Реквием «Вымпелу». Вежливые люди - читать онлайн

Засада

Нет в мире виноватых. Кто счастлив, тот прав!

Всю дорогу мы с Юрой Инчаковым обсуждали эту мысль. Мы не то чтобы были не согласны друг с другом, даже наоборот, согласны, но… спорили. Путь наш, который мы выбрали, был длинным, и времени поговорить, казалось бы, было предостаточно. Я сидел за рулём армейского уазика, а Юра, мой старинный и боевой товарищ, находился рядом на командирском сиденье.

– Счастье не зависит от других, ты и только ты сам или счастлив, или нет, – доказывал я, – это твоё состояние.

– А если рядом с тобой какой-нибудь чудак на букву «М», – возражал Юра, – с таким окружением счастлив не будешь. Поэтому и состояние твоё подвержено влиянию извне…

Он остановился на половине фразы и замолк. Дорогу нашей машине перегородили духи! Когда я увидел их, во мне всё сразу оборвалось и полетело куда-то вниз. Я инстинктивно начал тормозить, пытаясь сообразить: «А что же делать?!» Но руки, независимо от сознания, доставали оружие. Прямо перед капотом нашей машины оказались три бородатых афганца с автоматами Калашникова наперевес. Появление советской военной машины в это время здесь их удивило не меньше нас. На загорелых до черноты лицах было написано: «Ваше время – день, наше – ночь! Какого… вы тут делаете?» «Хотя какая ночь? Солнце только начало заходить, – думалось мне. – Ещё наше время…»

Дорога Мазари-Шариф[45] – Кабул, на которой мы сейчас находились, шла через городок Ташкурган, в котором стоял шахский дворец с бассейном и большим фруктовым садом. Сейчас в нём обосновались мотоманевренная группа пограничных войск и наша оперативно боевая группа из ОУЦа[46]. Мы с моим другом Юрой Инчаковым выехали из Ташкургана в Айбак минут сорок назад. Было ещё совсем светло. Но мы уже «опоздали» для безопасной дороги как минимум часа на полтора… И сейчас, когда мы увидели бородатые физиономии, это стало «очень понятно».

Почти новую машину за нами закрепили пограничники, и мы распоряжались ею как хотели, поэтому и ехали по своим делам. Нам сегодня очень надо было успеть попасть в Айбак, где нас ждал представитель советнического аппарата КГБ в этой провинции – Борис Сынков. Завтра начинаются мероприятия по подготовке укрытий и тайников для остающихся после вывода войск из Афганистана наших союзников, – это была здесь для нас с Юрой основная задача. Поэтому и хотели успеть обсудить ещё сегодня детали подготовки такого важного мероприятия.

«Мы сами себе всегда ставим задачи, возимся с ними, ковыряемся, опаздываем, а потом пытаемся расхлёбывать то, что сами же наворотили», – думал я, глядя на автоматы, медленно поворачивающиеся в мою сторону.

Дорога, которую делали наши советские строители какое-то время назад, была идеальной. Ровный бархатистый асфальт без единой выбоины и кочки. Наличие даже маленькой трещины на дороге вызывало удивление у афганцев, потому что они свято верили, что советские не должны делать плохо. Но такая гладкая и ровная дорога ещё больше вызывала удивление у нас: «Как наши строители смогли построить такую идеальную дорогу? Почему здесь она такая хорошая, несмотря на интенсивное движение даже танков, машин на гусеничном ходу и тяжеловесных КамАЗов, а у нас, в такой же местности, например, в Средней Азии – ямы, кочки и… одни направления, а не дороги?» Из крепости Ташкурган лента шоссе, несколько раз поднимаясь на сопки и опускаясь к пересохшим маленьким горным ручьям, извиваясь, как след змеи на песке, добралась до этого маленького кишлака. Довела дорога до этого места теперь и нас. Кишлак из нескольких кибиток мы уже проезжали не раз и знали его хорошо. После крутого подъёма в горку и пары резких изгибов вниз за скалой резко появлялся небольшой оазис с мостиком через речку, стекающую откуда-то с вечного ледника талой прозрачной водой. Здесь, рядом со свежестью влаги, росли большие деревья – это были тополя, и уютно расположился десяток домиков местных жителей, построенных из глины и самана. И вот, как обычно, из-за неожиданного и резко появляющегося поворота наша машина на полном ходу очутилась в этом самом раю и выскочила прямо в середину их банды…

Уазик цвета хаки – явно военный. Физиономии наши – явно русские, да ещё и в советской форме. Из окон торчат автоматы, на стволах которых для пущей убедительности противника – подствольные гранатомёты. На передних боковых дверях машины висят тяжёлые бронежилеты как защита от пуль.

