«Полотно Мирозданья бесконечно!
Там, где обрывается красная
нить – узелок и снова шелковая пряжа судьбы!
Там, где наступает конец, открываются
врата, ведущие к новым испытаниям.
Ничто не обладает исходом, но все
имеет начало!»
Алое солнце окрасила ядовито-зеленую листву Круанского леса в медные и рыжие оттенки. Багровые облака лениво уплывали за горизонт, готовясь к сладкому сну, что обещал яркий закат.
Огромным черным пятном над кронами древ кружил аскалионский ворон, стремясь отыскать путь к столице эльфийского государства. Он летел уже два дня без передышки, а Шпилей и куполов Морена все было не видать.
Выбившись из сил, Карро опустился на крепкую ветвь высокого бука, давая возможность крыльям отдохнуть. Все тело птицы ныло от усталости, но он знал нельзя останавливаться. Он должен попасть в Цитадель, дабы донести до ушей Эуриона худую весть – Псилон жив и прячется в Мендарве.
– Вот незадача! – проворчал ворон, пытаясь сквозь гущу зелени разглядеть землю. – И как у чародеев, да впрочем, у всех этих двуногих получается не сбиться с пути? Хотя в этом лесу остроухих, пожалуй, даже самый опытный следопыт заблудится. Не знал бы, что это владения эльфов, подумал бы, что попал к гномам или гоблинам, обитающим в подземельях! Надо было изучить досконально карту. Но, кто мог предположить, что мне продеться отправится в путь из Мендарва? Ох, если я не вернусь вовремя, Ноэл мне устроит разгоняй, что я девчушку одну оставил.
Ворон дернул головой, пытаясь сбросить оковы сна, что стремились опутать его разум свинцовыми цепями.
– Не спать! Нужно не только добраться до Асклиона и вернуться обратно в Дубки, требуется еще разработать речь. Как я объясню Великому Магистру, что оказался в Мендарве? Хотя не велика проблема. Я ворон, где хочу, там и летаю! Я не эльф и не маг, чтобы бояться приспешников Тарумона…
Последние слова ворон произнес медленно, тягуче, заплетающимся языком.
– Не спать… Нельзя… Нужно лететь в Морен, в Цитадель…
Но усталость взяла вверх над птицей. Даже самым выносливым пичугам требуется отдых и пополнение запасов энергии. Если бы Карро был чародеем, он бы нашел способ обмануть усталость. Но Карро был хоть и необычной птицей, но все же птицей, которая нуждалась в передышке после долгого пути.
Вскоре над кронами леса раздалось тихое похрапывание. Ворон утонул в крепких объятьях сна.
А в нескольких милях от дерева, где прикорнул аскалионский гонец, гном-кузнец, шагнул из портала в небольшую эльфийскую деревушку, прячущуюся под сенью круанских древ. Обычно дворфы предпочитают путешествовать пешком. Вот только в этот раз Торбор повстречал двух эльфийских чародеев, направляющихся в Элвер. Маги намеривались сделать короткую остановку в деревеньке и предложили гному воспользоваться иллюзорными вратами, что создали за несколько мгновений.
Эльфы накупили припасов и обзавелись скакунами, предпочтя продолжить путь верхом, без магических фокусов. Вскоре маги скрылись в пыли лесной тропы, а гном направился в любимою корчму, где намеривался сегодня вечером осушить как минимум бочонок эля и несколько бутылок какого-нибудь крепкого пойла. У него был весомый повод для этого. Огненный ливень в Мендарве, да исчезновение Годфри печалили его и не позволяли беспечно работать. А мечи и наконечники стрел сами себя не выкуют! А Торбор не мог притронуться ни к молоту, ни к наковальне, ни к печи. У него все из рук валилось. Даже беседы с Хромом, не могли унять тревогу в душе. Дендройды не пьют хмельного, а для гномов чарка эля, бальзам от душевных ран. Вот дворф и решил отправиться в Зеленую лужайку, чтобы посидеть в трактире и под трели менестреля упиться, как боров, отведавший виноградного жмыха, что не в то корыто выбросил нерадивый хозяин.
– Es’erkhalo, – пробурчал гном, распахнув дверь таверне «Рассветная лань».
В зале было немноголюдно. Бард, что-то бренчал у камина. Двое эльфийских лучников о чем-то тихо беседовали за столом, уминая жаркое да овощи и сдабривая сытный ужин темной деревенской бражкой. А Лайнерис, хозяйка корчмы, протирала глиняные миски, наслаждаясь звуками лютни.
– Strafa’ero, – улыбнувшись, произнесла она, глядя на хмурого Торбора, который в несколько шагов пересек главную залу и тяжело опустился на деревянный табурет у прилавка.
– Гектонского эля или медового пива? – поинтересовалась трактирщица, повесив тряпку на сук сухого дерева, что служил сейчас опорой для столешницы, под которой хранились всевозможные припасы: от овощей до бочонка с вином.
– Пинту барбарисовой настойки, – проворчал гном, стараясь не смотреть в глаза эльфийки.
– Кружку настойки? – удивленно вздернув тонкие брови, переспросила трактирщица, – Вероятно, ты подразумевал чарку?
– Пинту и не каплей меньше, – отрезал гном, нахмурившись.
