С детьми в лесах. Педагогическая флоэма с элементами осмоса и космоса. - читать онлайн

ПОЯСНЕНИЯ К НАЗВАНИЮ КНИГИ

Дети – это удивительная и крайне необходимая любому обществу его часть. Из которой неизбежно вырастает новое общество. Примерно как подрост в лесу. Который рано или поздно сменит старые взрослые деревья, сам пробившись к свету. Про лес объяснять ничего не нужно. Даже те, кто никогда в своей жизни не бывали в лесу (таких людей, впрочем, я уверен, не бывает на свете), отлично представляют, что это такое! Если совсем коротко, то лес главным образом состоит из растений. А также из чувств и эмоций, когда в него попадает человек.

Флоэма – это ткань в растениях, которая проводит питательные вещества к тем органам, которые сами их произвести не могут. Например, к цветкам. Её работа чем-то похожа на деятельность педагога: проводить нужное и важное к детям (которых еще называют цветами жизни!), чтобы они смогли усвоить полезную информацию и приобрести необходимые навыки. Еще один элемент важной деятельности растений – осмос. В их клетках через полупроницаемую мембрану происходит перенос вещества из одного раствора в другой. По сути, это – усвоение. Причем, усвоение идет под действием особого давления (оно так и называется – осмотическое). Нет нужды говорить, что некую аналогию подобного процесса мы находим и в педагогике.

Космос – это всё вместе. Это и дети, и общество, и лес с подростом, и цветки, и флоэма с осмосом. Плюс еще много всего прочего. Например, звезды, птицы, облака и травы. И наша планета Земля. Чтобы ощущать космос, совершенно необязательно летать к звездам. Для нас, людей, самая важная его часть находится здесь и сейчас – прямо на нашей планете и в наших сердцах.

Таким образом, насчет данной книги всё очень просто – она про детей и педагогов, биологию и экологию, лес, его обитателей и про космос тоже.

ВСТУПЛЕНИЕ

В безбрежном Океане Образования и Воспитания есть забытый и малоисследованный остров. Официальное название его длинное и скучное – «Дополнительное образование в полевых условиях» (ДОВПУ). Впрочем, на разных языках его именуют по-разному. Есть, например, и такое имя – «Полевое экологическое образование» (ПЭО). Или – «Детский эколого-образовательный туризм» (ДЭОТ). Но, нужно сразу же сказать со всей прямотой – даже этих гордых поименований, что ДОВПУ, что ПЭО, что ДЭОТ, мало кто знает и редко кто применяет в наши непростые времена. Так как остров этот – давно забыт-позаброшен, затерян в безбрежном образовательно-воспитательном пространстве и уже не манит отчаянных смельчаков на свои скалистые берега, как раньше. Народу ныне на этом острове топчется совсем немного. Хотя совсем еще недавно, лет даже этак 10-15 назад, он был гораздо более густонаселен! Печальная и поучительная эволюция его, его рождение, расцвет и закат, как история цивилизации майя или острова Пасхи – предмет особой повести…

На его землю не ступали ноги Макаренко, Песталоцци и Марии Монтессори. Под его кущами не бродил Лев Толстой, не экспериментировал Выготский и не мечтал Сухомлинский. До него не доплыли ни отважные Давыдов с Гальпериным, ни затейливые Жохов с Зайцевым. Даже конференций, столь милых сердцам большинства современных педагогов (где можно уютно поспать в креслице на пленарных докладах и весело потусить на вечерних междусобойчиках), почти никогда не проводилось на этих островных землях. Да и вообще этот остров мало подходит для сытой, спокойной, привычной и комфортабельной педагогической деятельности. Тут творятся дела более опасные и не для всех!

Консервативная парадигма общества, нацеленная на воспроизводство образования от самого себя (как мифический Змей Уроборос, хватающий самое себя за хвост), предполагает этот процесс как институциональный. (Далее и более подобными страшными предложениями я остерегусь, обещаю, мой дорогой читатель, пользоваться). Школа – она и есть школа. В ней есть классы. В классах – должна процветать классно-урочная система (придуманная еще приснопамятным Яном Амосом Коменским). Есть еще институты. Есть университеты. Во всех этих учреждениях (что понятно каждому самому глупому ежу) существуют (просто обязаны существовать!) учителя и ученики. Обучаемые и обучающие. Всё просто, как теорема Пифагора. И таких институционально-привычных, традиционных островов раскидано по глади Образовательного Океана великое множество. Все они процветают (так как получают финансовые дотации государства; собственно они и есть его частица-кровинушка). Все они освоены, распаханы и заселены по самое некуда. Островитян там – пруд пруди! Почти каждый из нас произошел оттуда. Или каким-то своим боком окунался в тамошнюю кипучую жизнь. А как иначе? Так и должно быть от самых корней и царя Гороха!

Если шутки убрать в сторону, традиционное образование никуда не деть. Оно – основа. Но мы-то здесь поведем речь про особые ответвления от центрального ствола. Которые, как ни крути, должны быть тоже. По всем законам. Иначе древо будет одноствольным и безветвистым. А упомянутый Океан с обжитыми и истоптанными островами – однородным и скучным.

На Нашем острове – больше живой жизни. Тут меньше дневников (хотя они и есть, но совсем другие!), нет парт и очень мало гаджетов. Мультимедийники на нем заменены на четкие и яркие картины реальной жизни. На восходы и закаты реального Солнца. На действительные фазы Луны. На грозы, ветра, штили, радуги, теплые дожди, прилеты птиц и цветения трав. Участниками этих реальных картин становятся все временные обитатели этого острова, вне зависимости от того, желают они этого или нет.

Насчет временности обитания: постоянных островитян-жителей тут совсем чуть-чуть. Их почти и нет вовсе! В основном – приезжие. Их привозят на остров разными способами: автобусами, электричками, порой родители везут на собственных авто. Приезжие живут на острове недолго. Потом они отбывают вновь на более освоенные острова, ближе к цивилизации и совсем в неё, в гущу – в центры мегаполисов, к завоеванным благам человечества. Побывавшие на острове и вернувшиеся на «большую землю» еще долго отмачиваются в больших горячих городских ваннах, трут свое зачерствевшее, подкопченое и подсушенное тело изысканными мылами, умасливают себя мазями и кремами (все это для того, чтобы придать себе вновь цивилизованный вид), отъедаются в Макдональдсах и вновь привыкают к яркому свету электричества и компьютерных мониторов.

Сам остров покрыт лесами, спрятан за облаками, богат озерами и ручьями, напитан свежим воздухом и обдуваем вольными ветрами. Дикая природа там представлена во всей своей красе – от гор и предгорий, до обширных болот и ягодных полян. Там резвится множество зверей, летают чудесные бабочки, поют прекрасные птицы, в траве шелестят змеи, на побережьях рек и озер резвятся и издают крики земноводные, жужжат всевозможные насекомые. Там есть что посмотреть городскому человеку! И – одно из главных заклинаний XXI века – «Люби природу, мать твою!» – здесь реально возможно воплотить в жизнь, ибо только изучая, зная и наслаждаясь природой, её возможно истинно полюбить!

Когда-то мыслитель Герман Гессе произнес довольно странные слова. В них нужно вдумываться – а что, собственно, он, мыслитель, хотел ими сказать?! «Это есть смысл нашего пребывания на земле: мыслить и искать, и вслушиваться в дальние исчезнувшие звуки, так как за ними лежит наша истинная родина». Разве в любом типе и виде образования, на любом острове в Океане не ищут смысл пребывания человека на Земле? Ищут! И учат искать. Только делают это везде по-разному. Что тоже хорошо. Так что же конкретно делают на нашем Острове? На ДОВПУ, он же ПЭО, он же ДЭОТ.

Каково содержание деятельности на этом таинственном острове, каков контент, каковы цели и задачи тамошней активности? Нужно, наконец, произнести ключевые слова, которыми там пользуются – ибо на каждом острове в Образовательно-воспитательном Океане свой язык, и мало кто, увы!, понимает языки соседа! Как коренные жители острова Пасхи не разбирают тарабарщины обитателей Андаманского архипелага.

Говорят, в знаменитом музее Прадо висит где-то на стене надпись: «Бережно относитесь к тому, чего вы не понимаете. Это может оказаться произведением искусства». Поэтому мы должны стараться понять чужие языки и правила иных Островов. Поэтому я с воодушевлением делаю попытку здесь рассказать Вам, дорогой читатель, о малоизвестном острове, на котором мне самому довелось побывать неоднократно и даже там поработать. И даже – жить. Рядом с детьми. С родителями детей. Со студентами. С учителями.

Я приглашаю Вас в путешествие по этому острову. Если оно Вам не понравится – не беда. У вас всегда будет возможность уплыть на другие, более привычные и освоенные. Например, на громадный остров «Школьный» (официальное имя его довольно мудреное – МБОУ СОШ, или МАОУ СОШ, это, опять же – увы!, особый язык древнего племени). Если же Вам понравится на Нашем острове – путешествуйте с нами до конца. И даже можете самостоятельно продолжить его, это увлекательное путешествие!

……….

Теперь, наконец, можно поговорить (пока – вкратце!) о содержании работы людей на этом острове. Что они там делают? И для чего? Кто конкретно там обитает? Кто-то, возможно, уже уловил здесь (из вышесказанного) черты скаутизма, движения скаутов – весьма известной и распространенной во многих странах формы образовательно-воспитательной деятельности со школьниками. И это действительно так! Нет нужды четко и безоговорочно разделять различные направления и школы, сформированные самим временем. Их много. Нужно уловить главное и общее в этих формах! Ведь даже в бытность пионерской организации в СССР одними из значимых и любимых мероприятий были походы организованных красногалстучных групп в леса или в горы. Итак, выделим эти главные черты, присущие нашей островной активности:

Пространство. Всё действие «спектакля», весь воспитательно-образовательный процесс проходит исключительно на лоне живой, дикой природы. Это не разовые экскурсии в городской парк или в загородную рощу. Это не пришкольный лагерь вокруг песочницы. Это настоящая жизнь в природной среде.

Время. Жизнь эта не ограничивается одним днем. Или даже двумя. Это достаточно продолжительный отрезок времени, в течение которого участник действа целиком погружается в «природную» среду, пропитывается (в прямом и переносном смыслах!) её духом, атмосферой, дымом костров и запахами диких трав и ветров. Время это должно быть достаточным для вполне серьезных изменений внутри участника, для начала формирований его новых убеждений, представлений, верований, в конце концов, вполне определенной идеологии (как системы взглядов на жизнь общества и свою собственную). Обычно этот отрезок составляет от 8-10 и более дней.

Кто. Участники – «жители острова» (пусть временные, постоянных там очень мало!) – школьники, начиная с 8-10 лет, студенты, учителя, педагоги сферы дополнительного образования, родители, эксперты, вожатые, инструкторы. Последние три указанных категории – имеют в силу опыта более высокий статус «проводников» по острову. Первые же группы – неофиты, либо набирающиеся опыта, либо уже вполне готовые перейти в статус «учителей-инструкторов-проводников», так как побывали на острове не раз, и не два, и знают о нем не понаслышке.

База. В идеальном варианте для полноценной жизни на Нашем острове необходима База. Это слово мы будем часто использовать в книге. База – это домик, или комплекс домиков, куда группа путешественников может всегда вернуться после своих скитаний. Там, на базе, они могут, прежде всего, хорошо выспаться в приемлемых условиях (например, на деревянных кроватях в два яруса и даже с неплохими матрасами!), помыться в бане (отскоблить от своей кожи копоть костров и смыть с лиц следы комариных укусов), записать окончательно в дневнике все перипетия и впечатления от похода, провести научные изыскания; словом, от дикой романтики вернуться на время в хоть какую-то приличную цивилизацию. Поэтому, чтобы сладко поспать – нужны спальные комнаты. Чтобы помыться, почиститься и высушить одежду и обувь – нужна бревенчатая банька. Чтобы провести научные изыскания – нужна (желательно!) лаборатория с инструментарием. Чтобы оформить дневниковые записи – нужен тихий комфортный уголок, где есть для этого хотя бы минимум условий и материалов. А также электрический свет.

Чтобы планировать новые походы, база также крайне необходима. Ведь именно оттуда и начинается новое путешествие. С новыми силами и с подремонтированной экипировкой. Словом, база, особенно если она продуманно и добротно оборудована – очень хорошо! Есть базы, на которых наличествуют даже велосипеды и байдарки. Это – высший класс. Но мы будем вести речь в этой книге в основном о пеших походах и путешествиях.

Что делаем? Изучаем природу активным образом, постоянно находясь в движении внутри нее самой. Экспедиции и экскурсии в леса, поля, на луга, в предгорья. С возвращением на базу, на ночевки, но иногда – с палатками на несколько дней в глухомань. Наблюдаем природные объекты и явления (зверей, птиц, насекомых, растения, экосистемы в целом, звездное небо, озера и реки, геологические обнажения и пр.), фотографируем их, ведем экспедиционные дневники, зарисовываем увиденное, восхищаемся и радуемся, анализируем и обсуждаем события, собираем материалы для исследовательских докладов. Учимся преодолевать походные трудности, осваиваем умения ладить и сотрудничать с теми, кто рядом. Выступаем перед группой, учимся делать яркие публичные сообщения. Слушаем умных людей – ученых (экспертов). Устраиваем диспуты по поводу прочитанных книг (в том числе – вокруг походных костров), играем в разнообразные активные игры (как на базе, так и в походах), развиваем память, внимательность, интеллект. Купаемся в лесной речке и озерах, плаваем на байдарках, устраиваем турниры по мини-футболу, бадминтону и шахматам. Организуем театральные представления. …Живем активной жизнью, органично сочетая отдых и обогащение специфическими знаниями и умениями, которые не получишь в школьном классе.

…….

