конец мая 2021 года, поезд Москва – Ижевск
Лето начиналось без огонька и обещало быть длинным, монотонным и неинтересным. Обычно родители отправляли Федю с сестрой в лагеря, в июле они всей семьёй отдыхали на море, потом ехали на пару недель к бабушке в Муром, а в августе возвращались в Москву. Но из-за пандемии всё стало с ног на голову: в прошлом году они с Майей почти безвылазно просидели дома, а в этом их и вовсе везли на целое лето к бабушке.
Представляя ожидающие его три месяца в провинциальном Муроме, Федя всякий раз впадал в жесточайшую тоску. Делать там было совершенно нечего: городок небольшой, достопримечательности изучены ещё в прошлые годы, друзей у него там нет, а компьютер у бабушки такой старенький, что не потянет ни «Ковчег», ни «Войну миров».
Федя вздохнул и покосился на отца, уткнувшегося в разложенный на купейном столике ноутбук. Ему хорошо: они с мамой всё лето проведут в Крыму, на раскопках. Там море, горы, древние руины. А их с Майкой ссылают в эту глушь. Мелкая, правда, как будто не против. Во всяком случае, когда ещё в Москве он попросил её уговорить маму взять их в Севастополь, та недовольно зыркнула зелёными глазищами и категорично отрезала:
– Нет. Хочу к бабушке.
Феде только и оставалось, что покрутить пальцем у виска. Он не сомневался, что сестра отказалась из чистой вредности, помноженной на дурость. Чего ещё ждать от семилетней подготовишки? Если бы она умела думать, раскинула бы мозгами и поняла, что это единственный шанс нормально провести время. Могла бы и помочь. Знает же, мама всегда идёт ей навстречу. Да и отец тоже. Потому, не сдержавшись, он так прокомментировал слова сестры:
– Ну и дура.
– Сам дурак, – не осталась в долгу эта мелкая коза.
…Очередной раз вздохнув, Федя отвёл взгляд от медной макушки, склонившейся над толстой книгой со сказками, и посмотрел на отца, который, почувствовав его внимание, взъерошил без того лохматую русую копну и ответил на невысказанные вслух мысли:
– Прекрати вздыхать, Фёдор. Не поможет. Всё давно решено.
– Да я что, – буркнул он. – Может, мне и дышать уже нельзя?
– Дыши, – с насмешливой снисходительностью разрешил старший Журавлёв, отодвигая ноутбук и встречаясь глазами с недовольным сыном. – Только пореже и не так глубоко. А то уж очень у тебя многозначительно-укоряющее дыхание.
Майка, сидящая рядом с отцом, заинтересованно заелозила и навострила уши, но книгу не закрыла, притворившись, что продолжает читать. Федя хмыкнул – вот же любопытная! Но скрывать ему было нечего, поэтому он буркнул, не обращая внимания на прислушивающуюся к разговору сестру:
– Так понятно. Как же ему не быть укоряющим? Бросаешь нас на произвол судьбы в этой глуши…
– Фёдор, не юродствуй, – строго перебил отец. – Тебе тринадцать лет, пора бы уже научиться понимать ситуацию. Майя – девочка, ей нет и восьми, но она таких сцен не устраивала. Ты думаешь, у нас с мамой будет время на отдых? Целыми днями будем на раскопках торчать! И как ты видишь себя с Майей в такой ситуации? Понравилась самоизоляция? Присматривать за вами будет некому.
– И чего за нами присматривать? Я уже взрослый!
– Ну-ну. Вижу я, какой ты взрослый.
В этот момент поезд дёрнулся и пошёл медленнее. Отец, реагируя на изменение скорости, глянул в окно, за которым проносились деревья и линии электропередач. Увидев приближающуюся платформу и вокзальные постройки, захлопнул ноутбук и добавил:
– К станции подъезжаем, предлагаю выйти. Двенадцать минут стоянка. Кое-кому точно не помешает освежиться.
Майя с готовностью спрыгнула на пол и, заслонившись от отца книгой, показала Феде язык, высунув его в дырку на месте двух выпавших передних зубов. Он хмыкнул. Конечно, мелкая счастлива: похвалили! Даже разрумянилась от удовольствия. Так и хочется поддеть вредную малявку! Не удержавшись, Федя хмуро буркнул:
– Беззубая!
Та в ответ лишь ехидно усмехнулась. Зато отец осуждающе качнул головой и повторил:
– Взрослый. Ну-ну.
Народа на платформе оказалось немного. Поезд следовал до Ижевска, Вековка была первой остановкой от Москвы, потому им не пришлось толпиться в коридоре. Новых пассажиров тоже добавилось мало, зато на соседнем «островке», где ждали задерживающуюся электричку, людей скопилось порядочно. Федя не стал бы их разглядывать, если бы его внимание не привлёк резкий свист и последовавшая за ним громкая фраза, произнесённая мальчишеским голосом:
– Ауф! Вот это махина!
