Ясна
На мгновение мне кажется, что все вокруг застыло, даже кровь в моих жилах, которая моментально превратилась в лед. Я перестаю дышать, пока оглядываюсь по сторонам, бегло скрещивая взгляды с помрачневшим Григорием. Его мышцы напряжены, как будто он уже приготовился отбивать атаку.
Тихое всхлипывание прорезает лесную тишину. Оно доносится из той стороны, куда ведут следы крови. Прямо за громадный сугроб.
Шагаю вперед. Снег тихо скрипит под ногами.
Звук, похожий на шмыганье носом, подтверждает мою догадку о том, что за белым сугробом прячется кто-то живой и страшно напуганный. Я подхожу ближе, несмотря на стальной предупреждающий взгляд Григория, отчетливо кричащий "стоять! не двигаться! куда полезла". Он бесшумно достает свои клинки.
Разумнее всего сейчас было бы послушать телохранителя, но я упрямо продолжаю путь. Потому что рыдания, доносящиеся из-за сугроба, так похожие на плач ребенка, ломают мою душу на мелкие частицы.
Григорий недовольно склоняет голову и в два прыжка опережает меня. Я не успеваю опомниться, как он уже стоит с другой стороны снежного холмика, готовый воткнуть их в тело врага. А затем, он останавливается, замерев ледяной глыбой. Его единственный глаз нервно вращается в растерянности. С ошеломительным видом он опускает клинки.
– Что там? – Мое любопытство, прикормленное страхом, просачивается наружу.
Григорий пожимает губу, поднимает руку и манит к себе.
Я следую призыву.
Захожу за сугроб, где следов от крови стало значительно больше, они расширились, заставив снег подтаять.
Малой. Кажется, так его звали разбойники. Тот самый мальчик, который днем угрожал мне ножом. Сейчас он сидит с трясущимися губами, периодически всхлипывая. Его окровавленные руки обнимают тело женщины. Она не двигается. Глаза закрыты.
– Она… Она не двигается… – шепчет мальчик. – Мама! – сквозь слезы он нежно поглаживает ее по щеке.
Мое сердце от этой сцены сжимается так сильно, что причиняет неимоверную боль. Я забываю о случившемся сегодня. Забываю, как этот мальчишка направлял на меня нож и как помог разбойнику меня обмануть… Протягиваю руку в сторону женщины, но мальчик, словно подбитый волк, крепче обнимает свою мать и бросает на меня озлобленный взгляд, опухшими от слез глазами. Он выглядит загнанным в угол зверем.
– Не приближайся. – тихо шипит паренек.
– Меня учили лечить людей. Может… Я могу ей помочь. – Объясняю я ему, как можно спокойнее. – Сам Волхвар Белогорья был моим учителем. Ты же слышал о таком?
В глазах мальчика я считываю удивление, затем, в них появляется расчет, сменяющийся обреченной надеждой. Еще бы, ему повезло, что его мать оказалась в руках ученицы первого знахаря во всем Белогорье. И Волхвар, сколько бы неприязни я к нему не испытывала бы, многому меня научил.
Малой слабо кивает, разрешая мне притронуться к телу женщины.
Я прикладываю пальцы к ее шее, нащупывая пульс. Кожа холодная, но под ней едва заметно бьется жизнь – слабая, но упрямая.
– Жива. – Выдыхаю с облегчением, замечаю, как мальчик крепче прижимает ее к себе. – Но ее нужно срочно согреть.
Малой вздрагивает, его глаза расширяются все больше, по мере того, как я начинаю осматривать и прощупывать женщину, пытаясь определить насколько серьезно она ранена. Парнишка все еще держит мать, и теперь просчитывает, насколько он может мне доверять.
– Что произошло? – Спрашиваю я, осматривая сначала открытую рану на ее виске, а затем исследуя рану на ноге. Кровь уже запеклась на морозе.
– На нас… напали… – Малой запинается, глотая слезы. – Она пыталась защитить меня…
– Григорий. – поворачиваюсь я к своему телохранителю. – Нужно отнести ее в сани. Осторожно.
Григорий хмурится, его рука все еще лежит на рукояти ножа, он все еще сомневается.
