Историография. степень разработанности темы


Историография Трапезундских экспедиций невелика, что является одной из особенностей данной темы, написанной целиком на архивных документах. Однако изучать эти экспедиции стали довольно рано, еще при жизни Ф. И. Успенского. В 1920-е гг. академик поручил написать по этой теме исследование сотруднику Византийской комиссии Б. К. Ордину, который сделал это, основываясь в том числе на дневниках академика. Однако его труд опубликован не был и, по всей видимости, пропал, так как вскоре этот филолог и переводчик трудов византийских писателей, на протяжении многих лет составлявший для комиссии картотеку, был арестован и репрессирован, а архив этого ученого, скорее всего, был уничтожен; следов документов не удалось обнаружить в архивах ФСБ Москвы, Санкт-Петербурга и регионов[63]. Выяснить, какие именно дневники Ф. И. Успенского использовал для написания этой работы Б. К. Ордин, тоже не представляется возможным, но в СПбФ АРАН хранятся записные книжки академика, которые недавно были опубликованы автором настоящей книги и используются. После смерти академика о Трапезундских экспедициях в истории Русского археологического общества упомянул академик С. А. Жебелёв, который тоже вскоре был репрессирован, но, в отличие от работы Б. К. Ордина, его труд сохранился и недавно вышел в свет под редакцией и с комментариями известного отечественного историка И. В. Тункиной[64]. Именно С. А. Жебелёв также подбирал иллюстрации к изданию «Очерков по истории Трапезунтской империи» Ф. И. Успенского, включив туда, правда, совсем немного фотографий из Трапезунда.

Ф. Μ. Морозов, один из «волонтеров» экспедиций, а после – хранитель Эрмитажа, стал автором статьи «Памятники Трапезунда», однако и эта работа пока не обнаружена. Всего Морозовым было сделано около 200 фотографий Трапезунда на его собственный фотоаппарат, которые, по всей видимости, и составляют основной фонд фотографий Трапезундской экспедиции. О Ф. Μ. Морозове Г. Э. Щегловым была написана книга «Хранитель. Ф. Μ. Морозов», в которой, помимо других вех его жизни, рассказывается о деятельности молодого санитара и члена Санкт-Петербургского археологического института на Трапезундской фронте.

Благодаря научным публикациям самих участников экспедиции, их поездка в Трапезунд была известна и в 1969 г. была упомянута 3. В. Удальцовой в книге «Советское византиноведение за 50 лет». Удальцова особенно выделяет разыскания Ф. И. Успенского по топографии древнего Трапезунда, обнаружение им могилы императора Алексея IV[65], изучение крепости Гония недалеко от г. Батуми.

Первой тему экспедиции Ф. И. Успенского стала подробнее рассматривать Е. Ю. Басаргина, в 1991 г. опубликовав во «Вспомогательных исторических дисциплинах» статью под названием «Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд (1916)» и охарактеризовав историю выездных исследований Трапезунда русскими и зарубежными учеными в целом, не останавливаясь подробно ни на одном памятнике. Она отмечала, что материалы экспедиции только частично использовались в работах Ф. И. Успенского и Н. Б. Бакланова, но в целом оставались неопубликованными[66]. Однако заключение Басаргиной о том, что экспедицией было «мало получено конкретных научных материалов», удается опровергнуть в настоящей работе[67]. Мы не остановимся на описании конкретной страницы истории византиноведения начала века, но также объединим и проанализируем результаты экспедиции, не получивших должного внимания из-за конфликта между участниками, начала Гражданской войны и трудностями с византиноведческими исследованиями в начале советского периода российской истории. Экспедиция как одна из вех в истории изучения Трапезундской империи была упомянута в монографии С. П. Карпова «История Трапезундской империи»[68], несколько лет спустя сведения о ней были расширены на базисе новых материалов в исправленном и дополненном издании[69].

Всплеск интереса к экспедиции Ф. И. Успенского приходится на последние годы, так как, по мнению P. Μ. Шукурова[70], источниковая база по истории Трапезундской империи практически исчерпана, особенно в связи с публикацией по этой теме монументальных и всеобъемлющих трудов[71]. Таким образом, загадка неких неопубликованных и даже, как выяснилось в ходе этого исследования, частично пропавших материалов экспедиции будоражила научное сообщество. Современный востоковед И. В. Зайцев в 2014 г. обратил внимание на изучение рукописей в Трапезунде академиком А. Е. Крымским[72]. Зайцевым была обнаружена и рассмотрена одна из восточных рукописей, вывезенная Крымским из Трапезунда.

