии только Дело. Но и его может не быть. Сам Конфуций, свидетельствуют древние источники, неоднократно общался с Учениками, сидя в неподвижной позе, ничего не говоря и показательно ничего не совершая. Вот здесь и соединяются в таинственной пропорции бытовой стиль жизни и исходящая от человека иррациональная волна.

В наше время Личность Учителя (как часто жалуются все – от директоров школ до родителей) измельчала. Вспомните дореволюционных русских профессоров, приглашающих, скажем, каждый четверг ввечеру студенческую братию в свой дом на традиционное чаепитие. Что там происходило? Как, какими способами влияла высокая Личность знаменитого ученого на неофитов? Не лекции же профессор читал там за самоваром и пирожками, испеченными женой (памятуя, что не успевает в учебной аудитории освоить программу и ФГОСы)?

В дикой природе учитель и ученик встречаются в крайне интересной ситуации. Её можно охарактеризовать следующими положениями, которые, в свою очередь, характеризуют отличия от типовых ситуаций в рамках школы и класса. То есть там, где и происходит классическое соприкосновение и сотрудничество учителя и ученика:

И учитель, и ученик меняют здесь свои официальные статусы. Особенно в сложных походах ученик неизбежно становится скорее другом и помощником учителю, а не классическим обучаемым-подчиненным.

Учитель выступает во всей полноте своей личности, а не как носитель специфических знаний (скажем, «биолог», «географ» или «химичка»).

Неформальность отношений. Взаимодействия между Учителем и Учеником происходят везде и всюду – в быту, в сфере отдыха, в спортивных состязаниях, в культурных мероприятиях, в работе с исследовательскими гаджетами, т.е. в рамках обычных жизненных коллизий.

Ученики перестают быть классом, группой для учителя. Каждый начинает вырисовываться ярко как отдельная личность.

Ученики не знают (не осознают), что находятся по-прежнему в ситуации обучения. Учения и воспитания. Что они приобретают знания, умения и навыки, ровно как в школе. Им этот процесс представляется чем угодно, только не обучением. Оно идет здесь само, органически. Учитель же не должен этому мешать и никак не стремиться сделать его похожим на привычное классно-школьное действо.

У ученика возникает гораздо более широкое и глубокое поле деятельности, где он может одновременно играть сразу множество ролей. По сути, это так любимый детьми косплей – где в игровой форме можно придавать детям (или они сам выбирают) статусы Командира над арьергардом, Начальника по полевой кухне, Царицу бутербродов, Повелителя мух (специалиста по насекомым), Человека-Паука, Железного Человека (ответственный за котлы), Главного по Музыке (носитель гитары) и т.д.

Учитель гораздо более, нежели чем в школе, способен влиять на ученика третьим и четвертым влиянием (по Конфуцию). Своими делами, действиями, поступками, своим обаянием, своей харизмой, своими неизвестными ранее ребенку способностями и хобби.

……….

В полевых условиях привычный статус учителя, конечно, сильно претерпевает изменения. Прямо иногда до неузнаваемости. И причин тут несколько. Во-первых, Учитель здесь сам учится постоянно. У кого? У природы. В стенах класса математик или физик подобного не испытывают, а если чего не знают или сомневаются – то прибегают к помощи умной книги, Интернета или справочника. В природе книга может не спасти. Точнее, так: природу саму здесь нужно воспринимать как учителя. То есть – учитель вначале и параллельно с обучением ученика сам учится у леса.

Второе – поскольку главным обучателем и проверятелем выступает Природа, то Учителю остается в основном роль интерпретатора. И формировщика условий. Он – всего лишь посредник между Природой и Учеником. Он и не должен заслонять своей фигурой природу, лес, облака, травы и птиц. Они здесь главные. Педагог всего лишь аккуратно и тонко обращает внимание ученика на моменты и нюансы. Поскольку в природе моменты и нюансы возникают стремительно, непредвиденно, проистекают быстро и порой бесследно исчезают, учителю уготована очень сложная роль: споро и точно реагировать на то, что на секунду (порой!) предоставляет природа – и успевать это показать ученику. Обратить его внимание. Раскрыть смысл. В школе таблица или слайд висят перед носом ученика сколь угодно долго. Как учитель захочет. В музее или в ином заведении культуры к образу (картине, музыкальному произведению, скульптуре, фильму и т.д.) всегда можно повторно обратиться. Найти копию. Повторить встречу во всемирной паутине. Вернуться. С природой это не получается. Все события там – одноразовые и неповторимые. И пусть даже на следующую весну хохлатки неизбежно зацветут снова, а соловей споет свою песню вновь, и даже не по разу – они никогда не повторят всё в точности так, как нынче. (А некоторые события и явления и вовсе никогда более не повторятся; по крайней мере, в течение вашей и ученика жизни). Да и вы (учитель и ученик) через год точно станете другими – и воспримете пенье и цветенье уже по-иному.

Поэтому сочетания профессиональных качеств учителя (например, эколога-биолога) с духовными его достоинствами в лесу и поле недостаточно. Даже этого – недостаточно! Учитель здесь должен уметь самое главное вот что: познакомить ученика с самым набольшим педагогом – Природой. Свести. Завязать дружбу. Создать условия для любви и понимания.

Вот чем и отличается истинное преподавание экологии и, во-многом, биологии в школе от иных дисциплин. Эти нельзя изучить во всей своей полноте только в классе. Нужно выходить на простор. Трогать, щупать, разглядывать, нюхать, осязать, слушать, наблюдать, подмечать, анализировать, сравнивать, восхищаться и восторгаться – но только не в четырех стенах! Так же, как медику нельзя учиться заочно, а компьютерщику изучать компьютер по книге, так и экологу-биологу невозможно понять природу без погружения в нее саму. По уши. Желательно.

