Оборона Рогачева

Действующие лица

Рогачево было оставлено нашими войсками 26 ноября 1941 г. и освобождено к вечеру 8 декабря 1941 г. Оккупация продолжалась меньше двух недель. Поэтому село брали и обороняли с обеих сторон одни и те же соединения. Со стороны немцев это была 14-я моторизованная дивизия. Со стороны Красной Армии – группа войск 30-й армии, получившая в исторической литературе наименование по фамилии ее командира «группа Хетагурова». Однако в документах самой группы такого названия нет. В них используется либо более полное наименование «левофланговая группа 30-й армии», либо просто «группа».

Случай, когда противники как бы меняются местами, на войне не редок. Обычно чем ближе по времени наступательные бои отстоят от оборонительных, тем более вероятно такое повторное столкновение. Именно оно имело место и здесь. Надо отметить, что термин «меняются местами» не совсем точен. Чтобы это произошло, наши части должны были атаковать немцев с запада, чего, конечно, не могло случиться.

Здесь мы обратимся к событиям нескольких дней ноября 1941 г. и рассмотрим их более подробно, чем в других работах, посвященных данной теме. Но прежде чем приступить к описанию боев мы остановимся на составе и численности войск противников.

В момент, когда немецкие войска вышли на границы Коммунистического района, их наступлению противостояла довольно пестрая смесь из кавалерийских дивизий (18-й и 24-й), танковой дивизии (58-й), танковых бригад (8-й и 21-й), мотострелковой дивизии (107-й) и пехоты (923-й стрелковый полк). Это и была левофланговая группа 30-й армии.

23 ноября 21-я танковая бригада «… (без матчасти) в составе 100 человек сосредотачивалась в Воронино»[13]. Но уже 25 ноября командиром бригады из штаба 30-й армии был получен следующий приказ: «Вверенный Вам штаб передислоцировать за ВОЛГУ в район ДМИТРОВ – ИВАНЬКОВО»[14]. В соответствии с поставленной задачей бригада двинулась к Дмитрову. Туда же был направлен 923-й стрелковый полк 251-й стрелковой дивизии. Эти части предназначались для непосредственной обороны города. Впоследствии они переместились к северу, где обороняли Иваньковский гидроузел. Там их пути разошлись. 21-я танковая бригада получила танки и приняла участие в контрнаступлении в составе центральной ударной группы войск 30-й армии, поэтому описание ее действий выходит за рамки нашей книги.

Отсутствие же в документах группы сведений по 18-й кавалерийской дивизии несколько загадочно. По воспоминаниям Г. И. Хетагурова, 24 ноября она находилась в боевых порядках группы[15]. Тем не менее, в плане обороны Рогачева ее нет. По сравнению с 24-й она остается «темной лошадкой». В архиве Министерства обороны документы по этой дивизии сохранились только по сентябрь 1941 г. включительно. Все, что мы знаем о ней из документов, оказавшихся в делах других соединений, относится, в основном, к моменту начала контрнаступления. Судя по ним, участие дивизии в боях при обороне Рогачева оказалось чисто символическим. В мемуарах Г. И. Хетагурова есть существенная неточность. В действительности 24 ноября соединение находилось в двух десятках километров севернее шоссе Клин – Дмитров.

Только в полдень 25 ноября дивизия получила боевой приказ № 35, в котором ставились задачи по обороне Рогачева.

«…Командиру 18 кд с одной батарей 12 гвардейского минометного дивизиона, одним 50 мм самоходным ПТО орудием 21 танковой бригады, прикрыв ныне занимаемый фронт обороны сильным боевым охранением, с остальными силами выступить по маршруту ПОЛШУКИНА, МАРЬИНО, ТАРЛАКОВО, ТРЕХСВЯТСКОЕ, РОГАЧЕВО и к 8 час. 26.11.41 сосредоточиться в районе РОГАЧЕВО. По выходе в район РОГАЧЕВО немедленно занять рубеж: БОГДАНОВО, МИХАЛЕВО, ЗУЕВО, АРЕВСКОЕ, НОВОСЕЛКИ, ЧАЙНИКОВО.

При организации обороны обратить особое внимание на создание прочной противотанковой обороны в районах БОГДАНОВО, МИХАЛЕВО, ПОПОВСКОЕ, АРЕВСКОЕ, НОВОСЕЛКИ, ЧАЙНИКОВО»[16].

В момент отдачи этого приказа бои уже шли на дальних подступах к селу, а дивизии, чтобы оказаться на новых оборонительных позициях, предстояло выйти из боя и совершить переход на несколько десятков километров.

Потом, при описании боев, мы вернемся к роли, которую сыграло это соединение, а пока посмотрим, какими еще силами располагало наше командование перед началом боев за Рогачево непосредственно в районе села.

Все соединения и части 30-й армии, волей судьбы оказавшиеся в составе левофланговой группы войск, были значительно ослаблены. 24-я кавалерийская дивизия только что вышла из боев за г. Клин, в которых один из ее полков (70-й) был окружен, частично уничтожен, а его остатки рассеяны. Только часть его состава смогла присоединиться к дивизии до 25 ноября. Отдельные бойцы из этого полка в течение многих дней продолжали возвращаться в дивизию.


Д. Д. Лелюшенко, командующий 30-й А.


107-я мотострелковая дивизия вела бои с самого начала ноябрьского наступления немцев, сдерживая противника на направлении его главного удара. В ходе этого сражения части дивизии также оказывались в окружении и понесли значительные потери. Тем не менее, командование дивизии действовало энергично и присутствия духа не теряло.

58-я танковая дивизия в середине ноября по приказу командования Западным фронтом действовала в составе частей 16-й армии при нанесении контрудара, который был предпринят с целью сорвать ожидавшееся наступление немецких войск. В ходе развернувшихся боев были захвачены несколько деревень, но потеряно много танков. Однако вследствие неблагоприятного развития событий в полосе 30-й армии контрудар был прекращен, 58-я танковая дивизия выведена из боя и переброшена севернее Клина. В последовавших боях ее танковые части раздергивались на мелкие подразделения с целью затыкания дыр, то и дело возникавших во фронте. Дивизия продолжала терять танки и личный состав. Из-за непрерывных неудач падал моральный дух, что выразилось, в частности, в самоубийстве командира дивизии.


Г. И. Хетагуров, начальник штаба 30-й А, командир левофланговой группы.


8-я танковая бригада, напротив, никаких упаднических настроений не имела. До переброски на Дмитровское направление она вела удачные бои под г. Калинин, но к моменту описываемых событий тоже понесла потери и имела в составе только половину из положенных по штату танков.

Кроме этих соединений в распоряжении командования оказались части и подразделения, которые не входили в состав 30-й армии. В первую очередь, Рогачевский отряд Московской зоны обороны. Он был создан 21 ноября приказом командующего этим объединением № 0219. В него вошли отдельный батальон охраны Военного совета Московской зоны обороны, 308-й отдельный пулеметный батальон, батарея 76-ти мм орудий ПТО западной группы зоны. Батальон был направлен непосредственно в Рогачево. В состав отряда влился Рогачевский истребительный батальон и остатки Клинского отряда МЗО.

После отхода в район Рогачева левофланговой группы 30-й армии командир группы Г. И. Хетагуров подчинил все эти части себе.

Для оценки возможностей противников необходимо знать не только номера соединений, но и количество людей и вооружения. Вопрос определения численности войск противостоящих сторон рассматривается в приложении. Результаты этого исследования показывают, что противник превосходил наши войска по численности и практически по всем видам вооружения, кроме танков.

Однако все отечественные источники (начиная с донесений частей, поданных спустя несколько часов после боя, и заканчивая мемуарами, написанными через многие годы после войны) постоянно о них упоминают. О танках пишут все: и те, кто воевал с немецкими танковыми дивизиями (где и были сосредоточены все танки вермахта), и те, кто воевал с пехотой простой и пехотой моторизованной (где этих танков не было вовсе). В нашем конкретном случае мы имеем дело с дивизией, в которую входили 8 батальонов мотопехоты (по три в двух полках, один разведывательный и один мотоциклетный). Имелись разные вспомогательные части, но ни одного танка. Поэтому надо найти какое-то рациональное объяснение их наличию в донесениях и других источниках, исходивших от наших частей.

Первая кандидатура на роль танков – это самоходные штурмовые орудия. В принципе это те же танки. Отсутствие вращающейся башни ограничивает маневр огнем, но более низкий силуэт машины делает ее менее уязвимой для огня противотанковых средств и вражеских танков. 14-й моторизованной дивизии были приданы 1-я батарея 210-го дивизиона самоходных штурмовых орудий и 660-я отдельная батарея.

Батарея состояла из двух взводов (по два штурмовых орудия в каждом) и одного командирского. Таким образом, у дивизии могло быть одновременно около десятка самоходных орудий, но не больше 14 (численность двух батарей). Мы осторожно называем цифру 10, так как несколько орудий после четырех месяцев боев наверняка были потеряны или находились в ремонте. Кроме того, мы можем опереться на показания пленного, который был захвачен несколько позднее (1 декабря) разведчиками 55-й стрелковой бригады. Он также говорил о 10 машинах[17]. Это довольно мало и не похоже на десятки танков, о которых можно прочитать в мемуарах и донесениях.


П. Г. Чанчибадзе, командир 107-й мсд, командовавший левофланговой группой 30-й А до 25.11.41 г.


Кроме самоходных штурмовых орудий на роль танков могут претендовать еще два вида бронетехники. В вермахте имелись противотанковые и зенитные орудия на самоходных лафетах. При их производстве использовалось шасси танка Т-I, на которое устанавливалась, например, противотанковая пушка, защищенная со всех сторон броневыми листами. Верх при этом оставался открытым. По силуэту это был настоящий танк. И хотя его броня могла защитить только от пуль, для пехотинца он представлял серьезную опасность. В декабрьских боях немцы использовали такие орудия против нашей атакующей пехоты. Естественно, эта техника применялась и по прямому назначению: для борьбы с танками. В период немецкого наступления на Рогачево ей было с чем бороться. Эти орудия находились в боевых порядках пехоты, чтобы отражать контратаки наших танков. Мы не можем сказать, сколько насчитывалось самоходных противотанковых пушек или таких же самоходных зениток, но то, что они были, не подлежит сомнению.

В начале войны для наших войск была характерна такая болезнь, как танкобоязнь. Складывается впечатление, что за танки принималось все немецкое железо, которое могло самостоятельно перемещаться по полю боя. В донесениях наших частей встречаются фразы: «20 танков и бронетранспортеров», т. е. различия между этими машинами делается, но они тут же смешиваются в одну кучу. Остается неизвестным, сколько было тех и других, и были ли танки вообще.