– Торбор сегодня крайне злой, Торбор не попадет домой. Торбор отправился в кабак, чтобы напиться на пятак! – Грейго, полное имя которого было Грейстагос Аервес, закинув лютню за спину, бесшумно опустился на табурет рядом с дворфом. У эльфа было весьма годное настроение, раз он решил подшутить над гномом.
– У меня нет желания веселиться, бард, – буркнул Торбор и разом осушил кружку, поставленную перед ним Лайнерис.
– Среди человеческой расы ходит молва, что хорошая песня способна излечить, не только душу, но и физические раны. Я могу спеть, мой друг и грозовые тучи уйдут с горизонта, а небосвод настроения посветлеет. Может старая гномья баллада развеселит тебя?
Торбор недвусмысленно хмыкнул и взглянул исподлобья на менестреля.
– Ты решил, что я убрался из Дамдо для того, чтобы слушать по вечерам в трактире арии про штольни?
– Нет, – расцвел эльф, довольный, что ему удалось завладеть вниманием дворфа. – Мне просто показалось, что тебя мучает ностальгия по родному краю.
Торбор оглядел таверну, где за столами прибавилось посетителей, которые звонко смеялись и наслаждались пряным элем.
– Поете, веселитесь, в то время как ваши родичи гибнут неподалеку и возносятся к звездам. Ни о чем не заботитесь, а в сотнях милях Мендарв утопает в огне. Да что же вы за народ такой?! – голос Торбора звучал тише подземного ручья, что скрыт за твердыней скал, но Грейго и Лайнерис услышали его слова.
– Кто погиб и почему Страна людей горит? – неуверенно вопросила трактирщица.
– Ты пьян, Торбор? До нас не дошла весть о чьей-то гибели? А если Мендерв полыхает, то поделом ему. На просторах людского королевства мы не в почете, так почему же эльфы должны переживать за мендарвцев, когда те истребляют нас почем зря?
– Эх, пустое с вами говорить, – вздохнул гном, махнув рукой. – Лайнерис, повтори, будь добра, – Торбор протянул кружку эльфийке. – А ты, бард, спой что-то воодушевляющее, что-то про великих героев, про горячие сердца, что ведут сражения за справедливость.
Грейго улыбнувшись, кивнул и снял лютню со спины, приготовившись пробежаться пальцами по струнам.
– Нет, бренчи, но не здесь. Я воспринимаю твои песни лишь, когда ты не орешь мне в ухо своим девичьим голоском! – предостерег гном менестреля. – Пересядь. К камину, где твое излюбленное место.
Эльф звонко расхохотался, но не стал спорить с дворфом. Он в одно мгновение оказался на подоконнике возле пылающего очага, и его тонкие пальцы заскользили по серебряным нитям инструмента.
– Вот это другое дело, – кивнул гном и, отпив из кружки скривился. – Пора тебе менять поставщика, Лайне, этот явно из разных бочек разливает!
Алым плащом, укрываясь в ночи.
Алым рассветом по утрам умываясь
Сердце во мраке упорно молчит
Не сожалея, не плача, не каясь.
Павшим героям не вспыхнут костры.
Души подхватят длани Найгари.
Ни похорон, ни гробов, ни хвалы,
Лишь Инайрлана туманные дали.
Там где прольются слезы и кровь,
Звездами Флийры вспыхнут бутоны.
Мы позабыли слово «любовь»!
Мы внемлем брани, крикам и стонам!
Павшим героям нет места в легендах.
Смерть, как призванье и выбор судьбы
Мы не забудем касание ветра,
Но мы не вспомним имя любви…
– Достаточно!!! – стукнув кружкой по столешницы, воскликнул гневно Торбор. – Еще один куплет, бард, и я клянусь чешуей всех Лауров, что собственноручно утоплю тебя в винных запасах Лайнерис! Ты чего удумал, остроухий? Добить меня? Что за похоронный гимн ты тут поешь?
– Ты же просил произведение про героев, – недоуменно протянул эльф, пытаясь найти поддержку в лицах сородичей, сидящих за столом. Но те отвернулись, видимо не только гному опостылела эта песня.
– Если я просил про героев – это не значит, что хочу слушать элегию о битве Светлоликих с чародеями. Ты бы еще балладу об осколках Тайдарин затянул, что бы мы за час утопили весь Круан в слезах! – продолжал ворчать гном, значительно понизив тон. – Когда я подразумевал берсез о храбрых войнах, я думал, ты затянешь что-то воодушевляющее. По мне уж лучше слушать рапсодии про Мальбора Одноухого, что ударом молота, мог прибить сотню сгизк за раз, чем это нытье!
– Тебе не угодишь Торбор! – отложив лютню, выпалил обиженно Грейго, – то ты про гномов слушать не хочешь, то про эльфов. Не знал бы я, что ты дворф, в жизни не поверил бы, что мы с тобой родичи!
– Лесная дриада тебе родственник, остроухий! – не остался в долгу кузнец. – Гномы и Светлоликие, хоть и имели кровные связи с Мрачными в прошлом, но это когда было то? Когда горы Инайрлан были холмами, леса – травой, а моря лужами?
Глаза барда заблестели от гнева. Еще немного и казалось, он бросится на бородатого гнома, что переходил все границы дозволенного. Но к счастью потасовки удалось избежать.