– Картина маслом, называется «Приплыли…», – проговорил Юра, тоже подтягивая поближе автомат. – Вон, смотри, впереди гражданский автобус… По-моему, они его грабят…

Действительно, впереди, на небольшой площадке перед мостиком через реку, стоял весь разрисованный, в картинках и фонариках, как новогодняя ёлка, автобус местных линий. Вокруг машины на корточках в тени сидели лицом к автобусу по кругу пассажиры под присмотром нескольких автоматчиков, а наверху, на крыше чудо-машины, стояли два вооружённых бородача и ковырялись в вещах. В таком положении застыли на крыше и эти двое, согнувшись и уставившись на нас, держа в одной руке какое-то тряпьё, а в другой оружие…

– Что делаем? Стреляем? – неуверенно спросил я у Юры, продолжая медленно двигаться прямо на вооружённых людей.

– Ты чё! Пока нет… Улыбайся!

Я стал улыбаться, как будто бы ко мне приехала любимая тёща, а сам продолжал направлять машину прямо на стоящих впереди меня грабителей… Плана, как выбраться из такой ситуации, у нас не было никакого. Духам ничего не оставалось, как медленно отходить в сторону от нашей наглости и двигающегося прямо на них транспорта. Они нехотя расступились и оказались по обе стороны уазика. Мне в лицо, буквально в метре от головы, смотрел ствол автомата одного из афганцев. Я успел заметить, что его оружие на предохранителе. Правда, как это должно помочь мне в данной ситуации, я ещё не представлял. Ему в лицо был направлен ствол моего автомата, и в том же направлении смотрела значительных размеров дырка от подствольного гранатомёта, приспособленного на моём оружии. В коротеньком стволе этого гранатомёта, я знал это точно, торчала заряженная граната, именно с которой дух и не сводил взгляда. За это мгновение я лишь успел заметить, как расширялись зрачки его глаз от вида белеющей алюминиевой оболочкой гранаты, а его чёрные глаза становились глубокими и понимающими. Я успел снять автомат с предохранителя и даже смог передёрнуть затвор ещё тогда, до момента, как мы только появились перед бандой и по инерции вкатывались на эту площадку перед кишлаком. Благо и у меня, и у Юры автоматы лежали прямо на коленях, и пользоваться ими мы умели. Произошло это механически и мгновенно, так что стрелять мы были готовы, но…

Несколько мгновений мы с бородачом смотрели друг на друга. Я не представлял, что мне предпринять. Кто он? Враг, душман или случайно оказавшийся здесь человек? Я успел разглядеть в его совершенно незнакомых и, как оказалось, очень живых глазах только недоумение, любопытство и, одновременно, зарождающийся в глубине страх. Наверное, и в моих глазах он увидел то же. Я чувствовал, что с правой стороны Юра также глаза в глаза уставился на двоих проплывающих с его борта бандитов. В это мгновение мы все оценивали силу и готовность стрелять и умереть… Проверить крепость своих нервов и выдержку. Кто первый нажмёт на спусковой крючок?..

– Ассалям алейкум[47]… – услышал я справа, голос Юры. – Чпурости? Хурости[48]?..

Но за бортом машины молчали. «Это плохой знак», – подумал я и продолжал тихонечко давить на газ. Машина медленно, как струйка воды, пробирающаяся по сухой земле, проталкивалась сквозь людей. Через какое-то мгновение впереди на пути уже никого не оказалось, все так и остались сбоку и сзади. И я, ещё до конца не осознавая и не веря в происходящее со мной, судорожно стал давить на газ изо всех сил, а машина, как-то непослушно и медленно, начала, как будто капризничая, набирать скорость и окончательно выбралась из толпы…

– Выстрелят или нет? – мы оба одновременно задали вопрос друг другу.

Юра всем телом развернулся и стал смотреть в небольшое окно сзади.

– Эти проклятые конструкторы автомобиля УАЗ специально сделали такое маленькое окошечко, в которое можно было бы только подглядывать за бабами на речке, а уж никак не вести наблюдение за противником, – запричитал он, как старик, разбитый радикулитом. Его положение было неестественным и неудобным.

А я продолжал со всей силы жать на газ, сам стараясь одновременно что-то рассмотреть в боковом зеркале заднего вида. Но зеркала от дороги и усиленной работы мотора так дрожали и прыгали, что пейзаж с автобусом тоже дёргался и разобрать ничего, кроме общей картинки, было невозможно.

– Ну, что там? – заорал от напряжения я. – Вроде пронесло?