Помимо уже названной бронетехники, в 14-й моторизованной дивизии были и бронетранспортеры, а в батареях самоходных штурмовых орудий на каждую пару самоходок приходился бронированный транспортер для подвоза боеприпасов. На дальнем расстоянии все перемещения подобной техники легко можно было принять за движение танков. По таким целям стреляли, что-то подбивали или сжигали, после чего в донесениях и отчетах появлялись десятки уничтоженных танков. Конечно, уничтожались и настоящие танки, поэтому их число в немецких войсках неуклонно снижалось, но это происходило на другом участке фронта, южнее, где наступала 7-я танковая дивизия.

Разграничительная линия между двумя соседними дивизиями немецкого 56-го армейского корпуса[18] была проведена в нескольких километрах южнее дороги Воронино – Рогачево – Синьково. Части 7-й танковой дивизии находились в отведенной ей полосе, и в сферу действий левого соседа не вторгались. В день боя за Рогачево ее танковые подразделения осуществляли обход нашей обороны с южного фланга, оказывая тем самым существенное влияние на решения командования левофланговой группы войск 30-й армии, большей частью даже не входя в боевое соприкосновение с частями группы.

Такое столкновение случилось днем раньше, 25 ноября. В начале дня группа войск 7-й танковой дивизии, находясь на правом фланге 14-й моторизованной дивизии в районе Ширяево, атаковала левое крыло группы войск 30-й армии. Превосходство немцев в личном составе и стрелковом вооружении было не столь значительным, чтобы дать особые преимущества наступающим. При таком соотношении сил обороняющийся должен был удержать свои позиции. Гораздо важнее почти пятикратное превосходство противника в артиллерии. Помимо большего числа орудий немцы имели на вооружении артиллерию большего калибра (гаубицы) и десятки противотанковых пушек. Последнее обстоятельство нивелировало преимущество наших войск в танках, которое существовало даже при учете немецкой роты, принявшей участие в боях только утром 25 ноября. Поэтому, хотя по танкам противник и не имел превосходства, наши командиры не смогли этим воспользоваться. Видимо, дело было и в нехватке пехоты, которую пришлось замещать использованием танков на широком фронте, раздергивая танковые соединения, а не собирая их в кулак.

Необходимо отметить, что действия обоих противников поддерживала авиация. Об эффективности ее работы у противоборствующих сторон имелись прямо противоположные мнения, которые кому-то могут показаться неожиданными. И наши, и немцы пишут об активной работе чужой авиации и практически ничего не говорят о достижениях своей. Упоминают только об отсутствии авиационной поддержки.

Возвращаясь к общему соотношению сил, надо помнить также, что оно существенно менялись в течение двух дней. Не было столкновения «стенка на стенку». В реальности наши войска были эшелонированы в глубину, а некоторые части (полки 18-й кавалерийской дивизии) подошли уже к «шапочному разбору». Но и немецкое командование не смогло ввести в бой одновременно все свои силы.


Фердинанд Шааль, в ноябре-декабре 1941 г. – генерал танковых войск, командир 56-го армейского корпуса.


Преимущество немецких войск в артиллерии не удалось полностью преодолеть и во время декабрьских боев. Это отчасти объясняет, почему наши войска, перейдя в наступление, потратили в несколько раз больше времени, чтобы овладеть тем же пространством, которое противник захватил в ноябре. При этом по другим позициям советские части в декабре имели преимущество, которое, как и у вермахта в ноябре, было не очень большим. Тем не менее, в декабре обороняющаяся сторона также оставила свои позиции. Здесь еще раз надо упомянуть о факторе, который оказывал серьезное влияние на общую обстановку.

Боевые действия на Рогачевском направлении протекали как бы изолированно от соседних участков фронта. Как было отмечено выше, в течение нескольких дней друг другу противостояли одни и те же части. С одной стороны – немецкая 14-я моторизованная дивизия, с другой – группа Хетагурова. Но при этом командир нашей группы войск должен был все время опасаться обхода своих частей, как с севера, так и с юга, где после потери Клина образовался разрыв между 30-й и 16-й армиями, и куда устремилась 7-я танковая дивизия вермахта.

Эта виртуальная угроза так и не реализовалась. Никто ни с севера, ни с юга не пришел и не ударил в открытый фланг. Но само наличие угрозы оказывало серьезное воздействие на процесс принятия решений командованием группы, войска которой 24 ноября 1941 г. заняли оборону в 16 км к западу от Рогачева.

Фронт вплотную придвинулся к границам Коммунистического района. Чувствуя угрозу, многие жители Рогачева и его окрестностей стремились перебраться в более глухие места или, двигаясь вперемежку с тыловыми частями отступавших войск, уходили на восток. Но были и другие.

Один из еще живых свидетелей тех дней, Михаил Сурин[19], спешил домой в Василево. Он вспоминает, что день 24 ноября выдался для него очень тяжелым. Он начался на вокзале Дмитрова, куда прибыл Михаил, так как лесопромышленный техникум, где он учился, прекратил работу. Предстояло пешком преодолеть последние 25 км до Рогачева. Молодой парень, почему-то двигавшийся на запад, навстречу беженцам, вызывал подозрения у охраны мостов, а также у военных в деревнях, через которые надо было проходить. Бдительность часовых и комендантов возросла, когда начало смеркаться. Иногда проверки продолжались часами. Поэтому М. И. Сурин добрался до своего дома только поздней ночью.

В то время, когда он преодолевал дорожные преграды, наступавшими частями вермахта были захвачены плацдармы на р. Лутосня у населенных пунктов Воронино (14-я моторизованная дивизия) и Ширяево (7-я танковая дивизия). Ночь прошла для противников относительно спокойно. Немцами было отмечено только несколько артналетов на плацдарм, а в районе д. Русино слышался сильный шум моторов. Что он означает, они поняли утром.

На дальних подступах

25 ноября 1941 г. полковник Г. И. Хетагуров сменил на посту командующего левофланговой группой 30-й армии полковника П. Г. Чанчибадзе. Об этом был издан соответствующий приказ, из которого, помимо фамилии нового командира группы, можно узнать, что ее штаб в тот момент находился в церкви села Рогачево[20]. «Пересменка» произошла в тот момент, когда бои шли уже по всему фронту группы.

Метод действия наших войск был определен накануне боевым приказом первого командира группы П. Г. Чанчибадзе: «Засада на дорогах, контратака, высылка автоматчиков с рассадкой на деревьях, строениях, организация истребительных групп. Смелые, решительные действия, упорство и хладнокровие в обороне»[21].

Основные силы группы располагались по обе стороны от шоссе Клин – Дмитров. Противника сдерживали танковые части и мотострелки. Кавалерия, по замыслу командира группы, должна была укрываться в лесах севернее и наносить оттуда внезапные фланговые удары[22].

Но контрудар советских войск был еще впереди, а весь день 25 ноября инициатива полностью принадлежала нашему противнику.

14-я моторизованная дивизия вермахта начала бой в сильно ослабленном составе. Командование 56-го армейского корпуса по мере надобности свободно тасовало подразделения своих соединений, подстраиваясь под решение насущных задач. В результате ряд частей 14-й моторизованной дивизии был временно передан другим соединениям корпуса. Два батальона ее 53-го пехотного полка находились в подчинении 7-й танковой дивизии. Ей же был подчинен и 54-й мотоциклетный батальон, который действовал на правом фланге своей «родной» дивизии. В это утро, начиная с 10.30, он наносил удар на Спас-Коркодино с плацдарма, созданного накануне у Ширяево[23].


Боевые действия на дальних подступах к с. Рогачево 25 ноября 1941 г.


Спустя несколько часов батальон приказом корпуса был возвращен в подчинение своей дивизии, но практически весь день 25 ноября между двумя соседними соединениями вермахта происходили препирательства по поводу использования этой части[24]. В результате, захватив к 18.00 Спас-Коркодино, мотоциклетный батальон оставался там без дела. Только в 3.30 ночи следующих суток 7-я танковая дивизия (после нескольких жалоб командования 14-й моторизованной дивизии корпусу) окончательно отказалась от притязаний на него. В результате батальон выдвинулся в боевую линию 14-й моторизованной дивизии только к концу дня 26 ноября.

Еще ряд частей дивизии находился далеко от поля боя. «В 13.15 командиру 14-го рб, батальон которого находится еще в Бирево (с 1-м усиленным дозорным отрядом в Заболотье), дается инструкция на командном пункте о положении и действиях дивизии. Командир батальона получает приказ немедленно выступать через Воронино и со всеми средствами продвигать вперед разведку в направлении Рогачева, севернее шоссе Воронино.

От быстрого проведения разведки будет зависеть, удастся ли дивизии 26.11. взять Рогачево. Есть намерение при хорошем продвижении вперед подчинить батальону 2-й батальон 53-го пп, 2 легких батареи и 2 самоходных штурмовых орудия»[25].

Однако сделать этого не удалось. Около 17.00 командир батальона доложил, что он не в состоянии достигнуть даже Слободки, поэтому задача была перенесена на следующий день.

Еще один батальон (53-го пехотного полка) только подтягивался к плацдарму. В распоряжении немцев остался один неполный пехотный полк, и вся ударная сила дивизии свелась к двум батальонам.

Немецкое наступление началось в 8.00 утра, когда 11-й пехотный полк 14-й моторизованной дивизии приступил к атаке через Русино в направлении высоты 199,7, расположенной на рубеже Бутырки – Петровка (указанная высота находится в с. Доршево, что примерно посредине линии, соединяющей названные в тексте пункты). Сначала атака не встретила никакого сопротивления[26].

Южнее перешли в наступление части 7-й танковой дивизии. На их левом фланге 54-й мотоциклетный батальон с ротой 37-го разведывательного батальона наступал на западную окраину Спас-Коркодино, 2-й батальон 7-го стрелкового полка охватывал деревню с юга, а поддерживавшая его «1 рота 25-го тп, 1 штурмовое орудие и бронированные части батальона, продвигаясь по дороге на восток и в 400 м перед мостом сворачивая на север»[27]. Первой целью атаки была восточная окраина Спас-Коркодино.