Дверь трактира распахнулась, и на пороге возник Фарнор, охотник. Его медные волосы, собранные в хвост взмокли, видимо эльф спешил в корчму, дабы похвастаться своей добычей, которую держал в правой руке. Торбор прищурился, и ели сдержал возглас удивления, дабы не выдать себя. Рука Фарнора сжимала за огромные лапы ворона, что повис верх тормашками и не подавал признаков жизни.
– Es’erkhalo! – воскликнул охотник, тряся вороном в воздухе.
– Это что за падаль ты мне приволок в трактир? – вместо ответного приветствия возмутилась хозяйка таверны.
Эльф быстрым шагом подошел к прилавку и водрузил на столешницу птицу. Лайнерис брезгливо поморщилась, отступив назад.
– Это аскалионский ворон! Я нашел его неподалеку отсюда всего в нескольких верстах.
– Я вижу, что это ворон, причем мертвый. Убери его сейчас же с моей стойки…
– Он живой, – внезапно вмешался в разговор гном, внимательно оглядывая бесчувственного Карро. – Спит бедолага, крепким сном.
– Фарнор, убери этого дохлого или спящего ворона, я не стану повторять, – в голосе Лайнерис звучала угроза.
Гном не дожидаясь действий охотника, сгреб птицу в охапку.
– Я его заберу. Ваша неприязнь к чародеям и всего что их касается, иногда туманит вам разум, – буркнул гном. – Он живое существо, пусть и якшающееся с магами, но живое. Вы эльфы – дети земли, и должны помогать природе, а не морщится при виде несчастных птах, что прислуживают аскалионцам.
– Ты бесспорно прав Торбор, – кивнул охотник, – Но маги слишком много зла нам причинили, и отношение к ним оправдано. Вдруг эта птица шпион!
– Ага, тогда я тролль из Ледяных владений!
– Я не желаю слушать распри в своем трактире. Унеси его отсюда Торбор. А ты Фарнор прежде чем нести в корчму свою добычу соизволь поинтересоваться моим мнением. – эльфийка явно не была восторге от ситуации.
– Идем, кузнец, – похлопал Фарнор дворфа по плечу. – Сегодня переночуешь у меня, Лайне вряд ли сдаст тебе комнату, если ты решишь притащить туда эту пичугу.
– Не сдам, – потвердела трактирщица. – Аскалионцам нет места под моей крышей, даже если сам Великий Магистр пожелает здесь остановиться.
Дворф неодобрительно проворчал себе что-то под нос, одарив Лайнерис осуждающим взглядом и в сопровождение охотника покинул «Серебристую Лань» под всеобщее молчание.
Круанский лес шептал. Его сплетенные между собой ветви тихо поскрипывали, шелестя листвой, что порождала слова на древнем языке Первородных. Лишь посвященные могли понять вздохи ветра, и плачь широких крон, но маленькому серому гоблину, пробирающегося в сумерках по чащобе шум леса не говорил не о чем. Деревья вечно что-то бормочут, как впрочем, и реки, и скалы, и трава.
– Злые и противные гоблины… вонючие и лживые… предатели и лицемеры… – бубнило низкорослое существо в потрепанной меховой жилетки и рваных шароварах, заправленных в грубого покроя сандалии, перебираясь через витиеватые корни могучих кленов и дубов. – Мерзкие гоблины оклеветали Руфи, возвели на него напраслину! Верещали, как тогунские свинки: Руфи – вор! Руфи – разбойник! А в чем провинился Руфи?
Гоблин остановился и, опустив плечи да понурив голову тяжело вздохнул, глядя на сочную траву, круанского леса, окрашенную всеми оттенками вечерних сумерек.
– Столько шума и оскорблений из-за одного старого гребня, что Руфи нашел в канаве… Кусок гнилой деревяшки – и Руфи в изгнание! Плохие гоблины, злые и несправедливые!
Маленький гоблин уже не один месяц бродяжничал по просторам Большой земли. Куда бы он ни подался, всюду его гнали в шею. Никто не любит гоблинов и поделом. Эти мелкие негодники неспроста заслужили дурную славу. Жители Крока промышляли разбоем воровством, обожали злобно подшучивать над мирными крестьянами да пастухами. Лишь к солдатам и чародеям Серые гоблины не совали свой крючковатый нос.
В Круане Руфи впервые почувствовал себя в безопасности. Эльфы не обращали внимания на маленького гоблина, и не верещали, как девицы, увидевшие голого мужика в бане. Руфи даже сходило с рук мелкое воровство. То яблоки стянет из сада, то бутылку сидра из открытого амбара. В большие города заходить гоблин страшился, а по деревенькам странствовать было одно удовольствие. Ему даже удалось однажды переночевать в настоящей постели, чистой и белоснежной, не то, что гоблинская постилка из коры, да колючий матрас из трав. Мягкая перина, нежные простыни. Руфи впервые в жизни смог переночевать на постоялом дворе за двенадцать медяков, что обронил подвыпивший гектонский купец, проезжая по Гаалээрскому большаку. Если бы гоблин последовал за повозкой, возможно, ему удалось бы собрать больше монет, но на тракт выскочила шайка разбойников, решивших обчистить купца, и Руфи пришлось скрыться в лесу. Лиходеев и бандитов безоружный гоблин предпочитал обходить стороной. В Круане их было немного, но те головорезы что промышляли разбоем в эльфийской чаще были куда злее обычных грабителей. Светлоликие то и дело прочесывали лес в поисках варнаков. Лучники и следопыты стремились очистить лес от любителей чужого богатства. А постоянные стычки с эльфами очень злили душегубцев, поэтому они грабили с особым рвением и жестокостью. Нередко нападения на купцов или путников заканчивалось кровопролитием, но эта уже другая история, требующая целой главы в летописи Нирбисса.
