Дина Берестова вернулась с прогулки, ведя на поводках двух огромных, забрызганных грязью ротвейлеров. Привязав их поводки одним крепким узлом к ручке двери, разулась и принесла маленькое ведро с водой, чтобы обмыть своим питомцам лапы.
– Вы не собаки, а поросята, – ласково журила она их, в душе радуясь тому, что целые дни напролет проводит дома не одна, а со своими молчаливыми и всепонимающими телохранителями.
Она жила в Москве всего полгода, ее муж, депутат Игорь Николаевич Берестов, привез ее сюда лишь после того, как в их новой огромной квартире был сделан ремонт и куплена вся необходимая мебель. О такой жизни можно было лишь мечтать, и Дина, ожидая вызова в Москву и в душе гордясь успехами мужа на политическом поприще, строила на будущее лишь радужные планы. Разве могла она предположить, что своего мужа она практически не будет видеть, что единственное, что ей будет позволено, это приготовить мужу завтрак и отправить его на службу. И это все. Возвращаясь домой за полночь, смертельно уставший и какой-то больной, Игорь даже не ужинал, а принимал душ и тотчас ложился спать. Где он был весь день, чем кормили его в Думе, с кем он общался, говорил, улыбался, спорил – все это оставалось, как говорится, за кадром. Он лишь приносил деньги и постоянно, по нескольку раз на день, извинялся перед молодой женой за то, что не в состоянии уделить ей необходимое внимание. Он говорил ей это утром перед уходом на работу, днем, когда звонил из своего кабинета, чтобы справиться о ее настроении, и перед сном, поздно вечером.
Дина изо всех сил делала вид, что входит в положение мужа, что она ему доверяет, и пыталась скрасить свою московскую жизнь прогулками по ухоженным центральным улицам, бульварам и площадям столицы, посещениями парикмахерского салона, хождениями по магазинам, словом, всем тем, что составляет пошловатый образ жизни состоятельной домохозяйки конца века. Обладая достаточной фантазией и понимая, какую бурную жизнь можно при желании вести в Москве, пользуясь частыми отлучками мужа, красивая молодая женщина тем не менее хранила ему верность и все ждала лучших времен…
Игорь довольно часто летал в командировку в свой родной С., где встречался с избирателями и улаживал очередные предвыборные дела. Но если раньше он стремился в депутатское кресло, то теперь его целью был кабинет Президента России. Несколько человек, обуреваемых жаждой деятельности и распираемых амбициями, вырвались из своих загонов и устремились вперед, навстречу невиданной власти и заоблачным высотам… Сложный спектакль с непредсказуемым финалом, где на кон ставились судьбы не только претендентов на президентское кресло, но и главным образом простых людей, был срежиссирован и профинансирован на российском телевидении крупнейшими магнатами и привлекал к себе внимание миллионов людей всего мира. Смертельные гонки, во время которых происходил естественный отбор самых «сильных» и «умных», захватили умы россиян, но уже очень скоро эти состязания превратились в довольно убогое зрелище, напоминающее нечистоплотные спортивные соревнования с подпиливанием брусьев, протягиванием невидимой лески и даже тщательно замаскированными убийствами…
Дина постоянно спрашивала себя, а готова ли она к роли первой леди страны, потянет ли она, скромная провинциалочка, этот ответственный груз имиджа в случае, если ее муж станет президентом, но ответа пока еще не находила. Причиной этому, возможно, было ее глубоко запрятанное несерьезное отношение к тому, чем занимался ее муж, и твердая, хотя и тщательно скрываемая убежденность в том, что Берестов выборы проиграет. Станислав Иванович Куракин, человек, по ее мнению, куда более могущественный и состоятельный, за которым стоит группа олигархов, представляющихся ей гигантскими кукольниками, манипулирующими и нынешним президентом, и всем его окружением, имел куда больше шансов выиграть эту борьбу; и Игорь бы сошел с дистанции, возможно, еще месяц тому назад, если бы не одно обстоятельство, сильно повредившее Куракину накануне выборов: он оказался замешанным в скандале, связанном именно с Берестовым. Фамилия Куракина появилась почти одновременно во всех крупнейших газетах, где его представили в качестве организатора чудовищного плана, направленного на уничтожение кандидата в президенты Игоря Берестова. Люди Куракина совершенно случайно были остановлены неподалеку от дома Берестова в машине, буквально нафаршированной героином. Не желая подставлять свои головы, они признались, что действовали по указке шефа, который с их помощью собирался подкинуть Берестову через форточку три пакета с героином и какие-то «горячие» документы (исчезнувшие таинственным образом в ходе следствия). Ни сам Берестов, ни Дина так и не узнали, о каких документах шла речь. Разразился скандал, на Куракина было заведено уголовное дело, однако он так до сих пор ни в чем и не признался. Больше того, он сделал официальное заявление в прессе, что люди, которые везли героин, на самом деле собирались подставить его самого, Куракина, и действовали от имени Берестова. И началась в прессе грязная перебранка, щедро оплачиваемая невидимыми сторонниками как Берестова, так и Куракина. По мнению Дины, от всего этого выиграли лишь журналисты. Куракина, конечно же, отпустили за отсутствием доказательств, и он продолжил борьбу за президентское кресло. А вот в жизни Берестовых сегодня произошло нечто такое, о чем пока не знал даже Игорь и к чему Дина не была готова, а потому еще не придумала, как себя вести дальше.
Посмотрела на часы – шесть вечера. Она увидит мужа в лучшем случае в полночь. Может, позвонить ему и все рассказать? Но телефон наверняка прослушивается. Хотя, с другой стороны, событие, потрясшее ее в полдень, могло дать продолжение с минуты на минуту, ведь те, кто придумал все это, только и ждут удобного момента, чтобы сделать следующий ход… Да уж, ей не следовало после обнаружения этой вещицы как ни в чем не бывало идти выгуливать собак, это, безусловно, было непростительной ошибкой. Но, с другой стороны, ей требовалось время, чтобы все обдумать и принять правильное решение. Кто знает, сколько подобных недоразумений еще будет в их богатой на события жизни?!
И все же Дина позвонила.