При чтении отечественных мемуаров мы получаем довольно общую картину событий под Рогачевым. Какие наши соединения дрались и с кем они взаимодействовали в каждом конкретном боевом эпизоде, определить довольно трудно. Еще меньше мы можем узнать из таких источников о противнике. В частности, об этих боях оставил воспоминания командир танкового полка 8-й танковой бригады подполковник А. В. Егоров. Некоторые факты его рассказа противоречат друг другу. Например, в начале описания этого эпизода названа дата (25 ноября), однако указанное место наблюдательного пункта бригады расположено южнее Рогачева. Здесь А. В. Егоров и получает задание на день якобы от самого командующего 30-й армии Д. Д. Лелюшенко, который лично наблюдал за полем боя. Само присутствие командарма на передовой линии могло иметь место, но позднее. Он выехал на левый фланг армии только 27 ноября. Об этом есть специальное замечание в отчете 30-й армии об оборонительных боях на Клинско-Дмитровском направлении[28]. Да и наблюдать южнее Рогачева в этот день было, собственно, нечего. Основные события в это время разворачивались более чем в 10 км западнее села.

В результате из мемуаров А. В. Егорова нельзя понять, где же он воевал 25 ноября. Только при сопоставлении свидетельств из других источников можно предположить, что он находился на южном фланге группы с частями бригады, которая в утренние часы вела бой с частями 7-й танковой дивизии в районе Спас-Коркодино.

По словам А. В. Егорова, командование группы намеревалось бросить танки 8-й танковой бригады в контратаку, но противник начал артподготовку, а потом появились немецкие бомбардировщики, и наши танки остались на месте. Основной удар авиация противника наносила вдоль дороги, ведущей на Рогачево. Затем последовала немецкая танковая атака. А. В. Егоров упоминает в своих мемуарах о легких и средних танках, которые двигались позади пехоты. О танках пишет также начальник штаба 58-й танковой дивизии, и даже называет их конкретное число (20 шт.)[29]. Исходя из того, что мы знаем о противнике, это не является большим преувеличением.

Здесь в районе Русино – Спас-Коркодино занимал оборону мотострелковый батальон 8-й танковой бригады. По свидетельству подполковника А. В. Егорова, позиция нашей мотопехоты была плохо оборудована в инженерном отношении. Как раз в этом направлении последовала вражеская атака. А. В. Егоров пишет о сотнях пехотинцев, атакующих тремя цепями, что примерно соответствует численности немецкого батальона. При этом огонь наших мотострелков кажется рассказчику слабым. Забегая вперед, скажем, что наш мотострелковый батальон потерял за весь день двух человек убитыми и трех ранеными (и отчитался об уничтожении взвода противника)[30], а противостоявший ему немецкий 37-й разведывательный батальон – одного убитым и трех ранеными[31]. Все это говорит о невысоком боевом напряжении.

Из записок А. В. Егорова следует, что всю тяжесть борьбы на этом участке выдерживала одна 8-я танковая бригада, но это не совсем так. В начале боя рубеж Русино – Спас-Коркодино занимали и части 58-й танковой дивизии с приданными ей 237-м, 120-м мотострелковыми полками и 118-м артиллерийским полком 107-й мотострелковой дивизии[32].

Одновременно с началом наступления немецких войск командный пункт 14-й моторизованной дивизии совершил передислокацию в Бирево. В 10.00 он был готов к работе на новом месте, и вскоре сюда поступило сообщение о резком изменении обстановки. Согласно докладам наблюдателей артиллерии, поддерживавшей 11-й пехотный полк, немецкая пехота была остановлена и лежала под огнем противника[33].

Это были солдаты 1-го батальона 11-го пехотного полка. Когда батальон после артподготовки приступил к атаке, то, по словам историка полка, молниеносно начался сильнейший вражеский оборонительный огонь из танкового и пехотного оружия, который принудил подходящие роты искать укрытия[34]. Так встретили атаку северной группы немцев танковые части группы Г. И. Хетагурова.

Из бронетехники, которая могла бы поддержать наступление, 14-я моторизованная дивизия имела самоходные штурмовые орудия и разведывательные бронемашины при батальонах. Этого было недостаточно для борьбы с «появляющимися в отдельности многочисленными средними и тяжелыми танками». Поэтому зенитному батальону было приказано вывести на позицию в расположение передовых частей 11-го пехотного полка тяжелую батарею зениток для борьбы с танками. Но это мероприятие было запланировано только на следующий день.


Наступление немецкой моторизованной дивизии. Район Клина.


После вступления в бой наших танкистов ход боя резко изменился. Наши войска сумели развить сильный огонь, что подтверждает и противник. Огонь танков велся из Гафидова и перелесков возле Бабаек. Из немецкого текста следует, что оборона наших войск была построена тактически грамотно и оказалась эффективной. Танки стояли на опушке леса на хорошо замаскированных и подготовленных огневых позициях и препятствовали продвижению пехоты вперед, так как имели отличный сектор обстрела. Поэтому немецкий батальон стал ждать прибытия штурмовых орудий, которые должны были занять позицию против этих танков[35].

После их прибытия командир 11-го пехотного полка оберст Шюрманн добрался до передней линии своих частей, чтобы лично сориентироваться. Он счел, что фронтальное нападение невозможно, и решил использовать для флангового удара 2-й батальон майора Лешке, направив его с юга от Русино[36].

Южнее, в полосе 7-й танковой дивизии, наступление немцев тоже «сначала только медленно продвигалось вперед против жестко защищавшегося противника (пулеметы, минометы, противотанковые орудия, танки). После уничтожения одного танка Т-34 и одной противотанковой пушки удалось достигнуть юго-восточной окраины деревни, уничтожить еще 3 танка и принудить не уничтоженные остатки противника к отступлению на северо-восток.

Около 12.00 первая цель наступления была достигнута»[37].

К полудню и на северном участке обороны обходное движение неприятеля вынудило наше командование отдать приказ об отходе. В 12.00 58-я танковая дивизия начала его выполнять. Ей было предписано отойти на новые позиции и 117-м танковым полком совместно с 58-м мотострелковым при поддержке своего артиллерийского полка оборонять Доршево, 116-м танковым полком с 237-м мотострелковым – Чумичево и 120-м мотострелковым полком – Воблово, Ивлево[38]. Но «отскочить» на новый рубеж обороны, сохранив порядок, не удалось.

«Пр-к, наседая на отходящие части, не дал 117 ТП и 58 МСП закрепиться в р-не Дорошево, Бутырки, части были атакованы с ю. з и зап. и отошли в р-н. Покровское.

Приданные части 107 МСД: 237 МСП, 120, МСП и 118 АП не заняли своего оборонительного рубежа, а в 15.00 25.11.41 г. проходили через Покровское на Рогачев. Начальником штаба дивизии эти части были задержаны и им было дано приказание занять оборону Пруды, Ивлево, но так как командиров частей и штабов при этих частях не было, то последние отошли в направлении Пруды и, как видно, ушли в тыл.

Ночной налет танковых частей пр-ка на Покровское не дал закрепиться частям 58 ТД на рубеже Покровского, и части отошли на новый рубеж обороны – Трехденево, фронтом на запад. Штаб 58 ТД – Васнево»[39].

Эти строки принадлежат перу начальника штаба 58-й танковой дивизии. Естественно, он пишет о том, что беспорядок имел место в частях приданной ему 107-й мотострелковой дивизии. Но беспорядок был и в частях самой 58-й танковой дивизии.

В журнале боевых действии 24-й кавалерийской дивизии отмечено, что в «районе ДОРОШЕВО 58-я тд, почти не оказывая сопротивления противнику, вышла из боя и отходила в направлении ПОКРОВСКОЕ, МИХАЛЕВО, оголяя левый фланг 24 кд, чем и достойно заслужила оценку Командарма 30, как позорно покинувшая фронт и оставившая без боя ДОРОШЕВО, ПОКРОВСКАЯ, ЧУМИЧЕВО»[40]. Этот эпизод отражен журналом в записи за следующий день, но в действительности, как мы знаем, он произошел 25 ноября.

После отхода наших войск, на южном участке, немцы заняли Спас-Коркодино, и части 7-й танковой дивизии оставив в захваченном селе 54-й мотоциклетный батальон в качестве прикрытия, устремились на восток.

Севернее на позиции группы Хетагурова продолжали наступать части 14-й моторизованной дивизии. В 13.00 1-му батальону ее 11-го пехотного полка при поддержке самоходных штурмовых орудий после упорного боя удалось ворваться в Гафидово. Под огнем немецкой артиллерии танки ушли с опушки леса. 2-й батальон 11-го пехотного полка находился с 12.45 в наступлении на Русино, 2-й батальон 53-го пехотного полка подтянули на плацдарм. Наступление 1-го батальона 11-го пехотного полка поддерживалось двумя легкими и двумя тяжелыми батареями, наступление 2-го батальона 11-го пехотного полка – двумя легкими и одной тяжелой батареей. Поскольку части нашей 58-й танковой дивизии исчезли с поля боя, остается предположить, что немцам пришлось сражаться в этот период времени только с нашей 8-й танковой бригадой.

Около 15.30 11-й пехотный полк, «встречая жесткое сопротивление», достиг опушки леса южнее Слободки и атаковал дальше в направлении Доршево. Первый батальон 11-го пехотного полка наносил удар с обеих сторон шоссе, 2-й батальон 11-го пехотного полка прошел через Бутиху. Атака полка значительно затруднялась сильнейшим налетом советской авиации. Немцы отметили, что многочисленные бомбардировщики и штурмовики наносили им существенные потери в людях и снаряжении. О деятельности же собственной авиации они говорят, как о практически незаметной.

Тем не менее, в 16.15 Исаково было атаковано с севера и с юга и занято 1-м и 2-м батальонами 11-го пехотного полка. В 16.55 полк уже отчитался в том, что с. Доршево захвачено, несмотря на ожесточенное сопротивление, усиленное многочисленными танками. Опушка леса восточнее Доршево была все еще занята сильными советскими частями, но командир полка рассчитывал достичь к ночи Покровского, чтобы рано утром 26 ноября приступить к охватывающему наступлению на Рогачево.

Примерно в это же время немцы должны были захватить и Петровку (деревня севернее Доршево), но в документах наших частей указано другое время. «Около 11.00 на участке 1-го эскадрона 56 КП (район ПЕТРОВКА) внезапно напали до батальона противника, эскадрон отошел в направлении НЕЧАЕВО»[41].

В 19.40 командир 11-го пехотного полка сообщил, что Покровское было взято 2-м батальоном этого полка в 17.45 после короткой жесткой борьбы.

В рассказе А. В. Егорова этот бой оказался растянут на два дня. По его словам 25 ноября немцы предприняли еще несколько попыток прорваться с Покровского на Рогачево, а на следующий день вновь продолжается борьба 8-й танковой бригады с танками противника на тех же рубежах. Возникает сомнение, что речь идет об одном и том же событии, но некоторые подробности его устраняют.