Сегодняшним вечером Руфи забрел в чащу, что находилась неподалеку от Мендарвской стены. В страну людей гоблин не стремился, он слышал немало жутких историй о том, что творят жители с нелюдями. А Руфи не собирался, так стремительно отправиться в обитель Темноликой, гоблин мечтал отмстить своим соотечественникам, которые несправедливо изгнали его и клана. Но вот как отомстить серый коротышка еще не удумал.
Внезапно оранжевые глаза Руфи заметили какое-то мерцание в траве. У гоблинов неимоверное чутье на всякие побрякушки. Они могут даже не желать обладать вещью, а тощие лапки уже схватили предмет и спрятали за пазуху.
Вот и в этот раз Руфи схватил блестящую безделушку, не подумав. Но прятать ее не стал, он внимательно стал разглядывать вещицу, что мерцала багровым в последних лучах заходящего солнца.
– Руфи улыбнулась удача, – тихо пропел он, обнажая ряд мелких острых зубов. – Руфи сможет вернуться и изгнать всех мерзких гоблинов из своей норы! Руфи… – гоблин осекся и опасливо посмотрел по сторонам. Найденный им предмет был хорошо знаком ему, и он не желал, чтобы хозяин броши появился за его спиной и обвинил в воровстве.
Но на лужайке стояла тишина, если не брать во внимание навязчивый шепот деревьев, что переговаривались между собой. Острый взгляд гоблина уловил на конце лужайки какие-то смутные очертания. Что-то лежало в траве! Мешок или одежда. Гоблин, воодушевленный находкой помчался на четырех лапах, совершенно забыв о том, что он двуногий гоблин, а не ковл.
В метре от неизведанной клада гоблин резко остановился, ему ударил запах спекшейся крови, гари и опаленной кожи да волос.
– Мерзко пахнет… Мертвый человек, сгоревший человек…
Осторожно обойдя тело гоблин, смог рассмотреть девушку, бездыханно лежащую на траве. Вид у бедняжки был жуткий, даже женские особи в гоблинских племенах по сравнению с ней были бы сейчас первыми красавицами Нирбисса.
– Кровь… Много крови… Мертвая девочка отправила многих к Темноликой перед тем, как погибнуть…
Гоблин еще раз принюхался, затем огляделся по сторонам, не следит ли кто за ним.
– Мертвым ни чего не нужно, – попытался оправдать он свой поступок и осторожно развязал голубую ленточку, что скрепляла волосы девушки. Лоскуток ткани был в бурых пятнах, но это не беспокоило гоблина. – Мертвая девочка не назовет Руфи вором, если он позаимствует ленту? Нет, не назовет. Девочке она не к чему, а Руфи прикрепит на ленту брошь и вернется домой настоящим колдуном. Никто не сможет больше обидеть Руфи! Ни Брукх, ни вождь Троба. Руфи будут уважать и бояться все! И люди, и тролли, и гоблины, и демоны!
Руфи осторожно погладил девушку по волосам, запекшимся от крови.
– Жаль, что девочка умерла… – тихо произнес он, а затем, спрятав ленту в потайной кармашек жилетки, где таилась брошь, нырнул во тьму Круанского леса.
А деревья продолжали шептать, подпевая ночному ветру. Их слова звучали то тихо, то громко и походили на зов, что разносился по эльфийским просторам печальной песней.
Сын короля Светлоликих покинул опочивальню отца в дурном настроении. Неведомые чары покидали тело владыки, благодаря мандрагоре, но он до сих пор не пришел в сознание. Затяжное выздоровление совершенно не радовало Илиоса, на плечи которого временно возлегли обязанности правителя Круана. Морен, да и все эльфийское королевство прибывало в покое и мире, если не брать во внимание проделки бандитов и появление в некоторых пещерах, что ведут на Недровы пути, верхов и сгизог, выбирающихся по ночам на поверхность и ведущих охоту на живность в окрестностях. Сына короля волновало другое.
Над Нирбиссом стали сгущаться тучи беды. И если лихо постучится в двери Светлоликих молодой наследник трона не знал бы что делать. Да, он хорошо стрелял из лука и владел примитивными магическими заклинаниями, но у него не было воинского опыта, как у отца. Ему не было ведомо искусство политики. Яндариус оберегал сына от королевских обязанностей и хлопот. И вот теперь Илиос чувствовал себя, словно одинокий Алмарин на холме Огверн стоящий перед лицом Великого разлома.
– Ваше высочество, – оторвал от раздумий эльфа вкрадчивый голос. Илиос сразу узнал, кому он принадлежит. Бремирголн – один из советников Яндариуса, подкрадывающийся также не заметно, как и Арлена.
Эльф в серебристо зеленом одеянии стоял в тени высоких колонн галереи, бледный, как молодой месяц, от чего его лицо и волосы почти сливались с одеждой.
– Ты не приболел часом? Вид у тебя хуже, чем у мертвецов на людских кладбищах, – внимательно взирая на советника, произнес сын короля.
– Найгари… – с трудом выдавил из себя беловолосый эльф.
Илиос почувствовал, как прикосновение ледяного ветерка прошлась по его коже.