– Игорь, это я, – произнесла она осипшим от волнения голосом и чувствуя, как покрывается испариной. – У меня высокая температура, если сможешь, приезжай немедленно…
И повесила трубку. Она знала, что если Игорь сейчас выйдет из Думы, то на машине доберется до дома примерно минут за двадцать. А за это время она должна сделать все возможное и невозможное, чтобы никого не впустить в их квартиру. Ведь люди, которые проникли в их жилище, чтобы оставить на видном месте этот предмет, явно ждут удобного случая, чтобы поймать с ним Игоря… Хотя Дина может ошибаться: а что, если этот предмет был у них давно, да только Игорь по каким-то причинам не счел нужным поставить ее в известность? Правда, верилось в это с трудом…
Все время в ожидании мужа она провела у окна и, лишь увидев въезжавшую во двор знакомую машину, облегченно вздохнула. Но дверь открыла только после того, как услышала доносящийся из домофона родной голос и позже разглядела мужа в «глазок». Ей было важно, чтобы он был один. Мало ли кто может скрываться рядом и держать его под дулом пистолета. Игорь рассказывал ей подобные истории из жизни депутатов, на что она всегда отвечала, что все они смертники и ходят под пулями, как на войне. «А это и есть война, детка…»
– Закрой дверь, – потребовала она шепотом, и только после того, как за ним были заперты обе двери, она схватила мужа за руку и потащила в гостиную. – Я нашла это на столе…
Берестов – молодой румяный мужчина в темном костюме и белой сорочке с золотистым галстуком – с ужасом смотрел на раскачивающийся в руках жены подвешенный к массивной золотой крученой цепи большой нательный крест с фигуркой распятого Христа.
– Когда и где ты это нашла, Дина? – он старался говорить чуть слышно. – Не молчи…
– Говорю же – сегодня утром вот здесь, на столе…
– У нас кто-то был?
– Нет, никого не было…
– А ты сегодня утром куда-нибудь уходила?
– Конечно! Я же гуляла с Луизой и Филиппом.
– Ты запирала на все замки?
Дина почувствовала, как щеки ее запылали: нет, она ограничилась тем, что заперла дверь всего на один замок, как обычно, когда гуляла рядом с домом.
– Ты что, не слышишь меня?
– Слышу, Игорь, я заперла на один замок, я всегда запираю на один замок, но ведь у нас внизу дежурит консьержка, она бы увидела, если бы к нам кто-то поднялся…
– Дина, нам необходимо как можно скорее избавиться от этого…
– Но это же золотой крест! И кому понадобилось подсовывать его нам?
А Берестов все смотрел на крест и не верил собственным глазам. Уже во второй раз он видел перед собой эту цепь и этот крест, но если в тот раз он быстрее сообразил, что ему надо сделать, и обратился к Крымову, чтобы тот помог ему найти человека, подкинувшего ему вещь, принадлежавшую убитому отцу Кириллу – это было еще в С., – то теперь Крымова не было. Возможно даже, его уже нет в живых по его, Игоря, вине; а он, Берестов, пока еще дышит…
– Значит, так – ни слова консьержке, поняла? Никаких вопросов! А эту штуку я сейчас спрячу так, что ни одна душа не найдет…
С этими словами Игорь подошел к окну и вышвырнул золото в форточку.
– Это же целое состояние… – Дина припала лицом к окну, силясь разглядеть с высоты второго этажа, куда упала цепь. – Там внизу кусты и трава…
– Вот пусть он и полежит там до вечера, а уж потом я найду, куда его деть… Ты хоть понимаешь, что это за штука и кому она принадлежала?
– Нет… Ты же мне ничего не рассказываешь.
– Вот и хорошо – целее будешь…
Дина заплакала. А Берестов, быстро поцеловав ее в макушку и приказав никому не открывать дверь, вернулся в машину и покатил обратно – на службу.
День как-то быстро закончился, стемнело, и, когда в кухне вспыхнул свет и запахло горячей едой, Юля поблагодарила бога за то, что он послал ей в качестве, пусть и странноватой («прибабахнутой», как выразилась она при Чайкине), компаньонки Аперманис. Во-первых, весь прошедший день Рита вела себя довольно сдержанно, не вспоминала о своих ужасах, не трепала ей нервы желтым ковром, вымазанным кровью, не совала нос в ее личные дела и расследование убийства Бродягиной, а к вечеру даже приготовила вполне сносный ужин.
– Надеюсь, ты не вычтешь с меня за тяжкий женский труд и обслуживание? – попыталась пошутить Юля, глядя, с каким проворством и ловкостью Рита раскладывает по тарелкам салат и разливает по бульонницам огненный луковый суп.
– О нет, договор наш остается в силе, а мне даже нравится готовить, так я отвлекаюсь…
За ужином какие только мысли не приходили в голову Юле, когда они беседовали с Ритой о Рижском взморье, любимых книгах, стилях живописи (Юля терпеть не могла сюрреалистическую «заумь» и предпочитала эпоху Возрождения и импрессионистов). Фразы Рита строила нелепо, но все равно мило, и Юля понимала ее с ходу. Если бы не эти болезненные проявления маниакально-депрессивного психоза, Риту можно было бы приручить и сделать своим другом…
В десять часов вечера, когда разморенные ужином и теплом «подружки» устроились перед телевизором, раздался телефонный звонок. Обе подскочили, словно ужаленные. Никто из них не решался первой взять трубку. Звонки продолжались.
– Возьми, – взмолилась Рита, которая побелела и затряслась. – Пожалуйста…
Юля взяла трубку и облегченно вздохнула, услышав знакомый голос Чайкина.
– Да, слушаю… – Леша знал номер телефона квартиры Аперманис, но звонить сюда Юля просила его лишь в крайнем случае. Несколько мгновений, которые ей потребовались на то, чтобы понять, С КЕМ она говорит, были окрашены лишь розовыми и солнечными красками надежды: ей показалось, что сейчас она услышит что-то о Крымове, что он нашелся…
Как же она была разочарована, когда услышала холодное: «Харыбин в городе. Он ищет тебя». Этого она боялась больше всего. Но зачем он прилетел сюда? Зачем она ему, раз у него есть любовница?
– Он был у тебя?
– Нет, ты что?! Просто мне кое-кто позвонил и сказал…
Юлю не интересовало, кто этот «кое-кто», скорее всего какой-нибудь следователь прокуратуры или фээсбэшник, водивший чисто профессиональную дружбу с судмедэкспертом.