По словам А. В. Егорова в этом бою было подбито больше 10 танков противника. При этом отличились экипажи политрука Д. П. Ларченко, лейтенанта П. Н. Кулева, политрука Ф. Н. Ягликова и лейтенанта В. А. Астахова. «В этом бою погиб политрук Ф. Н. Ягликов, умелый политработник, храбрый воин»[42]. В списке потерь 8-й танковой бригады указана дата и точное место его гибели. Это произошло 25 ноября 1941 г. Политрук был убит снарядом в районе с. Доршево и похоронен в 700 м восточнее. Мотострелковый батальон 8-й танковой бригады согласно записи в журнале боевых действий отходил в этот день на Михалево и Садовую через Доршево. Похоже, что и остальные части бригады двигались по тому же маршруту.

Скорее всего, в рассказ о борьбе за Покровское А. Е. Егоровым вставлен эпизод из утреннего боя с 7-й танковой дивизией. Иначе объяснить обилие здесь немецких танков невозможно. Ведь в Покровское вошел батальон 14-й моторизованной дивизии, а 7-я танковая наступала параллельно южнее. Поскольку наши части не выполнили приказ о занятии обороны в Ивлево, немецкие танковые части двигались в оперативной пустоте и беспрепятственно достигли этого пункта.

«Образованный передовой отряд, состоящий из 1-й роты 25-го тп и 3-й роты 37-го рб, нанес удар – следуя перед 2-м батальоном 7-го сп – через Мишнево на Ивлево и занял этот населенный пункт, как и высоту 222,9. Одновременно нанесла удар посланная на восток разведка (2 дозорные группы) в направлении дороги Селино – Рогачево. Вследствие наступившей темноты они достигли только линии Аревское – Пруды.

В лесу 1 км северо-восточнее Ивлево установлены заграждения из деревьев. Посланная на юг разведка натолкнулась на обход многочисленных минных полей в местности южнее Селино, и одно минное поле, которое невозможно обойти, и была отозвана назад»[43].


Танк Т-26 в засаде. Зима 1941 г. Такие машины, а также танки БТ-7 состояли на вооружении 58-й танковой дивизии во время боев на Рогачевском направлении.


Результаты борьбы А. В. Егоров заносит в свой актив, поскольку немцам не удалось продвинуться дальше Покровского, но в действительности противник всего лишь выполнил задачу дня. С наступлением темноты 14-я моторизованная дивизия располагалась следующим образом: усиленный 2-й батальон 11-го пехотного полка – у Покровского, усиленный 1-й батальон того же полка – у Петровки, усиленный 2-й батальон 53-го пехотного полка – у Доршево, там же был размещен полковой командный пункт 11-го пехотного полка.

В 19.40 командование немецкой дивизии уже обсуждало с командиром 11-го пехотного полка перспективы на 26 ноября. Приказ корпуса о наступлении на Рогачево был получен около 18.00, и речь шла о выработке плана действий. Поскольку немцы считались с тем, что основное сопротивление будет по обе стороны шоссе на Рогачево, было принято решение о наступлении путем двустороннего охвата. Полку предлагалось начинать фронтальную очистку шоссе только одним батальоном, обоими другими следовало двигаться севернее и южнее. Артиллерия дивизии также была разделена на две группы: северная – 2 батареи тяжелых полевых гаубиц и 2 батареи легких полевых гаубиц; южная – 2 батареи легких полевых гаубиц и 1 батарея тяжелых полевых гаубиц.

Таким образом, дивизия на главном направлении имела три батальона. Это соответствовало одному полку. Слово «соответствовало» мы употребляем потому, что один из этих трех батальонов относился к 53-му пехотному полку, причем располагался между двумя другими, принадлежавшими 11-му. Понятно, почему командование дивизии усиленно добивалось возврата 54-го мотоциклетного батальона под свое начало. Как уже говорилось, это удалось, но батальон так и остался в тылу. Хотя он отстал на какой-то десяток километров, это не позволило вывести его в первый эшелон. То ли не хватало горючего, то ли дороги оказались забиты тылами других частей дивизии, то ли были приведены в негодность советскими войсками (скорее всего и то, и другое, и третье), но батальон преодолевал транспортные проблемы весь следующий день.

Немецкая дивизия имела еще один незадействованный батальон – 14-й разведывательный. Для него имелось особое задание: обеспечение северного фланга дивизии. Рано утром 26 ноября батальон должен был нанести удар на Чернеево, вести разведку против Рогачево – Яхромы (реки) – Ольсово, блокировать переправу через Сестру на северном фланге. В зависимости от ситуации он должен был нанести удар по дорогам, ведущим на север и северо-запад от Рогачева через линию Александрово – Чернеево. Батальон был усилен 2-й ротой 14-го моторизованного саперного батальона, самоходным штурмовым орудием 660-й батареи, 1-м дивизионом 643-го противотанкового батальона. И эта часть задерживалась с выступлением. Как уже упоминалось раньше, батальон должен был быть в районе Слободка – Нов. Деревня еще вечером 25 ноября, но застрял в Гафидове.

Южнее 7-я танковая дивизия тоже готовилась возобновить бой на следующий день. Боевая группа Мантейфеля должна была с утра выйти на участок Рогачевского шоссе на отрезке Новоселки – Ивановское и, приготовившись к дальнейшему удару, производить разведку в направлении от Новоселок и Ивановского на Малыгино и Телешово. То есть основным направлением действий были южное и юго-восточное. Поворота на север для помощи 14-й моторизованной дивизии не планировалось.

Когда поздним вечером 25 ноября 1941 г. командиры левофланговой группы войск 30-й армии подводили итоги дня, они не знали, что 14-я моторизованная дивизия уже получила приказ о дальнейших действиях на следующий день, и основной целью наступления было определено Рогачево. Но для наших войск и без этих сведений намерения противника были вполне понятны.

Командование левофланговой группы 30-й армии тоже занималось планированием операций на следующий день. Был разработан «ПЛАН обороны города РОГАЧЕВО в период борьбы на подступах города»[44]. Было намечено три рубежа обороны. Первый проходил по линии Петровка – Ивлево – Костюнино, второй – по линии Чешково – Покровское – Пруды – Аревское – Чайниково, и третий – по линии Поздняково – Трехденево – Ивановское – Садниково.

При этом части 58-й танковой дивизии подчинялись командованию 8-й танковой бригады. 107-я мотострелковая дивизия должна была «собрать остатки дивизии, свести в один полк. Прочно удерживать ЖИРКОВО, БОГДАНОВО. Не допустить уход отдельных людей в тылы и, собрав, направлять в свои части. КП – СОФРЫГИНО»[45]. Отдельный батальон Московской зоны обороны, продолжая оборонительные работы в Рогачево и прочно удерживая занятый рубеж, выделял заградительный отряд силою во взвод для борьбы с отдельными прорвавшимися группами автоматчиков.

В случае прорыва противника на восток 24-я кавалерийская дивизия, опираясь на Чешково, Нечаево, отм. 155,5 уничтожала противостоящего противника и обороняла рубеж отм. 133,6 – Нечаево – лес севернее Покровского. Отдельный батальон должен был, занимая прежние позиции, подготовить огнем контратаку 24-й кавалерийской дивизии, а 58-я танковая дивизия – подготовить контрудар в направлении Софрыгино – Богданово – Покровское. Одновременно совместно с 8-й танковой бригадой необходимо было удерживать рубеж восточная окраина Покровского – Пруды – Аревское – Чайниково и готовить контрудар в направлении Чайниково – Зуево – Пруды – Покровское. 107-я мотострелковая дивизия обороняла Жирково и Богданово.

На третьем рубеже обороны предусматривались активные действия почти всех частей группы. 24-я кавалерийская дивизия должна была атаковать противника совместно с 58-й танковой в направлении Чайниково – Зуево – Пруды – Покровское, а 8-я танковая бригада «объединяя действие 58 ТД ударом [в] направлении ЧАЙНИКОВО, АРЕВСКОЕ, ПРУДЫ, ПОКРОВСКОЕ окружить и уничтожить пр-ка.»[46]. 107-я мотострелковая дивизия тоже должна была контратаковать противника в направлении Богданово – Покровское. Только отдельный батальон призван был оставаться в обороне и поддерживать действия остальных частей огнем.

Нетрудно заметить, что для успешного выполнения этого плана надо было вернуть потерянные позиции. Ведь к вечеру 25-го ноября противник захватил часть пунктов не только на первом, но и на втором из намеченных рубежей. Поэтому утром 24-й кавалерийской дивизии предстояло, удерживая рубеж Трехсвятское – Чернево – Нечаево, овладеть Петровкой и закрепиться там. Этот удар следовало проводить в тесном взаимодействии с танковыми соединениями: 58-й танковой дивизией и 8-й танковой бригадой. Танкисты, в свою очередь, имели задачу овладеть Покровским, Прудами, Доршево, Чумичево, Ивлево и прочно закрепиться в этих пунктах, обеспечивая левый фланг с направления Воблово – Покровское.

26 ноября 1941 года

Петровка

Ночь на 26-е ноября для противника выдалась не такой спокойной, как предыдущая. Сначала немцы отметили активную деятельность разведывательных групп со стороны советских войск. В одном из поисков разведчиков отличился красноармеец Гоменюк, который «под селом Петровка… наскочил на разведку противника в количестве 7 человек и, пропустив ее, убил сзади 5 человек»[47].

Однако основные события развернулись ближе к рассвету. День начался с контрудара советских войск. Вот как он описан у немцев.

«С 5.00 противник пытается наносить удар с севера, востока и юго-востока на Петровку и окружить со всех сторон расположенный там 1-й батальон 11-го пехотного полка. Поддерживаемый орудиями залпового огня и минометами, враг снова и снова атакует Петровку несколькими волнами силой в роту – батальон. Все удары отражаются при высоких кровавых потерях для врага, уничтожается 1 танк»[48].

За деревню сражался 18-й кавалерийский полк 24-кавлерийской дивизии под командованием В. Г. Гагуа.

«В бою под селом Петровка 25.11.41 майор Гагуа образцовым руководством разгромил группировку противника, нанеся ему большие потери. В результате боя убито 150 и ранено 300 немцев. Несмотря на создавшуюся тяжелую обстановку, вследствие оставленного участка частями 58 танковой дивизии и выхода противника в тыл полка, личным примером храбрости вывел полк вполне боеспособным, сдерживая противника и нанося большие потери»[49].