Современный ребенок похож на морского котика на лежбище. Он лежит или сидит в привычной позе на облюбованном месте и изредка ревёт. На этом похожие черты, правда, и заканчиваются, так как котик уходит в море и там проворно ловит рыбу, а вот ребенок редко куда идет и ничего не ловит. Он настолько привык к своим лежбищу и сижбищу, что сдвинуть его порой оттуда нет никаких возможностей. Нужно приложить массу усилий, фантазии и предложить ему разнообразных посулов, чтобы стронуть его с места, – и родителям это хорошо известно. Слава богу, правда, что будучи всё-таки стронутым, ребенок довольно резво находит вкус и в катании на коньках, и в пробежке по парку с собакой наперегонки, и в походе с родителями в лес. Это означает, что внутренняя природа человека – скитальца, открывателя нового и путешественника, заложенная у нас у всех в генах, берет своё! Массу покоя можно преодолеть! Беда только в том, что и у взрослых (возможно, еще в большей мере, чем у потомства) уже давно сформирован сидячий и лежачий образ жизни. Когда на диване, в кресле, в кафе, в офисе, в машине настолько привычно, что словно бы приклеили тебя туда клеем «Момент» и оставили в таком состоянии. А клей всё твердеет и твердеет.

Таким образом, человек современного мира превратился в новый вид – Homo sedens, человек сидячий. Конечно, сидя, тоже можно познавать мир. Но гораздо удобнее, и, главное, гораздо эффективнее познавать окружающую действительность, скитаясь и путешествуя. Даже, не побоюсь этого слова, бродяжничая! Вспомните, сколько великих писателей в детстве и юности были подлинными «бродяжками»?! И ведь именно они потом рассказали остальному миру о своих открытиях, выложили на всеобщее обозрение свой накопленный в скитаниях опыт!

«Важно быть участником событий. Именно из этого потом

возникают молнии открытий, дерзкий стих и достоверный том…».

(К. Ваншенкин)

А ведь мы рождались природой как Homo cursus – человек идущий. Именно наши подвижность и непоседливость позволили нам стать теми, кто мы есть. Преодолев моря и океаны, пустыни и саванны, расселяясь из сердца Африки – нашей далекой прародины во все концы необъятного света. Неужели мы успокоились и зачерствели? Неужели мы полностью доверились автомобилям, поездам и самолетам? Неужели мы забыли про наши ноги? Которые сейчас способны довести нас только до ближайшего магазина, до автобусной стоянки и до инсульта? Такому же стилю жизни, как Минотавру на заклание, мы предлагаем и наших детей!

В поход, Друзья! Собирайтесь в поход! Вставайте с диванов и кресел, вылезайте из уютных машинок, забудьте на время про лифты и эскалаторы. Возьмем с собой наших детей – и вновь станем, хотя бы на некоторое время, Homo cursus! Мы достойны этого! У нас всё получится! Вперед, к природе! И новый мир распахнется перед нами…

ГЛАВА 1. ДИКАЯ ПРИРОДА: ЧТО МЫ ЕЙ? ЧТО ОНА НАМ?

Во всех частях земного шара имеются свои, даже иногда очень любопытные,

другие части

(Козьма Прутков)

УСПЕТЬ

Самое лучшее, что есть в природе – это отсутствие людей. Так стоит ли нам туда вновь настырно лезть? Возвращаться «назад», как призывал еще Жан-Жак Руссо? Может, оставить её в покое, а самим вновь успокоиться на диванах и креслах в наших городах? Давайте-ка вместе разберемся – что нам природа, что мы ей?…

Со времен Генри Торо (да и значительно раньше!) человек интуитивно понимал, что одно дело – жить в природной среде (скажем, отшельником или мудрецом), а, совершенно другое – хозяйствовать в ней (валить лес, заготавливать грибы и ягоды, стрелять, пилить, ловить, смолить, торить и прочее).

Еще человек понимал, что своим даже только присутствием он делает природу несколько неестественной. Было всегда понятие – естественная природа. Человека в ней не предполагалось. И как только он оказывался в её чертогах – в лесу, в горах, на берегу озера, в лодке на реке, в палатке на поляне – везде происходило отторжение какого-то куска природы от её естества. Как бы ни старался человек при этом никого не замять, не спугнуть, не раздавить, не нарушить.

В нашем мире дикой природы почти не осталось. Везде мы находим следы пребывания наших собратьев – от надписей краской на высоких скалах «Вася + Лена» до бульдозерных расчисток некогда девственного леса под строящуюся скоростную магистраль. Свалки мусора, следы костровищ, груды вскрытых консервных банок, битые бутылки и срубленные деревца сопровождают человека в его путешествиях по дикой природе. Вокруг мегаполисов дикая природа отсутствует. Но кое-какие остатки её все же можно найти – так как, спохватившись, человек консервирует эти остатки в виде заказников, особо охраняемых природных территорий (ООПТ) и даже заповедников. Их очень мало. По площади они занимают крохотную частичку освоенного и подмятого под себя человеком пространства. Но в них еще можно порой наблюдать крохи былого величия.

Кстати, о величии дикой природы. Мне всегда хотелось (как самому, так и моим хоть оппонентам в спорах, хоть коллегам по природоохранному делу) посмотреть и показать ТУ природу, которую мы потеряли. Далеко ходить не нужно: достаточно было бы воспроизвести плейстоценовую экологическую обстановку. Ту самую, в которой зарождались и формировались непосредственные наши предки – кроманьонцы. И в которой они обитали как неотъемлемая часть. Возможно, своей расширяющейся и всё более изощренной деятельностью (эволюция мышления!) они способствовали убийству той богатой эпохи, её быстрому и бесследному закату. Возможно, в силу своей малочисленности и технической слабости (век разума еще не наступил!) они являлись всего лишь немыми свидетелями естественного упадка и гибели того достославного времени. Но в любом случае – ЧТО они застали! ЧЕМУ они были свидетелями и современниками!

Немыслимые тераторнисы летали над просторами лесов и прерий, бесчисленные стада крупных антилоп, оленей, бизонов и туров паслись на лугах, гигантские хоботные – мамонты, древние слоны, превосходившие современных в размерах почти в 2 раза, а также шерстистые носороги – словно косматые подвижные стога сена, бродили по лесотундрам, сокрушающие деревья ленивцы величиной со слона и большие обезьяны размерами чуть ли не с Кинг-Конга производили шум в тропических джунглях, невиданные грызуны (от древнего колоссального бобра до крохотных с наперсток землероек) населяли берега могучих рек, пещерные львы и исполинские медведи оглашали окрестности своим страшным ревом, стаи волков охотились на могучих лосей и торфяных оленей, … да разве всех тут назовешь!? И весь этот фантасмагорический калейдоскоп мегафауны сопровождал жизнь нашего предка, был его окружением и фоном его бытия. А также условием самого его существования. Лично мне кажется, что современный человек с его развитым интеллектом и воображением, с его отточенными эволюцией органами чувств просто бы задохнулся от восторга, страха, ужаса и переизбытка впечатлений, окажись он внезапно в той величественной эпохе, эпохе сплошных могучих лесов, девственных рек и водопадов, нехоженых гор и равнин, поражающего разум изобилия живности во всех уголках Ойкумены.

Сейчас же мы видим лишь жалкие остатки былого пиршества жизни на Земле. И мы сами в немалой степени тому виной… Но по-прежнему звучит в наших генетических глубинах голос предков, застывших в изумлении перед величием дикой природы. И по-прежнему мы собираем рюкзаки, чтобы хоть чуть-чуть побыть наедине с облаками, ветрами и травами. Жгучее желание созерцания дикой природы, чувство хоть кратковременного, но единения с ней – древнее и святое чувство Человека. Его нужно нам как-то сберечь и сохранить для следующих потомков. Нужно как-то постараться, чтобы и наши дети не утратили безвозвратно это чувство. ….Если только сумеем мы сберечь и сохранить доставшиеся нам остатки дикой природы.

Человек постепенно делал природу культурной. Окультуривал её в угоду своим бытовым и хозяйственным устремлениям. Ведь он всегда хотел жить лучше, в комфорте и достатке. Поэтому ту природу, до которой мы не добрались, еще не дотянулись мы и называем дикой. В ней не должно быть ЛЭП, городов и дорог. Но есть ли сейчас такая на планете? И где она, если есть?

Ответ прост и давно известен, достаточно заглянуть в предлагаемые буклеты туристических фирм. Давно уже (наряду с Пхукетом, Шарм-эль-Шейхом и Бали) стали модными экзотические и опасные вояжи на малообитаемые Никобарские острова, к 8-тысячным вершинам Гималаев, в дебри Амазонии, на нетронутые цивилизацией пляжи Альдабры, в раскаленное сердце Калахари. Современный человек упорно ищет девственные места, словно пытаясь вернуть самого себя в те далекие, древние и опасные времена, когда он и сам был крохотной частицей непознанного мира.

Но как быть с детьми? С ними же не полезешь на Аннапурну? Как показать ребенку хотя бы остатки, кусочки того, что мы утратили? Как познакомить его с древним девственным миром-колыбелью, из которой мы сравнительно недавно выбрались? Успеем ли мы это сделать? И – как это сделать? Ведь еще совсем немного, и будет поздно! Игры тетеревов, крик совы, цветущий венерин башмачок, всплывающий за воздухом тритон, петляющий бег зайца по снежной равнине – даже такие отнюдь не величественные явления уже сложно найти в окружающей нас среде!

И когда мы жалеем и сетуем о том, что не попали на концерт известной рок-звезды, не достали билет на премьеру в Большой Театр, не посетили вовремя Париж на рождественскую иллюминацию, я с горечью задумываюсь о том, а почему мы не грустим столь же проникновенно о пропущенных нами событиях в мире дикой природы? Почему нас не охватывает печаль от мысли, что мы никогда в жизни не слыхали уханье филина в ночи? Не видели, как кружит белой метелью подёнка над тихим вечерним озером? Не нюхали божественный аромат любки двулистной – ночной северной орхидеи под пологом старого ельника? Разве эти естественные явления хуже? Разве они менее достойны нашего внимания, чем феномены искусства и шоу-бизнеса?

Вернемся к детям. Можно констатировать одно: если наши предки застали истинно дикую природу во всей её красе, то мы застаём лишь частички её, довольствуясь природой измененной и «окультуренной» нами. Дети же наши могут вообще ничего не застать. Через несколько поколений они могут даже не подозревать о существовании когда-то той невероятно красивой планеты, которая как древний полуправдивый миф канула в небытие… Утонула, как Атлантида…

«Для меня мир природы – неоценимый источник эмоционального подъема, прекраснейший очаг визуальной красоты, превосходнейшая основа интеллектуального развития. Природа – источник столь многого, благодаря чему жизнь действительно заслуживает быть прожитой».

(Дэвид Эттенборо)

……….

Успеть! Вот наш лозунг. Нужно успеть показать нашим детям природу. Хотя бы в таком виде, который она сейчас представляет собой. Слава богу, красот еще достаточно. Но – если мы этого не сделаем, то вырастут поколения, свято верующие в то, что нефтяные вышки, опоры электропередач, интеллектуальные планшеты и домашние роботы-пылесосы суть главное на нашей планете. И человек потеряет связь со своей прародиной-природой окончательно.

Замечен небывалый интерес у населения многих стран к экзотическому времяпрепровождению, которое часто называют словом «выживальщичество». Этот довольно сложный социально-психологический феномен сигнализирует нам о том, что никуда от дикой природы мы деться не можем, и что она настойчиво зовет нас в свои объятия. Возможно, что таким образом, подкупая нас своими еще оставшимися на планете красотами и трудностями, она сама пытается выжить. То есть не мы – «выживальщики», а, скорее, она.

У древних греков бытовал миф о пастухе Актеоне. Однажды он случайно застал купающуюся Артемиду и, вместо того, чтобы вежливо удалиться, стал с восхищением наблюдать за прелестной купальщицей. Артемида, как всякая уважающая себя женщина (а, особенно, как древнегреческая богиня – там весь пантеон был поголовно нервным, мстительным и злопамятным; всё их бесило и подбешивало в подлунном мире) воспылала негодованием и превратила бедного пастуха в оленя. Причем, так ловко, что его не узнали даже собственные собаки. Те бросились на изменившегося внешне хозяина, враз забывшего людской язык, с желанием разорвать на кусочки; куда же девать инстинкты хищников?! Словом, весь этот ужас закончился гибелью Актеона, злорадством Артемиды и поздним раскаянием бедолаг-собак.

Мы можем представить в этом мифе столкновение двух миров – мира цивилизованного, обжитого и уютного, где люди освоились и живут тихо-мирно. Это мир правил, законов, запретов, договоров, соглашений, уступок, выдуманных для себя самими людьми. Это – искусственный мир. Но в каждом жителе этого мира глубоко внутри живет мир дикий и древний. Он никуда не делся. Которого мы боимся, так как уже забыли его и ушли от него очень далеко. Он пробуждается в нас в критических ситуациях. Как пробудился он в Актеоне, преступившем правила богов. Как пробудился он в Артемиде, увидевшей нарушителя. Как проснулся он в прирученных домашних собачках, в одно мгновение ставших неуправляемыми. Как вздрогнул он в олене, который вовсе и не олень, заставив зверя бежать от опасности, как и положено тому в дикой природе.

Мы никогда не уйдем полностью от природы. Она – внутри нас. Но какими мы окажемся для той, которая осталась вне нас? Когда мы, отодвигаясь всё дальше и дальше, расходимся друг от друга? Врагами, не понимающими чужого языка? Или все-таки друзьями, способными оказаться полезными друг другу? И наш внутренний Актеон и Актеон-олень – не окажутся ли они оба на краю гибели, не понимая речений друг друга…

«Достаточно, чтобы каждый из нас на час задержал дыхание – и с парниковым эффектом будет покончено!»

(Джерри Адлер)

АЛДОТИК, МАЛИНОВКА И ДРУГИЕ

Среди обитателей дикой природы есть удивительная часть, о которой вообще мало кто знает. Я называю её «тайной частью». И люблю рассказывать о ней, этой скрытной области природы, детям.

