– Мне нужно к врачу, – повторяет Алисса.
– Так и не полегчало? Я запишу тебя на понедельник. – Марк бросает ключи от машины на тумбочку.
– Нет, не надо меня записывать. Мне нужно к врачу сегодня. Сейчас.
Марк подходит, чтобы поцеловать ее, но Алисса отворачивается. Она жалеет об этом, но движение получается невольным. Она не чувствует к Марку никакой симпатии.
– Ладно. А почему? То есть я, конечно, отвезу тебя в больницу, Алисса, но ты не выглядишь больной. Что стряслось?
– Разве это не касается только меня и врача?
– Я же твой муж. – У Марка оскорбленный, обиженный голос.
Алисса вздыхает:
– Я этого не знаю.
– Что?
– Я не знаю, правда ли ты мой муж.
Марк смеется, но это нервный смех.
– Перестань меня разыгрывать, Ал.
– Я тебя не разыгрываю. Прости, но я тебя не помню.
– Ал…
– Просто послушай. Я не помню ни тебя, ни Пэт, ни этот дом. Я знаю, что наша фамилия Сатклифф, потому что заглянула в документы. Я видела наши общие фотографии, но не помню, когда мы их сделали.
– Алисса, прекрати немедленно. Это не смешно.
– Да уж, ни хрена не смешно. Я потеряла память.
Марк долговязый, с длинными светлыми волосами. Глаза у него маленькие, но выразительные, и он явно шокирован.
– А прошлый вечер ты помнишь?
Алисса качает головой.
– Ты вернулась с работы…
– Какой работы? Чем я занимаюсь?
Марк колеблется.
– Ты работаешь в «Честной корпорации». Где-то в администрации, рулишь логистикой. Все на тебя полагаются.
– Я этого не помню.
Марк вздыхает.
– Хорошо, ты не помнишь. Ты вернулась с работы…
– А ты где работаешь?
– Я художник. – Он садится в кресло напротив и проводит ладонями по его подлокотникам. – Знаешь, а это ведь ты ткань для мебели подбирала. По-моему, так она говно.
Алисса бросает взгляд на подлокотник, но ничего не делает.
– Ты поцапалась с Пэт из-за ее комнаты и домашней работы.
– Марк, ты пытаешься привести меня в чувство? Думаешь, если что-нибудь мне расскажешь, то я встряхнусь и все вспомню? Так вот, я пыталась. Пожалуйста, отвези меня в больницу.
Он вскакивает, касается ее руки, и Алисса отшатывается.
– Эй! – вскрикивает Марк.
– Извини. Я просто… Мне страшно, и у меня все чувства перепутались. – Она переводит взгляд со своего обручального кольца на его, а потом обратно на свое.
– Сейчас подгоню машину.
Доктор не смотрит ей в глаза. Он щелкает клавиатурой и глядит на экран.
– А раньше такого не бывало? – спрашивает он.
– Не знаю. Я ничего не помню, помните? – говорит Алисса.
– Этот вопрос предназначался вашему супругу, миссис Сатклифф. – Ее жалкая шутка, кажется, не оскорбила его и даже не позабавила.
– Нет, раньше с ней все было нормально, – отвечает Марк. Он ссутулился в кресле, но, возможно, виной тому его рост и среднестатистический размер мебели в кабинете.
– Наркотики?
– Никогда. Иногда вино, иногда пиво. – Марк пытается взять ее за руку, но Алисса убирает руки с подлокотников и складывает на коленях. Что-то внутри подсказывает ей, что жест Марка должен был утешить не столько ее, сколько его самого.
У доктора черная кожа, брюшко, намечающаяся лысина; он кажется холодно профессиональным или профессионально холодным. Он скачивает с имплантата ее медкарту. Осматривает Алиссу, проверяет зрачки, движения глаз, глотание, симметричность улыбки, положение языка, чувствительность тела, походку, способность исполнить несколько дурацких чередующихся жестов.
После чего вздыхает, совсем как Марк до него.
