Дальнейшее развитие финансово-экономического кризиса породит процессы территориальной кластеризации. Мир распадется на несколько относительно замкнутых в хозяйственном отношении группировок и валютных зон с региональными системами разделения труда, которые придут на место единственной глобальной.
Когда США отрывали от Сербии Косово, то клялись всем и каждому, что это «уникальный» случай, повторения не будет. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад, а нарушение базовых правил не бывает эксклюзивным: правило или есть, или его нет. Пример Косова наглядно продемонстрировал, что принцип нерушимости послевоенных границ перестал быть негласным законом, он больше не работает. А дальше начинаются процессы, которые никто, в том числе и США, контролировать не в состоянии. Но вот к чему эти процессы приведут?
Настоящий текст – всего лишь правдоподобные рассуждения. Они могут быть неверными, многие допущения с большой долей вероятности не реализуются в том виде, в каком их очертит автор. Но тенденции нижеизложенные построения, скорее всего, описывают более или менее адекватно. Впрочем, если наша теория кризиса неверна, всё это не будет иметь к реальности никакого отношения.
Кризис как фактор политической географии. Прежде чем говорить собственно о географии, точнее, политической географии, надо напомнить главный вывод, следующий из теории кризиса: поскольку перестал работать основной инструмент повышения частного спроса – эмиссия доллара, завышенный спрос будет падать. Прежде всего, в развитых странах – США и Евросоюзе. В результате инфраструктура единственной системы разделения труда, основанной на долларе, станет нерентабельной, а эффективными будут менее крупные, региональные системы разделения труда. Как, например, в начале XX в., когда таких систем было четыре: британская, германская, американская и японская.
Отметим, что многие государства и их объединения (Евросоюз) поддерживают сегодня высокий уровень жизни населения за счет перераспределения эмиссионного ресурса доллара. Например, все страны-нефтеэкспортеры. Разрушение системы стимулирования спроса (а значит, и дотирования отдельных региональных экономических систем) неминуемо создаст ситуацию, при которой будут образовываться новые региональные центры, уточняться составы группировок, формирующихся вокруг них, выстраиваться внутренние иерархии. Эти процессы приведут к тому, что поддерживать старые связи станет слишком сложно и дорого. И для описания ситуации с картой мира начнем с Евросоюза.
Европа. Современный Евросоюз создавался исходя из предположения, что его экономика будет все время расти, как и, соответственно, бюджеты стран-участниц и всего объединения. В результате была создана чрезвычайно зарегулированная, институциализированная и законодательно оформленная система перераспределения этих всё время возрастающих бюджетов. Если же они сокращаются (уже начали!), то вся система идет вразнос. Страны начинают пренебрегать запретами на производство (поскольку завоз стоит слишком дорого, как и безработица), игнорировать финансовые ограничения, прежде всего на дефициты бюджетов, не за горами и защитные меры. Собственно, в части свободы рынка труда они уже применяются, а дальше ситуация будет достаточно быстро усугубляться. Без всяких шансов на улучшение.
Поскольку понятно, что ухудшение состояния экономики в Евросоюзе будет значительным (десятки процентов), то все перечисленные эффекты сыграют свою роль. В этом смысле Евросоюз очень напоминает СССР году этак в 90-м: может быть, договориться о неких новых принципах взаимодействия и можно было бы, но старые обязательства гирей висят на ногах и портят всю картину.
Тем не менее сохранить Евросоюз скорее всего удастся. Но не в полном составе. Из ЕС наверняка выйдет Британия (при этом, возможно, Шотландия и Северная Ирландия в составе ЕС останутся!) и придется отказаться от Восточной Европы. Грубо говоря, все страны, расположенные восточнее линии Германия–Австрия–Италия, за исключением, быть может, Словении и Чехии, будут вынуждены покинуть объединение. Как будет оформлен развод – вопрос отдельный, тут возможны варианты, но то, что это произойдет, представляется почти очевидным.
В Восточной Европе начнутся многочисленные региональные войны как между отдельными странами, так и гражданские. Скорее всего, заполыхают Балканы, есть серьезные территориальные проблемы у соседей Венгрии (которые поживились за ее счет в прошлом веке), трудности будут и на границе с Украиной. Скорее всего, вся Восточная Европа (за исключением, быть может, Польши) будет охвачена пламенем, войны затихнут только в рамках границ Евразийского экономического союза. По этой причине тяга к включению в ЕАЭС Украины (точнее, тех осколков, на которые она, скорее всего, де-факто распадется), стран Прибалтики и некоторых государств Восточной Европы (той же Венгрии) будет заметно расти.