Отдельного упоминания заслуживают труды по биографиям ученых, участвовавших в экспедиции. Это статьи Удальцовой о Ф. И. Успенском и Ф. И. Шмите (рис. 6А) («Советское византиноведение на рубеже эпох»), книги под редакцией И. П. Медведева и книги его авторства[73], посвященные истории русского византиноведения; исследование по византийскому искусству у славян, опубликованное во Франции в память Ф. И. Успенского[74]. Выходил также обзор фонда академика Ф. И. Успенского[75], который содержит еще некоторое количество неизученного материала, как, например, до 2015 г. неизвестный перевод о посещении Константинополя Лиутпрандом[76]. О. В. Иодко[77] написала интересную статью о творческом пути художника Н. К. Клуге, долгое время работавшего с Русским археологическим институтом в Константинополе. К сожалению, автор практически не касается жизни Клуге после эмиграции из России, но таких документов о его жизни в последние годы практически не было обнаружено, чтобы восполнить этот пробел[78]. Так, использовалась и книга К. И. Гурницкого «Агафангел Крымский»[79]. Про Павла Лозиева, помощника и аспиранта Крымского, известно не так много, так как молодой востоковед тоже был репрессирован на заре своей научной деятельности. И. Л. Кызласова опубликовала статью про жизненный путь Н. Д. Протасова[80]. Отдельного внимания заслуживают книги и статьи, посвященные жизненному пути и творчеству Ф. И. Шмита[81], расстрелянного в 1941 г. Труды, посвященные изучению жизни и личного фонда графини П. С. Уваровой (1840-1924), археолога, почетного члена петербургской АН, профессора Дерптского университета, председателя МАО с 1884 г., тоже оказали некоторую пользу настоящему исследованию[82]. Г. Э. Щеглов посвятил целую книгу описанию биографии Ф. Μ. Морозова (рис. 8А), санитара-добровольца, члена Петербургского археологического института, на общественных началах помогавшего экспедиции[83]. Книга охватывала и значительный период работы экспедиции, но среди научного сообщества известности не получила. О работе Ф. Μ. Морозова в Трапезунде рассказывает часть главы «На дорогах войны»[84], однако автор публикует исторические фотографии в качестве иллюстративного материала без научного анализа, который не входил в его планы.

С точки зрения истории науки в большинстве своем к изучению Трапезундской экспедиции обращались авторы, чьей темой была история Русского археологического института в Константинополе[85]. Это Е. Ю. Басаргина[86], К. К. Папулидис[87] и Уре Пинар[88], а также А. С. Смирнов, изучавший историю русских археологических учреждений в начале XX в.[89]

Несмотря на перечисленные выше труды и монографии последних лет, посвященные истории византиноведения[90], этот период – византиноведение в России в начале советской эпохи – по-прежнему остается не полностью изученным. Лакуна истории науки этого времени постепенно заполняется коллективными исследованиями, которые автор настоящей книги также использовала в работе. Среди таковых – недавно изданный двухтомник со статьями сотрудников СПбФ АРАН «Актуальное прошлое»[91].

Труды по истории изучения Первой мировой войны, Кавказского фронта[92], в частности, использовались для обрисовки адекватного исторического фона и контекста исследования, но Первая мировая и Гражданская войны, будучи контекстом исследования, не являются его объектом. Здесь же следует упомянуть изученные для понимания эпохи труды по истории Понта и геноцида греков в начале Первой мировой войны[93]. Среди них в особенности стоит отметить мемуары митрополита Хрисанфа, опубликованные в трехтомнике, посвященном митрополиту, его биографа Георгия Тасудиса[94]. Там же были опубликованы, напечатанные митрополитом Хрисанфом в 1916-1917 гг. статьи в им же самим издаваемом журнале «Комнины», однако заслуга Тасудиса (помимо собственно написания биографии Хрисанфа) состоит в том, что он собрал в одном месте эти выступления и статьи[95].

В первую очередь для исследования указанной темы важны труды по истории Трапезундской империи и трапезундского искусства. Их обзору посвящено достаточно места в исторической литературе, остановимся на тех, которые непосредственно относятся к конкретной работе.

Изучать трапезундские древности или хотя бы рассматривать их с исторической точки зрения стали с XVI в. Ж. Бордье[96] считается первым путешественником, описавшим некоторые памятники Трапезунда как исторические артефакты. Книга Турнефора «Путешествие на Левант»[97] посвящена в основном изучению растений в регионе, хотя он попутно делал и очень краткие заметки о памятниках[98][99]. Для настоящего исследования, как и публикация Ж. Бордье, это издание интересно присутствием ряда старинных гравюр, на которых Трапезундская крепость изображена в более сохранном виде, чем столетия спустя. Одним из первых византинистов, предпринявших путешествие в Трапезунд, был Я.-Ф. Фальмерайер, посетивший город в 1840 г. и через три года опубликовавший результаты своих исследований". В 1850 г. Трапезунд посетил Дж. Финлей и оставил небольшое описание-дневник своей поездки[100].