К ней относятся такие обитатели лесов, равнин, болот, гор и предгорий, которые не попадаются людям на глаза, либо уже исчезнувшие с нашей планеты, либо даже никогда и не существовавшие на ней. Ни много, ни мало! Вот, скажем, снежный человек! Есть он или его нет? А, может, он все-таки был – а сейчас пропал безвозвратно? И наши домыслы и догадки о нем – всего лишь наша древняя память о далеких, забытых временах, когда мы – еще не совсем люди и он – может быть, тоже получеловек, обитали бок о бок, а встречи были неизбежными, хоть и нежелательными и для нас, и для него. Дети любого возраста с неподдельным интересом и живостью откликаются на разговоры о таких существах.

Детям необходима тайна. Им нужна неопределенность в этом детерминированном мире. Школа учит их, что дважды два – четыре, а пингвины не водятся в Арктике. И это правильно. Но в нашем мире, слава богу, есть еще много того, что не расчесть алгеброй. Что не поддается суровым приговорам – на какую конкретно полку и полочку ЭТО следует положить. Для детей (особенно!) необходима лазейка – для фантазии, вымысла, сказки и мифа. И это тоже правильно. Эти два мира вполне уживаются в душе человека. Речь не о том, чтобы слепо веровать в плоскостную теорию Земли, а также в то, что человек произошел от свиньи. Хотя и эти вещи с ребенком также нужно и полезно обсуждать. Но легкие, подернутые флёром интриги при кажущейся беспомощностью науки (она не всегда и не везде всемогуща, это нужно признать!), поданные с должной иронией, но тем не менее серьезные настолько, что достойны обсуждения и даже исследования, эти тайны и легенды имеют право обитать в душе любого ребенка. Ничего плохого они ему там не сделают. А вот подвигнуть его стать более внимательным и чувствительным, более живым и непосредственным, более любопытным и аналитически-мыслящим – это точно смогут!

Итак, можно выделить, по крайней мере, четыре категории обитателей дикой природы, которых можно отнести к тайнам и загадкам.

Мифические и полумифические существа. Снежный человек, монстры крупных озер (Лох-Несс, Лабынкыр и т.д.), таинственный африканский медведь нанди-бэр, миньокао из джунглей Амазонии, мокеле-мбембе из болот Конго, оборотни-волки (ликантропы), «летающие люди» (В.К.Арсеньев), олгой-хорхой (И.А.Ефремов), чупакабра, баньши и тролли из Европы и пр. Местные, из славянского бестиария – Алконост и Гамаюн, русалки, чиганашка, кереметь, всевозможные разновидности леших и кикимор и др. Историко-краеведческие исследования.

Непонятные существа, у которых есть народные имена-названия, но нет научных. За ними стоят явно реально существующие объекты, но кто именно – пока неизвестно. Алдотик, малиновка, чибыш, потатуйка, див, зегзица (зозуля), карбыш, чурил (Д.Корбетт), и пр. – скорее всего, это объекты био-лингвистических исследований.

Всем хорошо известные биологические объекты, у которых существует путаница в названиях, присваиваемых им народом. Например, пары: рогоз-камыш, медянка-веретеница, багульник-рододендрон, ондатра-водяная крыса, сойка-ронжа, лебеда-марь, клещи-мухи кровососки Lipopténa, мыши-полевки, сморчки-строчки и т.д. И даже тройки, например, боровик-подосиновик-подберезовик (челыш – это который?). А для особо дремучих в области природоведенья людей – даже: ёлка – сосна и ворон-ворона!

Реально существующие организмы, которые необычайно редки, скрытны и оригинальны какими-то особыми своими качествами. Тритон, орхидея Венерин башмачок, ортезия, богомол, пчела-плотник, оса сколия гигантская, бражники, слизевики, макролепиота и рицинус, гриб-баран, кутора, куница-белодушка, косуля (в наших краях). Это объекты, прежде всего, биолого-экологических исследований.

Все они могут отлично сыграть свою роль в педагогическом процессе с детьми, попавшими в полевые группы. Фантастические твари и где они обитают? Вот вопрос – вызывающий жгучее любопытство практически у каждого ребенка. Если он, ребенок, уже формирующийся натуралист, что его, конечно же, привлекут в первую очередь реальные «твари» из третьей и четвертой групп. Если он еще душой не особо лежит к биологии и экологии – то для него притягательными исследованиями обернется анализ первой группы. Будущие «чистые» гуманитарии, имеющие вкус к языку, пытающиеся и сами писать и сочинять, заинтересуются больше представителями второй и третьей групп – почему их так называют, откуда эти странные слова, что они означают и почему одни и те же виды называют по-разному в народе и в науке?

Обсуждения, касающиеся первой группы – тех существ, о которых совсем мало известно и которых, скорее всего, просто не существует, – интересны и полезны тем, что их можно легко повернуть в русло эколого-этолого-биологических аспектов. Например, оценить размер популяции, при котором она приобретает устойчивость, дать прогноз по стратегии питания и размножения данного «крипто-вида», проанализировать вероятные особенности этого вида, позволяющие ему ускользать от внимания людей, а также возможные способы защиты его с нашей стороны. Всё это – не праздное времяпрепровождение, как может показаться на первый взгляд. Добротный научный анализ на основе любопытства и мотивационного интереса – отличный двигатель развития интеллекта любого ребенка! Здесь любопытно также рассмотреть наверняка существующие предания и легенды о мифических «тварях» данной местности. Это – богатый пласт для этнографических и краеведческих работ. Так, например, на территориях, исконно заселенных мордвой, до сих пор бытуют верования, связанные с целой кучей зооантропоморфных предков. Один медведь, живущий в глубинах лесов в особой скрытной Медвежьей стране, и с которым иногда случаются свадьбы мордовских девушек, чего стоит! И почему они, мордва, так почитают пчелу?

«Собака моя плелась сзади. На тропе я увидел медвежий след, весьма напоминающий человеческий. Альма ощетинилась и заворчала. И вслед за тем кто-то стремительно бросился в сторону, ломая кусты. Альма плотно прижалась к моим ногам…

В это время случилось то, что я вовсе не ожидал. Я услышал хлопанье крыльев. Из тумана выплыла какая-то масса, большая и темная, и полетела над рекой. Собака выражала явный страх и все время жалась к моим ногам. В это время послышались крики, похожие на вопли женщины… Вечером удэгейцы принялись оживленно обсуждать версию о том, что в этих местах живет человек, который может летать по воздуху».

(В.К.Арсеньев, В отрогах Сихотэ-Алиня)

«…У животного не было заметно ни ног, ни даже рта или глаз; правда, последние могли быть незаметны на расстоянии. Больше всего животное походило на обрубок толстой колбасы около метра длины.

Оба конца были тупые, и разобрать, где голова, где хвост, было невозможно. Большой и толстый червяк, неизвестный житель пустыни, извивался на фиолетовом песке».

(И.А.Ефремов, «Олгой-Хорхой»)

Ко второй группе можно отнести ряд загадочных существ, которые явно обитают в природе, но наука до сих пор не знает толком – кто это такие? Для детей исследование (по литературным источникам) и последующий критико-аналитический обзор в групповой дискуссии может быть чрезвычайно полезен. Ибо он может (при наличии умелого и компетентного модерирования со стороны руководителя или специалиста-эксперта) помочь осветить важные и значимые положения общей биологии и экологии, популяционных и эволюционных законов, а также послужить стимулом к изучению народного фольклора, связанного с зооморфными образами и их названиями. Даже такой вроде бы простой пример, как птичка-малиновка, достоин отдельного расследования и повествования. Так как никто из ученых до сих пор нам точно не скажет – какой конкретно вид скрывается под этим именем! Вот что мы читаем у чудесного И.С.Тургенева:

«Вы едете по зеленой, испещренной тенями дорожке; большие желтые мухи неподвижно висят в золотистом воздухе и вдруг отлетают; мошки вьются столбом, светлея в тени, темнея на солнце; птицы мирно поют.

Золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью: он идет к запаху ландышей. Далее, далее, глубже в лес… Лес глохнет… Неизъяснимая тишина западает в душу; да и кругом так дремотно и тихо».

(И.С.Тургенев, Записки охотника)

Так кто же такая малиновка? Ведь даже песенка, уже наших с вами, нетургеневских, дней есть: «Малиновки заслышав голосок…». Давайте попробуем хоть немного разобраться и в этом вопросе!

Начну я с лирического отступления. Детство живет загадками. Таинства жизни, разворачивающейся перед входящим в её русло маленьким человеком, прекрасны и притягательны. Всякая малость в этот благословенный период бытия – есть таинство и загадка. В детстве я часто слышал от взрослых о птице-малиновке, но увидеть её никак не мог. Мне смутно представлялась эта загадочная птаха сверкающей в блеске своего оперения как жар-птица, однако в лесу трудно было найти место для неё, ведь такая особа была бы, несомненно, всюду заметна.

Став взрослым, я полагал, что люди наделили этим именем – малиновкой – сразу нескольких разных птиц. Это был действительно некий фантастический образ, собранный, на мой взгляд, из черт знакомых мне горихвостки, пересмешки и зарянки. Главной же чертой, объединяющих этих в общем-то непохожих друг на друга птиц, была определенная броскость их оперения. Впрочем, если горихвостка и зарянка могли в полной мере хвалиться пусть не малиновым, но оранжево-красными тонами пера, то пересмешка была вся кремово-зеленой (хотя и всерьез великолепно яркой!). Тем не менее, в народе частенько загадочную птичку так и величали – "малиновка-пересмешка".

Продолжая свои изыскания, я решил, что дело здесь в случайном совпадении видового научного названия зеленой пересмешки и народного мнения, что "малиновка" может передразнивать ("пересмеивать") других обитателей леса; однако, ни горихвостка, ни зарянка, ни сколь либо похожий на нечто "малиновое" другой лесной певун не умеют пересмеивать, изображать чужие голоса!

Таким образом, даже сейчас непонятная до конца, загадочная "малиновка" продолжала занимать меня. Кого из лесных птиц имел ввиду великий знаток русской природы Тургенев? Еще более запутал меня почти всегда спасительный в таких случаях Владимир Иванович Даль. Убедившись, что малиновый цвет это действительно "цвет ягоды малины, темно-алый, с небольшой просинью", вдруг обнаруживаю у него в словаре далее: "малиновка – пташка Motacilla salicaria или Sylvia hortensis". Таким образом, к предлагаемым мною на роль малиновки горихвостке, пересмешке и зарянке прибавились еще две "пташки", причем сами по себе не менее загадочные, чем мифическая "малиновка"! Да простят великого Даля мои читатели – он не был орнитологом! Да и в те времена путаницы в зоологической номенклатуре было преизрядно!

Дело в том, что к роду Motacilla относились (и относятся) трясогузки. У нас их обитает два вида – желтая и белая. Уж эти-то друзья никак не могут претендовать на звание "малиновки-пересмешки" – никаких "алых" и тем более "с просинью" цветов в их оперении даже не предполагается, да и песни у них весьма скромны. Что касается Sylvia hortensis, то В.И.Даль, вероятно, полагал (вслед за современными ему орнитологами), что это – садовая славка. Вот уж где сама скромность! Серенькая пичужка, правда, с милой песенкой, но целиком своей! Никаких дразнилок-пересмешек!

Словом, вконец запутавшись, я отправился в лес. Он встретил меня тревожным лепетом осин, сумраком просек и шептанием папоротников в чащобе. Наступал вечер, и закатное солнце золотило верхушки елей. На тех верхушках было, должно быть, так весело: каскады литых бронзовых шишек, море воздуха и света, дальний обзор до самых неведомых горизонтов с макушечного елового "пальца". Именно оттуда доносился до меня прелестный посвист – словно маленький ребенок баловался резиновой игрушкой с дырочкой в боку. На еловом пальце, вознесенном к небу и обласканным закатным солнцем, пела зарянка, также обрызганная золотом. Она сверкала, искрилась и казалась мне, смотрящем вверх из глухого лесного сумрачного колодца чем-то фантастическим, явлением другого, неземного, небесного мира. И тут я уверовал вдруг, что все-таки именно зарянка и есть та загадочная малиновка – блистающая в последних лучах дня и дразнящая солнце.

Впрочем, в глубине души мне было жаль свою детскую заветную загадку. Пусть она останется неразгаданной до конца – решил я; и, кто знает, может быть где-то в глухих лесных чащобах таится все-таки моя чудесная малиновая птица, знающая все звуки, шорохи и голоса леса.

……….

А вот еще один любопытный пример. Дадим слово не менее тонкому знатоку русской природы (сравниваю с Тургеневым), еще одному Ивану Сергеевичу. Вот что сообщает Соколов-Микитов в рассказе «Глушаки»:

«Вечер в лесу подходил тихо: пискнула, промелькнув от пенька на пенек, пропала под кореньями мышь; чуфистнул два раза, сорвался и забормотал далеко тетерев-полевик, протянул вальдшнеп. Ночью у костра было слышно, как далеко за болотом тоненько пробрехала лисица, а на лядях жалобно гукнул заяц, и, как всегда в глухом лесу в весеннюю ночь, затрубил таинственный алдотик, о котором ветродуй Васька сказал: «Очень даже удивительно. Летось я полное утро за ней бегал: подбегу, подбегу, вот она, вот; стану глядеть – ан нету, опять за три десятины дудит. Все утро зря прогонял. Никто этого алдотика не могет видеть». Далеко на лугах завыл, заплакал и замолчал волк».

Кто такой алдотик? Сколько ни вел я изысков по разным источникам, так и не мог даже близко идентифицировать эту птицу (да и птицу ли?). Понял только, что особенно часто упоминают её смоленские охотники и писатели…. Быть может, это какая-то редчайшая местная «зверюшка»?