Новый Евросоюз наверняка столкнется с серьезными внутренними проблемами социального характера, однако к переделу границ они иметь отношения не будут. Не исключено, что всё более и более тесно с новым ЕС станут ассоциироваться страны Французской Западной Африки – источник полезных ископаемых для Западной Европы. А вот начнет ли распадаться новый ЕС дальше – пока определенно сказать нельзя, поскольку тут главную роль будут играть уже не экономические факторы.
Большой Ближний Восток и Центральная Азия. Не менее серьезные изменения произойдут на Ближнем Востоке. Генри Киссинджер уже говорил о том, что к 2022 г. Израиль перестанет существовать. Не стоит воспринимать это мнение как окончательный диагноз, вариантов развития событий много, и основой вопрос – кто будет региональным «жандармом». Кандидатур на эту должность несколько, и одна из них – Иран. А вот со вторым претендентом не ясно: им может быть и Израиль (который в этом случае сохранится), и Египет (тогда у Израиля будут проблемы). Во многом этот вопрос зависит от политики самого Израиля, и тут сказать что-то определенное с экономической точки зрения достаточно сложно, поскольку решать всё будут политика и идеология. Ясно только, что самостоятельно Израиль не выживет и его постоянным партнером станут не США, а Евразийский экономический союз.
Отмечу, что Турции роль основного политического игрока на Ближнем Востоке вряд ли уготована. Слишком хорошо мусульманские лидеры помнят, что в Османской империи ислам находился в административно подчиненном положении. Ну и потом у Турции много дел на Балканах, которые она постепенно подчиняет экономическими рычагами. И кстати, наследница Блистательной Порты тоже войдет в ЕАЭС, поскольку других альтернатив у нее, похоже, нет.
А вот Иран, скорее всего, увеличит свои территории за счет регионов на западном побережье Персидского залива, населенных преимущественно шиитами. В частности, вернет Бахрейн, отторгнутый в свое время Британией. При этом получит такой запас углеводородов, что сможет на несколько десятилетий позволить себе не входить ни в какие более крупные региональные объединения и будет проводить достаточно независимую политику.
Очень серьезный вопрос – судьба Пакистана и Афганистана. Пакистан любой ценой будет поддерживать Китай, поскольку без его содействия ему крайне сложно противостоять Индии и Ирану. В целом в регионе напряженность останется на крайне высоком уровне, однако предсказывать, где пролягут новые границы, сложно – не экономические факторы будут определять их местоположение.
Нелегкая судьба ожидает Среднюю Азию. У США еще достаточно сил, чтобы сформировать в регионе исламские экстремистские движения (собственно, они уже активно там работают, другое дело, что пока у властей есть силы для сдерживания набирающего ход процесса). Эти движения способны кардинальным образом перекроить карту Средней Азии. Остановить исламистов по силам Китаю, и он давно намекает, что такая возможность у него есть. Или же России, которая в состоянии оказать мощную поддержку в этом вопросе. Но захочет ли она это делать? Собственно, мы должны определиться, что для нас важнее – Ближний Восток или Средняя Азия. И на то, и на другое ресурсов не хватит. Представляется целесообразным (особенно с учетом позиции Китая, который уже объявил XXI в. «веком Азии») сконцентрироваться на азиатском направлении, отложив на время концепцию «Москва – Третий Рим».
Восточная и Юго-Восточная Азия. Дальше на восток. Тут главный вопрос – где остановится экспансия Китая. У него будут свои экономические проблемы, в том числе и очень тяжелые. Но Поднебесная стремится расширить свое влияние в Азии, и тут нужно очень тщательно взвесить, что мы можем противопоставить этой тенденции. Суть политики Китая – это «бесконечный путь хитрости», и дружбы с ним не может быть по определению, признаёт он только силу. Причем не столько силу военную (мы всё равно с ним по ресурсам конкурировать не сможем), сколько «мягкую». Тут как раз можно воспользоваться китайской концепцией, что «центр» (т.е. собственно Срединная империя, Китай) может быть побежден только «востоком». То есть в китайской традиции – Великой степью. Значит, мы должны в отношениях с Китаем из всех наших исторических линий выбрать степную, скифскую, и именно на нее сделать идеологический упор. Иначе есть опасения, что Амур станет внутренней китайской рекой.