– Вестник здесь? – наследнику престола удалось унять волнение, что неподобающе проявлять перед подданными.
– Да, ваше высочество, он ждет вас в тронной зале, – кивнул Бремирголн, его голос все еще сохранял вибрации страха. А иначе и быть не могло. Эльфы столетиями не сталкивались с Найгари, отправив их в архив легенд.
– Отыщи Арлену, скажи, чтобы явилась в тронный зал. Я буду говорить с вестником лишь в ее присутствие. И поторопись, – Илиос откинул полы парчовой мантии и твердым шагом направился к вычурной лестнице, что вела к тронному залу.
– Найгари… – прошептал с горечью он.
Опасения сына владыки Светлоликих оправдались. Грядут дни сумрака и боли! И если Яндариус не придет в себя до прихода лиха, то Илиос будет вынужден вступить в сражение, повинуясь узору судьбы.
Море Семи ветров, гневно шипя, подгоняло могучие волны к берегам Мендарва, в надежде охладить раскаленные глыбы, что обрушались на страну людей в наказание за неведомые грехи. Огненная стихия затронуло только побережье, не решившись разгневать дух внутреннего водоема.
«Златовласая ундина», покореженная после схватки с пламенным врагом, немного накренившись на левый бок, вышла в открытые воды, взяв курс на берега Эскалонии. Несмотря на штормовые волны и разъяренный ветер, море казалось, куда безмятежней, чем бурлящее течение Скрады, что в данный момент было окутано горячими парами, исходящих от огненных камней, нырнувших с небес в студеные воды.
Купеческое судно на полных парусах, местами выжженных стихией, неслось стремительно вперед, разрезая темные валы. Часть экипажа, отдыхала на нижней палубе от неистовой гребли, которую им пришлось совершить во время пересечение речного протока. То, что кораблю удалось уцелеть частично было подвигом матросов, а отчасти чудесное спасение являлось заслугой Гельмуса Орина и зоркого купца в бархатном берете, которому удавалось предсказать падения метеоритов, до того, как они обрушаться на несчастное суденышко.
Покинув устье реки, и оказавшись в морских объятьях, команда каракки и пассажиры облегченно вздохнули, дав себе возможность передохнуть, после жутких событий. Меус Герион Виэнарисс прибывал в дреме на тюках с просом. Сэр Найджел бодрствовал на носу корабля, стремясь подлатать обглоданные пламенем части такелажа. Ему приходилось это делать впервые, но к счастью главнокомандующий Мендарвской армии был человеком начитанным и нередко ходил с подчиненными в рейды на пиратов. Не сразу, но ему посчастливилось уловить суть морского ремесла. У него не было выбора, он с трудом уговорил капитана взять его в состав экипажа, всего лишь на одно плаванье и теперь должен был с честью исполнять свою роль матроса.
Сам капитан Орин продолжал стоять у штурвала. Еще несколько часов и он передаст вахту помощнику, который набирался сил в кубрике, утопая в объятьях беспокойного сна. Но к несчастью командиру «Ундины» пришлось позабыть об отдыхе, года до него донесся писклявый голос юнги, что нес дозор на марсе.
– Корабль на горизонте!!!
Капитан вздрогнул и, прищурившись, попытался разглядеть судно, плывущее навстречу. Ветер дул в сторону Эскалонии, а это означало, что визитеры идут на спущенных парусах, используя весла. Орин вытащил подзорную трубу и взглянул на корабль, внутри у него все похолодело.
– Чтоб меня разорвали на тысячу частей глубинные упыри! – громко выругался он, всполошив людей на палубе.
Меус приоткрыл один глаз, затем нехотя поднялся с мешков, неспешно потягиваясь.
– Что на этот раз нас ждет капитан? – с безразличием поинтересовался он, подходя к Орину. Верховный жрец был уверен, хуже метеоритного дождя не может быть ничего, только Второй Великий разлом.
– Пираты! – гневно выпалил капитан, пряча подзорную трубу за пазуху.
– Пираты, что против ветра гребут по морю? Мы с легкостью сможем от них уйти, – усмехнулся капеллан.
– Свистать всех наверх! – крикнул Орин и лишь, затем ответил Меусу. – Эти корсары даже в штиль ходят с поднятыми парусами. Летом, Осенью, Зимой, для них не существует времен года и преград! Они грабят, когда им вздумается!
Верховный жрец нахмурился. Если судно использовало паруса в безветренную погоду и совершало грабежи в сезон, когда льдины соревнуются со шквальными волнами, здесь явно не обошлось без магических фокусов.
– Баллисты приготовить к бою!!! Нас намерен атаковать «Четвертак»!
Сэр Найджел услышав имя флибустьера, тут же оставил свое нудное занятье и кинулся к одной из метательных машин. Главнокомандующий Мендарвской армии уже не один год гонялся за этим проворным пиратом, который с ловкостью горностая уходил от военного флота. Если сэру Найджелу самолично удастся хоть как-то повредить судно корсара, он испытает неимоверное удовольствие.
Купцы, услышав о пиратах, тут же трусливо покинули палубу, стремясь укрыться от предстоящего сражения в каютах и трюме. Меус усмехнулся, глядя на то, как торговцы удирают, оставляя экипаж одних биться за имущество торговой гильдии. Сам капеллан намеривался вступить вмести с Орином в схватку. Его не так интересовала сама битва, как пресловутое судно и ее владелец. Маг или умник, умело использующий чары опасный враг, с которым стоит лично познакомиться.