Оборона с. Рогачево 26 ноября 1941 г.


Из донесения штаба 24-й кавалерийской дивизии следует, что Петровка была захвачена нашими кавалеристами: «18 КП. совершив ночной налет на ПЕТРОВКА, в 6.00 25.11.41 овладел ею, уничтожив до роты пр-ка. В 9.00, атакованный с фронта и фланга превосходными силами пехоты немцев, с боями отошел и в 12.00 занял оборону участка (иск.) НЕЧАЕВО, БОГДАНОВО, СОФРЫГИНО»[50].

Однако из приведенного ранее дневника боевых действий 14-й моторизованной дивизии можно заключить, что Петровка осталась в руках у немцев. Но и немецкие источники не столь однозначны. В истории их 11-го пехотного полка начало этого дня описывается так: «26.11 батальоны продолжили наступление. 11-й пехотный полк (моторизованный) выходил на позиции для атаки на Петровку»[51]. Следовательно, деревню пришлось утром брать снова.

Видимо, точно установить истину не удастся. Здесь мы наблюдаем случай, когда обе стороны имеют широкое поле деятельности в составлении победных реляций.

Произошедшее можно расценивать как один из тех фланговых ударов кавалерии, о которых пишет командир группы Г. И. Хетагуров[52]. Вряд ли он, несмотря на поставленную в плане обороны задачу закрепиться, рассчитывал, что кавалеристы удержат захваченную Петровку. Реальные возможности позволяли лишь нанести удар и отойти на исходные позиции вне зависимости от того, удалось ли перед этим захватить всю деревню, ее часть или какой-нибудь сарай на окраине. Во всех случаях задача считалась выполненной. В свою очередь, немцы тоже возвращались на свои прежние позиции (или никуда с них не отступали), и в этом случае доклад о том, что противник отражен, был правдой.

Но вернемся к полю боя. Из журнала боевых действий 24-й кавалерийской дивизии мы узнаем, что 4 танка 58-танковой дивизии, «приданные 18 кп, при овладении Петровка также действовали бесславно. Один из них, зайдя на минное поле, усеянное противопехотными минами, взорвал себе гусеницу и ведущее колесо (о существовании поля был предупрежден). Второй был подбит артиллерией противника, оставшиеся два, на одном из которых командовал начальник штаба 58 тд, бросили 18 кп под Петровка и самостоятельно ушли с поля боя в неизвестном направлении»[53].


П. А. Ротмистров, командир 8-й танковой бригады в период боев за Рогачево в ноябре 1941 г.


Сам командир этой группы, начальник штаба 58-й танковой дивизии излагает этот эпизод так: «…с 4 танками дошел до Петровка, атаковал его, но один танк был подорван на минах, второй сгорел, а последние два танка были заклинены и вести огонь после атаки на Петровка не могли»[54].

Поскольку немцы отчитались об одном уничтоженном ими танке, можно предположить, что подорвавшийся на минах был нашими танкистами эвакуирован.

Этот эпизод создает негативное представление о действиях 58-й танковой дивизии. Поэтому надо отметить, что командование Западного фронта оценивало ее вклад в оборону достаточно высоко.

«… отдельные части вели борьбу… до полного самопожертвования.

В качестве примера можно указать на действия Н-ской танковой дивизии. Она на Клинском направлении имела к началу боев полное количество танков. Действуя против войск 3-й танковой группы немцев, эта дивизия не только задержала продвижение противника, но и нанесла ему большое поражение, вследствие чего количество действующих танков на этом направлении у немцев значительно сократилось. Правда, и дивизия понесла большие потери, однако они были не напрасны – противник в процессе наступления получил ощутительный контрудар и выдохся»[55].

Не все части и не всегда действовали одинаково эффективно. Примером может служить 24-я кавалерийская дивизия. В одном из приказов по левофланговой группе есть и такой абзац.

«Отмечаю лучшую сторону организации боя в течение дня и переход на новый рубеж 58 танковой дивизии; в худшую сторону выделялась 24 кав. дивизия»[56].

И в дни боев под Рогачево в 24-й кавалерийской дивизии были эпизоды, которые можно охарактеризовать, как «дезертирство» и «самострел». Вот строки из другого приказа.

«а) красноармеец 2 эскадрона 18 КП Ч., будучи в обороне, 25.11.41 года в районе НЕЧАЕВО, при отходе с рубежа обороны бросил ручной пулемет и бежал с поля боя.

б) 25.11.41 г. во время обороны деревни ПОЧИНОК младший политрук 1-го эскадрона 56 КП А. бросил поле боя и бежал в лес. Впоследствии оказалось у младшего политрука А. ранена ладонь левой руки.

А. убыл неизвестно в какой госпиталь без осмотра и направления полкового врача»[57].

Теперь обратимся к вопросу о потерях нашего противника, которые, по данным наградного листа на В. Г. Гагуа, составили 150 человек только убитыми. А в целом, учитывая раненых, получается, что кавалеристы одним ударом вывели из строя половину немецкого батальона. Это очень значительный урон, поэтому приведенные в наградном листе цифры вызывают большое сомнение и, скорее всего, вымышлены.

Вряд ли эта цифра достоверна. Кто считал убитых врагов, да еще и ночью? Еще более непонятно, как удалось сосчитать раненых. Тех, кого немцы сумели вынести с поля боя, сосчитать было невозможно. Оставшиеся должны были перейти в разряд «пленные». В сорок первом году такое большое количество пленных было редкостью, и об этом непременно бы сообщалось отдельной строкой, а известие о подобном успехе могло докатиться до Верховного Главнокомандующего.

В мае 2010 г. поисковыми группами обнаружены останки 36-ти кавалеристов, погибших при этой атаке. Кроме того, в упомянутом подбитом танке остался убитый танкист, который был захоронен ранее, в 60-е годы. То есть речь идет, как минимум, о 37 убитых с нашей стороны. Атакующие войска теряют бойцов в три раза больше, чем обороняющиеся, и потери немцев можно оценить примерно в 12 человек убитыми. Число раненых обычно в 2–3 раза больше (как нетрудно заметить, в наградном листе число раненых – просто умноженное на два число убитых), то есть могло быть ранено еще 25–40 немцев.

Обход с севера

Согласно немецким данным, бой за Петровку завершился в 8.00. После этого инициатива полностью перешла к нашему противнику.

Сначала последовала реакция немецкого командования на события под Петровкой: «В 8.55 14-й рб (мот.) информируется о положении 1-го батальона 11-го пп. Батальону, который выступил в 8.50 ч. от Нов. Деревни, вновь приказано срочно нанести удар на Чернеево для разгрузки 1-го батальона 11-го пп»[58].

Этот удар выводил противника в тыл наступавших на Петровку кавалеристов. Видимо, это и был тот самый выход противника в тыл 18-го кавалерийского полка, о котором говорится в наградном листе на В. Г. Гагуа.

«До 10.15 батальону удается проникнуть в занятое противником Чернеево, после короткой борьбы взять населенный пункт и перевести батальон подручными средствами через ранее поврежденный противником мост.

Авангард батальона сразу ударил дальше в северо-восточном направлении на Александрово. Приданное батальону самоходное штурмовое орудие существенно облегчило взятие Чернеево»[59].

Одновременно «1-й батальон 11-го пп из Петровки наступает севернее шоссе на Нечаево. Несколько позже по времени полк намеревается выступать со своим 2-м батальоном по обе стороны шоссе на Рогачево. Это позволит 2-му батальону 53-го пп, двигаясь между ними, осуществлять зачистку вплоть до высоты Покровского»[60].

Бой за Нечаево продолжался несколько часов. Немцы отмечают упорную защиту деревни.

«Русские, поддерживаемые средними танками, проводили контратаки с различных направлений. Часто эти атаки приближали русских вплоть до 80 м к нашим линиям. Огневыми ударами самоходных штурмовых орудий русские танковые атаки отражаются. В упорном лесном бою 1-й батальон медленно продвигался вперед. После устранения сильного флангового огня из перелесков при Нечаево местечко было им захвачено. При этом пал лейтенант Виртц из 2-й роты, лейтенант Шпиллинг той же роты был ранен»[61].

В районе Нечаева занимал оборону 56-й кавалерийский полк, батарея которого под командованием лейтенанта В. А. Юдина[62], и вела тот сильный фланговый огонь, сдерживавший немцев. При этом отличился младший сержант И. Н. Каюдин.

«В 10.00 противник в составе двух батальонов пехоты с автоматами и в взаимодействии с артиллерией пустил в атаку свои войска. Орудийный наводчик комсомолец тов. Каюдин прямой наводкой, метко в упор расстреливал вражеских автоматчиков и отбил две вражеские атаки, уничтожил более взвода вражеской пехоты»[63].

Действия наших артиллеристов вынудили противника ввести в дело еще один батальон. По немецким источникам «в 14.00 Нечаево взято после жесткой борьбы 1-м батальоном 11-го пп. Так как этот батальон из перелеска южнее Нечаево обстреливается сильным фланговым огнем, полк распорядился, чтобы 2-й батальон 53-го пп выступил из местности у южного края Петровки на восток, очистил перелески южнее Нечаево и затем при Михалево снова поступил в распоряжение полка. Затем этот батальон должен нанести удар фронтально на Рогачево»[64].

Угроза с юга

В окрестностях Михалёва противник встретил упорное сопротивление, которое вынудило немцев отказаться от фронтального удара вдоль шоссе. В 12.10 «2-й батальон 11-го пп при дальнейшем продвижении на Михалево натолкнулся на более сильного противника с артиллерией и танками, и очень тяжело продвигается вперед. После взятия Михалева батальону будет позволено сменить направление на восточное в сторону южной окраины Рогачева»[65]. Видимо ситуация вызывала в штабе дивизии серьезное беспокойство. Иначе нельзя объяснить тот факт, что «la[66] дивизии намеревается сам ехать вперед ко 2-му батальону 11-го пп, чтобы лично убедиться в его продвижении вперед и времени смены направления этим батальоном»[67].

В районе Михалева оборонялась одна рота мотострелкового батальона 8-й танковой бригады (две других находились в районе д. Садовая) и батарея противотанковых орудий. Сюда прибыл для получения дальнейших указаний командир танкового полка бригады А. В. Егоров. Здесь он встретился с командиром бригады и командиром группы Г. И. Хетагуровым и узнал о необходимости вывода бригады из боя и отходе на следующий оборонительный рубеж. Еще до этой встречи А. В. Егоров успел побывать южнее Рогачева, где группу войск 30-й армии начали обходить части 7-й танковой дивизии.