Говоривший оказался примерно его возраста и рыжим. Правда, в отличие от медноголовой Майки, кожа которой удивляла чистотой, лицо и уши пацана целиком обсыпали крупные веснушки, а шевелюра цвета жёлтого золота искрилась в солнечных лучах как нимб. Говорил он, тыкая пальцем в поезд, на котором приехал Федя. Двухэтажный, с головным составом обтекаемой формы, выкрашенный в бело-сине-красные полосы, тот и в самом деле смотрелся круто.
Федя прищурился, пытаясь припомнить, где мог видеть этого пацана, но стоящая рядом с ним женщина раздосадовано рявкнула и сбила с мысли:
– Чего разорался? Не можешь себя потише вести? Не в лесу!
Мальчишка нахмурился, неприязненно покосился на Федю, сунул руки в карманы джинсов и демонстративно повернулся спиной к собеседнице, выказав таким образом отношение к её словам. Само собой, та рассердилась ещё сильнее, пихнула рыжего в плечо и что-то недовольно произнесла. Её слова потонули в объявлении диктора, сообщающего о прибытии опаздывающей электрички. Федя, мысленно порадовавшись, что его родители никогда не ссорятся на людях, да и вообще редко повышают голос, оценивающе глянул на поезд. Да, и впрямь махина – огромный, новенький, с глянцевыми сверкающими боками. Внутри тоже всё обустроено по высшему разряду: широкие полки, розетки в каждом отсеке, бесплатный wi-fi… Если верить постеру возле кабины проводника. Но что со всего этого, если у него даже смартфона нет, а старенький телефон не поддерживает ни нормальных приложений, ни игр.
И говорить с отцом про это тоже бесполезно, у него ответ один – «Как только у тебя появятся настоящие друзья, так и поговорим о нормальном мобильнике». Да ещё уточнял: «И учти, я обязательно с ними познакомлюсь и проверю, действительно ли вы дружите».
Такая ремарка задевала Федю за живое, ведь одна лишь мысль, что он будет хитрить и изворачиваться ради какого-то смартфона, пускай и желанного, казалась ему ужасной. И главное, перед кем изворачиваться? Перед дятлами, неспособными самостоятельно сделать домашку и постоянно ищущими, у кого бы списать? Он не желал даже просто общаться с такими людьми, не говоря уже о дружбе! Как можно, если они видят в нём только решение своих проблем?
Однажды Федя не выдержал и задал этот вопрос отцу, напомнив также и его собственные слова, что лучше быть одному, а не с кем попало. Но тот отреагировал непонятно и очень обидно:
– А с чего ты решил, что это они «кто попало»? А не ты? Да, они заговаривают с тобой, только если нужно списать. Но что ты делаешь такого, чтобы в тебе привлекло что-то ещё? Что о тебе знают одноклассники, кроме того, что ты зубрила? Что ты знаешь о них, кроме того, что они бездельники? Подумай на эту тему.
Федя подумал, и сделанные выводы ему не понравились. Ну да, он не особо интересуется окружающими и не стремится казаться симпатичным. А с какой стати? Почему он должен вести себя как плюшевый заяц на ниточках – расшаркиваться и изгибаться в поклонах? У кого имеются мозги, тот и сам заметит его сильные стороны. А на мнение баранов ему наплевать.
С подобными мыслями Федя провёл оставшуюся часть пути – пялясь на мелькающие за окном деревья и изредка начиная играть на телефоне в змейку, одну из немногих доступных ему игр. Он настолько отточил навыки, что «питомица» вырастала чуть ли не в анаконду и опутывала экран мобильника по всему периметру.
На подъезде к Мурому все стали собираться. Майя, большую часть пути читавшая сказки, спрятала книгу в заплечный рюкзачок, надела его на спину и сидела с самым примерным видом, устроив ладошки на коленках. Старший Журавлёв убрал ноутбук в портфель, повесил его на плечо и снял с полок их багаж. Дождавшись, пока столпившийся в коридоре народ пройдёт к выходу, двинулись из вагона – отец с сумками первым, Федя с сестрой за ним. В этот раз прибывших пассажиров оказалось больше. Хотя они шли позади всех, на платформе Федю всё равно затолкали. Ему пришлось хорошенько постараться, чтобы никто не вклинился между ним с Майей и вышагивающим впереди отцом.
