Во двор жилого многоквартирного дома на Тимирязевской улице медленно въехал черный джип «Шевроле-Тахо» с тонированными стеклами.
Автомобиль аккуратно протиснулся сквозь ряды «легковушек», припаркованных как попало, и замер перед подъездом, переводя дух. Восьмицилиндровый двигатель еле слышно шелестел, из выхлопной трубы оседала на асфальт рваная кисея отработанных газов.
Фары погасли, мотор умолк, и водительская дверь открылась. На хромированную дугу ступила нога в щегольском коричневом ботинке «John Lobb».
Молодой мужчина в благородно-синем костюме итальянского покроя обошел джип и открыл пассажирскую дверь. На его ладонь легла узкая девичья рука.
Мужчина помог девушке выйти, обнял за талию и прижал к себе. Последовали два быстрых поцелуя: в уголок рта и в висок. Сухие, отрывистые, горячие и очень нежные.
Она уткнулась в его плечо и стояла так несколько секунд; затем мягко отстранилась и, покопавшись в сумочке, достала электронный ключ от домофона. Раздался длинный зуммер. Мужчина открыл дверь и остановился, пропуская девушку вперед.
Под ногами захрустели разобранные картонные коробки. В подъезде пахло сыростью и прокисшей едой.
Девушка нажала на кнопку; в полумраке, словно кровавое пятно, загорелся рубиновый огонек вызова. Где-то, на самом верху, глухо громыхнула кабина лифта. За створками из тонкого пластика отчетливо прошуршали по рельсам ролики противовеса.
Мужчина нащупал пальцы девушки. Они были влажными и холодными. Он понимал, что не стоит ничего говорить. Любые слова, сказанные здесь, в тесном пространстве лестничной площадки, рядом с вонючей трубой мусоропровода, прозвучат фальшиво и, скорее всего, возымеют прямо противоположное действие, чем то, на которое он рассчитывал.
Он просто легонько пожал ее пальцы и тут же отпустил.
Возникла пауза – последняя неловкая заминка на их пути. Заполнять ее было нечем, да и незачем. Ни шутить, ни свистеть, ни что-то напевать.
Казалось, двадцать секунд тянулись целую вечность. Он молчал. И она – тоже. Тросы скрипели уже совсем рядом; кабина ползла между третьим и вторым этажами.
Двери лифта открылись. Сильная рука оторвала девушку от пола и внесла в кабину.
– Какой этаж? – спросил мужчина.
Он излучал спокойную уверенность – в себе и правоте своих действий. Девушка больше не задумывалась над тем, верно ли она поступает. Он уже все решил и он наверняка знает лучше. Он – большой, сильный и настоящий. Сдаться – значит переложить ответственность на его плечи.
– Шестой, – прошептала она и закрыла глаза.
Мужчина целовал ее, а она словно видела это со стороны: вот она стоит, закрыв глаза, и его губы касаются… «МОЕЙ ПРЕКРАСНОЙ ТОНКОЙ ШЕИ!».
Волоски у самой ямочки, собранные заколкой на затылке, натянулись и зазвенели, как тонкие струны. По спине, вдоль позвоночника, побежали холодные мурашки.
Двери захлопнулись, и лифт, скрипя, начал подниматься.
– Ты живешь одна?
Мужчина осмотрел маленькую прихожую, задержав взгляд на вешалке и подставке для обуви.
Он принял у девушки легкий плащ, расправил и повесил в шкаф.
– Да, – ответила она. – Не живу, а снимаю. Это так… Временно, – она нахмурилась, словно вспомнила что-то, не слишком приятное, и решила сменить тему. – Ты голоден?
– Не очень. Но я бы не отказался от легкого ужина.
Девушка взмахнула густой темной челкой.
– Пойду посмотрю, может, в холодильнике что-нибудь осталось.
Она отправилась на кухню. Мужчина зашел в ванную, включил воду и снял пиджак. Он ослабил узел галстука, вытащил из манжетов золотые запонки и положил их на край раковины. Намылил сильные кисти с длинными тонкими пальцами и принюхался.
– Клубника, – пробормотал мужчина. – Я больше люблю яблоки.
Он мыл руки долго и тщательно, как хирург перед операцией, подносил их к лицу и внимательно осматривал. Наконец, удовлетворенный результатом, выбрал самое чистое полотенце и вытерся.
Затем положил запонки в карман пиджака и нащупал узкий продолговатый предмет.
Все на месте. Он был готов.
Девушка, надев передник с изображением смешного медвежонка, решившего полакомиться медом, второпях резала сыр. На столе перед ней лежал большой сочный помидор и пучки свежей зелени.
Мужчина подошел сзади и, коснувшись губами ямочки между плечом и шеей, прошептал:
– Ты вкусно пахнешь. Ты – прелесть.
Девушка невольно передернула плечами.
– Перестань. Я порежусь.
Нож соскользнул с благородного камамбера, покрытого зелеными прожилками плесени, и стукнулся о пластиковую доску.
– Хорошо, не буду. У тебя есть вино?
– Посмотри в холодильнике.
Мужчина достал темную пузатую бутылку.
– «Ламбруско». Италия. Мне нравятся красные полусладкие вина.
– Штопор – в ящике стола.
Мужчина вогнал стальную спираль в горлышко и потянул рукоять на себя. Длинная пробка упиралась, не желая сдаваться.
Он зажал бутылку между коленями и потянул сильнее. Раздался громкий хлопок, и сразу вслед за ним – вскрик.
– Ой! – девушка отбросила нож и стояла, глядя, как на подушечке левого указательного пальца выступает капелька крови. На ее лице появилось плаксивое выражение.
Мужчина поставил бутылку на край стола и, не отводя взгляд от рубиновой капельки, осторожно взял руку девушки и облизал палец.
– Не бойся… Маленький порезик. Одна только капля. Больше ничего. Это не страшно.
Девушка хотела вырваться, но он прижал ее к столу и крепко обхватил оба запястья.
– Маленькая капля, – нараспев повторял он, заставляя ее снова взяться за нож. – Милый пустячок…
Он положил ее левую руку на мясистый помидор и занес нож, как для удара. Девушка рванулась, раздавив помидор, и он разлетелся по всей кухне россыпью алых брызг. Бутылка опрокинулась и упала на пол.
Горлышко издавало булькающие звуки, красное вино вытекало толчками, как кровь из глубокой раны.
– Пусти! – воскликнула девушка.
Он подхватил ее на руки и понес в спальню.
– Маленький беспорядок, – бормотал он. – Я потом все уберу. Обязательно уберу.