– Миссис Сатклифф, я не нахожу никаких признаков неврологических нарушений, и здоровье у вас, судя по всему, хорошее. Я возьму анализы крови, мочи и кала и направлю вас на сканирование мозга, но лишь для полноты обследования. Я не ожидаю выявить никаких проблем.
– Но какая-то проблема есть, доктор, – говорит Алисса.
– Я знаю. – Его движения становятся пренебрежительными. Он хочет, чтобы они ушли. – Но эта проблема – не в вашем теле.
Алисса утыкается лбом в окно машины и наблюдает за внешним миром.
Это Роузуотер; они здесь живут. Буйная конурбация, со всех сторон облегающая двухсотфутовый купол. Планировкой здесь и не пахнет. Улицы узкие, склонные внезапно кончаться или поворачивать под несуразными углами. Дома построены как попало, отличаются друг от друга возрастом и внешним видом; весь город возведен на скорую руку. Он кишит людьми, в основном черными нигерийцами, но есть среди них и солидная доля арабов, уроженцев Южной Азии, русских и представителей множества других национальностей. Дорожные знаки с большим трудом направляют и контролируют потоки бесчисленных горожан и управляемых автопилотами машин. Воздух непрерывно рассекают дроны, похожие на птиц, не желающих летать стаей. Настоящие же птицы кажутся запуганными, оттертыми на второй план, они держатся крыш и непрерывно гадят.
Купол похож на синий маяк, его поверхность покрыта извилистым узором и торчащими во все стороны шипами. Время от времени на эти шипы насаживаются дроны, птицы и иные неопознаваемые летающие организмы, превращаясь в шашлык для стервятников, поддерживающих купол в чистоте.
Алисса видит все это, и оно ей знакомо, она вспоминает эту информацию. Она видит измененные тела перестроенных, заторможенные движения изредка попадающихся реаниматов, и они ее не пугают.
Марк сопровождает комментариями все, мимо чего они проезжают. Он нервничает и избегает смотреть ей в глаза. Алисса молчит.
– Я считаю, что мы не должны рассказывать об этом Пэт, – говорит Марк.
– Хорошо.
– Мне просто кажется, что не стоит ее беспокоить.
– Я же сказала: хорошо.
– Как ты, Ал?
– А ты как думаешь? Я запуталась. Доктор, по сути, сказал, что я свихнулась.
– Эй, да он просто мудак, – говорит Марк. – Хорошенькое отношение к пациентам.
– Это правда, но его манеры – не моя проблема. Моя проблема – я сама. Что у меня не так с головой?
Марк снимает руку с руля и пытается погладить плечо Алиссы, но она отстраняется.
– Ты все осложняешь, – говорит Марк. – Я пытаюсь тебя поддержать, а ты так себя ведешь, словно я насильник какой-то.
– Прости, – отвечает Алисса. Но ей не стыдно. Она не испытывает никаких чувств к этому мужчине, этому заботливому, прекрасному мужчине. Она не испытывает к нему влечения; она не хочет, чтобы он ее целовал. Она не хочет, чтобы он ее трогал. От одной только мысли о прикосновении она покрывается мурашками. Как он может быть ее мужем?
– Ты не злишься на меня? – спрашивает Марк.
– Нет.
– Тогда в чем дело? – В голосе Марка проступает напряжение.
«Неужели я обязана любить этого человека? Быть с ним вежливой?»
На окно со стороны Алиссы садится какое-то существо. Оно, кажется, состоит исключительно из пары плоских крыльев, приделанных к тонкому позвоночнику. Словно живой воздушный змей примерно в фут шириной. Алиссе видны хрупкие ребра, поддерживающие крылья изнутри, и кровь, текущая по тонким сосудам. На одном конце позвоночника заметно небольшое вздутие с двумя фиолетовыми кляксами, – возможно, это глаза.
– Что это? – спрашивает Алисса.
– Эолия. Ты не помнишь эолий?
