Леонид Семенович Гройцман действительно существовал. Правда, был он не психотерапевтом, а психологом, но твердо обещал каждому, кто к нему обратится, избавление от стрессов, крепкие нервы и новый, позитивный взгляд на жизнь.
Совершенно не рассчитывая на успех, Денис решил просмотреть рекламные объявления, посвященные здоровью, и в первой же газете наткнулся на большую, в треть колонки, но аскетически скромную (без всяких дурацких рисунков и вензелей) визитку Гройцмана Л. С. Кроме адреса в газете имелся также номер телефона, по которому осуществляется предварительная запись, но Денис звонить и записываться не стал, поехал без предупреждения.
Приемная Гройцмана располагалась в обычном жилом доме, в квартире на первом этаже с собственным входом. Одно окно расширили до размеров двери, снизу пристроили пару ступенек, а над дверью соорудили козырек. Бетонные ступеньки были изрядно стерты – то ли цемента пожалели, когда строили, то ли клиенты валом валят. Железная дверь, обшитая шпоном, с табличкой: «Л. С. Гройцман. Психоанализ, терапия» была заперта. От психов прячется, усмехнулся про себя Денис и нажал кнопку домофона.
– Вы записывались? – раздался томный голос.
Денис просительно запричитал в ответ:
– Девушка, мне очень, очень нужно поговорить с доктором! Если это необходимо, я запишусь прямо сейчас.
Томный голос не удостоил его ответом, но замок щелкнул, и дверь призывно распахнулась сама собой. Денис вошел в пустую, весьма скромно обставленную приемную.
– Леонид Семенович как раз сейчас не занят и сможет вас принять. – Обладательница томного голоса вид имела не менее томный. Похлопывая двухсантиметровыми ресницами, она протянула Денису пачку бумажек. – Заполните, пожалуйста, вот эти анкеты.
Денис взял несколько разноцветных листков и уселся за журнальный столик. Вопросов в общей сложности было не менее двух сотен, и человека сколько-нибудь неуравновешенного сама бесконечная процедура заполнения анкет должна была, по меньшей мере, вывести из себя. Или Гройцман таким образом проводит отбор клиентов? Не взбесился, заполнил все – значит, не совсем псих, можно лечить. А еще среди множества, казалось бы, безобидных вопросов были и интересные: «Ваше материальное положение? Занимаете ли Вы руководящую должность? Каким количеством людей Вы руководите?»
А уж вопрос «Как называется организация, в которой Вы работаете?» удивил Дениса особенно. В общем, анкета была больше похожа на «вопросник рэкетира».
– Простите, – обратился он к секретарше, – если не секрет, а вот этот вопрос, – он ткнул пальцем в анкету, – какое отношение имеет к моим проблемам?
– Все вопросы в предложенных анкетах тщательно подобраны и утверждены ассоциацией психологов Российской Федерации, если не хотите, можете не отвечать, хотя отсутствие некоторых ответов затруднит решение вашей проблемы, – выдала она заученную фразу.
– Не сомневаюсь, – буркнул Денис и написал: "з-д «Красный Октябрь», потом подумал и дописал в скобках: «токарь VI разряда». Покончив с анкетами, он отдал их секретарше.
– Присядьте, сейчас вас пригласят. – Взяв листки, она, эффектно покачивая бедрами, скрылась за дверью, тут же вернулась и, мило улыбнувшись, пригласила: – Проходите, Леонид Семенович вас ждет…
Денис вошел в просторный кабинет, не менее скромный, чем приемная: один маленький диванчик, два кресла, низкий столик, гладкошерстный ковер на полу, простые светленькие обои и… люстра Чижевского. Гройцман встречал клиента стоя, в одной руке бережно сжимая разноцветную кипу анкет, а другую радушно протягивая для приветствия.