С искусствоведческой точки зрения первыми изучать трапезундские памятники начали французы. Одна из самых ранних книг на эту тему – книга Ш. Тексье и Р. Пуллана «Византийская архитектура»[101], где описывалась в том числе Св. София. Интерес Шарля Тексье к Трапезунду находился в русле общего изучения малоазийского искусства: он также выпустил хорошо иллюстрированную книгу о Малой Азии[102]. Небольшое описание города и его окрестностей оставил и Ф. Кюмон[103], но планомерное изучение города начинается только в конце XIX столетия. В 1893 г. французский византинист Г. Милле посетил Трапезунд от Французской школы в Афинах, скопировал все видимые надписи и записи и полностью проанализировал тип основных церковных памятников Трапезунда и их архитектурный строй. Его статья «Монастыри и церкви Трапезунда»[104] стала одним из первых профессиональных обзоров трапезундских монументов. Изучением церкви Св. Софии (капителей) занимался Йозеф Стржиговский, польский и австрийский искусствовед[105]. В начале XX в. до Ф. И. Успенского описанием понтийских древностей немного занимался К. Н. Папамихалопулос, издавший книгу «Путешествие на Понт»[106]. Книги и выступления, которые были посвящены Трапезунду в России в начале Первой мировой войны[107], носили просветительский характер для широкой общественности. Чтобы подготовиться к экспедиции, Ф. И. Успенский в том числе использовал фотографии Трапезунда братьев Какули, сделанные в конце XIX в.[108] В настоящий момент эти фотографии хранятся в музее Национальной истории в Афинах, однако смотреть оригиналы нет необходимости: работы греческих фотографов, посвященные Понту, в 2010 г. были изданы[109].

Через несколько лет после экспедиций Ф. И. Успенского из русских учёных изучением Трапезунда занимались Μ. В. Алпатов и Н. И. Брунов[110], посетившие Трапезунд в 1925 г. и выпустившие в 1927 г. вместе с некоторыми участниками экспедиции[111] Ф. И. Успенского статьи про барельефы храма Св. Софии и про планировку храма в целом. Академик знал про этот научный визит двух ученых в Трапезунд, проект исследований Алпатова и Брунова можно увидеть в личном фонде Ф. И. Успенского[112].

К изучению памятников Трапезунда с 1920-х гг. начинают серьезно подключаться английские и американские ученые. В 1930 г. вышла в свет статья Д. Тальбота Райса в журнале “Byzantion” «Замечания по поводу некоторых религиозных построек в городе Трапезунде и трапезундской вилайете»[113], где автор анализирует состояние этих памятников, сравнивая с тем состоянием, какое наблюдалось в предыдущих отчетах. Благодаря спонсорству Рудольфа Мессела удалось организовать экспедицию Тальбота Райса летом 1929 г. Результатом стали не только несколько статей Тальбота Райса, но и целая книга под редакцией его и Г. Милле. Незамедлительное исследование было тем важнее, что в 1923 г. в связи с депортацией греков некоторые здания религиозного назначения были оставлены без охраны и после этого стали быстро приходить в упадок. Тальбот Райс упоминает исследования Ф. И. Успенского, проведенные в 1916-1917 гг., а также статьи И. П. Милиопуло в газете «Анатолийский маяк»[114]. Этот же автор, местный грек и исследователь-любитель, публиковался в газете Хрисанфа «Комнины», некоторые его статьи оттуда были переизданы отдельно[115]. Статья Милиопуло, посвященная пещерному храму Св. Евгения, вышла в 1934 г. в журнале «Архейон Понту»[116].

Некоторое количество времени и внимания уделил памятникам митрополит Хрисанф в своей книге «История трапезундской церкви», которая вышла в 1933 г· сначала в двух номерах журнала «Архейон Понту»[117]. В 1936 г. выходит книга о византийской живописи в Трапезунде, написанная Тальботом Райсом и Милле, где также используются фотографии одного из участников экспедиции Ф. И. Успенского, Ф. Μ. Морозова, из церкви Св. Анны[118]. История о том, каким образом фотографии Морозова попали в руки Милле, остается неясным. Но атрибутирует он их, в отличие от сделавшего эти фотографии Ф. Μ. Морозова, неправильно, в частности неверно предполагая, что фотография ангела из церкви Св. Анны была сделана где-то «в цитадели» города.