А вот взять уж совсем вроде простые на слух имена – чибыш, авдотька, серпик, див! Это что за существа такие? И зачем их так поименовали? Для детей будет весьма полезной и будящей любопытство работой доискаться до истины, там, где это возможно, или, хотя бы предложить обоснованные версии. Это, по сути, сродни работе следователя-дознавателя. Только в качестве ответчика-испытуемого-допрашиваемого выступают книги – источники. А тщательная и критическая работа с литературой всегда и везде пригодится детям, когда они повзрослеют. Такая работа формирует отличные человеческие качества – терпение, усидчивость, упорство, память, развитие воображения, навыки сравнительного анализа текстов.

Для любопытствующего читателя скажу здесь только то, что «чибыш», скорее всего, воробей (но вот какой – домовый или полевой?!), «серпиком» в южных губерниях России исстари поэтично называли стрижей (может, быть, и ласточек-касаток тоже?!), див – это либо удод, либо филин-пугач. А авдотька – еще одно народное имя хохлатого удода, притом, что есть еще и авдотка – крупный пустынный кулик с большими печальными глазами! Разве нет тут простора для захватывающих детских исследований и размышлений?!

………

Чтобы закончить на интригующе-страшной ноте разговор о представителях второй группы, дадим слово одному из известнейших знатоков жизни индийских джунглей, непревзойденному рассказчику Джиму Корбетту. В 1940-1950-х годах он активно охотился и параллельно писал свои удивительные книги о природе и людях Индии в провинциях Кумаон и Гархвал, расположенных в предгорьях Гималаев.

«За все годы, что я прожил в Кумаоне, и за многие сотни ночей, проведенных в джунглях, я слышал чурил только три раза – всегда ночью, а видел лишь однажды.

Это было в марте. Только что собрали небывалый урожай горчицы, и в деревне, посередине которой располагался наш коттедж, раздавались оживленные и счастливые голоса. Мужчины и женщины пели, дети шумно перекликались друг с другом. До полнолуния оставалась ночь или две, и видимость была почти такой же хорошей, как при дневном свете. Мэгги и я собирались обедать (время близилось к восьми вечера), когда четко и пронзительно в ночи прозвучал крик чурил и тотчас же в деревне смолкли все звуки.

Примерно в пятидесяти ярдах от нашей усадьбы, справа, росло старое дерево адины. Поколения грифов, орлов, ястребов, коршунов, ворон и караваек убивали и потрошили своих жертв, обосновавшись на верхних ветвях старого дерева. Наша парадная дверь была закрыта, спасая от холодного северного ветра. Открыв ее, мы с Мэгги вышли на веранду, и в этот момент чурил закричал вновь. Крик доносился с адины, и там, на самой высокой ветке в мерцающем лунном свете сидел чурил.

Некоторые звуки можно описать с помощью комбинаций букв или слов, как, например, «ку-у-и-и» человека или «тэп-тэп-тэппинг» дятла, но я не могу подобрать слова, которыми можно описать крик чурил. Если я скажу, что он похож на крик грешника в аду или умирающего в агонии – это ничего вам не объяснит, потому что ни вы, ни я их не слышали. Я не могу сравнить эти звуки ни с какими из услышанных в джунглях. Это нечто совсем иное, не связанное с нашим миром, потустороннее, леденящее кровь и останавливающее сердцебиение. В предыдущих случаях, когда я слышал этот вопль, то все-таки подозревал, что его издает птица. Я думал, что кричит сова, возможно залетная, поскольку в Кумаоне мне известен крик каждой птицы. Зайдя в комнату, я вернулся с полевым биноклем, который использовался во времена кайзеровской войны для корректировки артобстрелов, и, следовательно, был настолько хорош, насколько может быть хорош бинокль. С его помощью я внимательно рассмотрел птицу».

Далее Корбетт с сожалением добавляет, что не смог идентифицировать птицу, хотя знал отлично всех пернатых гималайских предгорий. Так мы до сих пор и не ведаем, что это за вид! Чурил остается тайной…

……….

Поговорим вкратце про третью группу. Её населяют вполне реальные (их почти все дети знают и видели!) организмы. Путаница здесь только в именах. Причем, порой до боли душевной простоватая и дурацкая. Скажем, перед Новым Годом в телевидении показывают «ёлочные» базары, где торгуют… соснами. Так и называйте продаваемое сосной! Она, реально, ничуть не хуже молодой ели! Так нет! Упорно все (и покупатели, и продавцы, и телевидение тоже!) кличут сосну ёлкой. Это не сознательная шутка, а именно путаница! Подозреваю, что большинство наших граждан всю эту хвойную братию вообще никак не различают! – Да какая разница?! , – обычно восклицает счастливый обладатель сосны, волокущий её с ёлочного рынка к себе домой. – Хвоя есть – и ладно!

То есть ярлыки порой перепутаны и наклеены на другие объекты. Это примерно так, как если бы мы в классе учебник называли тетрадью, а тетрадь – учебником. Или даже еще чем-то и вовсе иным!

Проблема эта, если слушать умных взрослых, относится к области семантики и семиотики. То есть наук, изучающих связь символа, имени и представления о нем с самим объектом. Скажем, наклейка «ястреб» может обозначать хищную птицу, но в равной степени и агрессивного военного. Но мы не будем копаться в этих сложностях. Предоставим сделать подобное детям: они вполне могут сделать прекрасные исследования на эти темы. Скажем, почему в народе вдруг рогоз называют камышом? И почему наука не пересмотрела свой взгляд – и толерантно согласилась бы с народом? И кто это сделал из них первым, то есть назвал рогоз рогозом, а камыш…, короче, кто первый эту путаницу учудил? Народ или наука? И почему в тюркских языках камышом зовется и вовсе третье растение – тростник? Чем вам не исследование? И, на мой взгляд, для ребенка-подростка гораздо более полезное, чем замусоленные и измызганные доклады, которые год от году звучат (переписываемые друг у друга или со студенческих рефератов) на конференциях НОУ! Но – об этом поговорим в другом месте.

Итак, давайте сразу разбираться. Будем все-таки следовать научным представлениям и ярлыкам, а народные – поправлять. Так будет всем лучше. Хотя, я вполне допускаю, что народ имеет право ничего не знать про наши тут экзерсисы и продолжать путать. Это его право. Мы же с детьми возьмемся за коррекцию. Она – не самоцель. Она – на пользу развитию ребенка. Прежде всего.

Пара первая (их вообще-то очень много, мы возьмем тут только несколько примеров): рогоз-камыш. Последний, как вы помните, шумел в старинной народной песне, параллельно с гнутьем деревьев и ночкой темной. Слово «шумел» здесь очень важное, как ни странно, ибо именно рогоз способен производить порядочный шум под ветром. А вот камыш – не очень. Запомним: рогоз – высокие околоводные и прибрежные травы с длинными лентовидными листьями. Собственное семейство – Рогозовые. Отличительная (самая запоминающаяся и яркая для «неботаника») черта – коричневое соцветие на верхушке стебля, напоминающее бурую сосиску или эскимо в шоколаде. Верхняя часть этой «колбаски», более тонкая, – мужские цветки, а нижняя, более толстая и шоколадно-бурого цвета – женские. Самые обычные в Средней Полосе два вида: рогоз широколистный (Typha latifolia) и рогоз узколистный (Typha angustifolia). Камыш – также высокое околоводное растение, но другого семейства – Осоковых. Соцветие верхушечное, в виде растрепанной метелки. У самого нашего обычного и распространенного озерного камыша (Schoenoplectus lacustris) темно-зеленые цилиндрические стебли вообще без боковых листьев. Кстати, родственник египетского папируса!

Пара вторая: медянка – веретеница. Путают все и везде, где только могут. А некоторые и не различают вовсе. Медянка (Coronella austriaca) – змея. Веретеница (Anguis fragilis) – ящерица. Только безногая. Но если вы их встретите, они не скажут вам, кто есть кто. Их нужно уметь различать.

Во-первых, медянка для человека совершенно неопасна. Она хоть и ядовитая змея, но яд у нее слабый, а зубы с протоками ядовитых желез находятся у нее настолько глубоко в глотке, что при укусе она никак не сможет впрыснуть вам яд. А вот при заглатывании своей добычи – ящериц, мышей и полевок – зубки проявляют себя, когда добыча окажется глубоко в пасти. Кстати, медянки очень даже любят полакомиться именно небольшими веретеницами. Веретеница же абсолютно безобидна; она охотится на мелких насекомых, отдавая особое предпочтение муравьям. Поскольку она окрашена в медный цвет, то в некоторых регионах её зовут медяницей. Что вносит еще большую путаницу (для нас с вами!) между этими двумя милыми существами! Отличия: у ящерицы веретеницы есть подвижные веки, она может ими моргать. У змей же веки срослись, отсюда «немигающий» змеиный взгляд. Как и многие ящерицы, веретеница способна отбрасывать хвост в моменты опасности. Отсюда и видовое название – ломкая. Змеи так не умеют. Но – не нужно это проверять в живом эксперименте! Ящерицам вовсе не нравится ломать свои хвосты – это же, по сути, перелом позвоночника!

Пара третья: клещи и мухи-кровососки. Тут в народном мировоззрении смешалось в кучу всё, как в доме Облонских. И что клещи летают и могут упасть на человека с дерева. И что кровососки страшнее змей – ибо их укус чуть ли не кладет человека наповал!

Нужно разобраться с этими выкрутасами народной фантазии. Во-первых, все наши клещи, которых следует опасаться, ибо они переносят кучу неприятных вирусов, а, следовательно, и заболеваний (от менингита до болезни Лайма), не летают и с деревьев не падают. Все они (а это клещи семейства Иксодовых, класс Паукообразные) обитают в траве, именно там подстерегая проходящую добычу и «прихватываясь» к ней передними конечностями.

В-вторых, мухи-кровососки – это совершенно иные членистоногие. А именно: класс Насекомые, отряд Двукрылые, семейство Hippoboscidae. Это также (как и клещи) специализированные кровососущие паразиты теплокровных (зверей и птиц). Они активно летают, но могут, попав на шерсть добычи (обычно это копытные), сбрасывать крылья. По сравнению с медлительными клещами, кровососки передвигаются (даже без крыльев, в густой шерсти или в волосах человека) довольно резво! Клещей они напоминают своим уплощенным телом. На человека они нападают редко и в случае нападения тут же стремятся забраться ему в волосы. Укусы их болезненны (но не все люди, подвергшиеся их нападениям, так считают), но в целом не так опасны, как присасывания иксодовых клещей. В основном у укушенных развивались дерматиты (легко поддающиеся лечению). В некоторых редких случаях, по-видимому, возможно заражение спирохетами – возбудителями болезни Лайма. Итак, главное отличие – муха кусает, клещ «впивается», присасывается. Подробнее об этих паразитах расскажем в главе «Страхи и фобии».

Пожалуй, и хватит! Оставим детям простор для более детальных исследований, в том числе – других объектов. Покажем напоследок еще только форму, в которой подобные исследования можно подать. Как любое блюдо на кухне – жареным, вареным, по кусочкам или в форме большого пирога.

Симпатюшечная Варвара взялась изображать водяную крысу. Это – смелый шаг. Особенно со стороны девочки.

Ондатру же исполняет Николай, солидный, серьезный и немного полноватый семиклассник. Ребята договорились, что это будет представление вечернего театра. Как всегда, руководители заклинали их, чтобы всё было ярко, внятно, и, главное, не затянуто. Минут 15 максимум! За репетициями следили оба майора. Задача постановки – помочь зрителям заучить (при наглядном показе это хорошо получается!): чем отличается один зверь от другого!

Водяная крыса (Arvicola terrestris) менее известна, чем вездесущая ондатра. Однако, она наша, родная. А вот ондатру (Ondatra zibethicus) завезли из Северной Америки. И потому Коля избрал себе тон мелкого буржуа, оказавшегося в чужой стране, брюзжащего и недовольного предоставленными ему условиями. Впрочем, там были и черты известного вальяжного и любящего помечтать в гамаке дядюшки Ондатра (из Муми-тролля, Туве Янссон). Крыса Варвара, сразу же ставшая всем зрителям весьма эмпатичной, играла роль простоватого персонажа, без претензий и капризов.

Хвосты, изготовленные непонятно из чего, но привлекшие к себе пристальное внимание (как один из главных отличительных признаков) , были великолепны. У Коли он уныло волочился сзади в уплощенной форме и был весьма длинен. Крыса Варя обладала довольно коротеньким, но типично крысиным тонким хвостиком. Все увидели (она специально это демонстрировала), что он округл в сечении. Комплекция Коли и изящество Вари подсказывали зрителям, что дядюшка ондатр крупнее, чем крыса.

Представление идет в форме динамичного диалога.

-А у меня мордочка острая!, – наседает крыса Варвара.

-А у меня тупая!, – обиженно басит Николай, тоже показывая зрителям свой портрет на листе А4.

-А я более скрытная, меня никто не замечает!, – пищит Варя.

-А меня сегодня вся группа на экскурсии видела. Два раза!, – басит Николай.

-А я могу вредить вам тут на огороде! Всю морковь погрызу осенью!, – вредничает Варя.

-А я отойти от водоема не могу, мне и там хорошо!, – ответствует Николай.

Зрители в восторге. Майоры довольны, что уложились в 12 минут. После мини-спектакля все рисунки, которые демонстрировали Крыса и Ондатр, вывешиваются на стенде. Еще два дня, проходя мимо них в столовую, дети будут вспоминать и смеяться, как в конце концов кто-то наступил Коле на хвост – и тот с коленкоровым треском оторвался от Колиных походных штанов.

……….

Что касается четвертой группы, то здесь необходимо сначала детям показать эти объекты вживую. Обязательно. И даже подчеркнуть, что вот, скажем, в сегодняшней экскурсии мы специально будем искать загадочную Ортезию. Нужно создать ауру таинственности и некоторой неопределенности. Кто такая (или такой) Ортезия? Давайте представим, что нам известно о ней только то, что обитает ОНА (оно) на крапиве. И более никакое другое растение ей не нужно! Как называется такое явление? Правильно, – облигатный паразитизм. Если, конечно, она не отдыхает на крапивных кустах, а активно их кушает!