Существо кажется ей отчасти знакомым, но не само по себе. Алисса разглядывает позвоночник, наискосок протянувшийся через стекло. Видит бесполезно подергивающиеся рудиментарные лапки и периодическое подрагивание крыльев.
И.
И другое насекомое в другом месте и другом времени. С металлическим телом – сплавы и полимеры, чисто функциональный дизайн, никакого внимания к эстетике. С чрезмерным количеством конечностей. Поразительно тихое. Окруженное тьмой. Покрывающие все тело глазки и кончики множества усиков источают свет. Как будто оптоволоконные кабели.
И.
Оно исчезает. Эолия отлепляется от стекла, и Алисса видит, как она поднимается с воздушным потоком, взмахнув крыльями всего пару раз, легкая и свободная. На окне остается тонкая пленка слизи, искажающая очертания города.
Движение останавливается, и уличный торговец направляется было к Алиссе с жареной кукурузой, но передумывает, когда машины трогаются с места.
– Ты как будто где-то далеко, Алисса, – замечает Марк.
– Я очень далеко, в очень многих смыслах, – отвечает она.
– Ну так вернись. Мы приехали за нашей дочкой.
Марк сворачивает на подъездную дорожку, и Пэт выскакивает из дома, нагруженная разноцветными подарками и окрыленная детством. Машина узнает ее и открывает заднюю дверь со стороны водителя. Алисса не очень понимает, как вести себя с девочкой, но улыбается ей. Пэт не обращает на нее внимания и немедленно принимается болтать по телефону. Алисса бросает взгляд на Марка.
– Это нормально, – шепчет он одними губами.
Алисса откидывает солнцезащитный козырек и тайком разглядывает девочку в зеркале. У нее короткая стрижка, кустистые брови, а лицо напоминает уменьшенную версию того, которое Алисса видит в своем отражении, только более энергичную, бойкую и самоуверенную. Пэт излучает присущую любимым детям уверенность в том, что она – центр вселенной и с ней никогда ничего не случится. Алиссе интересно, как скоро девочку постигнет разочарование.
«Я не чувствую, что это моя дочь».
Когда они возвращаются домой, Пэт немедленно бросается внутрь, все еще поглощенная разговором. Марк собирает то, что она притащила с праздника.
– Есть что-нибудь? – он стучит себя по виску указательным пальцем.
– Ничего, – отвечает Алисса. – Кажется, какой-то кусок фантастического фильма всплыл. Ни тебя, ни Пэт я не помню.
Алисса замечает, что с другого конца обрамленной одинаковыми домами улицы на нее смотрит женщина. Она чернокожая и стоит так неподвижно, что непонятно, живой это человек или статуя. А потом женщина разворачивается и уходит. Может, они с Алиссой знакомы? У нее кружится голова.
– Мне нужно прилечь, – говорит Алисса.
Алисса перебирает в голове то, что случилось с ней с утра. Она помнит все: пробуждение; лежащего рядом Марка; свой испуг при звуке голоса Пэт; побег в ванную; поездку к доктору; боль от иглы, через которую у нее брали кровь; гудение кондиционеров; прыщи на лице специалиста, управлявшего сканером; почти эротическую картину того, как она лежит на столе, уезжающем в круглое нутро томографа; дорогу домой; смотрящую на нее женщину – абсолютно все.
С ее памятью все в порядке. Алисса испытывала ее, заучивая строчки текстов и серийные номера стоявших дома приборов. Она помнит все, что увидела, – но ничего из того, что происходило с ней до этого дня.
Ее тошнит, но желудок пуст и рвота не принесет облегчения. Это странная тошнота; она угнездилась не только в животе, но и во всем теле, вплоть до кончиков пальцев. Даже лишившись воспоминаний, Алисса знает, что тошнота ощущается не так, но еще она знает, что не существует названия для того, что она чувствует на самом деле: потребность исторгнуть из себя не просто пищу, но и вообще все.
Она набирает полную грудь воздуха и кричит.