– Значит, он пасет меня сейчас дома. Надеюсь, от тебя он ничего не узнает?
– Нет…
– Спасибо за информацию… – Юля не назвала его по имени, состорожничала в присутствии Аперманис. И правильно сделала, потому что стоило ей положить трубку, как та вдруг сказала, серьезно глядя ей в глаза:
– Это был он? Он спросил, дома ли я? Он взял ремни, цепи, хлысты?.. Он жаждет моей крови?
– Рита, брось… Это даже не смешно. Ну посуди сама, кому ты нужна?
– Я?.. Да мужчины без ума от меня! – И она снова привычным движением принялась оголять бедра и демонстрировать их стройность и привлекательность.
– Одерни юбку и не забывай, что я все-таки женщина, а не мужчина, а потому мне трудно понять, что такого особенного мог в тебе найти этот ненормальный…
– А… Вот видишь, ты и сама теперь уже веришь в его существование…
– Я поверю тебе лишь тогда, когда ты покажешь мне ковер, залитый кровью этого маньяка, и докажешь мне реальное существование мужа, который убил твоего мучителя. Пойми – мне потребуется время, чтобы проверить твое прошлое и настоящее, только тогда я буду отвечать за твое будущее, понятно? Кроме того, не забывай, что я могу устроить тебе экспертизу, пригласить хорошего гинеколога, хирурга, причем прямо сюда, на дом, где тебя хорошенько осмотрят, не за бесплатно, разумеется…
– Чтобы потом меня определили в психушку? Ты хочешь избавиться от меня? Вы договоритесь с этими дорогими и хитрыми врачами, они скажут, что меня никто не насиловал, после чего сообщат куда следует, и вы, поделив мои денежки, упрячете меня в палату с психами?.. – Рита говорила удивительно спокойно, как говорят перед приступами бешенства или истерии, так что Юля даже испугалась.
– Успокойся, я не приглашу врачей и все сделаю так, как ты просишь, но ты должна понять и меня: ведь если маньяк существует и его никто не убивал, а тебе эта история с убийством лишь приснилась, то как я, слабая женщина, справлюсь с ним? И не проще было бы, если бы тебя охранял мужчина? Профессиональный телохранитель?
– А где гарантия, что под форменной одеждой охранника не скрывается ОН?
Да, с Аперманис все было ясно.
– Хорошо, забудем этот разговор и давай спать.
Юля поклялась себе не произносить больше ни слова: зачем, если за каждой ее высказанной вслух мыслью пытаются найти корыстный мотив?
Когда Рита принимала ванну, Юля не вытерпела и с четверть часа простояла перед дверью с образовавшейся узкой щелью, чтобы понаблюдать за своей клиенткой: будет ли она тщательно смывать следы синяков с бедер или, наоборот, не станет ли она раскрашивать себя, «гримировать» на тот случай, если поутру ее попросят показать следы очередного насилия… Безусловно, в другое время она бы отказалась от этого позорного дела, но это в другое время… Сегодня же Юля вынуждена была взяться за любую работу, лишь бы платили…
Сквозь облака пара она видела, как Аперманис тщательно намыливает свое гибкое тонкое тело мочалкой, как трет кожу одинаково сильно везде, даже на тех местах, где должны были оставаться кровоподтеки, но когда она вышла из ванны и мгновение простояла лицом к подсматривающей за ней Юле, никаких синяков НЕ БЫЛО. Это упрощало все дело, поскольку свидетельствовало о том, что не было и никакого маньяка и что все следы издевательств и насилия были нанесены подручными средствами, вроде теней для век или грима. «Что ж, – подумала Юля, – уж теперь-то я точно буду знать, с кем имею дело, и постараюсь не привлекать Риту к расследованию, чтобы она не наломала дров, но за те деньги, которые она мне заплатила, постараюсь обеспечить ей душевный покой, даже если для этого потребуется рассказывать ей на ночь сказку…»
Спать они улеглись в одной постели, трогательно пожелав друг другу спокойной ночи. Юля взяла на себя обязанность последней гасить свет и выключать телевизор, после чего почти сразу же уснула.
А проснулась она глубокой ночью, открыла глаза и увидела, что с той стороны кровати, где лежала Рита, стоит мужчина. Затаив дыхание и стараясь не пошевельнуться, чтобы не выдать свое присутствие, Юля увидела, как мужчина осторожно откидывает одеяло с Аперманис и сильным движением хватает ее за бедра, силясь их разомкнуть, при этом что-то бормочет… А вот что было дальше, она вспоминала потом уже с трудом. Несвязное бормотание, злое и совершенно неразборчивое, которое исторгла из себя разъяренная, а вовсе не испуганная Рита, закончилось тем, что на голову неизвестно откуда взявшегося, но зато вполне реального насильника обрушилась настольная лампа…
И он исчез, вслед за этим послышались два хлопка закрываемых дверей, а позже и вовсе все стихло…
Резко сев на постели и не зная, как себя вести, Юля смотрела на Аперманис, которая продолжала лежать на постели, не подавая признаков жизни. Она тронула ее за плечо, и только после этого та поднялась и заозиралась по сторонам:
– Кто? Кто это? Юля! Включи свет…
Юля включила и была очень удивлена, когда увидела, что лампа, которая стояла на прикроватной тумбе рядом с Аперманис, находится на месте, а не лежит разбитая на полу (либо лампа оказалась неразбиваемой, либо Аперманис промахнулась и не задела ею головы ночного гостя)…
– Что случилось? – спросила уже Юля, ожидая услышать страшный рассказ о нападении Неизвестного. Но вместо этого вдруг услышала:
– Это ты меня разбудила, когда тронула за плечо. За что я тебе деньги плачу? За то, чтобы ты пугала меня во сне?
– Мне показалось…
– Что тебе показалось?
– Что в спальне кто-то есть…
– Тогда отдавай мне ровно половину гонорара, чтобы и я тебя защищала и охраняла… – сонным голосом и крайне недовольно пробурчала Рита, натягивая на себя одеяло и явно демонстрируя желание продолжить прерванный сон.
Юля встала, обошла квартиру, проверила, заперты ли все двери (оказалось, что все в полном порядке), салфеткой на всякий случай протерла пол рядом с изголовьем Аперманис и только после этого, не переставая недоумевать по поводу ночного происшествия, с трудом заснула сама.