Особенностью оборонительных боев на Дмитровском направлении, как мы уже говорили, было отсутствие у оборонявшейся группы войск 30-й армии локтевой связи на левом фланге с 16-й армией. Находясь под непрерывным давлением противника с фронта и под угрозой обхода, она вынуждена была откатываться на восток, ведя подвижную оборону, поскольку командование группы видело основную задачу в прикрытии Дмитрова.

Утром 26 ноября восточнее Ивлева немцы перешли в наступление силами 6-го стрелкового полка 7-й танковой дивизии. Осью движения было направление Аревское – Чайниково. В 12.30 2-й батальон 6-го стрелкового полка занял Новоселки, а в 14.00 1-й батальон того же полка вошел в Ивановское. Новоселки были заняты после непродолжительной борьбы. В момент перехода Рогачевского шоссе под удар немцев попала наша саперная часть, которая занималась фортификационными работами и не ожидала нападения. Немцы двигались, практически не встречая сопротивления. Из Ивановского они начали обстреливать южный фланг наших войск, отступавших перед 14-й моторизованной дивизией. Однако кроме этого действия противник не предпринимал никаких попыток продвинуться дальше на север вдоль Рогачевского шоссе. Немецкий батальон в Ивановском прикрывал с севера движение на восток 2-го батальона с приданной ему ротой танков. Эта группа выступила в 14.15 из Новоселок и, пройдя через Телешово, Голяди, Юркино, к 19.00 достигла Мисиново.


А. В. Егоров, командир танкового полка 8-й танковой бригады.


Расположившись на этой позиции, противник в 23.00 выслал три патруля на север для выяснения обстановки на шоссе Рогачево – Дмитров. Разведка установила, что Шульгино прочно занято советскими частями, а по дороге на Дмитров происходит движение транспорта с запада на восток. При этом интенсивность движения постепенно ослабевает.

Это означало, что советские войска покинули Рогачево. В тот момент, когда Рогачевское шоссе было перехвачено и возникла угроза окружения, командир левофланговой группы 30-й армии принял решение об отходе без санкции вышестоящих инстанций. Поскольку Хетагуров за это свое тактическое решение чуть не попал под трибунал, желание оправдаться сохранилось у него и спустя многие годы после войны. В своих мемуарах он говорит не просто об отходе при угрозе окружения, а о прорыве из окружения. Кроме того, даты, приведенные в этом источнике, не соответствуют действительности (продолжительность обороны растянута на несколько дней). Момент принятия решения об отступлении установить трудно. Видимо, это произошло около 14.00. Судя по немецким данным, во второй половине дня сила сопротивления наших войск заметно снизилась. В донесении 24-й кавалерийской дивизии, отправленном в ночь на 27 ноября, указано это же время.

«1. 24 КД с 14.00 26.11.41, атакованная превосходными[68] силами пр-ка, с ожесточенными боями вышла из боя…

2. 56 КП, обороняя участок ЧЕРНЕЕВО, ЧАШНИКОВО, ЖИРКОВО, в 13.30 подвергся ожесточенному налету артиллерии и минометов пр-ка и атаке до 20 танков и бронемашин с моторизованной пехотой в направлении ЧЕРНЕЕВО, ЖИРКОВО, КОЧЕРГИНО. 56 КП, героически сражаясь с пр-ком, медленно начал отход…

3. 18 КП, обороняя участок (иск.) ПЕТРОВКА, (иск.) ПОКРОВСКОЕ, (иск.) НЕЧАЕВО, в 14.00 под натиском превосходящих сил мотопехоты с танками и артиллерией начал выход из боя в направлении ТРЕХДЕНЕВО…

4. Управление дивизии с остатками бронеэскадрона с 20.00 в окр. ВАСИНО»[69].

Однако ориентироваться на 24-ю кавалерийскую дивизию не совсем правильно: она получила на отход индивидуальный приказ, который не касался остальных войск группы. Написанный от руки и сопровожденный грубо исполненной схемой обороны на новом месте, он гласил:

«По имеющимся данным противник будет пытаться выйти переправа Соревнование.

Приказываю:

1. Занять переправу канал Москва – Волга на участке пристань Соревнование – Надеждино.

2. Особое внимание обратить на переправу Соревнование…»[70].

Тем не менее, в середине дня 8-я танковая бригада и 58-я танковая дивизия тоже начали отступать, а немецкие войска – продвигаться вперед вдоль шоссе на Рогачево.

«В 13.15 Михалево берется после жесткой борьбы 2-м батальоном 11-го пп. Батальон еще при чистке деревни уничтожает многочисленные минные заграждения, 3 танка. Атака батальона сильно затрудняется многочисленными налетами штурмовиков вдоль пути наступления и бомбардировками даже отдельных автомобилей»[71].

«После того, как это место было взято, следующая атака была сначала отложена, так как подчиненные самоходные штурмовые орудия выбыли. Полковник Шюрманн появился в батальоне»[72].

Здесь же появился Ia из штаба дивизии. Дальше произошло нечто не совсем понятное.

«В 14.30 Ia при 2-м батальоне 11-го пп сориентировался лично в положении противника и добился после консультации с командиром полка поворота батальона на восток»[73].

От кого надо было добиваться поворота на восток? Видимо, командир полка возражал против этого решения, и консультации вылились в прямой приказ вышестоящего начальника.

Последний рубеж

Одновременно со взятием Михалево в штаб 14-й моторизованной дивизии поступило сообщение от разведывательного батальона. После взятия Чернеево в батальоне был получен приказ о нанесении удара на Александрово, а оттуда через северо-восточный край Рогачева – на Прожектор, чтобы блокировать мост юго-западнее поселка и предотвратить отход советских войск на восток.

Все эти амбициозные планы оказались нарушены довольно быстро, так как разведывательный батальон сделал маленькое географическое открытие. «В 13.20 14-й рб (мот.) сообщает, что нанесенной на карте дороги Чернеево, Александрово нет в наличии, и поэтому батальон из местности южнее Трехсвятское сворачивает на юго-восток через отметку 161,0 на Кочергино…»[74]. Впрочем, нельзя исключать, что немцы просто не нашли эту дорогу.

В промежутке между взятием Чернеево и получением приказа о дальнейших действиях батальон прогулялся до Трехсвятского и сообщил о том, что отразил попытку русского дозорного отряда перейти в этом селе через р. Сестру. Во время скитаний по лесным дорогам батальон не переставал выполнять свои разведывательные функции. Немцы обнаружили, что все мосты на Сестре уничтожены. С одной стороны это было огорчительно, но с другой снизило опасность сильного удара с левого фланга. Кроме того, было установлено, что Александрово и Усть-Пристань заняты советскими войсками.

Упомянутыми мостами занималась 24-я кавалерийская дивизия. «Мосты через р. СЕСТРА в р-не УСТЬ-ПРИСТАНЬ, ТРЕХСВЯТСКОЕ уничтожаются путем сжигания»[75]. Тем не менее, на отчетной карте 24-й кавалерийской дивизии за этот день обозначен немецкий танковый удар через Сестру с севера. Этого не могло быть хотя бы из-за отсутствия мостов, о чем дивизия сама и позаботилась. Видимо, впечатление об ударе сложилось у нашего командования в результате действий немецкого разведывательного батальона, который атаковал с северного направления и, как мы видели, поддерживался самоходным орудием. Появление этого батальона в неожиданном для самих немцев месте привело к корректировке их планов артиллерийской поддержки атаки.

«14-й ап (мот.), который массой поддерживает нападение 11-го пп (мот.), уведомляется об этой смене направления батальона, чтобы предотвратить обстрел собственных частей при Кочергино»[76].

После выхода к высоте 161,0 батальон очутился на открытой местности, и цель его наступления (район Прожектора) оказалась в пределах прямой видимости, но воспользоваться открывшимися перспективами и продолжить выполнение задания он не смог.

Преодоление рубежа Нечаево – Михалево и выход немцев к указанной высоте означали, что противник вошел в соприкосновение с гарнизоном Рогачевского оборонительного узла.

Перед тем, как рассказать о его действиях в этот день, вернемся к эпизоду у Трехсвятского, где по немецким данным они отбросили дозорный отряд. Похоже, что немцы в действительности имели дело с частью сил 18-й кавалерийской дивизии. Она должна была пройти через Трехсвятское в Рогачево до 8.00 утра, но задержалась и появилась позже. Причем это опоздание по всей логике борьбы было значительно больше, чем указано в приведенном ниже донесении дивизии.

«Выполняя приказ Командарма 18 кд головным полком (46 кп) в 10.00 26.11 подходит [к] АЛЕКСАНДРОВО.

Части, оборонявшие РОГАЧЕВО, к этому времени отходили, в частности 308 батальон и б-н особого назначения.

Под давлением пр-ка 46 кп перешел к обороне на участке: лес восточнее ПОЗДНЯКОВО, САРАЙ. К 18.00 26.11 подошел 135 кп. 97 кп на марше в р-не ТРЕХСВЯТСКОЕ был атакован танками и авиацией. До исхода 26.11 подразделения 97 кп кроме части штаба, батареи, химвзвода не было с 18 кд.

Положение 18 кд беспрерывно ухудшалось благодаря отходу пехоты и оставлению ей оборонительных р-нов. Не имея связи с Штармом, пехотными подразделениями, зная, что подразделения 24 кд отходят в общем направлении на канал Москва – Волга, 18 кд без 97 кп переходит ночью 26.11 к обороне на рубеже р. ЯХРОМА в р-не ПРОЖЕКТОР с задачей не допустить прорыв пр-ка в направлении ГОВЕЙНОВО и КУЛИКОВО»[77].

К моменту подачи этого донесения (10.00 29 ноября 1941 г.) в дивизии еще ничего не было известно о судьбе некоторых подразделений 97-го кавалерийского полка и его командира.


М. Д. Сиянин, в звании подполковника командовал 97-м кп 18-й кд.


«Два эскадрона, действовавшие с к-ром полка подполковником СИЯНИНЫМ 26.11.41 в р-не ТРЕХСВЯТСКОЕ, оторвались от остальных подразделений полка и дивизии. До сих пор местонахождение их неизвестно»[78].

Теперь попробуем синхронизировать данные противников. Немецкий 14-й разведывательный батальон столкнулся с нашей частью у Трехсвятского в промежутке между донесениями от 13.20 и 16.00. Если 46-й кавалерийский полк был головным в колонне дивизии и успел к 10.00 достичь Александрово, то у двух других полков оставалось еще несколько часов времени до того, как немцы могли перехватить их у Трехсвятского. Кавалерия движется значительно быстрее пехоты, и проскочить опасный участок они могли бы, даже если сделать скидку на растянутость колонн. Однако столкновение противников произошло.