– Не знаю пока… Подошли друг к другу и совещаются. – Юра встал на колени на сиденье и разглядывал происходящее через маленькое окошечко заднего вида и на всякий случай тянул за собой автомат.

Машина, набирая скорость, уходила уже на следующий серпантин, который начинался сразу же за кишлаком… «Картина маслом» с автобусом у реки закрылась скалой, как занавесом в театре. Скрывшийся из виду автобус вызвал у нас одновременный вздох облегчения…

Это уже было время, когда наступил определённый спад боевой активности. Советское правительство объявило о выводе войск или, как нас называли, «ограниченного контингента», из страны. Противная сторона, чтобы не злить «русского медведя», тоже сократила свою активность. Все ждали официального окончания войны, к бессмысленной стрельбе со смертями и демонстрацией принципов воинской доблести уже никто особенно и не стремился.

Минут двадцать, не проронив ни слова, мы ехали по дороге, которая продолжала петлять, то поднимаясь в гору, то опять спускаясь в долину.

– Они же автобус грабили! – вдруг охрипшим от волнения голосом заговорил Инчаков.

– Да… – протянул я, понимая те мысли, которые были в голове у моего друга.

– Обидно… Мы же ничего сделать не можем, – продолжил Юра. – На глазах у тебя такое происходит, а мы ничего сделать не можем. Да, ситуация…

– Ну, мы действительно ничего сделать не могли, – неуверенно заговорил я. – Почему они не стали в нас стрелять? Они бы легко нас убили. Их там человек двадцать было. Что, они не видели, что мы только вдвоём и на дороге, кроме того несчастного автобуса, больше никого не было. Слушай! А может, действительно у них где-нибудь на ближайшей горке даже наблюдателя не было? Ведь они тоже застыли от удивления, не ожидая нас увидеть… Если у них был бы наблюдатель, они бы так не растерялись, когда появилась наша машина. Или спрятались и пропустили нас незаметно, или не пропустили бы ни при каких обстоятельствах. А так, как-то случайно всё и произошло: и для них, и для нас…

– Может быть, это не душманы? А какой-нибудь отряд самообороны…

– Точно, а пока самообороняются, вещи для жён своих подбирают.

– А тут сегодня и не разобрать, кто за кого воюет. Автоматов у всех больше, чем галош, стало. Галош, как и раньше, по одной паре так и осталось, а автоматов – у каждого теперь по три штуки…

– Точно, а поскольку этот крестьянин автомат купил, его теперь опробовать надо. И, опять же, с его помощью денег заработать. Поэтому вышел на дорогу и… заработал.

Мы стали смеяться от этой никчёмной и бессмысленной полушутки, как будто бы от искромётного юмора известного сатирика. Ещё бы – давало знать себя напряжение от произошедшего с нами. Нервная дрожь начинала передаваться в мои руки, держащие руль. Я от этого давил на газ с такой силой, что, казалось бы, мог продавить полмашины. Скорость, которую набрал уазик, мы даже не замечали… Машина мчалась по абсолютно пустой дороге с какой-то невероятной скоростью. Ещё немного, и мы взлетим…

– Раньше все до одного здесь крестьянами назывались, – оживлённо говорил Юра. – А теперь все они воинами стали. Знали бы наши руководители десять лет назад такой расклад, сто раз бы подумали, стоит ли затевать это перевоспитание на социалистический лад. Или было бы лучше оставить так, как было…

И мы опять хохотали чуть ли не до слёз…

За разговорами и мыслями дорога летела дальше, и мы, уже на самом закате дня, когда солнце действительно начало скрываться за горизонтом и стало совсем темно, въехали во двор уже знакомой нам виллы в городке Айбак. Здесь проживали несколько человек из советнического аппарата КГБ, где нас и встретил Борис. Он был важной персоной в этом маленьком городке на дороге между Советским Союзом и столицей Афганистана Кабулом. По крайней мере, мы с Юрой так считали. По всем понятиям место это – глушь. Глушь и от военных событий, и от политики, которая строилась нашими «вождями», и от промышленности, и от сельского хозяйства, и от наших руководителей, живущих тем более не здесь, поэтому и не особенно представляющих, что же это за пространство такое? В этом месте просто проходила дорога. До перевала Саланг, где возникали основные проблемы на трассе, было ещё очень далеко. Но было уже далеко и от границы через реку Амударья с родной страной. Большинство, из военного начальства в этом месте, – не задерживалось, предпочитая ехать дальше. И каких-либо наших значимых воинских подразделений здесь тоже не было. Сам город как город, тянул на этот статус с большим трудом. Вокруг реки – зелёная зона с деревьями и кустарниками. Арыки с мутной и холодной водой и поля вокруг построек. Все дома из глины с длинными дувалами[49] вдоль улиц, которые, было такое ощущение, выстроены очень торопливыми строителями: все – неровные, разновысокие и иногда даже недостроенные.