Конечно, случись это на самом деле, Юля бы совершенно иначе среагировала на появление в спальне незнакомца, сорвавшего с Риты одеяло и попытавшегося ее изнасиловать. Но в квартиру незаметно проник, воспользовавшись копиями ключей, которыми его снабдила Юля, не кто иной, как Леша Чайкин. Это было частью плана, который она придумала для того, чтобы собственными глазами увидеть самую что ни на есть естественную реакцию своей подопечной на появление в спальне «маньяка». Будь Рита на самом деле больна паранойей или чем-то вроде этого, разве так бы она восприняла нападение и покушение на ее женскую честь? Во-первых, она, и без того смертельно напуганная, должна была заорать на всю квартиру, растормошить Юлю и, уж конечно, осыпать ее градом упреков по поводу полного бездействия. Во-вторых, будь Рита совершенно здорова, она тем более бы не смолчала, а, вскочив на ноги, попыталась каким-то образом привлечь внимание заснувшей телохранительницы к тому, что происходит в спальне. В-третьих, независимо от ее диагноза, какой ей смысл было молчать и скрывать нападение неизвестного мужчины, тем более что в результате столкновения с «жертвой» «маньяк» (или кто бы он там ни был, пусть даже сосед, ошибшийся дверью, или вообще муж, для которого проникнуть в квартиру не составляет труда, тем более что об их действительных отношениях Юля так до сих пор ничего и не знает) пострадал – ведь на его голову обрушилась настольная лампа! Не каждая женщина в состоянии так постоять за себя, а Рита сделала вид, что ничего не было. Так же, кстати, как Юля, которая, скрывая следы пребывания Леши Чайкина, на всякий случай протерла салфеткой с пола возможные капли крови из его носа… Больше того, рано утром она тщательно протерла и все ручки двери, к которым он мог бы прикоснуться, проникая в квартиру и делая все это исключительно ради Юли…
Да, все складывалось необычно, непонятно, и с каждым днем возникало все больше и больше вопросов. Несомненным оставалось одно: Юля зачем-то нужна Аперманис, причем в качестве близкой подруги. Одна постель на двоих. А что, если это ее желание проводить ночи вместе несет сексуальную окраску, и ее план направлен на то, чтобы убедить мужа, что она «розовая»? Звучит нелепо, но у богатых людей свои причуды. Но ведь для этой цели можно было нанять любую проститутку и за гораздо меньшие деньги… Следовательно, Рите нужна именно Юля. ЗАЧЕМ?
Утром, позавтракав, Юля заявила Аперманис, что ей нужно съездить по личным делам. Не будет ли она возражать против недолгого одиночества? И снова удивление: Рита согласилась. Больше того – она вызвалась приготовить обед. История продолжалась. И ни слова о ночном визите, о разбитой голове нападавшего.
Первый визит Юля нанесла Леше Чайкину и застала его в плачевном состоянии: лоб в заплатках пластыря, нос распух, под глазом небольшая ссадина.
– Извини, – с ходу сказала Юля, выгружая из пакета бутылку водки и баночку с маринованными опятами, которые она купила по дороге. – Но я прямо не знаю, что и подумать: она мне ничего не рассказала, не подняла крик, а сделала вид, что ничего не произошло. Ты можешь себе это представить?
– Земцова, мне одной бутылки водки мало… Во-первых, твоя Рита – или как там ее – красивая баба, а я уже давно истосковался по женской ласке. Во-вторых, тебе не приходило в голову, что я в тот момент действительно напоминал сексуального маньяка?.. Ну представь: ночь, я – единственный мужчина в тихой квартире, где спят две молодые женщины, я откидываю одеяло, и что же я там вижу? Такие формы, я тебе скажу!
– Леша, так ведь была ночь, – осторожно заметила Юля.
– А лунный свет? Ты забыла, наверное, про лунный свет, который прямо сводил меня с ума…
– Что-то тебя слишком легко свести с ума… Выпей-ка лучше, успокойся. Никогда не замечала за тобой донжуанских наклонностей, подумаешь – увидел полуголую молодую женщину. Ты должен был абстрагироваться и представить себе, что это…
– … труп, ты ведь это хотела сказать? Вы ведь все думаете, что я бесчувственный чурбан, что для меня тело – это прежде всего МЕРТВОЕ тело…
– Обиделся?
– Да вы все почему-то считаете меня за ненормального, а я вот уволюсь, устроюсь в приличную клинику, отмоюсь от этого страшного трупного запаха, и вы поймете, что Леша Чайкин – это вам не Джек-потрошитель, а нежный и страстный мужчина…
Юле было хорошо с ним балагурить, она поняла, что он уже простил ее и вместе с ней теперь тоже недоумевает по поводу столь странной реакции Аперманис на его появление в спальне, но в голову влезла, нахально отодвигая остальные мысли, неотвратимая тема возвращения в С. Харыбина. Слово «муж» с недавних пор перестало ассоциироваться у нее с Дмитрием. Харыбин и Харыбин – все. Как имя нарицательное. Как предатель, как эгоист, как… Все гадкие слова, которые имелись в ее лексиконе, были слишком мягки по отношению к нему, поправшему ее нежные чувства и надежды. Пусть даже она его не любила, но ведь и не изменяла! Кроме того, Юля считала, что уважение супругов друг к другу заключается даже не столько в том, чтобы не изменять, сколько в том, чтобы постараться сделать так, чтобы вторая половина ничего не узнала об измене. Не будь этих пятен губной помады, рыжих волос на одежде и массы других, еще более унизительных для нее как жены доказательств существования другой женщины, Харыбин, быть может, и не дождался бы того, чтобы его разоблачили, а разоблачив, бросили. Хотя если по правде сказать, то еще неизвестно, кто кого бросил первый…
Юля поговорила с Чайкиным и об этом тоже. А потом, чтобы как-то отвлечься и не думать о предстоящей встрече с Харыбиным (а она знала, что они все равно где-нибудь да встретятся, иначе это будет не Харыбин), Юля позвонила Корнилову. Он выполнил ее просьбу и выяснил, что Аперманис Маргарита Марковна действительно реально существующее лицо, что она уроженка города Риги, что ее мужа действительно зовут Антоном Владимировичем Михайловым, что в браке они состоят уже пять лет. Маргарита – домохозяйка, Антон – крупный бизнесмен, занимающийся в Риге поставками продуктов из Финляндии. Но вот каким ветром их занесло в С. и где в данное время находится Антон Михайлов – пока неизвестно. В С. официально они не зарегистрированы, следовательно, Рита просто снимает эту квартиру и на ходу придумывает какие-то небылицы про своего мужа, который якобы убил маньяка…
При таком раскладе дел самым логичным было бы съездить в Ригу и там навести справки о семье Аперманис-Михайловых, но оставлять свою клиентку без внимания даже на один день Юля не имела права – ей надо было отрабатывать полученный аванс. Рите необходимо было, чтобы Юля была рядом, это ясно. Но вот что делать Юле с таким грузом на шее, если главной ее целью на сегодняшний день было разыскать Крымова?!