Всю экскурсию группа, памятуя о главном задании (за которое вечером на общем сборе будут явно выданы какие-то вкусняшки и иные бонусы), уделяет наиболее пристальное внимание зарослям крапивы. И, параллельно, обнаруживает (первым это сделал вечно флегматичный Валера), что часть крапивных кустов совершено «не жалится»! Как это так?! С визгом девчонки убегают от парней, которые норовят напугать их этой странной крапивой. Они не верят в её «беззубость» и подозревают, что это – розыгрыш. Останавливаемся и заостряем на этом явлении внимание. Всегда нужно использовать такие подвертывающиеся под руку удачные моменты: сейчас или никогда! Все дети заинтригованы, все полны внимания, все горят узнать – что такое случилось с крапивой?! Которую издревле на Руси использовали в педагогических целях, засовывая в штаны напакостившим сорванцам!

Внимательно осматриваем принесенные сразу из трех мест экземпляры (естественно, без корней – с ними «рвать» что бы то ни было категорически запрещено). Выясняются видимые отличия, совершенно незамеченные сразу. Та, что не жжет руки, говорю я группе, собравшейся вокруг меня – это глухая крапива, «ложная» крапива, она же яснотка (Lamium album), семейство Губоцветные. К крапивам, как ни странно, отношения не имеет вообще. Запах от листьев и стебля тяжелый, довольно неприятный (у крапив, если лист растереть, запах слабый, приятный). Цветет с середины мая. Так же, как и крапивы жгучая (Urtica urens) и двудомная (Urtica dioica) – два наши самые обычные и распространенные вида крапив (семейство Крапивные), способна образовывать большие заросли. Цветки пахнут медом; яснотка – прекрасный медонос. Цветки, кстати, довольно крупные – если их найти среди зелени (они скрыты под листьями и прижаты к стеблю). Кроме того, они белые или кремовые. У крапив же цветки очень мелкие, зеленоватые и медом отнюдь не пахнут!

А вот и вопросы на вечернее обсуждение: почему, зачем яснотка «копирует» крапиву? Какие ваши версии? Зачем сами крапивы «жалятся»? Что это за эволюционное приспособление? И какой механизм ожога? Вот, посмотрите, какие волдыри вскочили на руках у Валеры! А, кстати, правда ли, что крапивные ожоги полезны для человека? Чем это???…

С крапивами и ясноткой, «прикидывающейся» зачем-то крапивой, разобрались в первом приближении. А теперь группа настойчиво ищет то, не знаю что! Ведь никаких отличительных признаков таинственной Ортезии я детям не сообщал. И потому они коллекционируют (там, где можно что-то взять, не навредив живому) и фотографируют всё, что попадается им в крапивных кущах. При этом слышны изредка вопли возмущения и крики боли – наука ничем не хуже искусства и тоже требует жертв.

Так мы собираем на вечерний общий сбор довольно много материала, чтобы сделать обзор под названием «Мир крапивы». Он, этот мир, оказывается довольно богат, разнообразен и удивителен. Выясняется, в частности, что листьями крапивы лакомятся-кормятся не только гусеницы крапивницы (Aglais urticae, как им и положено), но и еще какого-то вида бабочек. Явно из Нимфалид. Вечером предстоит сесть в лаборатории за определитель бабочек по их гусеницам. Довольно трудное исследование.

«К чему такие сложности?», – спросит меня, должно быть, въедливый читатель. «Нашли бы сами эту злосчастную Ортезию – да и показали бы всем детям! Да и дело с концом!». Отвечу сразу: детям так интереснее. И они лучше запомнят то, что в обычной лекции на экскурсии прошелестит мимо их умов легко и воздушно, как бабочка. Они, дети, должны быть не потребителями информации, а её активными добытчиками и интерпретаторами. Учитель покажет и назовет, расскажет и попросит записать в тетрадочку – этого они и в школах наелись. До отвала!

Мир природы, пусть даже не такой уже дикий, как во времена плейстоцена и даже времен двадцатилетней давности, все равно несет в себе для ребенка очарование и элементы тайны. Он должен быть притягательным для детей – ибо ему нет и не может быть никакой замены. Гаджеты и вся прочая электроника и социальные сети никогда не заменят человеку реальную жизнь, это очевидно. И рано или поздно ребенок все равно увидит и удостоверится, что даже та жалкая природа, которая еще осталась вокруг него всё же намного лучше мира выдуманного. Нужно только успеть ему, ребенку, этот мир показать. Иногда бывает достаточно сущих мелочей – скопления клопов-солдатиков на прогретом солнцем основании липы в конце марта. Первых зябликов, снующих по дорожкам парка в поисках поживы – и весело переговаривающихся между собой. Пробившегося из прошлогоднего желудя нежно-зеленого ростка нового дуба. Свежей стрекозы, выбирающейся из своей шкурки на изящно изогнутом листе осоки. Шустрой белки, снующей в вершине залитой солнцем ели, и бросающей в вас с вышины шишку. Стремительного ястреба-перепелятника, разбойно охотящегося на ватагу воробьев. Удивительную недотрогу, невзрачное растение, которое умеет стрелять своими семенами во все стороны на несколько метров, как из пушки, лишь только невзначай прикоснешься к его стручочкам! … Природа неисчерпаема для наблюдательного и любопытного человека. И счастлив будет тот ребенок, уж вы мне поверьте, который приобретет наблюдательность и любопытство вовремя.

И в нынешней ситуации для школьника важно даже не столько препарировать, изучать, исследовать, подвергать анализу и анатомическому вскрытию эту природу, а – наслаждаться, восхищаться, сопереживать, любоваться ей. Быть ей полезным. Учиться её понимать.

ЭКОСИСТЕМНЫЕ И ФЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ЭКСКУРСИИ: УВИДЕТЬ ЦЕЛОЕ ИЛИ ПОПАСТЬ В СОБЫТИЕ

Большинство экологических экскурсий, предназначенных для детей, традиционно проводятся с экосистемных позиций. Например, – показать Болото. Или – ознакомиться с Озером. Или – исследовать сосняк-зеленомошник брусничниковый (по В.Н.Сукачеву).

Но есть и другие варианты экскурсий. Например, когда цветет хохлатка. Когда появляются колосовики. Когда начинает петь первый соловей. Или – на вылет поденки, который, скорее всего, будет только завтра. Или – на осенний отлет журавлей. Это тип экскурсий, который можно назвать событийным. То есть цель их – вовремя и удачно попасть в событие!

В чем же отличия экосистемных экскурсий от событийных? Естественно, всё зависит, в конечном итоге, от экскурсовода (его таланта рассказчика и показчика), от погодных условий, от, в конце концов, везения и простых нелепостей-случайностей-совпадений. Но есть и глубинные отличия:

Экосистемные экскурсии изначально настраивают самого экскурсовода на «сурьезный», сухой научный стиль. Тут задачи довольно сложные – показать взаимосвязь множества элементов экосистемы. Да и без сугубо научных терминов здесь не обойтись. В событийных экскурсиях сухости гораздо меньше. Зато больше чувств и эмоций. Сложных дефиниций здесь вполне можно избежать. И изъясняться простым русским языком, с юмором и шутками даже!

Экосистемные можно проводить практически в любое время (иногда даже студеной зимой). Ибо бор никуда не денется даже в декабре (хотя экологические взаимоотношения его элементов уже не показать). В событийных экскурсиях главное – точный срок! Чуть зазевался – и соловей закончил песни. А сморчки со строчками пропали, словно их никогда и не было в ближайшем перелеске. Лозунг событийных экскурсий – вовремя успеть!

В силу зависимости событийных экскурсий от неумолимого движения Солнца по небу (в принципе, вся наука фенология на этом движении строится – для каждой определенной широты и долготы Земного шара) они, казалось бы, не должны быть подвержены случайностям. Однако, на деле именно они становятся непредсказуемыми (по результатам) в сравнении с более устойчивыми и стабильными условиями существования крупных экосистем. Причина – непрогнозируемое воздействие множества мелких факторов (то ветер не тот подул – и цветение орхидей запоздало, то дожди не прошли вовремя – и гриб не появился, то заморозки возвратные грянули – и пролет весенних птиц задержался). То есть, другими словами, на экосистемной экскурсии мы всё равно ЧТО-ТО покажем и расскажем из запланированного, а вот на событийной – такого может и не случиться. Хотя мы и пришли на место вовремя!

Еще можно выделить экскурсии объектные. Когда нас занимает не процесс, не явление, не событие, а отдельный зверек. Или птица. Или насекомое. Скажем, мы идем на бобра! Или – слушать пересмешку (неважно, в начале гнездового периода, или в конце, когда птичка поет уже ради собственного удовольствия). Или – наблюдать самую крупную осу Европы мегасколию четырехпятнистую. На козодоя. На вальдшнепа. На тритона обыкновенного. На жабу серую. На любку двулистную.

Отдельно следует сказать несколько слов про особые экскурсии. Они, на мой взгляд, самые интересные и любимые у детей. Но – и самые сложные. Это экскурсии в свои собственные чувства. Они нередко получаются стихийно. Их сложно планировать и предугадывать. В них нужно просто попасть. И не только в смысле пространства и времени. Но и – особым состоянием своей души. Это экскурсии мгновения.

Вот, скажем, идем мы на далекое озеро со странным мордовским (скорее всего, искаженным) названием Киркедеево. Озеро карстовое, глубокое, с массой заливов и полуостровов, словно кто-то гигантскими ножницами тренировался аккуратно резать по круговым лекалам озерные береговые линии. До него 17 километров. Поход трудный. К вечеру почти все выматываются. В сумерках добираемся до озера, но наслаждаться его величественными пейзажами уже поздно: ночь скрывает их, да и усталость дает о себе знать.

Костер. Душистый чай, сразу два котла. Иначе на всех не хватает. Беседы и песни. Торжественная ночь вокруг нас, с соснами, застывшими по берегам и с далеким криком совы. Но постепенно всех морит усталость, народ расползается по палаткам. Кто-то идет умываться и чистить зубы перед сном. Вода парит, теплая, мягкая. В ней отражаются звезды. И вдруг – яркий прочерк, и в воде, и на небосводе! Метеорит! Затем – еще один. Кто-то уже бежит к палаткам с новостью – и вскоре на берегу собирается почти вся группа. Все напряженно вглядываются в темноту над головами.

– Вот он, летит! Шикарный! – А вон там, на западе – еще! Ого! Вот это да! Вон еще! Какой хвостище!

Народ взволнован. Сон как рукой сняло. Многие видят поток Персеид впервые! Считают. В минуту примерно двадцать! Отличный результат. Теперь уж не до сна точно. И снова – костер, чай, песни. Друзья. А метеориты всё летят и летят куда-то в направлении юго-запада, чиркая по темному небосводу словно гигантскими спичками…

Это экскурсия мгновения. Её нельзя запланировать и предусмотреть. Она может быть очень хрупкой, её можно легко нарушить, разбить, в ней можно легко потерять очарование. С ней необходимо быть очень бережно. Она – спонтанна. Как спонтанны и чувства, охватившие сейчас ребят. Они, эти эмоции и чувства, драгоценны. Это – экскурсии для души. Они скоротечны, но имеют длительное послевкусие. И долго потом, даже через много-много лет, словно росчерк метеорита, в памяти многих будут всплывать ярко и четко – эта ночь, таинственный крик совы, этот костер на берегу, эти песни с друзьями… Мама, мы видели Персеиды! А помните, как мы смотрели метеориты на Киркидееве в пятнадцатом году, в августе?!

Потом они покажут их своим детям.

– А где Орион? – А его еще нет.

– А когда он будет? -Зимой приходите!

Все четыре типа вышеуказанных экскурсий можно использовать в зависимости от сиюминутных или долгосрочных целей и задач, а также от качества и состава собственно экскурсионной группы, варьируя и гибко заменяя, где нужно, один тип экскурсии на другой. В этом и состоит настоящее искусство «гида по природе». Нередко получается и так, что в одну и ту же экскурсию получается соединить части (случайно ли, преднамеренно) разноплановых экскурсионных типов.

ЛЕСНОЙ КРАЙ

Внутри моей страны – еще одна страна.

И даже джип туда не доезжает.

Там нет дорог. Там только тишина.

И озеро осоку отражает.

Туда пройти возможно лишь пешком,

Чащобы и ручьи превозмогая.

По горизонту частым гребешком

Там синь лесов от края и до края.

Больших лосей и крошечных синиц

Тот край в своих чертогах прячет,

Пугая чужака огнем зарниц

В ручьях текучих, в старицах стоячих.

Там много таинств, что не знаешь ты,

И истин, так мучительно искомых; -

Когда ночами бледные цветы

Влекут к себе роскошных насекомых.

Там нет людей. Болотам и борам

Там поклоняются другие виды

древнее нас. Как в небывалый храм

Зайди туда – и, помолившись, выйди!

У КАЖДОГО ИЗ НАС СВОЯ АННАПУРНА

В дикой природе современный человек пребывает, по сути, в одном из трех состояний. Первое – самое обычное для горожанина – тревожное, некомфортное, полное опасений за свою жизнь. В нем человек признается самому себе, что побаивается природы и мало знает о её законах и тайнах. Начиная свои скитания и путешествия (если, конечно, они действительно начинаются, а не составляют редкие, раз от разу, посещения загородных парков), человек может приобретать известный вкус к «общению» с природой. Он начинает многое понимать в ней и в себе. Происходит некий пересмотр ценностей – как материальных, так и духовных. Природа становится ближе. Хотя по-прежнему представляет собой трудность, препятствие, преодоление, вызов. Отвечая на который, человек путешествующий растет. Эволюционирует. Это – второе состояние. Оно может продолжаться довольно долго по времени, так как носитель этого состояния еще и сам толком не решил – в кого же он превращается: остается ли любящим прогулки пытливым горожанином, либо же матереющим знатоком, уже не ведающим своей дальнейшей жизни без погружения в дикую природу. Этот процесс – упоителен. Но совершенно не каждому человеку его нужно проходить, испытывая себя. И – для каждого человека он индивидуален.