Когда они переходили железнодорожные пути по мосту, к первой платформе подъехала та самая опоздавшая электричка из Вековки, и из вагона, прямо под ними, вывалился виденный уже золотоволосый пацан, а следом и женщина, с маленькой, младше Майки, девчонкой. Спрыгнув на землю, крикун сунул руки в карманы и, игнорируя спутниц, направился к вокзалу. Его мать с помощью других пассажиров принялась вытаскивать из вагона тяжёлые сумки, а следом и дочь. Тут-то Федя их всех и вспомнил. Женщину звали Ольгой, и вместе с детьми, имён которых он не знал, та жила недалеко от их бабушки. Поэтому-то, заметив, что она тащит две огромные клетчатые сумки в одной руке и капризничающую девчонку в другой, Федя остановился на спуске у моста и вежливо поздоровался:
– Здрасте, тёть Оль. Хотите, я вам помогу?
Соседка запнулась, близоруко сощурилась, рассматривая лицо, опустила взгляд на Майю, державшую Федю за руку и просияла, узнавая:
– О, Феденька! Майечка! Конечно, помоги. А почему вы одни? Где ваши родители?
– Мы не одни. Мы с папой, – ответила, выдернув ладошку, Майка и бросилась за отцом, удалившемся уже на пару десятков шагов. Догнала, остановила, схватившись за ручку самокатной сумки, и они оба повернулись, поджидая Федю.
Он же взял протянутый багаж, поморщился, ощутив его тяжесть, смущённо бормотнул «да ладно» в ответ на дифирамбы разливающейся соловьём женщины и заторопился к отцу. Тот стоял в отдалении, терпеливо поджидая сына, тощий и взъерошенный, с поблескивающими стёклами очков, до ужаса похожий на ехидного мультяшного ворона, изображённого на его футболке. Когда они подошли ближе, та ускорилась, выпустила дочь, поставила сумку на землю и затараторила, всплёскивая руками:
– Артур Владимирович! Здравствуйте! Если бы вы знали, как я рада вас видеть! Какого чудесного сына вы воспитали!
– Да, мне он тоже нравится, – согласился отец, склоняя голову набок.
Судя по недоумевающему виду, он не узнавал её и, кажется, собирался отпустить очередную остроту. Что-нибудь в духе: «Сын, а представь-ка меня своей знакомой». Но этого не случилось. Запнувшаяся было соседка, зачастила в удвоенном темпе, не позволяя вставить хотя бы слово:
– Вы ведь к бабушке? Дарье Ивановне? Она дома? Наверное, на такси поедете? Может быть… скооперируемся? Наш автобус только ушёл, не хотелось бы ждать. Другие останавливаются далековато, тяжело с сумками идти.
– Скооперируемся. Без проблем. – дождавшись паузы, согласился отец. И уже на ходу добавил: – Э-э… Простите, забыл, как вас зовут.
– Ольга Алексеевна я, – представилась собеседница, едва поспевая за ним. – Хорошего вы сына воспитали, Артур Владимирович. А мой обормот сразу на остановку побежал, даже не помог матери. У вас педагогический талант.
– Да нет, у меня всего-навсего пример, – с тяжёлым вздохом ответил отец, торопливо вышагивая к припаркованным у привокзальной площади такси. Кажется, новая знакомая его раздражала, и Федя прекрасно понимал почему. Столько слов, сколько она выдавала за минуту, в их семье один человек наговаривал примерно за полчаса. Хорошо ещё, что последняя реплика отца вогнала её в раздумья и заставила досадливо поджать губы. Пока они шли к таксистам, а потом и договаривались о поездке, та молчала. Но стоило водителю выйти из машины, чтобы проследить за погрузкой багажа, она всполошилась и начала суетливо озираться по сторонам:
– Ой, что же это я. Стою, ушами хлопаю. Подождите, наберу сына. Не оставлять же его одного.
Вытащила из кармана телефон и принялась звонить, разговаривая на повышенных тонах и таким неприятным визгливым голосом, что Журавлёв, укладывающий сумки в машину, искоса поглядывал на сына, словно спрашивая: «Ну и? Ты уверен, что оно того стоило?»
Федя вздохнул. По правде говоря, жалость, которую он испытал, увидев, как тяжело женщине нести сумки и тащить за руку выкаблучивающуюся девчонку, исчезла почти сразу. Из-за манеры разговаривать. Но не послать же теперь её куда подальше?
Когда явился Рыжий, они уже сложили вещи в багажник и разместились в машине. Отец уселся впереди, а Федя, с Майей на руках, сзади. Рядом с ними устроилась мелкая блондинистая Лиза, похожая на мышку из-за пепельных волос, круглых, оловянного цвета глаз и крохотных сереньких веснушек на носу. Ольга Алексеевна ожидала сына снаружи, нетерпеливо хлопая себя по бёдрам и заискивающе поглядывая на безразличного отца.
Наконец они его увидели. Рыжий шёл от железнодорожного вокзала, переставляя ноги с нарочитой ленцой и то и дело сплёвывая на землю. Заметив неторопливо выступающего сына, их попутчица замахала руками и гаркнула через всю площадь:
– Глеб! Чё тянешься? А ну, пошевеливайся! Тебя люди ждут!