Она решила, что постарается не посвящать Риту в свои дела. Может случиться и такое, что деньги окажутся ворованными и ей, Юле, придется возвращать их тому, у кого Рита их «позаимствовала». Голова шла кругом от таких мыслей. Поэтому Юля решила полностью переключиться на другую тему.
– Скажи, ты вскрывал тело Марины Бродягиной?
– Ясное дело.
– Что ты можешь сказать о ней: образ жизни, способ отравления, где находился труп перед тем, как его обнаружили…
– Бродягина – девушка редкой красоты, вот что я тебе скажу, – Чайкин проглотил маринованный гриб и мечтательно поднял взгляд кверху. – По городу поползли слухи, что у нее была связь с отцом Кириллом, и это неудивительно. Он – мужчина в самом расцвете лет, она – просто сказка, а не девушка. Холеная, здоровая, питалась хорошо, кожа была замечательная, волосы густые, одним словом, породистая. Ручки свои не утруждала – словно в масле и меду держала, до того нежные. Что касается ее половой жизни, то и в этом плане у нее было все в ажуре – есть такие чисто физиологические детали, которые свидетельствуют о том, что женщина ведет активную сексуальную жизнь, но не растрачивает при этом свое здоровье, ты понимаешь, о чем я?
– Постоянный партнер?
– Может, и не один, но она какая-то вся обереженная, что ли… Здоровенькая и создана была для любви и деторождения.
– Была беременна?
– Нет, ничего подобного. Но устроена так, что могла бы рожать хоть каждый год.
– В каком состоянии была ее одежда?
– В нормальном. Ее никто не насиловал, не бил, не истязал, а потому одежда была вся целая, разве что в некоторых местах вымазана в бензине и грязи, думаю, что бедолагу вывезли из города в багажнике машины. На пальцах – дорогие кольца… Это не ограбление. Просто кто-то захотел избавиться от нее, вот и все. Да, она была без обуви…
– Леша, может, ты войдешь в долю, и мы с тобой на пару организуем еще одно агентство?.. – невесело пошутила Юля. – С тобой так приятно работать, да и вообще – общаться…
– Я тебе давно намекаю, что я человек приятный во всех отношениях, но ты упорно не хочешь меня замечать. Послушай, Земцова, а тебе не кажется, что мы с тобой ведем себя как идиоты?
– В смысле?
– Их нет, понимаешь? Их, возможно, нужно похоронить, и их трупы гниют где-нибудь на свалке, а мы с тобой говорим на нейтральные темы. Я перестал спать и думаю только о том, что с ними могло случиться. Пойми, Шубин не такой, чтобы молчать и не давать о себе знать, Щукина – она вообще держала меня всю жизнь на коротком поводке и частенько приходила сюда, наведывалась ко мне по старой дружбе, и мы неплохо проводили с ней время. Ведь твой Крымов изменял ей…
– С кем?
– Не знаю. И она ничего не знала, но чувствовала. А еще она говорила, что он постоянно общается с Харыбиным и чуть ли не перезванивается с вами. Это правда?
– Нет, мне он не звонил… – Юля слизнула докатившуюся до губ слезу. – Он женился на Щукиной, понимаешь? И зачем он мне после этого нужен? Любовь зла… сам знаешь… Но я сделаю все, чтобы найти его, пусть даже то, что от него осталось… Леша… – она уткнулась ему в плечо. – Что же делать?
– Ищи, кто убил Бродягину, – может, так выйдешь на след. Но то, что исчезновение Крымова никак не связано с убийством отца Кирилла, – это я могу дать голову на отсечение.
– Подожди. А что, если все обстоит гораздо проще? Чем занималось агентство чаще всего и на какие средства, по сути, существовало?
– Ты имеешь в виду слежку за неверными супругами?
– А почему бы и нет. Я бы не исключала это из поля зрения. Страсть может ослепить человека и толкнуть на убийство того, по чьей вине была раскрыта тайна. Ведь результатом разоблачения неверного супруга скорее всего будет развод, последствия которого могут сделать одного из них нищим… Да мало ли!
– Тоже верно, но раньше мне это в голову не приходило. В любом случае все бумаги агентства сгорели, а потому теперь мы вряд ли сможем установить фамилии тех, кто обращался к Крымову по этим вопросам. Да я не уверен, что он фиксировал подобные обращения, если у него вообще имелись какие-либо документы, свидетельствующие о его деятельности. В последнее время он пытался распространить слух, что дела в агентстве идут из рук вон плохо и что он якобы пишет какую-то книгу…
– Леша, хватит! Я больше не могу об этом слышать. Ты произносишь «Крымов», а мне кажется, что сейчас откроется дверь и я увижу его… Он жив! Такие, как он, не исчезают просто так. Он не такой человек, чтобы его сбила машина или подстрелила шальная пуля. Он если и погиб, то только потому, что сунулся в опасное предприятие, где замешаны ну очень большие деньги…
– В жизни бывает все.
– Я могу рассчитывать на твою помощь в расследовании дела Бродягиной?
– Конечно.
– Вот и хорошо. А сейчас мне пора. Навещу еще раз Александру Ивановну и задам ей несколько вопросов…
Уже позже Юля вспомнила, что так и не поговорила с Лешей о машине.
– Почему вы не сказали мне, что ваша дочь была любовницей отца Кирилла, которого убили чуть раньше? Вы что же, думали, что такого рода информация не достигнет моих ушей или что это неважно для расследования? – обрушилась Юля на Александру Ивановну прямо с порога.