Наконец, некоторые скитальцы постигают дзен. Они становятся апологетами странствий и путешествий. Они «подсели на иглу». Их жизнь практически становится частью дикой природы, с редкими выходами к «людям», в цивилизацию. Матерые путешественники давних времен, все – от Арсеньева и Роборовского до Амундсена и Фосетта – ярко описывают это свое внутреннее состояние, не позволяющее им уже никоим образом изменить стиль жизни и упасть на мягкий диван в халате и тапочках.

«…И умру я не в летней беседке

от обжорства и от жары,

а с небесной бабочкой в сетке

на вершине дикой горы».

(В.Набоков, вольно цитируя Н.Гумилёва, 1972).

Человек, попавший (впавший) в это третье состояние – довольно редок. Это и понятно: чтобы прийти к такому, необходимо время, опыт, мастерство. И даже – мощное здоровье. Порой диву даешься, читая дневники полузабытых путешественников – какие трудности они преодолевали, какие лишения терпели, какие проблемы решали?! Уж мыслимо ли такое? Под силу ли такие потуги современному туристу? А уж тем более – современному школьнику?

Еще более восхищает и пугает (у прославленных и не очень первооткрывателей) то обстоятельство, что чудовищные (по размаху географии, по бедствиям, выпадавшим на их долю, по невзгодам и полуголодному существованию) походы свои они нередко совершали практически в одиночку или с одним-двумя товарищами-помощниками! Упомянем хотя бы для примера Сэмюэля Хирна (исследователя Крайнего Севера Канады), Вильялмура Стефанссона, Владимира Арсеньева, мужественную исследовательницу Тибета Александру Давид-Неэль, покорителя Аннапурны (первого покоренного человеком восьмитысячника!) Мориса Эрцога, того же Перси Фосетта. Какими же выносливыми, терпеливыми и крепкими здоровьем кажутся нам эти личности сейчас!

Однако, какую прелесть можно находить в скитаниях на грани жизни и смерти, где за каждым перевалом, поворотом реки или снежной горой тебя ждут новые испытания холодом, голодом, болезнями, истощением душевных сил, одиночеством, наконец?! Однако, эту прелесть подобные люди – находят! И, мало того, не могут категорически без неё жить! Вот что пишет в своих дневниках великий Пржевальский, преодолевавший тысячи километров на верблюдах, лошадях и просто пешком в «грязном, оборванном белье», угнетаемый гнусом, в окружении враждебных (и часто стреляющих по экспедиции) туземцев, когда все питание группы состояло из «соломенного чая и дзампы с прогорклым салом яков»:

«Три месяца странствовал я по лесам, горам и долинам или в лодке по воде и никогда не забуду это время, проведенное среди дикой, нетронутой природы, дышавшей всей прелестью сначала весенней, потом летней жизни. По целым неделям сряду я не знал много крова, кроме широкого полога неба, иной обстановки, кроме свежей зелени и цветов, иных звуков, кроме пения птиц, оживлявших луга, болота и леса.

Это была чудная, обаятельная жизнь, полная свободы и наслаждений! Часто, очень часто теперь я вспоминаю её и утвердительно могу сказать, что человеку, раз нюхнувшему этой дикой свободы, нет возможности позабыть о ней даже при самых лучших условиях дальнейшей жизни».

(Н.М.Пржевальский, Путешествие в Уссурийском крае, 1867-1869 гг.)

Эти слова великий путешественник пишет еще до своих главных походов – в Центральную Азию, где лишения и трудности возросли многократно! Но и там, уже годами длящиеся скитания только укрепили веру этого невероятного человека в свое предназначение – быть и жить в дикой природе, испытывая радость от единения с ней.

Следует сказать еще вот что. Это были не просто скитания. Не лишним будет напомнить читателю, ЧЕМ занимались великие путешественники прошлого. Зачем, с какими целями гнала их вперед судьба или рок? Предоставим слово вновь Пржевальскому:

«…Приходится слезать то и дело с лошади для засечек буссолью главного пути и важных боковых предметов. Вся съемка заносится сейчас же в небольшую записную книжечку; её постоянно имеешь в кармане и отмечаешь все наиболее интересное и важное – ввиду самого предмета. По приходе на бивуак из таких заметок составляется дневник, записывается, что нужно, в отделах специальных исследований, а съемка переносится на чистый планшет.

Дорогой мы также собираем для коллекций растения, ловим ящериц, а иногда змей, стреляем в попадающихся зверей и птиц; все это делается мимоходом: долго медлить нельзя».

Титанический труд по топографической съемке неизвестных никому ранее областей – вот первое очевидное, что делает этих путешественников великими в наших глазах. Они открывали для всего остального мира новые земли! Вспомним, что Фосетт (в 1906 г.) предотвратил своим самоотверженным трудом топографа назревавшую масштабную войну между Бразилией и Боливией, предложив границы государств по ранее никем не исследованным рекам в диких джунглях. Все конфликтующие стороны доверяли ему настолько, что выбрали независимым «топографом» – и приняли безоговорочно результаты его съемок, выполненных в «зеленом аду».

Благодаря подобным первооткрывателям новых земель человечество узнало также о народах, населяющих те места, о флоре и фауне, о климате, озерах, горах и морях. Они принесли человечеству иные знания. Собственно, с этими целями и планировались почти все путешествия – пусть даже они фактически прикрывались миссионерством, золотом, соболиными шкурками, какао-бобами или соком каучуконосов. Благодаря корове Стеллер остался знаменитым в веках. А если бы он не вел свои дневники? Не считал это за важный каждодневный труд? Если бы не впечатлился этой самой коровой, посчитав её за недостойный внимания объект? Так, мелочь пузатая плавает!

А что же наши дети? Им-то что от такой жизни? Да и нужна ли им такая проба? Не подвергать же их, по доброй воле или насильственно (не дай бог!), голоду, холоду, бедам и лишениям? Великие путешественники давно минувшего прошлого – это одно. А современные подростки из мегаполиса, оторванные на две недели от компьютеров и диванов – это же совершенно иной материал! Что тут может быть общего?!

Сможет ли ребенок понять эту радость, которую испытывал Пржевальский после трех месяцев непрерывных скитаний? Постигнуть всю её глубину? И зачем это нужно ребенку? Он ведь и так повзрослеет. Без всяких там трудностей и преград…

Во-первых, такие истории следует обязательно рассказывать детям. Мы точно не узнаем, ЧТО именно произведут они, эти героические истории, в сердцах детей. Как они там себя будут чувствовать. Что произрастет из семени, брошенного случайно в детскую душу. Но мы можем сказать точно, что – они обязательно отзовутся, не пройдут бесследно. Рано или поздно они проявятся.

Во-вторых, любые трудности закаляют человека. Безвольность произрастает сама, как плесень во влажной и теплой атмосфере. А вот истинные человеческие качества без преодоления трудностей не вырастить. Потому, я говорю детям (а чаще – не говорю, а пытаюсь сделать так, чтобы они сами интуитивно до этого дошли, чтобы поняли в соответствующей для этого понимания обстановке) – «У каждого из нас – своя Аннапурна»! И мы способны её покорить, преодолев, прежде всего, самих себя. Чтобы на новом перевале иметь право сказать: «Лха жьяло! Победа!».

Сейчас, быть может, я скажу очень спорные вещи. И многие педагоги даже предадут меня анафеме. Но – это моя выстраданная точка зрения. Появившаяся после многолетних скитаний с детьми в дикой природе.

Ребенок, у которого в жизни не было некомфортных ситуаций, который все время рос в бесконфликтном позитивном мирке, где его постоянно обихаживали и ублажали, боясь, что он де упустит радости счастливого и безмятежного детства, затем становится очень проблемным сам. Он попадает неожиданно для себя (и неизбежно – в социальном плане) в иной мир, где зона комфорта уходит у него из под ног, где проблемы растут вокруг как грибы-дождевики после дождя, и тревоги-горести наползают на подросшего человека с упорством саблезубых тигров. Ребенок вспоминает о том, как хорошо было ранее – и пытается вернуть себя в то состояние. Он ищет защиты у привычных «оберегателей» – родителей. Он не ведает, что нужно уже все решать самому. Либо он прячет голову в песок – и стремится уйти в «другие миры», заменяя ими этот ужасный и враждебный ему.

Эскапизм – вот как это называют ученые. Можно удариться в религию, в компьютерные игры, в наркоманию. Можно уйти с головой в игры с рулеткой. Можно накрасить волосы гуталином и стать готом. Можно загородиться еще какими-то субкультурами – их выдумано предостаточно, особенно в подростковой среде. Но есть один мир, который реален ровно так же, как и мир социальных отношений. Это – дикая природа. Она-то и может спасти такого ребенка, оказавшегося перед лицом с опасностями неожиданно открывшихся горизонтов. Она, самое главное, может предоставить ему трудности.

Вот ключевое слово – трудности! Их не было ранее. Об их устранении позаботились хлопотливые мамы и бабушки. А без трудностей никак нельзя. И вот природа предоставляет их. Точнее, их может предоставить опытный педагог, который берет на себя роль посредника между ребенком и природой. Трудности должны быть, но они должны также быть преодолимыми.

Если в походах и экспедициях (что, в принципе, невозможно) трудностей у ребенка нет, то пользы от его вылазок в природу будет немного. Причем, эти проблемные ситуации должны возникать органически, их нельзя подкладывать детенышу как свинью. И они возникнут, будьте уверены! И – если ребенок научится их преодолевать, то вот вам и взятие Аннапурны! Он преодолеет самого себя. Он вырастет в своих глазах. Он станет немного другим – и обязательно в лучшую сторону. Он многому научится. И это необязательно – поджигать костер. Костер – дело десятое. Главное, он научится делиться хлебом с другом. Он поймет, что такое справедливость и взаимовыручка. Он откроет для себя, что кроме друзей в соцсетях есть реальные друзья, которые дадут фляжку с последним глотком воды. Которые перебинтуют пораненую ножом руку. С которыми он будет вместе радоваться дороге, петь песни и спасаться от лесного пожара. С которыми сообща он будет медленно, но неуклонно превращаться в нормального «реального» человека, способного преодолевать. Бороться. Принимать решения. Отвечать за свои поступки. Спасать других, не думая о себе. Но – довольно пафоса. Скажем трезво вот что:

Зависимость ребенка от виртуальной действительности вызывает у педагогов и родителей справедливые опасения, так как затягивание там идет стремительно и уводит «юзера» все дальше от действительных проблем в мир надуманный. Зависимость того же ребенка от походных увлечений можно только приветствовать, так как она принципиально (как говорят, по определению) не может дать «пользователю» ничего плохого, но только позитивное. Какой бы мы аспект ни рассмотрели – социальный ли, психологический, физического развития, эмоционального роста, когнитивных способностей – везде и всюду мы отчетливо увидим несомненную выгоду для растущего организма.

………

В каждом возрасте у детей – свои вершины, которые они могут штурмовать. Всё начинается, если мы наблюдаем детское общение с природой, с сущих мелочей: вот цветочек, вот на него села пчела, вот она больно «саданула» в пальчик! Дальше – рёв и обиды. Дальше – прогулка с мамой в парк. Там белки и синички. Их можно даже с ладони покормить! А также набрать красивых кленовых листов – и дома сделать из них какую-то «непонятночего». Ровно также – под дубами найти желудей. К ним у нас вот с этого самого детского момента любовь и любование! Еще позднее – поход с папой в лес или на реку. Там природа представляется уже большой, битком набитой всякими деталями, картиной. Там уже и риски, и опасности, и необходимость потрудиться во взаимодействии с ней. Например, найти и принести дрова для костра. Набрать воды из ручья в котелок. И так далее.

Получается, что мы общаемся с природой в течение жизни в разных состояниях – как своих, так и самой природы. До реально дикой природы у многих людей дело вообще не доходит. Они её просто не достигают – уж слишком она далека, как восьмитысячник Гималаев. Но ведь и зимний сад на балконе в большой многоэтажке, где стоит несколько облезлых диффенбахий, амариллисов и замученная монстера – это ведь тоже природа? О какой природе мы в этой книге, собственно, ведем речь? Думаю, этот вопрос нужно прояснить, так как с детьми мы попадаем, действительно, в разные «природы» – и правила поведения там также различны. В самом простом приближении это выглядит примерно так, по степени нарастания «дикости»:

Природа культурная.

Природа полукультурная.

Природа полудикая.

Природа дикая.

С культурной природой мы как раз сталкиваемся еще будучи сами маленькими. Это – дачный участок с грядками огурцов, рядами помидор и клумбами георгинов. Это тот же зимний сад в квартире. Или хотя бы один-разъединственный горшочек примулы или спатифиллиума, который подарили родителям еще на новоселье, но который вот наконец-то зацвел – и всех поразил! Это аквариум с первыми в жизни барбусами. Это черепашка-красноушка, по имени Зина, которая цокает по паркету и всем попадается под ноги. Это даже любимец котяра или любимец собакенций. Это та природа, которую человек создал сам, выходил её, взлелеял по своим усмотрениями и правилам, и без участия которого она загнется, погибнет, завянет, помрет. С неё все, собственно, и начинается. Она открывает нам глаза на другой мир, в котором, оказывается, обитает куча всяких интересных и любопытных, красивых и загадочных существ.