– Госпожа, а если это опять какой-то трюк? Они уже пытались нас ограбить. Этот мальчишка…
– Да ладно тебе! Они уже ограбили нас один раз. Зачем им еще что-то у нас воровать? Не так ли? – Спрашиваю я у Малого, пытаясь его отвлечь. – Женщина может умереть без нашей помощи.
Мальчик с надеждой переводит взгляд с меня на грозного Григория, и обратно. Он помогает поднять женщину, когда телохранитель приближается.
Григорий подхватывает женщину на руки с такой легкостью, что она кажется невесомой в его крепких объятиях, и тонкой тростинкой на фоне его мускулистых рук. Малой суетится рядом, придерживает ее голову, чтобы та не свесилась. Я иду следом, пока они несут ее к саням.
В кибитке пахнет сыростью. Пока Григорий укладывает женщину на лавку, я нахожу вязаное покрывало, которое тут же накидываю на раненную. Увидев, как я начинаю поднимать пропитанный кровью подол платья, Григорий отворачивается.
– Нужно ее согреть.– Стягиваю с себя теплый платок, укрываю им женщину. – Григорий, разведи огонь. – Командую я ему, не отрывая взгляд от своей работы. – Нужно растопить снег.
– Слушаюсь, госпожа.
Я нахожу свой багаж и покрывало. К моей радости, чемодан с провизией и лекарствами остался нетронутым. Очевидно, того кто напал на разбойников вещи не интересовали. Их интересовал маг или что-то еще. Но я все же склоняюсь к первому варианту. Маги в Черногорье не приветствовались. Люди считали их порождением самого дьявола. Поэтому либо убивали… Либо… Либо маги прятались в Мавридии, граничащей с Черногорьем. Другое дело знахари и волхвары, их знания считались проверенными временем и дарованные самим создателем.
Несколько минут, а возле наших саней уже тлеет огонь в переносной железной печи, которую придумал мой отец. Григорий использует железную трубу, позволяя горячему воздуху проникнуть в кибитку. Путешествуя и исследуя мерзлые земли Белогорья, это изобретение дало самый настоящий прорыв и позволило продвинуться вперед в экспедициях!
– Держи. – Я вытаскиваю из своего чемодана белую простынку и отдаю ее Малому. – Используй свой чудо нож, чтобы разрезать на куски. Раны нужно будет перевязать.
Ткань рвется с противным треском. Я использую талый снег, чтобы смочить тряпку и очищаю ею запекшуюся на виске женщины кровь. Затем делаю то же самое на бедре, которая, к моему спокойствия, кажется поверхностной. Женщина стонет, когда я прикасаюсь к ране, но кровь уже остановилась, мороз сделал свое дело.
– Нужно промыть рану отваром, – говорю я, доставая из внутреннего кармана маленький мешочек с травами. – Григорий, снег растаял?
– Почти, госпожа.
Достаю щепотку сухих листьев, бросаю в котелок. Запах мяты и зверобоя наполняет воздух. Мирко принюхивается, его плечи немного расслабляются.
– Ты знаешь эти травы? – спрашиваю я, помешивая отвар.
– Мама… она тоже лечит травами, – шепчет он. – Когда-то давно она была знахаркой в деревне.
– Прижми здесь. – приказываю мальчишке, сразу после того, как смазываю раны особой мазью, приготовленной Волхваром. Малой, поджав губы, усердно выполняет просьбу.
Мои пальцы двигаются быстро – годы обучения у верховного знахаря Белогорья не прошли даром. Накладываю повязку, туго затягиваю узлы. Женщина вздрагивает, но не приходит в сознание.
Малой не отходит от матери ни на шаг. Его глаза следят за каждым моим движением.
– Кто на вас напал? – спрашиваю я, протягивая мальчику леденец.
Малой молчит, сжимает губы. В его взгляде мелькает страх., как будто он вновь смотрит в глаза нападающему.
– Это были те же люди, что я видела сегодня с вами? Где тот, что управляет снегом?