Кровавые паруса неумолимо приближались. Вражеский корабль окрашенный в темно-алые тона выглядел жутко. На носу красовалось пасть какого-то чудовища напоминающего то ли дракона, то ли тролля с жабрами, клыками и острым гребнем. С бортов свисали тяжелые цепи с острыми шипами и темными зеницами отверстий для орудий.
Гельмус Орин не дожидаясь, пока корсары поравняются и пойдут на абордаж, завопил во все горло:
– Огонь!!!
Свист метательных болтов разорвал шум ветра и волн. Баллисты выстрелили на секунду раньше, чем «Багровый тритон». Но острые колья, что врезались в алую обшивку неприятельского судна, лишь поцарапав слегка борт, были не страшнее иголок выпущенных в чешую дракона. Ответ противника был куда страшнее. Самострелы зарычали, словно дикие кошки и на каракку полился огненный дождь, поедающие остатки парусов, да стремящейся сжечь мачты и реи.
Через секунду «Ундина» утопала в дыме и пламене.
– Обнажить оружие!!! – воскликнул Орин, вытаскивая из ножен тонкую саблю, что была в обиходе у моряков и жителей прибрежных поселений, где деревянные мостки и узкие улочки не предоставляли возможность использовать тяжеловесные мечи. – В бой! Не щадить пиратов!!!
Крюки, словно лапы гаргов, вцепились в правый борт каракки, выровняв ее. Корсары с воплями и победоносными криками взбирались на борт захваченного судна, махая из стороны в сторону оружием.
Меус схватил обломок доски и тоже присоединился к драке морских волков. Капеллан большей частью отбивался, нежели норовил напасть на кого-то. Он с интересом разглядывал флибустьеров, выглядящих, как скопление мятежных дворян, нежели кучка оборванцев. Флибустьеры были облачены в изящные сюртуки, белоснежные сорочки и кителя, их волосы были аккуратно уложены, а подбородки либо выбриты, либо с подстриженными бородами. Но самое странное, что от пиратов не несло вонью, словно они только что приняли ванну и для разнообразия решили ограбить мимо проходящее судно.
«Чтоб меня поглотил Беркар, если это корсары, то я один из Лауров!» пронеслось в голове у Верховного жреца, огревшего доской по голове оного из разбойников, походящего больше на зажиточного аристократа.
– Господа!!! – неожиданно разнесся над лязгом клинков и воодушевляющими возгласами мужской голос.
Бой на мгновение затих. Экипаж «Ундины» пытался разглядеть в клубившемся дыму говорившего, а налетчики остудили натиск, словно дожидаясь приказа.
– Господа, – вновь прозвучал голос, – Может, мы закончим кровопролитие и решим наш конфликт мирным путем? Весь экипаж и его многоуважаемые пассажиры останутся целы и невредимы, а мы заберем то, в чем остро нуждаемся.
– Я тебя заколю, как паршивую овцу, каналья! – рявкнул Гельмус Орин и бросился в пелену дыма, где скрывался неизвестный. Раздался звон стали. Противники сошлись в дуэли, что послужило знаком команде «Ундины» продолжить бой. Матросы с ликующими воплями кинулись на пиратов, стремясь поразить их прямо в сердце или хотя бы поистрепать их идеальный наряд. Меус тяжело вздохнул, сжав доску и принялся, как и прежде размахивать ей. Конечно, капеллан мог бы рискнуть и использовать немного магии, надеясь, что она останется незаметной для окружающих, но все же не отважился прибегнуть к чарам, боясь навредить кому-нибудь из союзников.
Сражение продолжалось около часу и к огромному разочарованию капитана Орина, половина экипажа была ранена, а вторая половина привязана флибустьерами к перилам корабля или матчам. В этот раз обошлось без смертей, несмотря на ожесточенное столкновение. Единственный кто пострадал в битве – была «Ундина», которой просто везло за последние несколько дней на происшествия, где присутствовал огонь. Паруса выгоревшими лохмотьями свисали с рей, и по всей палубе, мачтам и корме тлели угольные бреши, шрамы от огня которые наспех затушили разбойники, после окончания стычки. Толк от грабежа, если захваченный корабль сгорит и пойдет раньше срока на дно?
Корсары спустились в каюты, где застали трясущихся от страха купцов и тоже их обездвижили веревками. Когда все пассажиры каракки были обезврежены, пираты принялись обчищать корабль, вынося все ценное из трюмов и кают, а также еду в ящиках и мешках да напитки в бочках и бутылках.
– Каждый раз одно и то же, – вновь прозвучал голос, и Меус наконец увидел говорящего.
Это был молодой мужчина, лет двадцать не более. С повязкой на правом глазу, в выглаженных бриджах, кожаной жилетки и белоснежной, как лебединый пух сорочке. Ни капли крови, ни пятен сажи, словно он и не вступал в бой. Короткая борода, усы и курчавые волосы, должны были ему придать брутальный вид, но, увы, гроза морей не выглядел старше своих лет, оставаясь юношей, коем и являлся.
– У меня возникает впечатление, что все торговые суда Мендарва так и стремятся встретиться с морским дном, а заодно и Темноликой. Господа, вам же ведом был исход, так почему же, каждый раз, когда вы сталкиваетесь с «Багровым тритоном» норовите одолеть его капитана и экипаж, состоящий из самых лучших бойцов в этих не спокойных краях?