Еще дальше на восток. Южная Корея и Северная Корея, скорее всего, объединятся (а куда деваться?). И объединенной Корее, как и Японии (и Вьетнаму), самое место в ЕАЭС, потому что, кроме стран – участниц объединения, их продукцию покупать будет некому. США свои проблемы закроют сами, ЕС – тоже, а больше высокотехнологичные товары никому в мире не нужны. Юго-Восточная Азия прочно войдет в орбиту Китая, и уж по каким линиям там прочертить границы, будут решать в Пекине. Тайвань, кстати, объединится с материковым Китаем.
Остальной мир. Индия в силу своих размеров (территория, население, экономический и военный потенциалы) обладает большим ресурсом самодостаточности – какие-то подвижки здесь маловероятны.
Австралия может остаться под влиянием США, но не исключено, что ей придется «подружиться» с Китаем. Тут экономически скорее должен реализоваться второй вариант, однако есть еще и геополитические, и идеологические факторы. Чем дело закончится, неизвестно, но чем интенсивнее будет кризис, тем выше вероятность того, что Австралия всё-таки войдет в китайский экономический кластер.
Если речь идет об Африке, имеет смысл говорить только о ЮАР, которая инкорпорируется в систему разделения труда Латинской Америки. Да, Латинская Америка, скорее всего, создаст собственную систему разделения труда, включающую в себя все страны, вплоть до Мексики (хотя за нее придется еще побороться с США). Страны, близкие к ЮАР, будут активно стремиться войти в этот же кластер, который таким образом станет постепенно расширяться в сторону севера.
США сейчас активно пытаются встроить Мексику в свой внутренний экономический кластер, и, может быть, у них это получится. Но этот вопрос пока остается открытым.
Ну и собственно долларовая зона, в которую войдут США, Канада, Британия и другие страны, населенные англосаксами (с учетом проблем Австралии), и возможно, Мексика. Тут, впрочем, изменений в границах, скорее всего, не произойдет.
Исламский мир свою систему разделения труда сформировать не сможет (я много писал на эту тему), и ситуация в зоне будет похожа на сегодняшнюю, границы станут меняться активно и самопроизвольно.
Резюмируя, можно отметить, что пограничные линии трансформируются только в тех регионах, где они всегда были нестабильны, а в основном карта мира начнет меняться в рамках создания новых экономических кластеров, а не путем изменения административных границ. Но в таких регионах, как Балканы или Ближний Восток, в ближайшие десятилетия будет крайне неспокойно.
Религиозно-политическое движение салафитов представляет собой радикальное воинствующее направление ваххабизма, направленное на установление исламской модели социального устройства с помощью методов устрашения без учета национально-исторических особенностей того или иного региона. Оно уже ведет настоящую войну против федерального правительства в Дагестане и Ингушетии, имея сильное подполье в Кабардино-Балкарии и других республиках Северного Кавказа. Кроме того, их позиции заметно окрепли в Татарстане и Башкирии, где салафиты получили возможность вести свои проповеди в некоторых мечетях этих республик. В последнее время представители этого движения уже укрепились в Москве, развернув в ней свою агитационную деятельность. В случае дальнейшего развития данной идеологии на территории России, увеличения числа ее последователей страну ждет весьма безрадостное будущее.
Теракты, волна которых не ослабевает в проблемных субъектах Федерации и порой перекидывается на относительно спокойные регионы, несомненно, могут усилиться. Более того, в таких регионах, как Дагестан и, в меньшей степени, Башкирия и Татарстан, имеется опасность выхода радикалов на уровень легального поля политических взаимоотношений. Это даст им возможность влиять на властные структуры регионов и открыто строить ту модель политической системы, к которой они призывают, – исламское государство. Представляется, что говорить о территориальной целостности России в случае реализации данного сценария уже не придется.
Распространению салафизма и его экспорту в Россию необходимо противопоставить все имеющиеся ресурсы власти: утилитарные, нормативно-правовые, идеологические и силовые. Методы их применения должны носить самый разнообразный характер. Только в этом случае действующая власть сможет добиться подлинного успеха и сохранить себя в качестве реального политического лидера.
