Качели Стихи, написанные в тридцатилетнем возрасте
Пора желаний и надежд
Уже выпущен из школы. Впервые познал женскую любовь. Окончил МФТИ. Поработал четыре года младшим научным сотрудником в Обнинском Физико-энергетическом институте и расстался с физикой ради поэзии.
Начал печататься в толстых столичных журналах. И сразу же за «круглым столом» «Литературной газеты» изруган в двух номерах подряд едва ли не всеми присяжными критиками Советского Союза.
Казалось бы, вот время – быть счастливым. Расцвет сил. Внешне укрепился, внутренне закалился. Да и выгляжу неплохо. Только и всех приобретений этих оказалось мало, ибо наступил черёд новым, ещё более трудным испытаниям и злейшим бедам. А всё желания страстные, необузданные.
И ума, ума по-прежнему не хватало. Ведь ум в молодости всегда задний, всегда плетётся вслед за опытом, а посему отстаёт. Уж больно мы торопливы в эту пору. Сначала сделаем, а потом подумаем, сначала набедокурим, а потом раскаемся.
И главной сутью моего тогдашнего существования, главным его содержанием были женщины. Не скажу, чтобы я был аморален, потому как вместе с печальным опытом уже приходило и первое осознание некоторых духовных истин и нравственных аксиом. Но путь познания не прекращался. А известно ещё из Екклесиаста, что «кто умножает познания, умножает скорбь…».
Едва ли не последняя пора моей беспутной жизни. И качало меня, и укачивало – то боль, то радость; то радость, то боль. И всё летело кувырком. И душа моя – то ликовала, то плакала, и тело моё – то замирало в высшей точке блаженства, то изнывало от мук. И всего-то года полтора-два оставалось до женитьбы.
«Одинокого любила…»
Одинокого любила,
Потому что ей
Родственность всегда претила
Узостью своей.
Некрасив? И не жалела.
Ладно, что простой.
Только бы лучилось тело
Встречной чистотой.
Каждой клеточкой любила,
Не боялась мук,
Только бы ему хватило
Губ её и рук.
Только бы ему хватило
Бренного тепла…
И бессмертье подарила,
Сына родила!
«Тот, кто застал вчерашнее число…»
Тот, кто застал вчерашнее число
В календаре, кто пробудился рано,
Увидел мир в предчувствии тумана
И суть проник. Ему не повезло.
Он подглядел – сгустилась тишина,
Соединился мрак с глухим рассветом,
И плоским распечатанным конвертом
В дом проскользнула мужняя жена.
По мостовой прокрался браконьер,
Унылым костылём трамбуя камни;
Из рюкзака просачивались капли,
Осётр под парусиною кипел.
На поиски неумной, пошлой славы
Сын уходил, едва простясь с отцом.
А пьяница, очнувшийся в канаве,
Грустил помятым, заячьим лицом.
«Чтобы немыслимо пелось…»
Чтобы немыслимо пелось,
Чтобы в тоске не пропасть,
Гордая женская верность
Необходимей, чем страсть.
Или подкуплен любовью,
Пойман неправдой твоей,
Только и вспомню, что болью
Радость обманутых дней?
И нестерпимая ревность
Наши разлуки предаст,
Раз у тебя заимелась
Нежности утренней власть?
Плачешь. Размазана ретушь.
Молча стоим у стены…
Милая, если изменишь,
Чувству сперва измени.
«Ко мне за нежностью придёшь…»
Ко мне за нежностью придёшь
Моей любви, быть может, ради,
А я расчётливую ложь
Прочту в ласкающемся взгляде.
Заплачешь, брошенная мной,
Озябнешь, горькая, до дрожи,
А я подумаю – слезой
Меня разжалобить не сможешь.
Больна неверием моим,
Вдруг встретишься в аллее сада —
Грустна, раздавлена, с другим,
А я подумаю – неправда.
Но после долгой пустоты,
Сам не оправясь от потери,
Узнаю, что несчастна ты,
И пожалею – вдруг поверив.
«Душа оттаяла весною…»
Душа оттаяла весною,
Как резеда, как чернобыл,
И кудри, вымытые хною,
За локон медный полюбил.
Тут не было твоей заслуги,
Как, вероятно, и моей.
Весна гуляла по округе,
Мы только подчинились ей.
«Вежливо-ласков и бережно-нежен…»
Вежливо-ласков и бережно-нежен,
Я только с самою глупою не жил,
В сумерках вечнозелёного часа
С грубою самою лишь не встречался.
Так её плечи сдавила сутулость,
Что без желания мне улыбнулась
И, прикусив затаённое жало,
Рук моих, губ моих не пожелала.
Только она и была исключеньем,
В лес не ходила со мною к качелям —
Ссылки на дождь, на мигрень, на усталость…
Может, любила, да нет, не призналась.
Больше такой не встречал я ни разу.
Чтоб не явилась ко мне по приказу,
Чтобы, со мной поигравши немного,
Вдруг полюбила мужчину другого.
Где эта женщина, с кем её плечи?
Кроме неё мне никто не перечил
И не ершился в смешной обороне,
Кроме любимой, единственной кроме…
Рояль
Грузовиком – в пределах города,
Потом контейнер – гулок, ржав…
Переезжали. Было молодо.
А с нами он переезжал.
Как, впрочем, и другие вещи:
Кровати, стулья, стол и шкаф.
Но был рояль – краснодеревщик,
Среди древесной черни – граф.
Хоть и подтачивала сырость
Его детали, был – герой;
Медали дружно золотились,
Клавиатуру лишь открой.
Аристократ! Не ровня прочим.
Поднимешь крышку – вид и стать.
Хоть моль разъела молоточки
И нечем музыку жевать.
Он был, как мамонт, уникален;
Что генеральский дуб в обхват;
Сначала – недруг чутких спален,