Острие сабли пирата зависло в миллиметре от горла Орина, глаза которого пылали ненавистью.
– Столько колотых и рубящих ран, такой урон судну и ради чего? Ради трех минут пляски с рапирами? – в голосе звучала ирония.
– Ты бы по-другому заговорил, щенок, если бы оказался перед лицом военного фрегата, – зло прошептал сэр Найджел, позабыв о своем прикрытие. Орин и Меус ошарашено на него уставились, как впрочем, и все пленники. Капеллан, еще больше удивился, когда признал в чумазом матросе главнокомандующего Мендарвской армии. Что он позабыл на этом корабле?
Кай «Четвертак» отнял саблю от горла Гельмуса и не спеша подошел к наглецу, смеющему ему угрожать, когда сам оказался в весьма плачевном положении.
– Не будете ли так любезны, уважаемый, посветить меня в причину, по которой я должен грабить военный флот? Эта глупая идея не придет на ум не одному здравомыслящему пирату, даже если он будет бедствовать. Грабить военный корабль, все равно что обворовывать нищего в трущобах Форга. Что перевозят армейские суда Мендарва? Ничего! Кроме солдат в дешевых доспехах да напыщенных храмовников с елейными проповедями!
Меус опустил голову, когда корсар упомянул о священнослужителей. Упаси Лауры, этот прохиндей еще узнает в нем главу Церкви.
– Эти солдаты и церковники достойно бы потрепали твой «Тритон», пустив его ко дну, – не унимался сэр Найджел, сверля «Четвертака» яростным взором
Пират рассмеялся и спрятал саблю в ножны.
– Интересно кто бы осмелился первым напасть на мой корабль? Вы лично? А может Тивар со своим свиным жиром или Верховные жрецы с Вечным огнем? Я бы с удовольствием взглянул на этот балаган.
– Что бы тебя Беркар сожрал с потрохами окаянный флибустьер, – прошептал помощник капитана, не поднимая головы. Ему хватило лишь храбрости изрыгнуть проклятье, но взглянуть в лицо «Четвертаку», он не решился.
– Так он и будет, многоуважаемый! Но до того далекого и кошмарного события я успею ограбить сотню Мендарвских кораблей, принадлежащих Торговой гильдии, а возможно и отправлю на дно несколько военных судов из флотилии.
– За все твои злодеяния, гнев Тарумона Милосердного Вечным огнем снизойдет тебе на голову и всем твоим лиходеям, – на этот раз настало очередь высказаться самому Гельмусу Орину.
Корсар снова звонко расхохотался и захлопал в ладоши, обращаясь к своим подчиненным, что ретиво перетаскивали добычу со «Златовласой Ундины» на «Багровый тритон».
– Так ребятки, заканчиваем с ревизией! Надеюсь, вы изъяли все ценное, а заодно оставили этим бедолагам еды и воды, дабы они не померли с голоду, пока доберутся до берега.
Пираты единогласно выразили согласие громким гоготанием. «Четвертак» окинув взглядом пленников, почесал подбородок. Затем он указал на капеллана и сэра Найджела.
– И вот этих двоих тоже на борт «Тритона», послужат нам гарантией, если вдруг, кто-то из этих дуралеев, после того, как развяжет путы, решится кинуться за нами в погоню.
Орин испугано взглянул на Верховного жреца, но тот взглядом дал понять, чтобы капитан молчал. Гельмус кивнул. Капеллан был не простым человеком, и видимо знал, как избежать печальной участи оказавшись среди пиратов. А если Орин попытается противоречить корсару, то такой поворот событий вызовет подозрение у «Четвертака». Нельзя было выдавать личность главы церкви, ни под каким предлогом. Да в прочем на «Тритоне» он будет не один, странный новичок, напросившейся в команду «Ундины», возможно, поможет капеллану сбежать от флибустьеров.
Гельмус Орин пытался избавится от веревок, что пригвоздили его к мачте, провожая взглядом стремительно исчезающее за линией горизонта судно, окрашенное в багровые тона. Капитан понимал, что по возвращению в Мендарв, если он вновь не станет объектом какой-нибудь напасти, ему придется отправиться в Форг на Аудиенцию ко второму капеллану или к королю, дабы затребовать помощи. Капитан «Златовласой Ундины» чувствовал себя должником перед чернобородым старцем.
Тронный зал королевского дворца в Морене был освещен тусклыми мерцаниями голубых лампад, источающих тонкий аромат озерных лилий и сосновой смолы, что служила горючем для огней. Высокие узорчатые колонны из варелита понимались высоко к расписному своду, где на языке Первородных поблескивали отрывки из летописи Инайрлан.
Сын эльфийского короля бесшумно вошел в залу, без единого звука затворив за собой деревянные резные двери. Его уже ждали.
Арлена в безукоризненном серебристом платье стояла рядом с полупрозрачной лазурной фигурой, парящей над мраморным полом. Вестник терпеливо ждал прихода Илиоса, с интересом рассматривая молчаливую целительницу.
Садовница Яндариуса обладала удивительным свойством появляться в нужном месте в нужное время. Вот и сейчас она, каким-то образом опередила венценосного эльфа, хотя тот приложил все усилия, дабы не опоздать на встречу к Найгари.