– Хотите чаю? – вместо ответа предложила та. – Не сердитесь на меня, но я же предупредила вас, что не знаю, с кем именно встречалась моя дочь. Это лишь догадки. Отец Кирилл бывал у нас, они подолгу беседовали с Мариной, но я понимала их общение как желание Мариночки очиститься от грехов…
– Вы шутите? Разве вам не известно, что фотографию обнаженной Марины нашли в доме отца Кирилла и что его жена Тамара об этом прекрасно знала…
– Это еще надо доказать. То, что такие фотографии существовали, я знала. Но не от Тамары и не от кого-нибудь постороннего, а просто знала, и все. Я наткнулась на них случайно, когда прибиралась в комнате Марины. Думаю, эти фотографии были причиной ее раздражения, когда она заставала меня в своей комнате.
– Вы не могли бы показать мне их?
– Но зачем?
– А вы не понимаете? Вы думаете, что мне доставляет удовольствие разглядывать голых женщин? По этим фото можно определить, где именно производилась съемка – на чьей квартире…
– Понимаю… – Бродягина принесла черный пакет и высыпала оттуда снимки.
Это была коллекция, содержавшая фотографии самого разного происхождения: были здесь и профессиональные, классные работы, выполненные в цвете отличной аппаратурой и на дорогой бумаге, а были и любительские, черно-белые, напоминающие дешевую порнографию. Но что бросалось в глаза – это грустное и одухотворенное лицо Марины Бродягиной, какие бы бесстыдные позы она ни принимала. Очевидно, ее красивое гибкое тело настолько привлекало внимание окружающих мужчин, что они просто считали своим долгом запечатлеть эти восхитительные формы на фотобумаге, чтобы впоследствии оставить их себе на память. Своеобразный элемент собственничества, присущий всем мужчинам без исключения…
– Какое несоответствие лица и тела! – вырвалось у Юли, и ей даже стало неловко от своих слов.
– Я вот тоже думаю: зачем ей все это было нужно? С таким лицом следовало бы позировать иконописцам, а не бесстыжим фотографам-бабникам… И я не думаю, что она зарабатывала деньги, снимаясь голышом. Не те деньги, – прозвучала эта преисполненная практицизма фраза матери.
– Может, вы мне все-таки расскажете, зачем к вам приходил отец Кирилл?
– Они беседовали, – тихо ответила Бродягина, стараясь не смотреть Юле в глаза.
– А когда вас не было дома?
– Я однажды пришла – их уже не было, но когда вошла в комнату, то увидела, что постель смята, на подушке длинный черный с проседью волос, он бросился в глаза… А на столе, среди этих дурацких коробок… золотой крест… ЕГО крест, понимаете?
– Выходит, он забыл его?
– Забыл, конечно. Потому что уже на следующий день он пришел к нам вечером и крест был на нем… И тогда я догадалась, что он раздевался, а крест ему мешал. Раздевался, как же иначе… Но ведь это был человек достойный, хорошо известный не только в нашем городе. Бес его попутал…
– Не бес, а ваша дочь. И я даже не удивлюсь, если окажется, что человек, убивший отца Кирилла, убил и Марину. А причина одна – ревность. И мне кажется, что я сумею это доказать, мне бы только очертить круг ее знакомых. И начну я с фирмы, где она работала. А вы, Александра Ивановна, на будущее – не скрывайте от меня ничего, что может пригодиться в работе. Мне было неприятно узнавать о связи вашей дочери с отцом Кириллом не от вас. Мы должны помогать друг другу, не так ли? Тем более что цель у нас, по-моему, общая.
От Бродягиной Юля поехала на станцию техобслуживания – ту самую, на территории которой обнаружили тело Марины. Разыскала человека, первым увидевшего труп. Это был автослесарь по фамилии Михалев. Маленький, глазастый, в промасленном комбинезоне, он охотно отвечал на вопросы Юли, представившейся адвокатом матери потерпевшей. Будь он поумнее, он бы задал себе вопрос, а при чем здесь, собственно, адвокат, если речь идет о том, в каком именно месте лежал труп и в какое время он был обнаружен, но автослесарь дружил в основном с железками, поэтому весь выложился, чтобы поразить своим остроумием понравившуюся ему молоденькую адвокатессу. Он с подробностями рассказывал (а точнее, пересказывал, как заученную байку) о том, какого страха он натерпелся в то утро, второго марта, когда на пригорке позади гаража наткнулся на труп девушки, «хорошо и богато одетой, да к тому же еще и увешанной, как новогодняя елка, золотыми побрякушками». Михалев упивался сознанием своей честности – ведь не пропало ни одного колечка, ни одной сережечки с трупа несчастной… Больше того, рядом с телом лежала сумочка, в которой было кольцо, но только большое, мужское, и деньги…
– Много денег?
– Много, конечно, сто баксов и около тысячи рублей плюс…
– … плюс портмоне из телячьей кожи, в котором было что?.. – Юля действовала наобум, предполагая, что у такой состоятельной дамочки, какой была Бродягина, деньги наверняка хранились в приличном кошельке, стоимость которого, возможно, превышала количество находящихся в нем денег. И если не пропали деньги (а Михалев мог просто-напросто побояться присвоить их в силу своего характера и, возможно даже, порядочности; почему бы и нет?), то уж позариться на красивую вещицу, о которой никто и никогда не вспомнит, он мог запросто – не деньги же.
– Вам и это известно? – Михалев густо покраснел. – Но ведь я отдал все деньги до копеечки, а портмоне, действительно, оставил себе… – он перешел на шепот. – Вы уж никому не говорите, а, не позорьте меня… Но денег я не брал.
– В портмоне была фотография?
– Да, была, но откуда вам это известно?
– Я бы на вашем месте не задавала подобных вопросов. Где снимок?
– С собой… Я ребятам показывал… красивая девушка… – И в руке автослесаря появилась маленькая фотография с изображением обнаженной Марины.
– Да уж, хорошая работа… – Юля и сама не без интереса рассматривала снимок, где фоном служил натянутый за спиной девушки сине-желтый павлово-посадский роскошный платок с золотистыми кистями. – Где же так хорошо снимают?
– Да я уже не первую девушку вижу на фоне этого платка, – осмелев, сообщил Михалев. – Думаю, это на проспекте Ленина в мастерской ребята работают.
– А почему именно там? Ты знаком с фотографами?