Пацан ускорился, но не настолько, чтобы сказать, будто он куда-то спешит. Шаг сделался чётче, поза собраннее, но и всё. Остановившись возле матери, он очередной раз демонстративно плюнул на землю, угодив ей прямо под ноги, и поинтересовался неприязненным тоном:
– Ну и чё?
– Ни чё! – рявкнула та в ответ. – Расчёкался! В машину забирайся. Сестру на руки возьмёшь!
Пацан хмыкнул и дёрнул плечом – так, словно его ладонь сложилась в кармане в нецензурный жест. Но подчинился. Забрался в машину, сграбастал на руки сестру и, сощурившись, враждебно покосился на Федю. Здороваться не стал, лишь буркнул что-то нечленораздельное, неясно к кому обращаясь: то ли к мелкой Лизе, то ли ко всем присутствующим, то ли сам к себе.
Такси тронулось с места, и соседка с ходу начала отчитывать сына, отчего-то решив заняться воспитанием прямо в машине. Говорила она вполголоса и больше не обзывалась, но её монотонный бубнёж ужасно раздражал Федю. Сидевшая на коленях Майя, похоже, была с ним согласна. Во всяком случае, она очень выразительно смотрела ему в глаза и смешно наморщила нос, когда Ольга Алексеевна принялась расхваливать его на разные лады. Какой он, в отличие от Глеба, воспитанный мальчик, как любит сестрёнку и какие они дружные дети. Малой быстро надоело слушать эти оды, и она начала елозить. Стащила с одного плеча лямку рюкзачка, повернула его к себе, достала яркие детские ножницы и хитро глянула на Федю:
– Федька! А давай я тебе чёлку подстригу? Ну чего она такая длинная? Мешает же!
Стрижку Федя сделал перед самым отъездом в Муром. До этого у него была густая копна волос средней длины, почти как у папы, но вдруг захотелось чего-нибудь необычного. Мама, увидев его после визита в парикмахерскую, лишь руками всплеснула. Одну половину головы ему подстригли под машинку и красиво выбрили над ухом зигзаг, а на второй оставили почти ту же длину что и раньше, до подбородка, только концы подравняли. Да, пряди лезли в глаза, зато стрижка выглядела по-настоящему крутой. Люди, видя Федю, заинтересованно его рассматривали. Потому, даже если бы ему дали денег, он всё равно не постригся бы иначе. Но Майка, судя по лукавому движению глаз в сторону примолкшей тёти Оли, явно спрашивала не всерьёз. И Федя ответил, включаясь в её игру и намеренно огрубляя голос:
– Попробуй тронь мои волосы, малая! Я тогда тебя под ноль обстригу!
– Майя, убери-ка ножницы обратно в рюкзак, – подключился к разговору отец, откидываясь на сиденье. Выдержал паузу и добавил с ехидной интонацией: – И лучше дождись ночи. Пусть заснёт. А то будет дёргаться, поранитесь оба… Меня тоже его вид раздражает.
– Да-а? – протянула Майя так задумчиво, как будто отнеслась к отцовскому разрешению совершенно серьёзно. – Ну ладно.
– Я тебе дам «ладно»! – по-настоящему всполошился Федя. – Тронешь волосы, я не только обкорнаю, но ещё и брови тебе обрею!
Майка в ответ хихикнула и показала ему язык. Сидящий рядом Глеб хмыкнул, снова пробормотал что-то неразборчивое и затих. Остаток пути они провели в тишине – после небольшой показательной перепалки, Ольга Алексеевна не решилась ставить сыну в пример чужих хороших детей, а только изредка щёлкала зубам да вздыхала, когда собиралась что-то сказать, но передумывала.
Наконец, такси остановилось у бабушкиного дома, отец рассчитался, отказавшись от протянутой тётей Олей мятой сотни, и вышел из машины, направившись к багажнику. Соседка, отнекиваясь от предложения пожилого водителя-армянина подвезти к дому, тоже выскочила вон, торопясь забрать свои сумки. Вышел и Федя, предварительно выпустив сестру и аккуратно хлопнув дверцей старенькой иномарки. Он шагнул к открытой калитке, возле которой стояла бабушка, обнимающаяся с Майкой, но сильный удар чуть ниже колена заставил его упасть на землю, стёсывая о гравий рефлекторно выставленные ладони. Шипя от боли и отряхивая штанины, Федя поднялся, недоумённо огляделся и встретился с жёлтыми немигающими глазами рыжего Глеба. Тот смотрел на него с наглым самодовольным видом и ухмылялся, отставив средний палец опущенной правой руки.
Вот и познакомились.