Полукультурная природа менее зависима от человека. Но он постоянно толчется в ней. Это – городской парк с аллеями, с ленивыми голубями и осторожными дятлами. Это – зоопарк или дендрарий, ботанический сад или, на худой конец, живой уголок в школе. Это пригородная дубрава, где чуть ли не под каждым деревом разношерстные компании норовят жарить по весне шашлыки. Это берег озера, на котором есть пляжи, а на них есть отдыхающие и даже купающиеся. Если там внимательно побродить-походить, то можно найти массу незаметных, но вполне диких обитателей – тритонов, жабят, улиток, усатых жуков и перламутровых бабочек, неизвестных растений, скромно цветущих прямо в теплой воде, ужа, проплывающего мимо этих цветков, иволгу, сверкающую золотом в кроне березы и орущую оттуда «драной кошкой» на распевающий внизу свои песни народ… Эта природа выживет без человека, если он от неё отступится. В ней сразу при этом прибавится «дикости». Но пока она частично подчинена прихотям человека. А также – терпит его неряшливость, жадность, потребительское отношение к себе. Бросить мусор после пикника, сломать посаженную в аллее акацию (на удилище, приспичило, оказывается в озере бычок клюет, а иногда даже и колюшка!), пострелять из пневмашки в скворцов, а тут вот собачка нагадила, а вот здесь хозяева выкинули надоевшую черепашку-красноушку Зину… Человек тут всегда и везде, даже если его и не видно в данный момент. Зина, кстати, протянет только до начала зимы. В лучшем случае, увы… С детьми там бывают часто и подолгу. Это называется обычно так: «подышать свежим воздухом», «выбраться на природу», «прогулять детей». Даже зимой там на лыжне мельтешат сотни горожан со своими чадами. Дети бродят там то с детсадовской группой, то – школьным классом, а то и вполне самостоятельно, без взрослых. Тут всё знакомо и привычно. Вон же, видно, как трубы родной ТЭЦ дымят за парком! Чего же тут бояться?

Полудикой природой человек привык восхищаться и восторгаться, слегка опасаясь её, так как собственно дикую он, возможно, никогда не видел и не увидит. В представлении большинства именно полудикая природа и есть настоящая, кондовая природа. Где она? Да вот – нужно только отъехать от города хотя бы километров на 50-100. Там есть самопроизрастающие леса, есть довольно чистые речки, есть озера, где только летом можно заметить на берегах пару-тройку рыбаков. Там есть зарастающие мелколесьем поля, которые когда-то были колхозными и засевались картофелем и подсолнечником. А теперь отданы под зайцев, куропаток и мышевидных грызунов. Там можно встретить даже лосей, кабанов и – иногда – самую настоящую рысь! Люди там, конечно же, бывают: с палатками, с кострами, иной раз на велосипедах и даже на байдарках. Но долго не задерживаются. Эти чертоги хорошо охраняют комары, клещи и гадюки. Простой и незатейливый горожанин их, эти места, побаивается. С детьми туда ходят изредка – и только в том случае, когда дети уже поумнели и несколько возмужали так, чтобы крепко держать весло байдарки и быть способными самостоятельно разжечь костер. Ни один ребенок в одиночку там не появляется. Разве только что если местный, или кто-то шибко случайно заблудился.

Наконец, мы добрались до природы дикой. Пора и ей дать четкое определение.

В нашем понимании, дикая природа – это та, где нет людей. И не было раньше. Почти совсем! А если и были – то штучно. Сами понимаете, что такой природы у нас осталось кот наплакал. До таких мест, где эта природа еще существует, добираться чрезвычайно сложно и долго. Собственно, именно это её и спасает от людского нашествия. Ведь стоит только проложить автостраду, построить фуникулеры или пустить авиа- или вертолетную линию, как тут же природы и не станет. На вершине Эвереста уже есть вай-фай, рядом в снегах лежат неубранные груды мусора и всяческой дребедени, натащенной туда альпинистами начиная с 50-х годов прошлого века, а еще подальше, куда добраться никак не могут, лежат и сами альпинисты. Говорят, что на Эвересте так накопилось уже порядка 20 трупов. На Канченджанге – еще больше. Как только на вершинах этих восьмитысячников появятся киоски с Кока-колой и фаст-фудом, этот кусок дикой природы полностью накроется. И их на планете станет еще меньше.

С детьми, слава богу, в такие труднодоступные районы никто не ходит. Я имею в виду путешествия. Местных жителей там, впрочем, вполне можно встретить – в самой гуще амазонских лесов, на самом краю тундр Северной Канады и Сибири, высоко в горах Гиндукуша и Анд. Там же рядом толкутся и дети местных жителей. Поскольку живут тут и не очень-то понимают всю прелесть дикой природы, так как смотрят на неё не глазами падких до экстрима европейца или американца, а своими собственными – как бы выжить? Дикая природа губит себя своей дикостью, так как именно за этим качеством туда и устремляются нынешние путешественники. И делают эту природу потихохоньку сначала не очень дикой, а потом совсем уж не дикой.

Таким образом, эволюционно самый продвинутый ребенок, воспитываемый в семье с походными корнями, вполне способен пройти путь от заигрывания с культурной природой, далее – балуясь в полукультурной, еще позднее – проплывая, проходя или проезжая по полудикой природе, и, наконец, раза два-три (если повезет!) за жизнь соприкоснуться с природой полностью дикой. Мы в этой книге в основном обсуждаем жизнь в походах по полудикой природе. И это нужно иметь в виду. Писать книгу о том, как и зачем тащить детей в природу дикую – опасно: будут клевать все кому не лень; и родители, и педагоги, и чиновники. Хватит с нас и того.

Впрочем, элементы дикой природы можно, слава богу, отыскать даже в пределах Европейской части России. Если вокруг вас в радиусе на 20-30 километров нет человеческого жилья, это уже вполне экстремально. И свою Аннапурну каждый может вполне найти и здесь. Важно не то, что мы называем абсолютной высотой. Важно то, что каждый способен преодолеть в самом себе.

СТУЧИТ ЛИ ДЯТЕЛ НОЧЬЮ ТЕМНОЙ?

Незнание природы современным городским человеком стало настолько сильным и глубоким, что уже никого абсолютно не удивляет. Да кого удивлять, если буквально все уже давно не понимают и не ведают не только мелочи и детали (которых на самом деле у природы не бывает – там всё важно!), но и основополагающие биологические и экологические законы и правила? Примеров – великое множество!

В средствах массовой культуры какой-только информации, лишь только речь зайдет о природных явлениях и её обитателях, не наслушаешься! Волосы дыбом встают. Но – только у биолога. Только у осведомленного человека. Только у знающего. У остальных волосы как лежали – так и лежат себе спокойно. Если они есть, конечно. Кстати, облысение молодых горожан и ранняя седина у них же, особенно в мегаполисах, – современный тренд; и некоторые ученые связывают его, в конечном счете, опять же с разобщением людей и природы. Откуда нервные состояния и стрессы у городского жителя? Ответ очевиден. А вот бывал бы он почаще на лоне леса, гор или лугов, путешествовал бы не в Лондон и Париж, из одной сутолоки в другую, а хотя бы на ближайший пруд за карасями с удочкой, наблюдал бы неспешно ласточек в небе и дроздов на рябине, созерцал бы облака и травы, наслаждался бы весенним бормотаньем тетеревов или восторженными криками уток на заросшей осокой и стрелолистом старице, – глядишь, и шевелюра бы появилась. И даже, возможно, почернела.

Человек перестал быть очевидцем. Нет, конечно, в Лондоне и Париже он самый что ни на есть очевидец. И это ему лестно. Видеть самому то, что недавно показывали по телевизору. А вот очевидцем природы он давно быть перестал.

Реклама настойчиво зовет нас в путь – ведь турагентствам нужно зарабатывать! Куда нас зовут? Да куда угодно. Сравнить, например, Прагу с Будапештом. Но, обратите внимание, мы в основном перемещаемся из одной толпы в другую. Только языки окружающих нас меняются. Да фасады домов меняют несколько свои вывески. Но почему-то никто не зовет нас послушать пенье садовой камышевки ранним июньским утром и сравнить его с трелями соловья! «Боже мой, я не видела ни разу Париж! – восклицает мадам. – И как же мне теперь умереть?!». Но почему-то никто не сетует горько, что ни разу в жизни своей не видел (причем, недалеко совсем, у себя под боком!), как личинка стрекозы выходит из своей шкурки на листе прибрежного рогоза, как в июльских туманах рождаются солнечные фиолетовые пятна – и превращаются затем в небывало-розовые, как дерутся две иволги в кронах берез и кричат друг на друга голосами драных кошек, как ухает филин в глухой ночи и дудит на болотах выпь, словно в пустой бочонок… Чем же хуже, чем менее интересны эти явления по сравнению с теми, что создали люди – музеями, магазинами, товарами ширпотреба, мостами, башнями? Чем человеческая культура лучше и завлекательнее шедевров природы?

В одном телевизионном сериале я случайно увидел вот что: снимали ночь где-то ближе к августу. Герой пробирался через какой-то пригородный лес к своей даче. Как только в кадры попадает природа, киношники стараются придать ей правдивость и реалистичность – а как же иначе?! И насыпают щедрой ручонкой туда звуков. Так вот, все метания и блуждания героя по ночному лесу сопровождала бодрая барабанная дробь большого пестрого дятла. Брачная. Весенняя. Либо дятел спятил, либо…

Излюбленный приём – пустить кукование кукушки. Уж она-то точно изобразит нам самую что ни на есть сугубую природу. Её кукование, слава богу, все слышали. И кукует бедолага везде, где только возможно и куда её засунут звукооператоры – поздней осенью, параллельно с желтыми листьями на кленах, ранней весной (она еще только в путь из Индии собралась и чемоданы пакует), чуть ли не в предзимье. А пусть будет! Зритель, не выдвигающийся дальше кухни и ближайшего рынка, всё «схавает»! Есть любители выявлять и коллекционировать киноляпы. То есть ошибки и несуразности в фильмах. Так вот, поверьте, количество нелепостей биологического и вообще естественно-научного характера там – просто зашкаливает. Почему? Да потому что мало мы знаем природу. Это раз. А, во-вторых, их же никто и не заметит! Потому что мы её, опять же, не знаем…. Вот такой вот замкнутый круг невежества…

Хорошо это или плохо? Как сказать? Хорошего, вроде бы, мало – ведь мы в таком случае, махнув рукой, расписываемся в собственном незнании и непонимании. Давайте тогда хотя бы детей наших в дела природы посвятим! Пусть они будут осведомлены больше нашего. Но для этого им понадобятся не только справочники и тишь учебных кабинетов, но и – сама природа.

Бёрдвочинг (от английских слов «птица» и «наблюдать») – феномен, пришедший к нам с Запад. Напомню, что бёрдвочингом занимаются сейчас время от времени миллионы людей, и, в основном, это – горожане. Наблюдение птиц в дикой природе, наслаждение от общения с ними посредством бинокля, подзорной трубы, даже телескопов и собственного слуха – это что? Откуда взялся это феномен? Ученые-психологи с уверенностью говорят, что взялся он как раз от нехватки милых и благостных для сердца и души моментов, когда городской человек сливается (хотя бы на короткое мгновение) в чувственно-эстетическом экстазе с природой. Птицы – последнее, что осталось у нас под боком. Последнее, что еще можно прочувствовать как элемент дикости, просто выехав в пригород или даже выйдя в городской парк.

Профессионалу-орнитологу бёрдвочинг ни к чему – он постоянно находится в этом состоянии. Это – его суровая работа. Сугубо сельскому жителю тоже покажется странным пойти за околицу и полдня ползать там с биноклем, наблюдая овсянок или пуночек. Он их видит и так почти ежедневно. Если, конечно, захочет их заметить. А вот горожанину – это порой как глоток свежего воздуха после уличного смога. Вот и получается, что бьется внутри у нас Душа энергичной птичкой и просит не забывать, откуда мы сами вышли и почему такими стали…

Плохо мы знаем нашу Природу. Увы! Даже у великих наших классиков находятся порой такие ляпы, что у профессионального биолога опять же волосы дыбом встают. Помните, например, у Есенина: «…плачет птица иволга, схоронясь в дупло?» Так вот – птицу иволгу (Oriolus oriolus) в дупло калачом не заманишь! В самое что ни на есть отделанное и престижное. Не живут иволги в дуплах. У Виктора Астафьева в детском рассказе «Стрижонок Скрип» герой «вылупился из яичка в темной норке… в глиняном берегу над рекой». Стало быть, это не стрижонок (Apus apus) вовсе – а птенец ласточки береговушки (Riparia riparia). Целую отдельную книгу можно написать на эту тему – про ошибки и недоразумения, связанные с природой в художественной литературе. Но – не будем буквоедами. Конечно, классики природу нашу знали и любили. И, возможно, совершали подобные ошибки сознательно. В угоду художественному замыслу.