Скорее всего, время выхода 18-й кавалерийской дивизии в район Александрова было более поздним, чем указано в ее донесении, где сообщается об отступлении наших частей практически в начале дня, что не подтверждают ни данные других наших частей, ни данные противника.

О существенном опоздании дивизии свидетельствует и прибытие 135-го кавалерийского полка в 18.00. Если 18-я кавалерийская дивизия прибыла в 10.00 (вместо 8.00), то это уже задержка, но не столь существенная, как 12.00 или 14.00. Понятно, что командование дивизии не стремилось афишировать столь явное невыполнение приказа.

Можно предположить, что события развивались следующим образом. Около 12.00 46-й кавалерийский полк прошел через Трехсвятское. Когда через Сестру переправлялся следовавший за ним 97-й кавалерийский полк, туда же вышел и немецкий разведывательный батальон. Удар противника разорвал полк на две части, одна из которых смогла проследовать по назначенному ей маршруту, а путь другой был прегражден. Хвостовая часть начала искать пути в обход противника ниже по течению Сестры. Следовавший за ним 135-й кавалерийский полк уже не застал противника в Трехсвятском, так как немцы ушли на юг к Рогачеву, и смог присоединиться к остальным частям дивизии и отойти вмести с ними за Яхрому. Мы не можем установить маршрута, по которому части дивизии попали в Александрово, где смогли узнать о приказе об отступлении. Возможно, дивизия переправлялась частью сил и возле Усть-Пристани, но с командованием левофланговой группы в этот день она так и не установила связи.

Что касается судьбы двух эскадронов, то они, по-видимому, счастливо выбрались из положения, в которое попали 26 ноября. Бывший вместе с ними командир полка подполковник М. Д. Сиянин[79], остался жив и был награжден в январе 1942 г. орденом за наступательные бои начала месяца, затем в том же году ранен, а впоследствии, уже, будучи полковником, за другие заслуги был представлен к званию Героя Советского Союза.

Вернемся к позициям, на которых находился Рогачевский отряд Московской зоны обороны.

У отряда было время, чтобы освоится на оборонительных рубежах. В течение 22 и 23 ноября произведена рекогносцировка местности, поставлена задача подразделениям и организована разведка. 25 ноября в Рогачево прибыло командование левофланговой группой 30-й армии и взяло на себя оперативное руководство имеющимися в наличии силами.

Рогачевский отряд опирался на подготовленные заранее укрепления, защищенные проволочными заграждениями и минными полями. Командовал отрядом майор А. И. Эпельград[80]. В целом по количеству пулеметов, минометов и противотанковых ружей эта воинская часть превосходила немецкий батальон моторизованной дивизии. Однако отряд был сильно разбросан, поскольку фронт обороны имел протяженность около 10 км. Его можно было удерживать, лишь заняв отдельные опорные пункты. Таковыми были: безымянная высота южнее Александрово, высота 161,0, Безбородово, Трехденево, Поповское, Назарово, Черных. Но эти опорные пункты не имели огневой связи друг с другом[81]. Вторым эшелоном обороны стал рубеж протяженностью около 3 км, проходивший по окраинам Рогачева и оборонявшийся истребительным батальоном Коммунистического района.

Однако это были не все силы, сосредоточенные в Рогачевском узле обороны. Еще 24 ноября сюда отошли остатки Клинского истребительного батальона с частями усиления. Туда была также направлена рота собак – истребителей танков[82].

С середины дня бойцы особого батальона могли наблюдать на западных подступах к Рогачеву отход через свои позиции частей группы Хетагурова. Это зрелище, конечно, не придало им бодрости. К тому же отступающие закрывали секторы обстрела и просто мешали. Это было следствием плохо налаженного взаимодействия, о чем прямо указано в истории боевых действий Московской зоны обороны. «Впереди действующие части 30-й армии начали отход через боевые порядки Рогачевского отряда, чем значительно стеснили его действия и надломили боевой дух отряда»[83].

Моментом начала боевых действий отряда указано время 11.00. Это противоречит сведениям о положении немецких войск, так как в этот период все атакующие части противника находились еще в нескольких километрах западнее линии обороны отряда Эпельграда. Таким образом бои Рогачевского гарнизона продолжались не 5–6 часов, как сообщает официальная история, а несколько меньше.

В наградных листах по крайней мере 14 бойцов батальона упомянуто, что они начали свой боевой путь, сражаясь под Рогачевым. И среди них есть люди, которые совершили героические поступки именно в этом бою.

Первой ротой батальона командовал лейтенант И. В. Герасимов. Его рота «имела задачу оборонять подступы к г. Рогачеву, блестяще выполнила эту задачу, сдерживая в течение 4-х часов натиск врага, во много раз превосходящего силой; огнем роты было уничтожено до роты пехоты противника»[84].

Видимо в самом начале боя отличился Н. С. Щекин: «В бою под Рогачевым взвод занимал оборону. Тов. Щекин с подчиненным ему одним красноармейцем имел задачу вести наблюдение за противником по шоссе. Когда было замечено появление 3-х мотоциклистов, тов. Щекин вступил с ними в бой, во время которого один вражеский мотоциклетчик был уничтожен»[85].

Санитар Г. И. Калякин «в боях под Рогачевым под огнем немецких минометчиков и автоматчиков перевязывал раненых, сохраняя жизнь бойцам»[86].

У д. Трехденево сражался В. М. Звездин[87]. «Будучи у деревни Трехденево, ефрейтор Звездин, тогда еще наводчик, уничтожил 2 миномета противника, которые вели ураганный огонь по нашей пехоте. Там же из своего орудия наводчик Звиздин уничтожил около 30 человек пехоты, которые стремились захватить его орудие. В связи с отходом пехоты, орудие тов. Звездина заняло новую огневую позицию, с которой расстреляло 2 танка».

А вот как действовал в бою еще один артиллерист, М. Т. Меркулов: «В результате у деревень Трехденево и Воронево в момент огромного напряжения боя, когда на подразделения шли несколько фашистских танков и велся сильный минометный и ружейный огонь, расчет орудия тов. Меркулова, подпустив их на 100–120 метров в упор, прямой наводкой уничтожил 4 танка. Это имело огромное значение. Там же орудийный расчет уничтожил 2 миномета»[88].

Отличился и подносчик снарядов И. Г. Федоров. «В боях за Рогачево тов. Федоров показал свое бесстрашие. Невзирая на ураганный минометный огонь и огонь автоматчиков, он быстро подносил лотки со снарядами и своевременно полностью обеспечивал орудие снарядами»[89].

Вполне возможно, что речь идет о расчете одного и того же орудия. У двоих награжденных присутствует эпизод с уничтожением минометов. Минометный обстрел упомянут и в третьем наградном листе. Это произошло под Трехденевым. Бой с танками, скорее всего, – другой эпизод, имевший место позднее под Воронево, которое находится в 20-ти км восточнее.

Бои гарнизона Рогачева продолжались недолго. Уже в 16.00 Рогачевский отряд Московской зоны обороны получает от Г. И. Хетагурова приказ на отход вдоль шоссе Рогачево – Дмитров на рубеж Бунятино.

На этот момент положение частей немецкой 14-й моторизованной дивизии выглядело так:

«2-й батальон 11-го пп, действуя против многочисленных отдельных танков и жесткого вражеского сопротивления взял, Копылово и повернул на восток в направлении Алешино.

1-й батальон 11-го пп овладел Софрыгино и Богданово и наступает с 14.45 ч. на Безбородово.

14-й рб (мот.) находится своими передовыми частями против сильного врага на полевых позициях по обе стороны высоты 161,0 (1,5 км северо-западнее Кочергино»)[90].


Общий вид танка БТ-7.


Примерно в это время М. И. Сурин, которому не сиделось дома, оказался вместе со своим приятелем на западной окраине Рогачева и наблюдал за действиями южной группы противника.

«Мы стали свидетелями продвижения немецкой колонны южнее Трехденево. Пешие стрелки врага двигались к кирпичному заводу за Лбовкой. Находясь на расстоянии около километра, они растянулись за косогором, охватывая Рогачево с юга. С нашей стороны по ним велся пулеметный огонь, но расстояние было большим, а рельеф местности скрывал врага. Немецкая артиллерия быстро вычисляла наши пулеметные гнезда и накрывала их огнем, так что пулеметчикам приходилось часто менять позиции».

Затем ребята были увлечены общим потоком отступающих в сторону Рогачева.

«Среди отходящих красноармейцев было много раненых, которых везли на телегах, но были и пешие, передвигавшиеся самостоятельно. Мы с приятелем оказались в этой колонне, и у нас на глазах, один из бойцов, раненый в руку, потерял сознание. Все бинты на его правой кисти пропитались кровью. От потери крови боец окончательно обессилел. Он нуждался в отдыхе и обработке раны. Подхватив под руки, мы смогли довести его до центра села. Двигаясь по Красногвардейской улице к площади, мы ощущали давление немцев. Их артиллерия усилила огонь…».


Детали брони танка, найденные у д. Петровка.

Отход

Когда началось отступление наших войск, продвижение противника ускорилось. Историк немецкого 11-го пехотного полка так описывает этот момент.

«После того, как роты пополнили свои боеприпасы, они могли приступать к возобновлению наступления на Безбородово. Посредством самоходных штурмовых орудий огонь с флангов был исключен. Многочисленные бетонированные убежища были взяты штурмом. Они были заминированы и защищены проволочными заграждениями. Были захвачены совершенно новые минометы и противотанковые мины английского производства»[91].

Во 2-м батальоне 11-го пехотного полка «командир полка продвигался с 6-й ротой. Во время молодецкой атаки находящееся под минометным и ружейно-пулеметным огнем открытое пространство было преодолено. После короткой борьбы вражеские гнезда были ликвидированы. 6-я рота, гоня перед собой бегущего противника, сразу без остановки проникла вплоть до юго-западной части Рогачево. Батальон смог подтянуться всей массой»[92].

Факт неустойчивости наших бойцов на этом участке отмечен и в отечественных источниках. «Особенно сильный нажим противник произвел на левый фланг отряда на участке Рогачевского истребительного батальона. Истребительный батальон начал отходить на север, но своевременно принятыми мерами был остановлен»[93]. Единственное, что вызывает сомнение, это принадлежность отходивших частей. Ведь истребительный батальон должен был находиться на второй линии обороны.