– Здравствуйте, Денис Андреевич. – Он заботливо усадил Дениса в кресло, уселся напротив, а потом вдруг рывком зашвырнул анкеты под диван. – Так что же вас ко мне привело? Вы уж простите за прямоту, но я все-таки психолог и к тому же люблю свою работу, а одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, что вы не страдаете никакими фобиями и маниями, да и насморк, похоже, мучает вас крайне редко.
Дальше разыгрывать из себя неврастеника не было смысла, и Денис решил «открыть карты».
– Я частный детектив. – Он протянул Гройцману свою визитку. – В данный момент я расследую обстоятельства гибели одного вашего пациента, моя клиентка – его вдова, и мне всего лишь нужно…
– Уважаемый Денис Андреевич, вы, наверное, не сталкивались еще с врачебной этикой, а для меня это естественное состояние, – прервал его психолог.
– Но я не думаю, что информация, которая меня интересует, может повредить покойному.
– Может, вы и правы, – уклончиво заметил Гройцман, – но что я скажу официальным лицам? По какому праву я поделился тем, что знаю, с вами, а не с ними?
– Официально в возбуждении уголовного дела отказано – на этот счет вынесено постановление, – сообщил Денис, – но если хотите успокоить совесть, можете сейчас же позвонить в милицию и все рассказать им, а я просто постою рядом и послушаю, хорошо?
– Ладно, – рассмеялся психолог, – вы меня убедили. Насколько я понимаю, речь идет о Минчеве. Я читал некролог. И думаю, что Минчеву это действительно не повредит, хотя не ждите от меня слишком многого, спрашивайте, чем смогу – тем помогу.
– Проблема, с которой к вам обратился Минчев, может быть как-то связана с его гибелью?
– Если бы это был акт суицида – да.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее, – попросил Денис.
– Вы ведь сами знаете, сейчас не жизнь, а сплошной стресс, добавьте сюда рост преступности и получите такой букет болезней, что лучше не думать об этом.
– То есть вы считаете, что причиной обращения Минчева к вам послужила окружающая обстановка?
– Безусловно! Когда вам мерещится, что за вами следят из трусиков собственной жены, – это болезнь, которую надо лечить, но к Минчеву это относится лишь частично. У него были проблемы: солнечные зайчики, например, он сплошь и рядом принимал за блики от окуляров бинокля, домашним телефонным аппаратом старался не пользоваться, выходя из помещения, обязательно останавливался, оглядывался, прислушивался. Он убедил себя в том, что его преследует некто или нечто, он даже заикнулся однажды о некоей могущественной структуре, «которая может все», а неудачи в бизнесе лишь усугубляли положение. Но я бы не сказал, что это было настолько серьезно, чтобы принимать радикальные меры.
– Он не говорил, на чем основываются его подозрения?
– Если бы его подозрения на чем-то основывались, он бы пошел в милицию или нанял бы себе взвод телохранителей. А он пришел ко мне, понимаете, в чем разница? Человек крайне редко способен признаться в том, что сам виноват в своих неудачах. Он сознательно или подсознательно ищет виновного на стороне, а к психологу идет потому, что никому другому не может рассказать ни о своих страхах, ни о поисках этого придуманного губящего его злодея. А если такой человек вдруг осознает, что злодей не снаружи, а внутри него, первое, на что его тянет, – это акт саморазрушения, то есть суицида.
– Минуточку, Леонид Степанович, – прервал Денис. – Что-то у вас не сходится. Если Минчев полагал, что за ним следят или его преследуют, то при чем тут самоубийство? Или он уже отказался от этой идеи? Когда вы встречались в последний раз, он еще настаивал на слежке или уже готовился застрелиться?
– В последний раз мы встречались восьмого июня, – немного подумав, ответил Гройцман.
– А застрелился он одиннадцатого.
– Да, так вот Минчев все еще настаивал на том, что его преследуют. Но знаете, психика у него была настолько расшатана, что он в любой момент мог сломаться. Если он вдруг каким-то образом убедился, что слежка ему привиделась, это было бы для него роковым ударом. Осознать себя параноиком и бизнесменом-неудачником одновременно – это чудовищно.