Мы верим тому, что сделано добротно. Чуем это внутренним чутьем. Или – благодаря обширным (или специальным) знаниям. А также – накопленному опыту. Вот, скажем, другой классик – И.Бунин, любил упоминать в стихах звезды. Не просто «звезды и созвездия» как образы – яркие точки на небосводе. А – Миру и Антарес, Кассиопею и Орион, Плеяды и Сириус. Он знал их. Потому его стихи со звездами особенно убедительны. Вернемся к птицам. У А.Фета «ласточка стрельчатая над вечереющим прудом» убедительна именно потому, что поэт называет её не просто «птицей». Хотя ласточек у нас целых три вида, мы, знатоки, верим в то, что великий поэт – точен! Равно как у великолепного знатока бабочек В.Набокова бабочки («знак иного») также узнаваемы до вида или рода (как сказал бы систематик): антиопа-траурница (стихотворение «Бабочка»), ночной павлиний глаз-сатурния (роман «Приглашение на казнь»), махаон (роман «Другие берега»). И потому – необыкновенно убедительны и сильны в своих эффектах-воздействиях на читателя как поэтические образы, «несущие семантические функции». Применительно к птицам (как зоологической группе), аналога «феномена Набокова – ученого-лепидоптеролога» в русской поэзии нет, но он размыт среди немногих классиков-знатоков природы (Фет, Бунин, Аксаков, Пастернак, Заболоцкий). В целом, с зоологической точки зрения, следует заметить (как, впрочем, это отмечалось многими исследователями ранее), что русская классика допускала множество ошибок (с позиций естественных наук) в описании природы (даже Тургенев), а уж «литература советского времени к ней, природе, была и вовсе глуха». Даже К.Паустовский и М.Пришвин порой словно бы старательно избегают описания «подноготного, внутреннего точного мира» природы. Что это? Не есть ли это дань снисхождения-уважения к читателю, которому предлагается не трактат же по естественной истории штудировать, а художественное произведение!? Вот мнение натуралиста (Н.Формозов): «…между русской классикой и литературой советского (и постсоветского) времени непреодолимый водораздел. Нелепые ошибки в описаниях природы делают и Василий Гроссман, и Александр Солженицын, и Чингиз Айтматов, не говоря уже о беллетристах младшего поколения. Интерес к природе у русских классиков был тесно связан с охотой, усадебным бытом…». Недаром точные знания и Тургенев, и Лев Толстой, и Фет выказывают, прежде всего, как охотники, в описании боровой и водно-болотной дичи – тетеревов, глухарей, рябчиков, перепелов, куликов, уток… Кстати, утки рыбу не ловят и не кушают её. Вопреки распространенному мнению, встречающемуся и в книгах тоже. Кроме крохалей, все наши утки предпочитают рыбке фито- и зоопланктон.

Чтобы понять «точность» автора, читателю самому нужно знать этот объект и желательно видеть его ранее. Тем, кто не видел (и не слышал) пересмешку или зарянку, трудно понять, о ком так поэтически восклицает Тургенев в «Записках охотника»: «…золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью…». Тем более, что птицы «малиновки» попросту нет в наших лесах! Это может быть, по представлениям того времени, кроме названных двух, и славка садовая, и славка черноголовая, и горихвостка обыкновенная, и даже трясогузка желтая (согласно словарю В.Даля). Вот вам еще загадка! Мы действительно точно не знаем, кого именно из объектов живой природы нам описал великий мастер поэтического слова! Однако, и в этом случае сила воздействия «образа» мощнее, нежели бы автор просто написал – «золотой голосок птички…». То есть оставил её полностью безымянной.

Обычный же человек, мало знакомый с природой, пользуется в редких общениях с ней теми сведениями, которые он почерпнул в расхожей литературе. Если все вокруг говорят, что самый лучший певец леса у нас – соловей (Luscinia luscinia), то, значит, так оно и есть. Но удивительно другое: самого соловья с его песней большинство людей (и даже поэтов!) не видели и не слышали. Точнее, слышать-то они, может, и слышали – но не идентифицировали услышанные звуки как рулады прославленного маэстро. И это также удивительный парадокс современности: поэт может смело и восторженно писать о соловье, опираясь лишь на свои представления, сформированные предыдущими классиками (скажем, Фетом с Тургеневым). А уж простой обыватель – тем более способен окрестить соловьем любое звучащее мало-мальски «красиво» существо. Помню, как на загородной экскурсии группа интеллигентных горожан все никак не могла поверить в мои уверения, что сейчас вот они слышат именно соловья. Песня произвела на них «не то» впечатление, которого они заранее ожидали! И, далее, песню садовой камышевки (Acrocephalus dumetorum) впоследствии никто из группы так и не смог отличить от соловьиной.

Знать хорошо природу – это хорошо! Тут спорить нечего. И никто этого нам делать не возбраняет. Причем, давно замечено: чем лучше знаешь что-то, тем легче и глубже любишь предмет своего знания. Вот как-то руководствуясь этой аксиомой, нам и нужно строить полевое экологическое образование и воспитание детей. И тогда – можно покорять любые вершины!

ЛЕТНЕЕ

Пойду залягу неподвижно

На склон пруда,

Чтобы шептать всему, что вижу –

Вот это да!!!

Как стрекозиная наяда

Меняет фрак,

Как задом – будто так и надо –

Шныряет рак.

Как в травах кто-то сетью дивной

Из пауков

Поймал росу демонстративно,

А не жуков!

Как вал накатывает грозный

Из-за берез.

Там дождь готовится серьезный -

Циклон принес!

Как в отражениях проворно

Снуют стрижи…

Эх, почему ж нельзя повторно

Нам жизнь прожить?!

ГЛАВА 2. ВЫЖИВАНИЕ И ВЫЖИВАЛЬЩИЧЕСТВО: ГДЕ НЕОБХОДИМОСТЬ, А ГДЕ ЗАБАВА?

«Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, но слишком мал, чтобы удовлетворить людскую жадность».

(Махатма Ганди)

ВЫЖИВАТЬ И ИГРАТЬ В ВЫЖИВАНИЕ: В ЧЕМ РАЗЛИЧИЯ?

Выживанием человечество было занято всегда. И особенно – в доисторические эпохи. Когда надеяться можно было только на собственные физические данные и умственную смекалку. Поскольку еще не было изобретено ни колеса, ни литиевых батареек, ни нейлона с капроном, ни сухого горючего и т.д. Был изобретен только, в качестве главного дара человеку от тамошних и тогдашних суровых Богов, огонь. Да и то его постоянно теряли, забывали и вновь маялись без него. Выживать среди «страшно» дикой природы тогда было очень и очень сложно. Настолько сложно, что даже сейчас, человек, страстно желающий окунуться и ощутить сполна весь тот ужас и беспомощность перед лицом стихий – холода, голода, хищников, природных катастроф и социальных дискомфортов (включая каннибализм) – ничего подобного не может воссоздать в полной мере. Ибо у него в голове уже есть мысли (даже если только мысли – уже достаточно!) о GPS-навигаторах, сервисе Google Maps, мобильных телефонах и службах спасения.

Были времена, когда из Африки, с нашей прародины, смогла выйти в Европу и Малую Азию лишь горстка наших прародителей. Произошло это событие примерно 40-50 тысяч лет назад. Считается, что та счастливая популяция, возможно, состояла всего из нескольких десятков «пралюдей». Именно они, эти выжившие, дали начало всему человечеству. Все иные популяции – погибли. Мы висели на волоске. Против нашего вида были могучие силы: резкие изменения климата, страшнейшие засухи, внезапное истощение пищевых ресурсов, ледниковые похолодания. Выжило очень немного. И это – настоящие выжившие. Ди Каприо со своим маунтименом Хью Глассом лишь прошли этот путь вновь – как индивидуумы; показав неумышленно, как кусочек онтогенеза повторяет в целом черты филогенеза – развития всей группы. Тогда мы сумели пройти через «бутылочное горлышко»!

Итак, выживание – это то, что было с человечеством давным-давно. Сейчас в целом наш вид процветает, и говорить о его выживании уже не приходится. Скорее, выживают другие виды. Те, которых угораздило судьбой оказаться с нами рядом не в то время, и не в тех местах. Достаточно заглянуть в Красную Книгу, чтобы увидеть имена тех (далеко не всех!), кто уже сошел с дистанции благодаря нам. Есть еще те, кто пока держится. С более или менее успехом, судорожно, стиснув зубы, клыки, сжав когти, из последних сил. Они – выживают.

Выживальщичество же – это наша современная забава. Когда вид начинает «с жиру беситься». Это игра. Это религия. Это ностальгия. И – наша дань и наш крест. Возможно, глубоко интуитивно мы чувствуем, что она, эта сегодняшняя забава-игра на «выживальщичество» нам пригодится. И, возможно, весьма скоро. Увы…

Феномен «выживальщичества» – это наша тоска о тех временах, когда мы были истинными детьми природы. Вот бы нам опять в это детство! Но – нет, никак не получается. Нет уже той страны. Того мира. Как нет уже той, первобытной и неподвластной нам природы, в которой мы были не хозяевами, а робкими гостями.

Однако, если мы посмотрим на этот вопрос с точки зрения педагогики, и, конкретно, пользы его для наших детей, то тут можно обнаружить очень много позитивного и даже необходимого к употреблению! Дело в том, что глазами почти любого ребенка «выживальщичество» – это, прежде всего, увлекательная игра. И главное в ней – то, что она реально происходит в реальном мире. Это, если хотите, завлекательная «бродилка», только в настоящем лесу. И вокруг тебя настоящие люди и звери, а не симулякры и неубиваемые монстры и герои Варкрафта! Поэтому в руках умелого и опытного педагога идеи и практики «выживальщичества» могут оказаться очень продуктивным и эффективным воспитательно-образовательным инструментом.

В ребенке эти идеи в виде смутных доисторических образов живут глубоко, но как только появляется возможность их реализовать, они выходят наружу. В душе ребенка тяга к какому-то варианту скитальщичества и дикой жизни – словно сидящая заноза, словно зов далеких предков. Вспомните для примера неудержимую тягу в детстве делать шалаши и укрытия, а если ребенок городской и вынужден пребывать только там, то – достаточно умелое и ловкое строительство «темных пещер» из стульев, кресел, покрывал и подушек. Чтобы – заползать туда и жить там своим независимым «домком», прячась от врагов и невзгод, обороняясь от зверей и конкурентов. Поэтому самые рвущиеся в дикие походы и экспедиции дети, по моим многолетним наблюдениям, – это выходцы из столиц, из Москвы, из Санкт-Петербурга и из прочих мегаполисов. В них бурлит неудовлетворенная жажда именно подобных приключений; для них зов «дикой природы» наиболее требователен и настойчив, он звучит в их сердцах и зовет вдаль! Пригородные дачи (особенно сейчас – так как уже перестающие отличаться в корне от городского жилья) совершенно не подходят под определение природы. И выживать там – просто неинтересно, скучно, пресно…

Эта тенденция (хотя бы на время убежать из городской среды) отражает и природную психологию ребенка – его тягу к новому, его любопытство, его обязательный, хоть и постепенный перенос акцентов внимания с искусственных гаджетов на события и объекты реального мира.

-А у моего папы в машине навигатор с 3G-экраном и с голосовыми командами! –А у моей мамы 7-й айфон! А у моего дедушки в гараже во-о-о-от такая крыса живет! Да ты чё?!?!? Вот это да!!! Покажи!!!

В мировом обзоре (по странам и континентам) в той или иной степени эти идеи приобретают всё большую и большую популярность. Проекты выживания в условиях дикой природы, глубокого погружения в природу, проверки себя, своих личных человеческих качеств на прочность в сложной естественной обстановке мы находим всюду – в СМИ, в культурных пластах, в современных книгах и фильмах. В основе этих идей лежат возникшие давно (еще со времен Генри Д. Торо и ранее) глубокие противоречия между реалиями технократической цивилизации и внутренней природой самого человека. Стремление современного жителя эпохи «общества сверхпотребления» уйти из привычного обжитого мира, где всё служит и предназначено лишь для комфорта потребителя, туда, где от него, человека, потребуются истинно «нативные» качества – простые умения, смелость, усилия для преодоления трудностей, отказ от «прелестей» цивилизации (включая всевозможные гаджеты и технические приспособления), возможно, даже самопожертвование; где ценится взаимовыручка, помощь слабому, быстрота реакции, способность наблюдать и анализировать, принятие мгновенных решений, в конце концов, надежда только на самого себя, – вполне объяснимы.

С точки зрения психологии – это накопление усталости, эмоциональное истощение и тревожные ожидания от завтрашнего дня среди перенаселенных мегаполисов, где проблемы сверхпотребления, ресурсных зависимостей и социальных конфликтов наиболее остры. Вполне понятно, что эти тенденции особенно ярко проявляются в странах «первых», лидирующих экономик, так как именно там наиболее четко, жестко и выпукло заметны кризисные отношения между обществом и природой.

С психологической точки зрения «выживание» привлекательно для многих людей, так как позволяет им выйти из зоны комфорта и проверить свои силы на пределе возможностей. Вот что отмечает в своих дневниках великий горовосходитель, покоритель гималайских восьмитысячников Анатолий Букреев (кстати, погибший в расцвете сил под лавиной на Аннапурне):

«В настоящее время в мире всё большей популярностью пользуются экстремальные виды спорта, в которых необходимо достигать результатов на пределе или даже за гранью человеческих возможностей. Это такие виды спорта, как триатлон, сверхмарафон, восхождение на восьмитысячники без кислорода, кругосветные гонки на яхтах, преодоление океана в одиночку на различных судах, плотах, яхтах, лодках, спуск с вершин на горных лыжах, а также полеты с горных вершин на парапланах. В этом году (1990 г.) на Эльбрусе был проведен второй чемпионат по скоростному подъему на высоту…».

Последняя активность, упоминаемая Букреевым, сейчас превратилась чуть ли не в массовый спортивный вид – скайраннинг (дословно «бег в горы»). Что людей толкает на такие трудности? И – для нас это важно!, – когда дети вдруг приобретают вкус к некому подобию экстрима и деятельности на пределе сил? Неужели они сами вдруг чувствуют желание «преодолевать себя»? Или – следуют воодушевляющему примеру взрослых?

Явление «выживания» в широком смысле – довольно сложный феномен. Он неразрывно связан с противоречивыми и запутанными представлениями современного землянина о предназначении цивилизации, её развитии и гибели, о личных отношениях каждого с окружающими его социумом и миром природы.

Следует выделить несколько типов «установок», трендов, где проявляется эскапизм (от англ. escape – убегать, спасаться) – стремление личности уйти от действительности в другие миры (дикой природы, виртуальной реальности, религии, творчества, измененных состояний с помощью психотропных веществ, фантазий, иллюзий и пр.). Нас здесь будет интересовать только часть подобных вариаций, так или иначе связанных с тем, что называется “environment” – экологически окрашенный термин, «окружающая среда». Рассмотрим некоторые из них и попытаемся оценить их потенциал с позиций экологического образования.