– Да потому что, во-первых, это самая лучшая фотомастерская, а во-вторых, платки эти дорогие, а у них через стенку магазин «Сувениры», где вся витрина этими платками увешана…
– Резонно. Так где портмоне?
– Жене отдал.
– Понятно. А что вы, Михалев, собственно, делали за гаражом в столь ранний час? Может, это вы девушку и… того…
Но автослесарь не оценил ее черный юмор. Перепуганный насмерть, он поклялся вернуть в милицию портмоне и во всем сознаться. Однако разговор закончился самым неожиданным образом: за Юлино молчание Михалев взялся привести ее машину в порядок, причем до завтрашнего утра, к тому же работать обещал для удобства хозяйки прямо в ее гараже, куда он сам же с ней и отправился на такси, прихватив все необходимые инструменты.
– Так что вы делали за гаражом? – повторила она свой вопрос уже в машине. – Да еще и в такой ранний час?
Он ответил ей на ухо.
«Так я и думала…»
Доверив Михалеву свою машину, Юля позвонила Чайкину и успокоила его, сказав, что нашла слесаря, а он может и дальше потрошить трупы.
– Вот как приведет в порядок, так сразу же и поеду в коттедж к Крымову, – сказала она скорее даже для себя, чем для Чайкина.
– Меня с собой возьмешь?
– Если у тебя найдется свободная минутка.
– А сейчас куда?
– Надо заняться телефоном, мне без мобильника не справиться. Пусть это займет какое-то время, но мне будет проще… Сейчас заеду на станцию, оформлю документы, а пока они будут трудиться в этом направлении, навещу одну фирмочку, где работала Бродягина.
Фирма «Фарма-Инвест» располагалась неподалеку от цирка, в центре города, и представляла собой большой офис в отреставрированном старинном особнячке, напоминавшем внешним видом – башенками, купеческими архитектурными излишествами, припахивающими безвкусицей, – шоколадный торт.
Ее остановили уже на крыльце. Бритоголовое животное, запакованное в камуфляжную форму, прорычало что-то о пропуске. Разозлившись на весь мир за то, что город наводнили такие мордовороты, Юля вдруг поняла, что за эти пару дней в своем родном городе стала как будто сильнее.
– Я адвокат Земцова, занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей сотрудницы Марины Бродягиной, – она сунула под нос зеленому чудовищу с низким лбом и маленькими глазками свое адвокатское удостоверение (показывать удостоверение частного детектива крымовского агентства она не рискнула, поскольку самого агентства как будто не существовало) и едва не обозвала его так и рвавшимся наружу грязным и унизительным словцом – настолько он был ей неприятен.
Охранник, продолжением руки которого оказался телефон, позвонил и доложил своему шефу о визите адвоката, после чего Юля беспрепятственно прошла внутрь здания и оказалась в тихом, заставленном кадками с тропическими растениями просторном холле с дверями, на которых сверкали новенькие таблички с золотыми буквами «Приемная», «Заместитель генерального директора»…
В приемной за столом сидела девочка-секретарша – хрупкое создание с хорошими внешними данными, тянущими на «Мисс Губернию», и приветливым милым личиком. Узнав, кто перед ней, Лариса, так звали секретаршу, даже встала, чтобы встретить адвоката, занимающегося «расследованием убийства Марины».
Мало кто знает, что адвокаты в нашей стране не занимаются расследованием убийств, нет у них на это прав и соответствующих разрешений, с помощью которых они могли бы проникать туда, куда позволено входить следователям прокуратуры, оперуполномоченным уголовного розыска или даже обычным милиционерам. Лишенные права действовать в полной мере в интересах своих клиентов, адвокаты ограничиваются лишь изучением дела (документы даются им для работы строго в отведенных для этого местах и лишь в присутствии представителя правоохранительных органов, чтобы адвокат мог сделать необходимые ему выписки), на основании которого и строят впоследствии свою защиту.
– Лариса, я понимаю, что у вас уже были представители прокуратуры, люди из уголовного розыска…
– Да, это правда, были, все расспрашивали, но ведь убийцу так и не нашли?
– Не нашли. Вы не могли бы мне ответить на несколько вопросов, даже если они покажутся вам странными?..
– Не знаю… Смотря о чем вы хотите со мной поговорить, – вышколенная секретарша, видимо, очень боялась потерять свое место, если говорила с такой осторожностью.
– Чем занимается ваша фирма?
– Лекарствами.
– Ваш шеф молод?
– Андрей Викторович – молодой мужчина, ему примерно тридцать пять лет.
– Марина Бродягина работала переводчицей в вашей фирме. Скажите, а что она переводила?
Последовала пауза. Лариса оглянулась, словно проверяя, не подслушивают ли ее, после чего тихо ответила:
– Да ничего она не переводила. И очень странно, что меня об этом никто из приходивших сюда по ее душу людей не спрашивал…
– А чем же она здесь занималась?
– Ничем. Она вообще бывала здесь крайне редко. Иностранных делегаций у нас здесь отродясь не было, поэтому переводчицей ей здесь поработать все равно бы не пришлось, а что касается инструкций к лекарственным препаратам, так они все шли уже с готовым переводом на русский…
– Она была любовницей Андрея Викторовича?
– Все предполагают это, но никто ничего не знает конкретно. Она даже за зарплатой не приходила, хотя в штате числилась.
– Вы не могли бы описать хотя бы один день, когда она появлялась здесь. Что она делала, с кем общалась, о чем говорила?..
– Ни с кем не общалась, заходила лишь к Андрею Викторовичу, но они никогда не запирались, если вы это имеете в виду… Я сколько раз приходила к нему, приносила документы на подпись; войду: они сидят друг напротив друга и о чем-то тихо беседуют. Иногда она приходила с одним человеком, очень важным господином – Берестовым Игорем Николаевичем.
– Депутатом?..
– Да, он теперь в Думе, в Москве, но когда приезжает в С., всегда навещает нашего Андрея Викторовича.
– А какие у вас отношения были с Мариной Бродягиной? Что вы вообще можете рассказать о ней как о человеке?
– Она раздражала меня. Всем. Прежде всего своей высокомерностью и манерами, унижающими человека. Ко мне лично она относилась хуже, чем к уборщице…
– В чем это выражалось?