Встречающий нас офицер был парнем неординарным, наверное, именно поэтому и попал в такую глушь и практически на самостоятельную работу. Он москвич, недавно окончивший КУОС и обладающий к тому времени уже немалым опытом оперативной работы в территориальном управлении Москвы, пришёлся для этого места как нельзя кстати. Он был в меру инициативен, без дурацкой заносчивости и выпячивания, в меру опытен, чтобы не нервировать начальство своими наполеоновскими планами, например, как сразу одним ударом победить всё банддвижение в Афганистане, и достаточно умён, чтобы не требовать для себя каких-то особенных условий. По крайней мере, в момент начала командировки начальство его воспринимало именно так… Борис, так звали этого парня, был примерно того же возраста, что и мы с Юрой.

Его открытая улыбка сразу же располагала к откровенному разговору. И мы ещё в первую нашу встречу решили для себя, что именно он для выполнения небольшой боевой задачи, которая нам была поставлена руководством, является самой лучшей кандидатурой.

– Вы что так припозднились? – сразу же начал выговаривать нам Борис и ехидным саркастическим тоном продолжил: – Я понимаю, вы, конечно, очень крутой спецназ, но в этом, кажущемся очень спокойном месте как раз всё очень и неспокойно…

Боря как будто бы откуда-то узнал или почувствовал, что с нами в дороге что-то произошло. Наверное, поэтому так испытующе и пристально нас разглядывал…

– Ну что, нормально доехали? – всё же спросил он.

Мы с Юрой, не сговариваясь, решили о той ситуации пока не распространяться… Да и никакого героизма за собой не чувствовали. Ну, влетели на полной скорости в банду, ну, дураки, сами виноваты. Надо было хотя бы на час раньше выезжать. Ну, не перестрелялись чуть-чуть по своей же глупости. Спасибо Провидению! Духи растерялись, машина не заглохла, камень с горы внезапно не упал, и поэтому – от неожиданности – никто не испугался и не начал стрелять, я на газ давил… Короче, пронесло, а значит, в нашей судьбе ещё не всё так плохо, поэтому и будем молчать, сохраняя эту удачу.

– Да всё нормально, Боря, – как всегда широко улыбаясь, обнял местного опера Юра. – А припоздали потому, что вон он всё карты у пограничников изучал…

Юра кивнул на меня и, уводя разговор от главного, дал мне дальше шанс рассказать какую-нибудь небылицу об опоздании.

Мы уже несколько недель жили в землянках той самой крепости Ташкурган, откуда только что и приехали. Условия для сохранения жизни, с точки зрения безопасности нашей подгруппы, лучше не придумаешь. Высокий, метров десять или даже в некоторых местах выше, толстенный забор крепостной стены, который легко при необходимости выдержал бы прямое попадание артиллерийского снаряда, и глубоко укрытая посередине крепости под вековыми деревьями наша землянка позволяли быть уверенными, что никакая случайная или даже специально выпущенная в нас пуля врага никого и никогда не достанет. Вооружённая охрана из хорошо подготовленных психологически и физически солдат и офицеров-пограничников дополняла уверенность в нашей силе. Поэтому находиться там внутри, и особенно жить, было совершенно безопасно. Правда, стрельба с наступлением ночи, как напоминание, что ты на войне, – была знатная. Небо вокруг крепости окрашивалось трассерами пуль, идущими с гор в сторону города и крепости. Это было красиво, нелепо и страшно. Но через несколько дней своего пребывания мы привыкли, конечно, насколько это было возможным, и к стрельбе, и к раскрашенному от трассеров небу. Пули пугали, но до нас они не долетали…

– Мы с начальником мотоманевренной группы изучали карты местности вдоль дороги до Айбака, – начал в свою очередь рассказывать я. – Ну вот и засиделись… Да ладно, главное – доехали.

– Ну, не хотите говорить, не надо! – сделав вид, что обиделся, сказал Боря. – Давайте проходите, я вас давно жду. На базаре арбуз и дыню специально для вас купил, ну и всё остальное тоже приготовил…

Двухэтажная вилла, сделанная из бетона, невесть каким образом и кем построенная среди остальных земляных строений и с заросшим до безобразия садом, в котором невозможно было бы пролезть, не поранив тела, была как место для проживания – тоже безопасной. Конечно, безопасной по меркам Афганистана… Недалеко от этого домика стоял пост какого-то армейского подразделения. