Глава 2

А Натка росла. Несмотря на то что Дарья была ей на самом деле скорее бабкой, чем бабушкой, и держала внучку в строгости, как и когда-то дочь, Натка имела характер добрый и улыбчивый, явно не в бабку. Дружила Натка со всеми, хоть некоторые из деревенских детей и дразнили ее частенько за ее изъян, и кличку обидную придумали – «Рубль-пять»…

– Почему Рубль-пять, – едва сдерживая слезы спросила Натка рыжего задиристого Сеньку Гракова, который дразнился громче всех.

– Потому, что ты идешь: рубль – пять, рубль – пять, с ноги на ногу! – хохоча прокричал Сенька и убежал вслед за ватагой мальчишек.

Заплаканная Натка похромала домой, всхлипывая и размазывая по чумазым щекам горькие слезы и намереваясь пожаловаться бабушке. Уж та точно найдет на Сеньку и остальных управу, будут знать, как дразниться! Бабушку все в деревне боялись, за проказы могла любого озорника и хворостиной отходить, и попробуй жалуйся потом родителям – те еще добавят…

– Что сырость развела, – сердито проворчала бабка Дарья, завидев вошедшую в калитку заплаканную девчонку. – А ну, сопли подбери да сходи дай зерна курам! Хоть толк от тебя будет.

– Бабушка, меня мальчишки дразнят! Уродом называют, хромоножкой и еще Рубль-пять! Граков и Терехов Борька, и еще…

– Хватит ныть, я сказала! – прикрикнула Дарья. – Ну и дразнят, так что – ты ж и есть хромоногая, привыкай! Жизнь долгая, нога твоя не отрастет, всю жизнь такая будешь! Все, не жалуйся, иди лицо умой да кур корми, нечего болтать попусту!

С той поры не жаловалась Натка ни бабушке, никому. Молча сносила и насмешки сверстников, и притворно-жалостливые вздохи соседок. Не жаловалась и улыбалась приветливо всем. Даже когда вошла в отроческий возраст, и в рост костей все ее худенькое тельце разламывалось от боли, наливались и деревенели мышцы от напряжения. Ночью ноги сводило так, что Натка однажды прокусила себе губу, сдерживаясь, чтобы не закричать и не разбудить бабушку.

Вот тогда она и научилась «прятать» от всех свою хромоту – ходить она стала, приставляя одну ногу «на цыпочку». Все тело при этом напрягалось, поясница к вечеру болела неимоверно, но Натка терпела и не жаловалась, ибо не было в этом смысла. Со временем походка ее стала плавной, «с мысочка», ровная спинка и приветливый взгляд, за ними не стало видно тщательно спрятанной хромоты и невыносимой боли.

Училась Натка хорошо, всего лишь одна и была у нее четверка – по физкультуре. Потому что принципиальная бабушка попросила учителя физкультуры спуску внучке не давать и гонять вместе со всеми.

Учитель физкультуры, Геннадий Павлович, прекрасно понимал, что «как все» Натка не сможет, и чаще усаживал ее на скамейку, но спорить со строгой бабкой не желал, потому и ставил в журнал четверки. Зато он показал Натке упражнения, которые укрепляли мышцы, снимали напряжение, и их можно было делать при ее состоянии. Наверное, благодаря этому к выпускному классу Натка имела точеную фигурку.

Натка сама и не заметила, что вдруг перестали ее дразнить. И не слышно стало ни «хромоножки», ни более обидного «Рубль-пять», и тот же Сенька Граков, смущаясь и краснея, предложил ей как-то понести домой ее портфель.

– Смотри у меня! Принесешь в подоле, как мать – вот этими руками придушу! – ругала ее бабка Дарья, непонятно только за что. – Мне все равно, я старая! Сперва тебя придушу, потом сама в омут брошусь, чтоб на этот свет не глядеть больше! Только увижу еще около тебя этого паршивца Сеньку, или еще кого, тебе все космы выдеру! Ей-ей, наголо побрею, чтоб ни один на тебя не поглядел!

Натке очень хотелось спросить, что же такое – «принести в подоле», но бабушку она боялась так, что язык сам прилипал к гортани, отказываясь шевелиться. А Сеньку она и сама видеть не хотела – его она тоже боялась, так и ждала, что вот сейчас глянет насмешливо и закричит: «Рубль-пять, рубль-пять!» Какой уж тут портфель – несла сама, спиной ощущая, как топает Сенька следом, недовольно посапывая от того, что эта вредная девчонка ему отказала!

Вообще, хоть и улыбалась Натка всем приветливо, а боялась она всего этого мира, пребывание в котором приносило ей ежедневные страдания – дорога до школы и обратно, по выезженной неровной и комковатой колее причиняла боль, хотелось лечь в нее, и пусть тебя переедет колхозный трактор, и все это закончится… Но надо идти, потому что сегодня бабушка велела почистить у курей и приготовить пойло для Голубки, бабушкиной невысокой, но очень удойной коровки.

Сама Дарья с колхоза не спешила уходить, хоть уже и была на пенсии, поэтому уставала к вечеру, и основные заботы по хозяйству лежали на Натке.

– Учись всему! Все должна уметь сама управлять! Я помру – помогать тебе никто не станет, кому калека нужна! – говорила Дарья внучке, растирая вечером больные отекшие ноги каким-то настоем.

– Бабушка, давай я тебе помажу, мне сподручнее. – Натка брала из рук бабушки флакончик с темной жидкостью и усаживалась перед ней на низенькую табуретку. – Бабушка, а может, тебе к врачу сходить, показать ноги? Говорят, в районной амбулатории новый врач, хороший! Из Куйбышева приехал к нам!

– Это кто ж тебе доложил? Тоже, важная птица – все ей докладывают! Не городи чепухи, кто из Куйбышева к нам поедет, да еще врач!

– Учительница по литературе сказала, – тихо ответила покрасневшая Натка. – Она сказала, что мне тоже… тоже надо показать свою… ногу. Сейчас медицина вперед идет, может быть, какое-то лечение, процедуры…

– Что, укол сделают – и нога вырастет? Или таблетку дадут? – во весь голос расхохоталась Дарья. – Нет, Натка, не придумали еще такого укола. И учителка твоя пусть не лезет не в свое дело, так ей и передай! Нашлась тоже, докторша! Пусть книжки читать учит, а не как ноги лечить!

Натка опустила голову, покраснев еще больше, и продолжила натирать бабушкино колено остро пахнувшим лекарством. Вообще-то, муж учительницы литературы был фельдшером на местном пункте. И это он посоветовал жене сказать такое Натке, когда, встречая жену после занятий, увидел девочку, которая шла, крепко стиснув кулаки и стараясь не потерять равновесия на комковатой дороге.

Еще от учительницы Натка узнала, что есть лекарства, снимающие боль и судороги в мышцах… Но бабушку было не переспорить, и девочка понимала, ее удел – это каждодневное терпение. И боль.

Загрузка...