Всем хорошо известно, что в российском обществе уже поднимался вопрос о запрете идеологии ваххабизма, но он был мягко «снят», так как некоторые политические круги опасались, что это может испортить отношения России с Саудовской Аравией. Тем не менее данный вопрос надо ставить. Причем его надо ставить именно в политическом ключе, поскольку его решение оправдывается растущей религиозно-политической конфронтацией в России и той политикой, которую проводит Эр-Рияд по отношению к российским интересам на Ближнем Востоке, и в частности, в Сирии. Иначе как враждебной ее трудно назвать. Поэтому здравомыслящие граждане не удивятся запрету салафизма-ваххабизма как религиозно-политического агрессивного течения, противоречащего традиционным ценностям России.
Возможно, есть смысл в более пристальной оперативной работе спецслужб по саудовскому, катарскому и кувейтскому направлениям, что помогло бы выявлению радикальных и откровенно опасных элементов, действующих под прикрытием различных коммерческих и благотворительных структур. Кроме того, стоит ограничить отправку студентов в образовательные центры указанных стран, ибо нередко именно оттуда молодые люди возвращаются с взглядами, противоречащими традиционному исламу, и становятся своеобразными «агентами влияния» аравийских монархий, а иной раз – просто завербованными и зомбированными спецслужбами.
Важным фактором победы над исламским радикализмом является продуманная социально-экономическая политика в проблемных регионах, в частности в республиках Северного Кавказа. Склонные к восприятию салафитских идей люди, прежде всего молодежь, должны иметь иную социальную и нравственную альтернативу, сочетающуюся с возможностью материальной, социальной и духовной самореализации.
Для этого, прежде всего, необходимо повышать образовательный уровень местных имамов и духовных лидеров, вычищать их ряды от откровенно дискредитирующих элементов. Правительство должно оказывать поддержку Совету муфтиев России и другим структурам, проповедующим традиционный ислам, популяризировать их деятельность в этом направлении. Зачастую именно минимум информации о традиционных мусульманских организациях является нужной интеллектуальной почвой для радикалов и их катарских, саудовских и кувейтских хозяев. В этой связи следует больше внимания уделять работе со СМИ, которые имеют возможность популяризировать традиционные религиозные воззрения. В этой связи совершенно оправданным выглядит недавнее предложение главы Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина о предоставлении мусульманам 15% эфирного времени (пропорционально численности мусульман в стране) на общественном телевидении. Несмотря на негативную реакцию творческой интеллигенции и представителей общественности на данное предложение, оно выглядит политически значимым и крайне своевременным в деле борьбы с радикальными идеями1.
Со стороны некоторых религиозных и политических деятелей всё чаще начинают раздаваться призывы в пользу контактов государственной власти с салафитами, но их осуществление чревато негативными последствиями для развития отношений с последователями традиционного ислама. Поэтому сейчас российской власти предстоит провести большую работу в данном направлении. Причем вестись она должна комплексно, по трем основным направлениям – это образование, просвещение и социальная работа мечетей2.
Первый пункт касается всей системы мусульманского образования – от воскресных курсов и медресе до исламских университетов. Именно в этом направлении начал свою работу нынешний ректор Российского исламского университета, председатель Всероссийского совета по исламскому образованию Рафик Мухаметшин.
Вторым пунктом в становлении конкурентоспособной альтернативы зарубежным сектантским течениям является просвещенческая работа. В данном случае речь идет не только о работе со СМИ и книгоиздании, но и вообще об образе ислама, мусульман и исламского духовенства. Другим важным пунктом является активная издательская деятельность и развитие собственно исламских СМИ – издание на русском языке при поддержке власти дореволюционных богословских и научных трудов ведущих богословов – исследователей данной религии.
Третий, возможно, самый важный пункт заключается в пропаганде социального служения. Современному традиционному исламу жизненно необходима гуманистическая социальная доктрина. Социальный вопрос – это узловой вопрос в решении проблем мусульманского радикализма. Это корень и причина того, что молодежь вступает в радикальные религиозно-политические группировки.
Представляется, что на сегодня только СМИ смогут, охватывая значительную аудиторию, проповедовать среди мусульман традиционные формы ислама, противодействуя таким образом салафизму, ваххабизму и прочим радикальным течениям, восстающим против традиционных российских ценностей. Это кратчайший путь к повышению того самого низкого уровня религиозного образования, который стал важнейшим фактором, благодатной почвой для процветания радикальных идеологий. Пожалуй, самым эффективным средством противодействия салафизму-ваххабизму может стать сильный, идеологически стройный и безупречный с точки зрения биографий его проповедников, а также поданный соответствующим образом в СМИ традиционный ислам, который в России имеет давнюю и славную историю, которая позволяет ему мирно уживаться с другими традиционными для этой страны конфессиями.