– Отец, ты действительно хочешь, чтобы я остался здесь? – спросил Гарри, с вызовом откинув голову назад. – Я разворошил осиное гнездо, ты же знаешь.
– Что ты имеешь в виду? – резко спросил Симеон.
– Братца Альфреда, – ответил Гарри. – Моего доброго братца Альфреда! Ему, если мне позволено это сказать, неприятно мое присутствие в доме.
– Черта с два! – оборвал его Симеон. – Хозяин этого дома я!
– И все равно, сэр, я полагаю, что вы слишком зависите от Альфреда. Я не хотел бы расстраивать…
– Ты поступишь так, как я тебе говорю! – рявкнул на него отец.
Гарри нарочито зевнул.
– Что-то подсказывает мне, что я вряд ли превращусь в домоседа. Слишком душно здесь для человека, которого изрядно побросало по свету.
– Тебе пора жениться. Сколько можно порхать по жизни? – сказал Симеон.
– На ком? – спросил Гарри. – Жаль, что нельзя жениться на племяннице. Юная Пилар чертовски хороша.
– Положил на нее глаз?
– Коль речь зашла о женитьбе, скажу, что толстяк Джордж неплохо устроился. Кем была его женушка?
Симеон пожал плечами.
– Откуда мне знать? Джордж подцепил ее на каком-то показе мод, если не ошибаюсь. Она утверждает, что ее отец – отставной морской офицер.
– Наверное, был вторым помощником капитана каботажного судна, – сказал Гарри. – У Джорджа, если он не проявит благоразумия, возникнут с ней неприятности.
– Джордж – болван, – заключил Симеон.
– Зачем она вышла за него замуж? Из-за денег?
Симеон пожал плечами.
– Думаешь, что сможешь расквитаться с Альфредом? – спросил Гарри.
– Скоро сам увидишь, – мрачно ответил отец и позвонил в колокольчик. Хорбери появился практически мгновенно. – Попроси мистера Альфреда зайти ко мне.
Хорбери вышел.
– Этот тип подслушивает под дверью, – предположил Гарри.
Симон в очередной раз пожал плечами.
– Возможно.
В комнату решительно вошел Альфред. Заметив брата, невольно поморщился.
– Ты хотел видеть меня, отец? – спросил он, демонстративно игнорируя присутствие брата.
– Да. Садись. Я тут подумал, что мы должны пересмотреть кое-какие вещи, потому что теперь в доме будут жить еще два человека.
– Еще два?
– Для Пилар это родной дом, естественно. Да и для Гарри тоже.
– Гарри тоже будет жить здесь? – уточнил Альфред.
– Почему бы нет, старина? – спросил Гарри.
Альфред резко повернулся к нему.
– Я думал, ты и сам это понял.
– Извини, но это не так.
– После того, что случилось? Ты нас опозорил. Тот скандал…
Гарри сделал примирительный жест.
– Все осталось в прошлом, старина.
– Ты поступил некрасиво по отношению к отцу, после всего, что он для тебя сделал.
– Послушай, Альфред, тебе не кажется, что это касается в первую очередь отца? Если он хочет простить и забыть…
– Я так хочу, – сказал Симеон. – Гарри мой сын, в конце концов, и ты это знаешь, Альфред.
– Да, но… мне неприятно… за отца.
– Гарри будет жить здесь! – заявил Симеон. – Я так хочу. – Он положил руку на плечо сыну. – Я очень люблю Гарри.
Альфред встал и вышел из комнаты. Его лицо было белым как мел. Гарри встал и, смеясь, последовал за ним.
Симеон усмехнулся. Затем вздрогнул и огляделся по сторонам.
– Что это за чертовщина?.. Ах, это ты, Хорбери… Прекращай ходить крадучись.
– Прошу прощения, сэр.
– Ладно. Послушай, хочу дать тебе распоряжение. Пусть после ланча все поднимутся сюда. Все, до единого.
– Да, сэр.
– И еще. Когда они придут, ты придешь вместе с ними. Когда окажешься на полпути в коридоре, начни говорить громко, чтобы я мог тебя услышать. Подойдет любой предлог. Ты меня понял?
