Нет, что ни говорите, а бывают в жизни приятные неожиданности… К примеру, один из американских астронавтов, из тех, кто побывал на Луне, и не подозревал, как по возвращении на грешную Землю окажется наследником по завещанию богатенькой старушки, усопшей еще в прошлом веке. Надо сказать, что та бабушка была страшной любительницей романов Жюля Верна. А поскольку она была не без фантазии, отписала свой вклад в швейцарском банке (по-нашему, в сберкассе) человеку, который первым ступит на Луну. И через много лет швейцарские кассиры в точности выполнили ее волю. Но я как-то не завидую этому американцу. У нас и самих житьишко ничего себе. Не без радостей. К примеру, недавно один мужичонка в очереди за зубной пастой достоялся, другого на работе не сократили, третий ко второй жене четвертый раз вернулся, и сам черт ему теперь не брат. Но, как говорится, хорошего помаленьку. В пику приятным неожиданностям бывают и неприятные, от которых никаким хвостом не отмахнешься. Мы, конечно, с ними боремся, как можем. Но если учесть, что они по большей части из-за нашего же головотяпства происходят, становится ясно, что мы их нескоро поборем.
И вот на фронте борьбы с нашими недостатками произошел один случай, о котором я расскажу. Живет по улице Чапаева в доме № 5, квартире №… в Нижневартовске Н. Смирнов. Работает себе потихоньку 13 лет в управлении по эксплуатации электрических сетей. Кое-какие сбережения, между прочим, на книжку откладывает. Ему, наверное, можно было бы в швейцарский банк обратиться: дескать, сберегите мои кровные, а лет через сто обрадуйте кого-нибудь на этом свете. Допустим, первого, кто вот так запросто билет на самолет летом приобретет, или водку задарма не возьмет, или какую другую выпуклую личность.
В общем, не стал Н. Смирнов за рубежом капиталы вкладывать, ихнюю промышленность развивать. Нам свою двигать позарез как надо. Да и на работе понять неправильно могли: дескать, от коллектива оторвался. А, тем более, что сберкасса № 5939/022 оказалась под рукой – на первом этаже родного дома. И как-то в марте этого года наш Смирнов обратился в эту самую кассу и попросил деньжат: в отпуске поиздержался. А ему в ответ, как гром среди ясного неба: «Книжку у вас забираем, так как счет аннулирован решением городского суда. И вообще идите отсюда».
Услышать такие речи и с глазу на глаз мало приятного, а тем более при народе, среди которого в вечернее время в любой сберкассе яблоку негде упасть. Пошел Николай Иванович на ватных ногах в центральную сберкассу правду искать. Там ему и растолковали. Дескать, есть решение суда, согласно которому Н. Смирнов, родившийся 2 февраля 1940 года в Свердловской области, осужден по ст. 144, часть 3, к четырем годам лишения свободы с конфискацией имущества. Ну, а наш Смирнов и говорит как бы в свое оправдание: «Я – это не он. И хотя я тоже 1940 года рождения и зовут меня так же, но родился я 6 мая в Комсомольском районе Чувашской АССР, что наискосок от Свердловской области». Признав невероятное очевидным, в центральной сберкассе начали раскручивать пружину этой истории в обратную сторону – восстанавливать вклады Смирнова, обращенные в доход государства.
Здесь сам по себе напрашивается вопрос ребром: «А судьи кто?»
Начинали «смирновскую» эпопею народный судья А. Шваб и судоисполнитель Н. Ващук. Они подписали запрос в центральную сберкассу, в котором просили сообщить, «состоит ли вкладчиком в кассах города Смирнов». Вскоре был получен ответ: «Высылаем в ваш адрес копии лицевых счетов №… и №… на имя Смирнова Николая Ивановича». На этих копиях, кроме всего прочего, аршинными буквами написан адрес, не заметить которого мог бы только слепой. Несоответствие в адресах не насторожило судью В. Купреенкова и судоисполнителя А. Леготину (теперь они приняли судебную эстафету). В центральную сберкассу была направлена копия приговора и предложено именем Нижневартовского городского суда «денежные вклады с вышеуказанных счетов перечислить в доход государства».
Мне посчастливилось посетить то место, которое сделало фокус с вкладами Смирнова, то бишь, народный суд, «самый гуманный и справедливый в мире». Сначала, как и полагается – немая сцена. Затем, оправившись от легкого испуга, А. Леготина наотрез отказалась говорить что-либо. По поводу моих приготовлений магнитофона к записи однозначно пояснила, что «у нас ничего записывать нельзя». Я виновато сослался на технический прогресс, дескать, это удобнее, чем блокнот, и т. д. Пока я все это лепетал, служители Фемиды сбегали за подмогой в лице старшего судоисполнителя Л. Смирновой (не пугайтесь, уважаемая публика. Это не родственница тем Смирновым, а тоже – однофамилица). Так вот, с её слов я понял, что нахожусь в каком-то ужасно засекреченном заведении, где дышать можно лишь с письменного разрешения, да и то – через раз. Любовь Михайловна без обиняков заявила, что отвечать на вопросы будет только в присутствии председателя городского суда А. Мунарева.
Было много суеты – таинственной и непонятной. Поднялись в кабинет председателя. Подыгрывая в этом плохом спектакле, я спросил А. Мунарева: «Можно задавать вопросы?». Принесли дело. Разобрались. Ответы в основном состояли из междометий, часто мелькало слово «ошибка». Председатель резко сказал Смирновой: «Пойдете извиняться».
Все, кажется, встало на свои места, но хэппи-энд почему-то не вырисовывается. Когда многострадальный Николай Иванович поведал о других «ошибках», которые с ним случились из-за столь распространенной фамилии, мне стало его жалко.
С 1978 года его стали «таскать по милициям», проверяя документы. В 1979 году высчитали чьи-то алименты (по иронии судьбы он в это время исполнял в суде обязанности народного заседателя). В 1984 году начали вызывать повестками в наркологический диспансер. Через год, оформляя путевку в санаторий, Смирнов получил на руки свою медицинскую карточку. Каково же было его удивление, когда, придя однажды с работы домой, застал свою супругу за довольно странным занятием – она вырывала листы из медкарточки, на которых, как оказалось, были вписаны чьи-то болезни, в том числе алкоголизм, вензаболевания и какая-то операция. Нарочно не придумаешь. И в регистратуре поликлиники окопались Ляпкины-Тяпкины…
Как видите, с легкой руки чиновников издержки бурной судьбы одного примостились в биографии другого.
Когда расставались, Николай Иванович посетовал: «Вот отсидит мой однофамилец четыре года, вернется, и снова меня начнут таскать…»
Успокойтесь, уважаемый товарищ Смирнов. Дело в том, что в нашем городе, по данным паспортного стола, проживает аж 175 мужчин Смирновых. Пока теперь до вас очередь дойдет…