– Да один ее взгляд чего стоил! Когда она приходила, в офисе сразу же начинало пахнуть ее духами, все мужчины слетались на этот запах, никто не мог пройти мимо нее и остаться равнодушным, но вот чтобы ей кто-нибудь нравился – такого я не замечала, и думаю, что с Андреем Викторовичем у нее были просто деловые отношения, не больше.
– Откуда такая уверенность?
– Он сам мне об этом говорил, – Лариса покраснела и страшно смутилась своих же слов.
– У вас с ним… близкие отношения?
– А разве это имеет какое-то значение? Тем более что мы это почти и не скрываем, ведь я родила ему сына, мальчику уже два года… – это прозвучало как вызов.
– У вас сын? Вы так молодо выглядите… Честно признаться, я удивлена. Можно себе только представить, как вы ревновали его к Бродягиной… – Юле, для которой чувство ревности было сродни болезни, омрачившей всю ее жизнь, вдруг стало жаль эту совсем еще юную, но уже успевшую стать матерью секретаршу Ларису – любовницу своего шефа. Безусловно, такая беспринципная и этим опасная женщина, как Марина, не могла не вызвать в Ларисе острое чувство ненависти.
– А вы-то сами видели ее?
– Только на фотографиях…
– Вы бы увидели ее живую, яркую, красивую, надменную, знающую себе цену… Когда она приходила, мне казалось, что моя кожа тотчас покрывается струпьями, а тело перестает подчиняться мне. На ее фоне я превращалась в болезненно закомплексованную уродину и даже к Андрею в кабинет старалась входить лишь в случае крайней необходимости. Я, конечно же, боялась войти и увидеть нечто такое, чего мне не положено было видеть. Но они не запирались, а потому поводов для каких-то там разборок или вопросов у меня как будто бы не было, вы меня понимаете?
– Лариса, но вы должны же были хотя бы догадываться, что связывает Бродягину и вашего Андрея, кстати, как его фамилия?..
– Шалый.
– Шалый и Бродягина. Хорошая парочка.
– Не знаю, Андрей говорил, что она, то есть Марина, – подруга Берестова, но у Берестова молодая красивая жена, поэтому я ему не верила… Хотя, с другой стороны, разве можно понять мужчин?
Больше ничего существенного о Марине Лариса не рассказала. Выходило, что у Бродягиной с Шалым были какие-то дела, которые они время от времени обсуждали и которые могли иметь отношение к Берестову. В Москве он мог представлять интересы Шалого на более высоком уровне, помогая ему решать проблемы с налогами или же просто находить ему выгодные контракты с зарубежными партнерами и иметь от него за это реальные деньги. Но при чем здесь была Марина? Берестов – человек состоятельный и, безусловно, влиятельный, мог бы и сам содержать свою подружку Бродягину (если она таковой являлась), зачем ему было делать это с помощью Шалого? Значит, здесь дело в другом. Но в чем? И что надо было двум преуспевающим молодым людям от одной молодой и красивой женщины?
– Скажите, Лариса, а Шалый не мог использовать Марину в качестве девушки для обслуживания важных приезжих партнеров?
– Да наши партнеры и так были счастливы, что мы покупали у них оптом товар, у нас с этим вообще никогда не было никаких проблем. Вы же знаете, сейчас на каждом шагу аптеки, а люди все болеют… Это общая схема, как вы понимаете.
– Но Марину кто-то убил, ее отравили, и Александра Ивановна Бродягина, ее мать, попросила меня подключиться к расследованию. Давайте поступим следующим образом: я оставлю вам свои номера телефонов, и вы, если что-нибудь вспомните про Марину, позвоните мне…
– Да проститутка эта Марина, и все тут! – с чувством выпалила Лариса и быстрым шагом прошла к окну. – Я не знаю, какие отношения у нее были с Андреем или Берестовым, но она по уши в дерьме… У нас по фирме ходили фотографии, где она снята в таких позах, что не приведи боже… Она шла по жизни, как танк, и ей было глубоко плевать, кто и что о ней подумает. Главным для нее были деньги. Но вот за что ей платили и кто именно, я не знаю.
– А с чего вы взяли, что у нее было много денег?
– Я же не слепая! Золото, бриллианты, меха… На ее фоне я – официальная любовница Шалого – выглядела просто серой молью… Конечно, ужасно, что я вам все это рассказала, получается, что я раскрылась перед первым встречным, но вы расспрашивали меня про Марину, а я ее ненавидела, и это чистая правда… Но я ее не убивала, хотя, когда узнала, что ее отравили, не удивилась. Сколько веревочке ни виться…
– А почему вы на работе, если вашему сынишке всего два года?
– А я прихожу только на полдня, у меня няня… Я не хочу сидеть дома и толстеть, как все мои подружки…
…Юля вышла из этой чистенькой аптекарской фирмы в плохом настроении: интуиция подсказывала ей, что Крымов к убийству этой шлюхи Бродягиной не имел никакого отношения. Уверенности в себе после разговора с Ларисой у Юли сильно поубавилось. И как же могло быть иначе, если она была совсем одна со своим расследованием? Не было Нади Щукиной, которая помогла бы ей с результатами экспертизы, не было шустрого и ответственного Шубина, с которым можно было пролезть в любую квартиру, и не было человека, перед которым хотелось блеснуть своими способностями, выложиться на все сто и принести ему на ладонях, как распустившийся цветок, раскрытое убийство.
Юля гнала от себя прочь мысли о Крымове – в его загородный коттедж она поедет лишь завтра, когда будет на ходу ее машина, которая прибавит ей свободы перемещения в пространстве. Завтра же у нее будет и телефон, который ей так необходим для страховки, чтобы в любую минуту связаться с Чайкиным или Корниловым. А сегодня ей предстоят хлопоты, связанные как раз с гаражом и машиной, телефонной станцией, и, наконец, пора проведать Аперманис. А что, если ее уже кто-нибудь изнасиловал?..
Она позвонила из ближайшего телефона-автомата:
– Рита, ты жива?
– Ну наконец-то! Конечно, жива! У меня уже все остыло… Я понимаю, что ты у нас вся такая занятая, но приезжай, мне здесь так скучно…
«Господи, каких только идиотов не бывает на свете», – с горечью подумала Юля и от сознания того, ЧЕМ и КЕМ ей приходится заниматься, чтобы заработать деньги, заплакала.