«До 17.00 передние части 2-го батальона 11-го пп (мот.), наступающие от Алешино, продвигаются вперед, на южный край Рогачево, 1-й батальон 11-го пп достиг сначала северо-западной окраины Рогачево, и 14-й рб (мот.), который взял после разгрузочного нападения 1-го батальона 11-го пп Кочергино, проникает также с севера в город. Части разведывательного батальона наносят удар через Васнево на мост при Прожекторе. 2-й батальон 53-го пп приступает к очистке шоссе от Богданово на Рогачево.

В 18.15 адъютант 11-го пп (мот.) сообщает, что 1-й батальон 11-го пп пробил северную часть Рогачево и взял населенный пункт Василево, лежащий в 1 км восточнее Рогачево, 2-й батальон 11-го пп проник со 2-й ротой в южную часть города. В результате город взят!»[94].

Немцы отчитались о взятии 120 пленных, двух подбитых танках и захвате бесчисленного количества оружия. Наличие такого числа пленных косвенно подтверждает свидетельство С. И. Лаврова[95]. Он вспоминает, что вскоре после прихода немцев через их деревню Темново провели колонну пленных численностью около ста человек. Среди солдат, одетых в шинели, выделялось несколько в черной форме и шлемах. С. И. Лавров запомнил этот факт, потому что один из бойцов, переговорив с охраной, отделился от колонны, забежал к ним в дом и попросил чего-нибудь съестного. Мать нашего свидетеля дала солдату хлеба, предложила остаться и где-нибудь спрятаться. Но танкист сказал, что если он не вернется, то всех остальных расстреляют, и побежал вслед за колонной. Возможно, и этот, и остальные танкисты в колонне были бойцами из частей группы Хетагурова, в которой и была сосредоточена основная масса наших танков на этом участке фронта. Их могли вести на запад окольными дорогами, чтобы не создавать помех на основных магистралях.

У себя дома в Богданове видел одного нашего пленного солдата и Ю. В. Колосков[96].


Приказ командующего левофланговой группой 30-й армии на отход от Рогачева 24-й кавалерийской дивизии.


«Немцы праздновали победу, пили шнапс и жрали наших кур. Потом привели пленного красноармейца и оставили его в сенях. Матушка наша, сердобольная женщина, принесла ему хлеба и молока, но немец запретил кормить пленника. Перекинувшись несколькими фразами с бойцом, мы поняли, что он из Брянска. Еще он сказал: «Все равно сбегу!» Матери было жалко солдата, и положив хлеб в старую телогрейку, она устроила ему место ночлега на полу. Ночью снова был шум, немцы кричали: «Рус капут!» Утром мы узнали, что пленный сбежал. Перехитрив часовых, он выбрался из нашего хлева через соломенную крышу».

Скорее всего, в плен попали бойцы отряда МЗО[97]. Они последними получили приказ на отход, который должен был дойти до всех изолированных участков периметра обороны. Поскольку радиосвязь отказывала, управление подразделениями батальона осуществлялась в основном с помощью делегатов связи, и оперативностью не отличалось.

«В силу растянутости фронта, затруднялось управление боевыми единицами. Бой велся фактически отдельными очагами сопротивления, а управление боем носило форму общения командира и штаба с подразделениями. Штаб, естественно, не обеспечивал управление боем»[98].

Надо помнить, что почти все подразделения находились в соприкосновении с противником. Не исключено, что некоторые гарнизоны опорных пунктов оказались в окружении. Такое свидетельство мы имеем еще в одном наградном листе.

«Тов. Осадчий, будучи пом. командиром взвода, героически отстаивал участок обороны под г. Рогачевым. В самые опасные моменты появлялся сам и лично руководил действиями отдельных групп. Взвод попал в окружение большой группы фашистов, пулеметным огнем и гранатами прорвал вражеское кольцо и вместе с командиром взвода вывел взвод вместе с мат. частью из окружения»[99].


Места погребений воинов 58-й танковой дивизии в районе Доршево и Петровки.


Из окружения пришлось выходить и частям 18-го кавалерийского полка, который будучи на самом западном фланге группы оказался и в самом сложном положении. Как видно из уже цитировавшегося наградного листа, его командир справился с этой задачей. Надо отметить, что на следующий день, 27 ноября 1941 г., о судьбе Гагуа командованию дивизии еще ничего не было известно[100].

А вот начальник политотдела 24-й кавалерийской дивизии никакого окружения не заметил.

«Я шел среди последних отступающих бойцов дивизии, со мной был помощник по комсомолу Стояновский. Город был пуст, на площади горел наш легкий танк, и в нем с грохотом рвались снаряды. Мы обошли его стороной, и тут в конце улицы появились немецкие мотоциклисты. Наши бойцы дали по ним несколько выстрелов, немцы слезли с мотоциклов и перебежками начали наступление от дома к дому. За нами шла небольшая группа бойцов, они обстреляли немцев, и те прекратили преследование. Стало темно, стрельба затихла»[101].

Таким образом, отдельные подразделения и одиночные бойцы в окружение попадали, но полного окружения всей нашей группы войск и прорыва из него, о котором пишет Г. И. Хетагуров, не было. Нет подобной информации и в немецких источниках.

Мы видели, что немецкому 14-му разведывательному батальону не удалось выйти к мостам на Яхроме и перекрыть путь отхода по дороге Василево – Прожектор. Только после взятия Василево по ней выдвинулась в восточном направлении одна рота.

Поэтому отступающие страдали только от огня противника. М. И. Сурину, несмотря на дневные впечатления, не верилось, что немцы быстро займут Рогачево и он задержался в Василево до сумерек. Ему пришлось «уходить с последними обозами уже под минометным огнем врага, обстреливающего нас из Васнева. И даже не уходить, а убегать. В этой колонне были и рогачевские партизаны из отряда Птицина».

Другой путь отступления (через Подвязново) тоже продолжительное время оставался свободен. Сюда должен был выйти немецкий 54-й мотоциклетный батальон.

Это задание было передано по телефону около 13.00, но батальон оказался в Покровском лишь в 18.30, после преодоления многочисленных дорожных трудностей. И только тогда в журнал боевых действий занесено, что он нанес удар на Подвязново. Однако в тот момент в Рогачево уже вошли другие части дивизии, и движение батальона происходило большей частью по тылам своих же войск. В 21.00 54-й мотоциклетный батальон сообщил о занятии Подвязново. При этом столкновений с нашими войсками он не имел. Следовательно, на этом участке из окружения никто не пробивался.

Вот как описывает приход немцев в Подвязново Е. Г. Спиридонов.

«Фронт приближался к Рогачево, были слышны залпы пушек. В один из дней, когда уже смеркалось, начался отход советских частей через Подвязново. Немного танков и тягачей с пушками, длинные колонны пеших солдат и конные обозы – все это двигалось по направлению к Дмитрову. Мы выбегали к дороге и смотрели на многочасовой отход, не понимая, что нас ожидает. Потом наступила ночь, последняя ночь без оккупантов.


Танк БТ-7, подбитый в Рогачеве 26 ноября и простоявший до дня освобождения. Кадр из документального фильма «Разгром немецких войск под Москвой».


Наутро, как только рассвело, в деревню вошли немцы. Это была колонна автотранспорта, мотоциклы и грузовики. Немцы разошлись по избам и везде искали: «Рус, зольдат?»

Этот рассказ подтверждает, что отход наших войск происходил беспрепятственно довольно продолжительное время. Никакого боя при этом не было. Хотя немцы появились в деревне еще вечером, некоторые из жителей не сразу это обнаружили. Как бы ни был поспешен отход группы Хетагурова, она делала все возможное для разрушения мостов и дорог перед неприятелем. Планируя свои действия на следующий день, противник отмечал, что для продолжения наступления необходимо провести за ночь перегруппировку артиллерии, но требуемое перемещение батарей до района Подвязново невозможно, так как все мосты у Копылово, Рогачево и Подвязново (и внутри них) были разрушены, а объездные дороги заминированы. На устранение препятствий были брошены все силы 14-го саперного батальона.


Страница журнала боевых действий немецкой 14-й мтд за 26.11.41 г. с записью о взятии Рогачева (17.15).


Итоги дня 26 ноября противник расценивал как большое достижение. Командир корпуса выразил свою признательность за этот успех сначала по телефону, а потом и лично, когда прибыл в штаб дивизии на следующий день. В журнале боевых действий 14-й моторизованной дивизии отмечено, что при борьбе западнее Рогачево пришлось иметь дело с «жестким вражеским сопротивлением», но эти слова не вяжутся с указанным немцами числом собственных потерь. Из истории 11-го пехотного полка мы узнаем, что «потерями этого боевого дня были один павший офицер и ранены 1 офицер, 5 унтер-офицеров и 31 рядовой. Военные трофеи были значительны»[102]. Правда, нам неизвестен урон других частей 14-й моторизованной дивизии. Потерь 11-го пехотного полка у немцев набирается как раз на один взвод. Получается, что все они понесены в результате стрельбы всего одного нашего орудия (вспомним наградной лист, который мы цитировали раньше). И это за целый день боя, иногда упорного! Причем речь идет о том самом полку, 1-й батальон которого отбивал утром атаку на д. Петровка. Конечно, можно выразить сомнение в точности немецких данных. Соотношение убитых и раненых 1:37 весьма необычно.

Что касается ущерба, нанесенного советским войскам, то упомянутые два подбитых танка принадлежали 58-й танковой дивизии. В списке потерь ее бронетехники зафиксировано пять танков БТ-7. Но, видимо, три из них записали на свой счет другие немецкие части. По спискам погибших в советских соединениях можно насчитать 14 человек убитыми. Пока удалось найти данные только по 8-й танковой бригаде, 58-й танковой дивизии, по командному составу 24-й кавалерийской дивизии. Нет данных и о потерях, которые наверняка понес Рогачевский отряд Московской зоны обороны.

Его командование отчиталось в уничтожении 11 немецких танков (четыре из которых подорвалось на заграждениях), двух автомашин и двух взводов автоматчиков. Это довольно скромные и вполне реалистичные цифры, если поделить число танков (или того, что было принято за них) на два. Правда, говорить с уверенностью о полном уничтожении всей этой бронетехники нельзя. Большая ее часть довольно быстро ремонтировалась. Так, при подрыве на мине часто достаточно было заменить разрушенные траки гусениц.

Отойдя от Рогачева, группа Хетагурова оказалось разделена поймой р. Яхрома. Севернее реки отошли кавалерийские дивизии и основные силы 58-й танковой, а южнее – 8-я танковая бригада и части Рогачевского отряда МЗО. На следующий день они приняли на себя оборону Дмитрова.