Как только Илиос приблизился к парочке, силуэт то ли мужчины, то ли женщины зарябил и замерцал.
– Два раза может отказать дитя, что избрано Найгари, – начал певуче вести свой монолог Вестник, – А в третий раз призыв отвергнув, избранник навлечет проклятье. К светлым рассудкам взывают Найгари, что длани Лаурув направляют к народам. Настал твой черед, о сын Светлоликих, готовый бесстрашно узор свой плести. Возьми же сей свиток, сотканный роком, и бремя тяжелое на долю прими.
Прозрачная рука протянула тонкий, свернутый в трубочку пергамент. Илиос осторожно взял его, стараясь не касаться иллюзорных пальцев вестника, от которых веяло морозной свежестью и мертвым хладом.
– Исполни завет, не страшась и не медля. От эльфа зависит участь вселенной. Лауры очнуться от долго сна, и мрак обернется лживым туманом, и светлому эльфу придется сражаться с коварной судьбой и бесом обмана.
– Просьба Найгари будет исполнена эльфийским народом. Мы отвечаем на первый зов, – поклонился Илиос мерцающей фигуре, Арлена последовала его примеру.
Вестник задрожал сильнее и замерцал тысячей светлячков, которые неспешно разлетелись искрами по тронному залу, превращаясь в отблески лампад и сливаясь с воздухом. Найгари были самим дыханием Нирбисса да и прочих миров, созданных Великими драконами.
Сын короля осторожно развернул свиток, внимательно читая послание. Его брови хмурились, а уголки рта опустились, исказив гримасой недовольства прекрасное лицо.
– Что там написано, говори же, – нетерпеливо прошептала целительница, слегка дотронувшись до плеча эльфа.
– Сама прочти, – промолвил Илиос, протягивая свиток.
Арлене удалось ознакомиться с текстом до того момента, как пергамент растворился в воздухе. Послания Найгари также фантомные, как и они сами.
– Да, у нас небольшая загвоздка… – протянула она, покусывая нижнюю губу.
– У нас? – улыбнулся сын короля. – У меня.
– Не важно, – отмахнулась целительница и поплыла, словно лебедь по тронному залу – туда и обратно, размышляя вслух. – Если предположить, что мы сможем открыть иллюзорные врата на небольшой срок, мы не знаем куда они должны вести и кого нам искать… Времени у нас тоже в обрез, осталось всего несколько часов. Неужели вестник не мог прибыть раньше?
– Арлена, – Илиос попытался привлечь внимание эльфийки, но она словно позабыла о нем продолжая рассуждать.
– Так, а если снискать помощи… Нет, Яндариус будет в гневе… Но ситуация безвыходная…
– Арлена! – попытался вновь окликнуть садовницу сын короля, на этот раз эльфийка подняла на него свои большие глаза, в которых полыхали искорки вдохновения.
– Нам нужен Ключник! – улыбнувшись, воскликнула она.
– О, нет! Мы этого не сделаем! – замахал руками Илиос, догадавшись, что задумала его союзница.
– Сделаем, – заговорщицки произнесла он, подходя вплотную к сыну короля и беря его прекрасное лицо в свои хрупкие ладони. – Мы должны попасть в Тайдаринхольм.
– Отец нам не простит, если мы войдем во внутренние залы, которые стоят опечатанные сотни лет.
– Не простит, но поймет, что у нас не было выбора. Архес мертв, Тайдарин мертва – их гнев нам не страшен. А в тех хоромах, построенных Мудрым эльфом, есть одна вещица, которая нам поможет с просьбой Найгари.
– Арлена, отпирать обитель Первородного неудачная затея.
– Пусть! Я предпочту попасть в немилость к твоему отцу и осквернить память Археса, чем заслужу гнев Найгари или одного из Лауров.
Эльф тяжело вздохнул. Он дал слово фантомному гонцу и должен сдержать его, вот только придется нарушить вековое правило. Но Арлена права выбора у него нет.
– Идем к Ключнику, – произнес тихо эльф. – Надеюсь, он согласится нам помочь.
Невесомые хлопья снега, похожие на лебединый пух медленно опускались на скалистую почву, где среди угрюмых валунов ютились развалины храма Золотого дракона. Снегопад был таким густым, что закрывал под бесконечным шлейфом и Вертикальные горы на горизонте, и отблески пламени костра, и струйку дыма, просачивающуюся через щели руин. Обитатели Аскалионского убежища не могли разглядеть останки святилища Кхаа Лаура, но цари в округе ясная погода, дым они точно бы заметили.
Ненастье было на руку Барку и двум мальчишкам, которых укрыл травник в развалинах храма. Одно из помещений достаточно хорошо сохранилось, и почти не было сквозняков. Даже жаровня для сожжения даров, местами облупившаяся, но вполне пригодная, оказалась весьма кстати. Два дня и две ночи, после того как братья Лангрен покинули Мендарв, они прозябали среди стен, обросших рыжим мхом и покрытого выцветшими позолоченными фресками. Порой они вздрагивали от шума ветра, что завывал среди скал и потрескавшихся от времени колонн. Временами их сердце сжималось от протяжных криков, каких-то существ, рыскающих за пределами святилища. Они чувствовали себя в безопасности лишь тогда, когда приходил Барк, принося еду, теплую одежду и одеяла. Обитать в каменных руинах, да еще в холодное время года – задача не из легких.