– Нет, – качает головой мальчик и шмыгает носом. – Другие. Они были в форме черногорского войска…
– Что же вы такого натворили, что они за вами в такую глушь пришли? – Вырывается у меня, и я ловлю себя на мысли, что даже будь он магом, вряд ли бы охотники Черногорья отправились в такую даль.
– Мы… Я не могу сказать. Я поклялся что никому ничего не расскажу.
Конечно… Этот бессовестный разбойник взял клятву с наивного мальчишки! А затем, бросил его умирать с матерью! Что за человек! Мне нисколечко его не жаль, и даже если его казнят на главной площади Черновска, я не пророню ни слезинки.
Григорий хлопает дверцей, и залезает погреться в кибитку. Пока мы без лошадей, это единственное место где мы можем согреться.
– Как она? – спрашивает одноглазый воин.
– Пока дышит. Она вне опасности. Раны поверхностные. Думаю, скоро придет в себя.
– Я нашел след лошадей. Разбежались. Иду за ними, пока их зверь не сожрал.
Я киваю Григорию.
– Куда они пошли? – продолжаю расспрашивать я мальчика. – В какую сторону?
– На юг. – отвечает он. – К черным холмам.
– Малой, – обращаюсь к мальчику. – Как тебя на самом деле зовут?
– Мирко,– отвечает он тихо.
– Мирко, твоя мать будет жить. Я обещаю.
Я смотрю на лицо Мирко – осунувшееся, грязное, с темными кругами под глазами. Он двумя руками держит леденец и робко подносит его к губам, пробуя на вкус, затем, я замечаю улыбку. Ему понравилось. Сколько же им пришлось пережить? В его взгляде читается недоверие, но он больше не напрягается, когда я прикасаюсь к его матери.
Женщина на лавке стонет, её веки дрожат. Мирко подскакивает, хватает её за руку.
– Мама! Мамочка!
– Тише, – я кладу руку ему на плечо. – Дай ей прийти в себя.
Глаза женщины медленно открываются. Она смотрит каким-то мутным взглядом.
– Мирко… – её голос едва слышен.
– Я здесь, мама! – мальчик прижимается к её руке.
– Не двигайтесь. Вам нужен покой. – предупреждаю я женщину.
Она поворачивает голову, вроде смотрит на меня, но ее взгляд как будто проходит меня насквозь.
– Кто…
– Я Ясна, дочь Белогорского Чертожца. Не бойтесь, вы в безопасности, и я уже забыла что ваш сын пытался мне угрожать и помог обокрасть.
Она пытается приподняться, но я мягко удерживаю её.
– Лежите спокойно. Рана не серьезная, жить будете. Но пока не делайте резких движений.
– Спасибо, – шепчет она, снова закрывая глаза. – Он… Он просто хотел доставить меня к Черновск. Я перестала видеть.
Я заглядываю в глаза женщине наконец-то осознав, что меня в ней так смущало. Неопределенность и туманность во взгляде, вот что…
– Мне жаль… Вы могли бы просто сказать, мы бы вам не отказали. Не стоило воровать.
Я замечаю легкую улыбку на лице женщины.
– Меня зовут Агата. Очень приятно познакомиться с дочерью самого чертожца, однако тебе не стоит говорить это каждому, кого встречаешь на своем пути.
Женщина ощупывает лавку кибитки и прислушивается.
– Почему я не слышу остальных? – спрашивает женщина, но я понимаю – она обращается не ко мне.
– Их забрали с Соколом. – Вновь шмыгает носом паренек.
С лица Агаты тут же сползает улыбка. Она мрачнеет.
– Сокол… Мы должны их спасти… – Теперь, как мне кажется, Агата обращается ко мне.
– Исключено. – буркаю я. – Ваш Сокол меня обокрал, да еще и с Григорием так обошелся! Чуть ли не превратил в сугроб! Если его поймали, то пусть судят. Наверняка он наделал делов. А остальные… Остальные тоже хороши. А вам, Агата, нужен покой. Кого вы собрались спасать? Да еще и с ребенком под боком! – Ловлю себя на том, что сильно жестикулирую. Как будто нахал-разбойник стоит прямо передо мной, а я своими руками его наказываю. Это был напряженный день, впереди ночь. И еще непонятно в каком составе мы доберемся до ближайшего поселения, чтобы попросить помощи.