– Да, сэр.
Хорбери отправился вниз.
– Если хотите знать мое мнение, нас ждет веселое Рождество, – сказал он Трессильяну.
– Ты на что намекаешь? – резко спросил тот.
– Погодите и все поймете, мистер Трессильян. Сегодня сочельник, и повсюду бродит веселый дух Рождества… В общем, сами увидите!
Они вошли в комнату и замерли у порога.
Симеон разговаривал по телефону.
– Садитесь! – Старик махнул рукой. – Одну минутку, – добавил он и продолжил разговор с невидимым собеседником на другом конце провода. – Это «Чарльтон, Ходжкинс и Брюс»? Это вы, Чарльтон? С вами говорит Симеон Ли. Да… Неужели?.. Да… Нет, я хотел бы составить новое завещание… Да, с тех пор, как я его составил, прошло немало времени… Обстоятельства изменились… Нет-нет… никакой спешки. Не хочу портить вам Рождество. Можно сразу после Дня подарков[9] или даже денька через два. Приезжайте, и я скажу вам, какие изменения следует внести… Нет-нет, у меня все в порядке. Я пока еще не собираюсь на тот свет.
Симеон вернул телефонную трубку на рычаг и посмотрел на восьмерых членов своей семьи.
– Как-то вы все мрачно выглядите, – усмехнулся он. – Что случилось?
– Ты послал за нами… – начал Альфред.
– Извините… ничего важного, – быстро ответил Симеон. – Или вы решили, что это семейный совет? Нет, я просто устал сегодня, только и всего. Вам не нужно подниматься ко мне после ужина. Я лягу спать. Хочу хорошо выспаться – и проснуться в Рождество свежим, как огурчик. – Старик усмехнулся.
– Конечно, конечно, – серьезным тоном произнес Джордж.
– Старая добрая традиция – Рождество, – сказал Симеон. – Помогает упрочить семейные узы. Ты согласна со мной, дорогая Магдалена?
Магдалена Ли вздрогнула. Ее глупый маленький рот приоткрылся и тут же закрылся снова.
– О… да! – сказала она.
– Одну минутку, – начал старик, – ты жила с отставным морским офицером… своим отцом. Вряд ли вы отмечали Рождество с размахом. Для этого нужна большая семья!
– Да… да… пожалуй, так… верно.
Взгляд Симеона скользнул мимо нее.
– Не хотелось бы по случаю праздника говорить о неприятных вещах, но, Джордж, боюсь, мне придется слегка урезать твое содержание. К сожалению, дом потребует в будущем дополнительных расходов.
Лицо Джорджа сделалось пунцовым.
– Но, отец, ты не можешь так поступить!
– Неужели? – вкрадчиво спросил Симеон
– Мои расходы велики. Крайне велики. Скажу больше, я не знаю, как свести концы с концами. Приходится экономить буквально на всем.
– Пусть этим займется твоя жена, – невозмутимо произнес старик. – Женщины знают в этом толк. Они часто находят способ сэкономить там, где мужчинам это даже в голову не придет. Умная женщина может сама шить себе одежду. Моя жена, насколько мне помнится, ловко обращалась с иголкой. Она со всем справлялась… славная была женщина, но страшная зануда…
Дэвид вскочил с места.
– Сядь! – сказал ему отец. – Еще что-нибудь разобьешь…
– Моя мать… – начал Дэвид.
– У твоей матери мозги были, как у блохи! – заявил Симеон. – Боюсь, что она передала их детям.
Он неожиданно поднялся с кресла. На его щеках выступили красные пятна; голос сделался высоким и пронзительным.
– Вы не стоите даже пенни, ни один из вас! Вы все мне противны! Вы не мужчины! Вы – слюнтяи, кучка женоподобных слабаков! Одна Пилар стоит вас двоих вместе взятых! Клянусь всеми святыми, у меня в этом мире есть другой сын, который куда лучше любого из вас, даже если вы родились в законном браке!