Взаимодействия в триаде Природа-Педагог-Ученик напоминают всем известные отношения путешественников прошлого со своими верными проводниками, но с некоторыми оговорками. Я веду речь, прежде всего, о парах Арсеньев – Дерсу Узала и Федосеев – Улукиткан. В первом случае, офицер, во втором – геолог, русские мужчины в расцвете сил и с большими амбициями вступают в таежные дебри, еще мало понимая глубинные смыслы и тайны лесной жизни. Их учат проводники. И учат на примерах живой жизни, прямо в гуще событий, когда нередко на кону стоит вопрос самой их жизни. Когда смерть подступает вплотную – и, собственно, учиться уже нет времени! Именно «жизненность», актуальность заставляют русских отважных и интеллигентных людей беспрекословно подчиняться неграмотным проводникам. Признавать главенство неумытых, необразованных, порой до смешного суеверных туземцев. Иначе – не выжить.

«…Человеку не напрасно дан ум, – заключил Улукиткан. – Если нашел на снегу кучу перьев – не ходи дальше, непременно узнай, чьи они и почему лежат тут; если заметишь сломанную веточку – тоже узнай, кто и зачем её сломал; увидишь след бежавшего сокжоя – разберись, от кого он удирал. Глаз все должен видеть. Но только видеть – это мало, нужно и понимать, что видишь. – И махнув на нас безнадежно рукой, он стал распрягать оленей».

(Г.Федосеев, Тропой испытаний)

С каким неподдельным удивлением, с каким радостным изумлением читают под руководством своих мудрых проводников путешественники таежную книгу! Им становятся понятны и наполнены смыслом все мелочи, все прошедшие события, всё скрытое от глаз, все следы, звуки и запахи, на которые они ранее совершенно бы не обратили внимания своего. В отличие от наших учеников, они мотивированы. Они настроены твердо – научиться самим понимать книгу леса. А вот как настроить на такое обучение наших малолетних путешественников? Здесь потребуется немало усилий со стороны педагога, и он должен проявить все свои качества, чтобы заинтересовать, увлечь, убедить, сделать так, чтобы ребенок прочувствовал вместе с ним величие и мудрость природы. Как бы все это ни пафосно и напыщенно звучало!

Вот и получается, что, не будучи профессионалом-биологом, Учитель не даст ребенку правильного толкования увиденного, а не будучи духовным наставником – не сможет он окрасить в теплые тона все те чувства, которые вызывает в нем самом дикая природа и, соответственно, не сообщит эту любовь ученику.

В далеком предвоенном 1939 году молодой австриец Генрих Харрер отправился покорять Гималаи. Однако его восхождению на Нанга-Парбат помешала война: его вместе с друзьями-немцами арестовывают англичане и помещают в лагерь для интернированных в Индии. Неугомонная душа альпиниста рвется к свободе, и Генрих несколько раз предпринимает побег. Только третий оказался удачным. Так он попадает в закрытый тогда для европейцев Тибет. Не случайно, конечно: он стремился всегда именно на север, в горы – и через горы, в загадочную и неизвестную для белых людей страну. Инкогнито, с другом, через заснеженные перевалы, превозмогая голод и холод, чудом избегая смерти от разбойничающих бродяг, преодолевая приступы отчаянья, он добирается до столицы – священного «запретного» города Лхаса. И там остается на семь лет! Это чудо, но его принимают за своего. Конечно, не сразу, конечно, с трудностями и интригами. Тибет закрыт настолько, что там подавляющее большинство населения все еще не знают колеса и не ведают, что такое самолеты.

Волею судеб, по стечению обстоятельств, Харрер в Лхасе встречается с будущим Далай-ламой XIV. Последний тогда еще – 14-летний мальчик (до интронизации ему предстоит провести практически в изоляции от людей почти 2 года). Харрер незаметно становится близким другом, а затем и педагогом-наставником юному, умному и любопытному от рождения «Его Святейшеству». Неофициально он становится Учителем (переводчиком и фотографом, как значится в служебном документе), преподнося своему подопечному знания географии, техники фотографии и видео-съемок, естественных наук, обучая основам английского языка. Эта история, известная множеству людей благодаря книге Г. Харрера «Семь лет в Тибете» и одноименному художественному фильму (1997), где роль автора играет Бред Питт, замечательно показывает удивительное перевоплощение двух людей. Происходящее от их взаимного духовного проникновения друг в друга. Тонкий и удивительно трогательный процесс диффузии двух совершенно несхожих культур, западноевропейской и тибетской, носителями которых оказались два конкретных человека – австрийский альпинист и юный правитель Страны Снегов.

Пожалуй, если влияние европейца на тибетца легко описать в привычных нам терминах классической педагогики, то обратное сделать весьма сложно. Однако, по неоднократным признаниям самого Харрера, это влияние оказалось огромным. Настолько, что изменило полностью его будущую жизнь: свои взгляды на жизнь и судьбу, свои представления о людях, свое отношение к природе и её силам рационально мыслящий австриец достаточно радикально пересмотрел или скорректировал. Этот пример «перерождения» (термин из тибетской буддистской традиции), пожалуй, как ничто иное, может быть рассмотрен нами в этой главе. Основа этого «перерождения» (реинкарнации, если хотите) – иррационально-мистическое, не всегда поддающееся описанию словами, чувственное влияние одного человека на другого. Именно так в идеале и происходит в нашем случае – когда в Лесу встречаются настоящие Учитель и Ученик. Кстати, хочу добавить: и Харрер, и Далай-лама XIV родились в один день – 6 июля…