Сергей стоял на пороге ее квартиры в строгом темно-синем костюме, белой рубашке и в ярком галстуке.
– Собирайся, минут через сорок зайду, вместе пойдем на площадку. С режиссером я договорился.
– А прямо сейчас нельзя?
– Нет. Сейчас – сцена с ребенком, все очень нервные.
Дайнека наконец восхитилась:
– Ты, ну прям… пипец, какой элегантный!
Сергей оглядел себя.
– Так… Ничего особенного… Короче, будь готова, скоро зайду. Кстати, – он пристально смотрел куда-то в гостиную.
Она оглянулась.
– Что?
– У тебя случайно нет радиолы?
– А что это?
– Ну, это такая штука… Как бы тебе объяснить. – Подыскивая слова, он взялся за выбритый подбородок. – В общем, это такой радиоприемник с проигрывателем для пластинок, только старый.
– У меня точно нет. Если хочешь, спрошу у Эльзы Тимофеевны.
– Кто это?
– Соседка.
– Старуха? – не слишком любезно спросил он.
– Эта старуха – какая надо старуха.
– Тогда давай, но когда я уйду.
И как только Сергей поднялся наверх, Дайнека постучалась к Эльзе Тимофеевне. Дверь не открыли, такое бывало и раньше. Решив зайти позже, Дайнека услышала, что в ее прихожей звонит телефон. Вернулась домой, сняла трубку:
– Слушаю…
– Здравствуй, Людмила, у тебя все в порядке? – Отец звонил по городскому только потому, что хотел знать, где она.
– Лучше не бывает. А как у тебя?
Он уловил в ее вопросе иронию и сухо заметил:
– Не обо мне речь. Ты знаешь, что я имею в виду.
– Говорю тебе, все в порядке. Сижу дома, ни во что не встреваю, смотрю телевизор.
– Что именно?
Дайнека замешкалась.
– Этот… ну, этот самый канал…
– Вот видишь… Чувствую, ты что-то затеяла. Скажи, как мне до тебя достучаться?
– Очень просто, – отшутилась она. – Прийти – и кулаком по двери жахнуть.
– Хочешь до инфаркта меня довести?
– А вот это – запрещенный прием. Ты сам говорил: пугать своих близких болезнями – низость.
– А что еще мне остается?
В его голосе прозвучала такая боль, что Дайнека струхнула:
– У тебя правда сердце болит?
– Душа… – грустно сказал отец. – Душа у меня болит за тебя.
Прочувствовав серьезность его слов, она изменила тон:
– Я правда сижу дома. – Вспомнив, что собралась на съемочную площадку, Дайнека добавила: – Обещаю, что даже из подъезда не выйду.
– Эльза Тимофеевна тебя навещала?
– Я сама была у нее.
– Бывай там почаще. Мне так спокойней будет.
– Папа, ты уверен, что мне не стоит идти к следователю?
– Уверен! – Вячеслав Алексеевич резко оборвал дочь. – Я тебе велел забыть обо всем. Тем более не говорить об этом по телефону.
– Ясно, – обескураженно пролепетала Дайнека.
– Ну, если ясно, то на этом – все. И помни, ты мне обещала. – Отец положил трубку.
Что за мука, когда нечем заняться. Дайнека обошла по очереди все пять комнат, заглянула на кухню, вернулась в гостиную. Там села в кресло перед компьютером. Забила в строку поисковика: «Аромат алой розы» – название сериала. Будто напоминая о нем, над головой что-то ухнуло, потом заплакал ребенок и кто-то быстро прошел. Она прислушалась, глядя на потолок, но уже все стихло.
Снова посмотрела на монитор. Первая строка, которую она увидела, вызвала интерес. Это было объявление о приеме на работу режиссера по монтажу:
«Срочно требуется режиссер монтажа на сериал «Аромат алой розы» (мелодрама, история любви, 80-е годы). Монтаж простой, киношный, ничего клипового, никаких модных фишек и штучек. Единственный возможный переход между планами – склейка. На общем плане вошли герои, сели на стулья, беседуют. Он сказал, она ответила, и так постоянно. Почаще брать крупные планы, никаких общих, типа улица или дом. Вся соль – в актерской игре. Никаких погонь, перестрелок, драк и убийств».
Дайнека снова посмотрела на потолок.
– А здесь вы не правы… Одна смерть все же была.
Она встала, прошла к дивану и легла, натянув на себя плед. Закрыла глаза и стала перебирать в уме воспоминания, факты и то, о чем ей рассказали. Все, что касается убийства.
Лидия Полежаева умерла в два или в три часа ночи, как раз в это время по квартире Тихонова кто-то ходил. Дайнека еще подумала, что ночью тоже снимают. Потом оттуда вышел тот, кого она видела на лестничной площадке в глазок. Он ушел, а мертвая Полежаева осталась лежать в гримерке с дистанционным электрошокером, от которого тянулись тонкие проводки. Она стреляла и, может быть, попала в убийцу.
«Нет, – решила Дайнека. – Он точно не из съемочной группы. С какой стати актриса бы стала стрелять в знакомого человека».
Она встала и пошла к монитору. Набрала на клавиатуре фамилию «Полежаева». Среди результатов выбрала статью Википедии и, когда открыла страницу, увидела, что рядом с датой рождения Лидии Полежаевой уже стоит дата ее смерти. Вот так… Позавчера был человек, сегодня его нет. И весь мир об этом уже знает.
Заглянула в раздел «Семейное положение»:
«Замужем, воспитывает двоих детей».
Эх, если бы вернуться в ту ночь, она бы постаралась все разглядеть. В крайнем случае, побежала бы за убийцей, ведь он наверняка уехал в машине. Номер бы записала.
Дайнека посмотрела в окно, скользнула взглядом по противоположному фасаду дома-колодца. На балконе четвертого этажа в кресле-каталке сидела давешняя старуха, только теперь она была закутана в одеяло.
Видно, сильно похолодало.
Через двор со стороны арки двое рабочих несли ламповый телевизор. Еще один тащил торшер, прикрученный к тумбочке. Торшер был похож на тюльпан. Дайнека вспомнила, что пообещала Сергею узнать насчет радиолы. Она вышла на лестничную площадку и позвонила в соседнюю дверь. На этот раз Эльза Тимофеевна открыла.
– Здравствуйте, у вас есть радиола?
В отличие от Дайнеки, старуха сразу поняла, о чем идет речь.
– Конечно, есть, ты же сама ее видела в моей комнате.
– Старый ящик на ножках?
– Не ящик, а прекрасная радиола «Ригонда».
– Ко мне приходили из съемочной группы, им как раз такая нужна в качестве реквизита.
– Моя «Ригонда» в полном порядке. Если захотят, могут даже послушать.
– Значит, дадите им ненадолго?
– С большим удовольствием.
– Спасибо!
С лестничного марша донесся топот мужских ног и сопение. Это рабочие тащили наверх телевизор и торшер в виде тюльпана. Следом с инспекторским видом шагала Вера Ивановна.
Завидев ее, Эльза Тимофеевна надменно прищурилась.
– Куда это вы направились, дорогая?
– В квартиру Тихонова. Пора заканчивать с этим безобразием! Я наведу здесь порядок…
Эльза Тимофеевна ее прервала:
– Угомонитесь вы, наконец!
Вера Ивановна резко остановилась:
– Не нужно вставлять в мой диалог ваши слова!
Эльза Тимофеевна закатила глаза и трагически прошептала:
– И эта женщина в школе преподавала русский язык.