– Послушай, отец, погоди! – крикнул Гарри и, вскочив на ноги, застыл на месте. Его обычно добродушное лицо было хмурым.
– То же самое касается и тебя! – оборвал его Симеон. – Что ты за всю свою жизнь сделал? Со всех концов света умолял меня прислать тебе денег! Говорю вам всем – меня тошнит от одного вашего вида! Ступайте прочь!
Тяжело дыша, он откинулся на спинку кресла. Члены семьи медленно, один за другим вышли из комнаты. Джордж кипел возмущением. На лице Магдалены застыл испуг. Дэвид был бледен и заметно дрожал. Гарри стремительно выскочил из комнаты. Альфред вышел с видом сомнамбулы. Лидия последовала за ним с гордо поднятой головой. Лишь Хильда задержалась у порога и медленно вернулась в комнату, где встала рядом с креслом старика.
Когда тот открыл глаза и увидел ее, то невольно вздрогнул. Было в ее неподвижно застывшей позе нечто зловещее.
– Что такое? – раздраженно спросил Симеон.
– Получив ваше письмо, я поверила вашим словам… будто вы хотите, чтобы на Рождество вокруг вас собралась вся ваша семья. И я убедила Дэвида приехать сюда.
– И что и этого? – спросил Симеон.
– Вы ведь хотели, чтобы вокруг вас собралась вся семья, – медленно проговорила Хильда. – Но не с той целью, которую заявили. Вы собрали их здесь затем, чтобы всех перессорить! Бог вам в помощь, если вы решили таким образом позабавиться!
– Меня всегда отличало специфическое чувство юмора, – усмехнулся старик. – Я не жду, что кто-то оценит мою шутку. Я сам доставляю себе удовольствие!
Хильда ничего не сказала. Симеону это не понравилось.
– О чем ты задумалась? – резко спросил он.
– Я боюсь… – нехотя призналась Хильда Ли.
– Ты боишься… меня? – уточнил старик.
– Не вас, – ответила она. – Я боюсь за вас!
Словно судья, который только что вынес приговор, она отвернулась от него и медленной, тяжелой поступью вышла из комнаты.
Симеон проводил ее глазами. Затем поднялся и подошел к сейфу.
– Давай-ка взглянем на моих красоток, – пробормотал он.
Без четверти восемь раздался дверной звонок. Трессильян отправился открыть дверь.
Вернувшись в кладовую, он застал там Хорбери. Тот поднимал с подноса кофейные чашки и разглядывал клеймо на донышке.
– Кто это был? – поинтересовался Хорбери.
– Суперинтендант полиции, мистер Сагден… осторожнее!
Поздно. Хорбери выронил чашку, и она разбилась.
– Вы только посмотрите! – посетовал Трессильян. – Одиннадцать лет я мыл этот сервиз и не разбил ни одной чашки. И вот появляешься ты, прикасаешься к тем вещам, к которым не следует прикасаться, – и посмотри, что случилось!
– Простите, мистер Трессильян. Мне очень жаль, – извинился лакей; на его лице выступили бисеринки пота. – Даже не знаю, как это получилось. Вы сказали, что заходил суперинтендант полиции?
– Да, мистер Сагден.
Лакей облизал пересохшие губы.
– Что ему… Зачем он приходил?
– Собирал пожертвования на приют для детей полицейских.
– Вот как! – Хорбери распрямил плечи и более естественным голосом спросил: – Ему что-то дали?
– Я отнес мистеру Ли книгу с подписями жертвователей. Он попросил меня пригласить суперинтенданта к нему наверх и принести им хересу.
– Сплошное попрошайничество в это время года, – заметил Хорбери. – Несмотря на кучу недостатков, старый черт щедр, с этим не поспоришь.
– Мистер Ли всегда был чужд скаредности, – с достоинством проговорил старый дворецкий.
Хорбери согласно кивнул.
– Это лучшее, что в нем есть! Ну, мне пора идти.
– Собрался в кино?
– Пожалуй, схожу. Еще увидимся. До скорого, мистер Трессильян.