Лишь в первой своей книге, посвященной византийскому искусству (но в которой Тальбот Райс также говорит о трапезундских памятниках), есть благодарность предоставившему некоторые материалы по Трапезунду художнику Н. К. Клуге[119], который после 1920-х гг. удачно нашел работу по специальности за рубежом и сотрудничал с американским центром византийских исследований, в 1930-х гг. предпринявших исследование Св. Софии (в архиве Дамбартон Оукс и поныне лежит его дневник)[120].

После Второй мировой войны, как писал Тальбот Райс, Св. София использовалась как армейский склад, но в 1957 г. снова стала мечетью. В 1960 г. Эвкаф (турецкий департамент по делам религии) отреставрировал церковь и построил новую мечеть для местной паствы, а Св. София была секуляризована и открыта для всех как музей[121]. С 2013 г. храм вновь стал мечетью.

Работу русской экспедиции в храме Св. Софии продолжили Тальбот Райс и Милле, начинавший свое исследование памятников еще в 1890-е гг. Двадцать лет спустя после выхода первой искусствоведческой книги по памятникам Трапезунда в соавторстве с Г. Милле, Тальбот Райс издает книгу, посвященную храму Св. Софии, где также встречается один рисунок экспедиции, а именно зарисовка пола храма Св. Евгения[122]. Скорее всего, рисунок был передан Николаем Карловичем Клуге, работавшим в составе экспедиции Тальбота Райса в качестве художника. Брайер посещал Трапезунд в 1958 и 1962 гг. и оказал значительную помощь при чтении надписей для этой книги[123]. Возможно, именно там Брайер и получил доступ к некоторым фотографиям экспедиции. И Брайер, и Хрисанф, во всяком случае, публикуют фотографии, которых в фонде экспедиции в СПбФ АРАН больше нет[124], но не всегда они указывают, когда был ими получен этот недостающий в фонде трапезундский материал.

Итогом многолетней работы над интерпретацией визуальных образов храма Св. Софии стала книга Э. Истмонда «Искусство и идентичность в XIII в.». В июне 2016 г. в Стамбуле проходила выставка, посвященная византийским памятникам на территории Турции. В каталог выставки, вышедший в итоге как полноценный сборник научных статей под редакцией Э. Истмонда, вошли некоторые фотографии экспедиции[125], часть – с неправильной атрибуцией. Например, Св. Евсигния Пынар Уре называет Св. Си-синием[126]. Кроме того, исследовательницей оказалась плохо изучена история непосредственно охраны памятников экспедицией, – по ее утверждению, Ф. И. Успенский якобы ничего не говорил о некоторой ответственности русских за сохранность памятников[127], чему противоречат абсолютно все данные, начиная с его официальных докладов руководству Академии наук и докладными записками командиру 5-го корпуса, заканчивая персональными записями в дневнике и свидетельству многочисленных членов экспедиции. О конкретной работе русских в этом направлении будет достаточно сказано далее по тексту.

Несмотря на все сделанные после Ф. И. Успенского открытия в этой области и интерпретации, материалы трапезундских экспедиций не носят исключительно историографический характер или характер только источников по истории науки, так как содержат описания и фотографии исчезнувших в 1920-1940-е гг. памятников и никем после Ф. И. Успенского не изученных.

Такова история Мум-хане джами (христианское название неизвестно), родственная в плане Св. Евгению, которая стояла в удаленном месте в скалах под восточной стеной нижнего города (близко к морю). До Первой мировой войны церковь перестала быть действующей, и вскоре ее разрушили, чтобы дать место полицейскому участку. Фотография тоже сохранилась в коллекции Милле в École des Hautes Etudes[128]. Безвозвратно утеряна (при Тальботе Райсе едва различима) фреска с изображением императоров от Алексея I до Алексея III, которая была опубликована еще Фальмерайером (западная стена, снаружи).

В 2007 и 2017 гг.[129] С. П. Карпов в соответствующих главах своей монографии, посвященных культуре Трапезундской империи, также обращается к краткой характеристике основных памятников Трапезунда. Им подробно рассмотрена историография на эту тему.

Но наиболее полный свод византийских памятников города и его окрестностей (как и в целом всего Понта) был составлен исследователями Э. Брайером и Д. Винфилдом (в двух томах). В 2002 г. вышла их же книга «Поствизантийские памятники Понта»[130], посвященная памятникам Трапезунда XIX в. После выхода статей о трапезундских экспедициях в зарубежной историографии по-прежнему продолжают выходить исследования, которые не принимают во внимание русские непереведенные тексты[131].