– Сколько насчитал их, Мирко? – спрашивает Агата сына.
– Дюжина. Все крепкие. Они точно из отряда чертожца. Два зуба даю. Я видел их черные эмблемы.
– Они забрали остальных? Или… – Женщина запинается, словно подавившись неприятным словом.
– Когда их повязали, они были живы. – спешит успокоить ее сын.
Дальше, Малой в подробностях и периодически шмыгая носом, рассказывает как все произошло. Я молча привожу в порядок кибитку, подбивая покрывало под бок женщины и слушаю. Досталось же ребятам. В Белогорье ходят слухи, что отряд нового чертожца собран из числа отмороженных головорезов, похоже так оно и есть. Сокола, по словам Мирко, повязали особым кнутом, чтобы тот не смог использовать против них свою магию. Даже не знала что такие существуют.
– Не знаю. Я слышал только… Что они искали наследника чертожия. – мальчик украдкой бросает на меня взгляд.
– Что ты сказал? Повтори. – узнаю я свой голос.
– Они искали наследника Чертожия.
Я глубоко вздыхаю и присаживаюсь рядом с парнишкой.
– Ты ничего не перепутал?
– Нет! Они искали тебя! Ты сама сказала, что ты дочь Чертожца! Из-за тебя они ранили мою мать и забрали наших близких!
– Успокойся. – Приказываю я ему, стараясь держать тон ровным, хотя у самой в груди нещадно запрыгало сердце.
Во-первых, Агата права, и мне не стоило так просто раскрывать свою личность. А во-вторых… Белогорье не противилось новому Чертожцу Черногорья. И наоборот, отец, первым что сделал, это поговорил с посланником и утвердил приказ, по которому все предыдущие соглашения с Черногорьем оставались в силе…
Но тогда… Почему же они напали на нашу кибитку? И их не интересовали наши вещи, провизия. Они не тронули ничего.
Внезапно моя голова закружилась.
– Они не могли напасть на меня.
– Ясна, ты сказала, что ты дочь чертожца. А у него, как я знаю, кроме одной единственной дочери больше нет наследников. – рассуждает Агата, и ее тон задевает меня за больное. Не потому что я сама себя раскрыла, а потому что я не одна дочь! Есть еще Икси.
– Хорошо. – устало вздыхает женщина. – Как ты думаешь, чем может быть выгодно похищение дочери чертожца Белогорья?
В голове забурлило. Чем? Потребовать выкуп? Вряд ли. Новый чертожец богат настолько, чтобы иметь свое собственное войско. Вариант со свадьбой я сразу отметаю, пусть и в древности кто-то пользовался таким способом – воровать невест, все это было слишком давно. Да и сам чертожец довольно староват, я ему гожусь разве что в дочери. Принудить отца к сотрудничеству? Это может быть. Узнать про наше путешествие с Григорием не составило бы труда. Отец послал дипломатическое предупреждение, что я прибуду в Черновск. И все же… Не верится что новый правитель Черногорья смог пойти на подобное! Это же как объявить нам войну!
Фырканье лошадей прерывает мои раздумывания и пристальный взгляд Малого.
– Нашел. – Открывает дверь в кибитку Григорий. – Как она? – Кивает на женщину.
– Она себя чувствует лучше. – сухо отвечаю.
Рассказать телохранителю о своих и не только подозрениях? О том, что если бы у нас не своровали сани, досталось бы нам с Григорием? Да он меня насильно обратно в Светлогорск потащит! Я больше никогда не смогу выбраться из чертожия, и не смогу продолжить поиски сестры.
Григорий поправляет трубу, по которой в кибитку направляется тепло.
– Нам нужно двигаться вперед. – твердо сообщаю.
Мирко вскидывает на меня глаза, в них я читаю непонимание и сомнение, не сошла ли я с ума. Я тоже задаю себе этот вопрос. Ехать к тому, кто так хочет меня похитить и даже напал на мой экипаж.
– Я довезу вас до Черновска и даже оплачу лечение. – Я говорю с Агатой. – Но никто не должен знать, что я дочь чертожца.