Вместо предисловия

Опять же их манера отсылать к специалистам: мы, дескать, только распознаем, а вот поезжайте к такому-то специалисту, так он тебя вылечит. Совсем, совсем я тебе скажу, исчез прежний доктор, который ото всех болезней лечил, теперь только одни специалисты.

(Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы»)

Старо-крымская больница была, на первый взгляд, вполне благополучной. По крайней мере, невралгическое отделение отличалось чистотой, тишиной и наличием свободных мест, что само по себе было редкостью.

Дежурный врач прежде, чем определить номер палаты, достаточно настойчиво пытался выяснить, кем и где работает вновь поступивший пациент. Когда до меня дошел истинный смысл этого сакраментального для лечащей братии вопроса, включился в игру и настоял на записи в соответствующей графе анкеты слова «безработный». Нужно сказать, что это слово тогда только входило в обиход и резало слух. Несмотря на то, что у меня оказалась в наличии квартира, прописка, жена и деньги на приобретение лекарств, то есть еще не достиг вершины карьеры, путь к которой мне был открыт экономическими реформами, пока не БОМЖ, похоже, авторитета в его глазах мне не добавило. Запоздалое заявление, что в больничном листе я не нуждаюсь, утонуло во встречной «любезности»: «Видите ли, ваша болезнь слишком запущена, и наш курс лечения в 21 день, скорее всего, вам не поможет. Так что будете направлены в Республиканскую больницу на гормональные препараты, Возможно, с их помощью удастся частично поправить положение». Шевельнувшееся было в душе сожаление, что переборщил с «представлением по случаю прибытия», было задавлено в зародыше. В свои сорок восемь лет ты в больнице впервые, не считая роддома. Пройти нужно по всем ступеням, не перешагивая, дабы не накапливался уровень некомпетентности. Впрочем, привыкать к положению привилегированного пациента не было резона. Во-первых, а вдруг это и в самом деле надолго, а во-вторых, заработанных за лето денег едва хватит на полгода, а дальше? Дальше думать не хотелось…

В палате на пять коек, кроме меня, было еще трое больных, одна койка оставалась незанятой. Переодевшись и разложив в тумбочке лекарства и съестное, я отправился на уколы. Не знаю, накопившаяся усталость, духота, запах лекарств, вид медицинских инструментов и кровавых тампонов или впечатлительность и развитое пространственное воображение, но я вдруг почувствовал, что обливаюсь холодным потом и бледнею. Это обстоятельство не осталось незамеченным, и процедурная сестра сунула мне ватный тампон, смоченный нашатырным спиртом, усадила на кушетку и, не дав рухнуть моему мужскому самолюбию, терпеливо выслушала мои объяснения по поводу… В памяти всплыл анекдот о коте, который всю ночь водил кошку по чердакам и рассказывал, какие у них в Сибири морозы, и как он свои достоинства отморозил.

Первое посещение «камеры пыток» окончилось благополучно. Три укола по одному кубику каждый были исполнены виртуозно и вызвали запоздалую мысль о том, что жену нужно выбирать из медсестер по тому, как она вонзает иглу шприца в «задний мост».

Возвратившись в палату и приняв горизонтальное положение, я погрузился в размышления. Перед человеком, оказавшимся на больничной койке, всегда встает множество проблем, если его жизненная позиция активна, или все проблемы заканчиваются, если болезнь становится средством ухода от сложностей жизни, а пенсия по инвалидности – конечная цель существования.

Мысли текли потоком, путаясь и перескакивая с одной на другую. По укоренившейся привычке исходить из того, что есть, а не из того, чего нет, стал отыскивать положительные моменты в положении, в котором оказался. Во-первых, за много лет напряженной работы без отпусков и отдыха, когда некогда подумать о душе, появилась такая возможность. Фон, правда, малоподходящий, что и говорить. Во-вторых, сейчас начало сентября, а в Крыму это еще лето, значит, топливный кризис не будет о себе напоминать, хотя бы в течение трех предстоящих недель. Вот, если бы это со мной случилось в феврале, было бы гораздо хуже. В-третьих, денег, заработанных за лето, на первое время хватит. В-четвертых, единственный сын уже на пятом курсе, в Москве, взрослый, если что… «Если что», есть машина, есть гараж. Что-то успел, что-то останется семье…

Успокоив себя таким образом, я собрался проанализировать, что же, собственно, произошло, почему так пессимистично настроен врач, каковы шансы и прочее.

Вдруг, как это бывало уже не раз, ход моих мыслей был прерван и перед глазами возник, а правильнее сказать: «перед внутренним взором предстал» с удивительной ясностью давно знакомый сюжет…

Теперь уже и не вспомнить название книги, имя автора, только в памяти глубоко отпечаталась написанная рукой истинного мастера картина терпящего бедствие парусного судна.

Ночь. Сильнейший шторм. Ветер завывает в снастях, срывая пену с громадных валов и обрушивая их на искромсанный остов еще вчера красивого и быстроходного корабля, мощно рассекавшего волну, в белоснежных парусах которого старательно трудился укрощенный ветер. Молнии прорезают кромешную темень, освещая на миг обрывки парусов на обломках мачт. Среди треска и грохота вцепившись в штурвал, стоит человек, изо всех сил пытаясь оттянуть удар о рифы. Гибель корабля неминуема. Моряк это знает, ведь он не новичок. Скорее, он – старый «морской волк», на своем веку повидавший немало. Да и жизнь его не назвать праведной, да и припрятанные на берегу сокровища помнят лихие абордажи и предсмертные крики своих прежних владельцев. Одним словом, за штурвалом человек далеко не праведный, в Бога не верующий. Но в последний момент, когда между волнами показались прибрежные скалы, и до столкновения остался один лишь миг, в груди старого грешника встрепенулась душа, воззвала к Богу о спасении и дала обет праведной жизни, жертвы и служения до конца дней. Страшный треск и грохот в следующий момент оборвали мысли кающегося грешника, и сознание покинуло его.

Когда он очнулся, светило солнце, море ласково перебирало камешки на узкой полоске пляжа. Оглядевшись, моряк увидел остов корабля, осевший на рифах, и тела своих товарищей.

… Прошли годы. В почетном гражданине, построившем на свои средства церковь, снискавшем почет и уважение сограждан своей праведной жизнью и набожностью, нельзя было узнать прежнего «грозу морей и океанов».

Вот такая история. Не лучше и не хуже многих похожих сюжетов. Но почему память так часто возвращала меня на борт этого судна, заставляя снова и снова переживать с новыми подробностями, казалось, давно забытый сюжет? Сейчас мне все понятно, вернее, стало понятно в тот памятный сентябрьский день 1995 года.

Больница, медикаменты, врачи, медсестры, приговор врачей. Бодрые посетители-навещатели, их лживые глаза после разговора с врачом за спиной больного …

Как же многократно это повторяется во всех больницах мира ежечасно, ежеминутно! Чем измерить глубину моральных страданий больного человека, как исцелить его душу!?

В один из таких дней, глядя через окно на осенний лес в лучах заходящего солнца, я снова ощутил себя на борту гибнущего корабля.

Будет лишним подробно описывать мои дальнейшие мысли, чувства и действия. Проницательный читатель уже все понял. А вот то, что произошло спустя пять минут, лучше не доверять бумаге. В это трудно поверить, да это и не важно. Важно другое: во что это вылилось в конечном счете. Дальше постараюсь без лирики, по существу. Не волнуйтесь. Если эта книга попала к вам в руки, значит, время у Вас есть и есть шанс.

Загрузка...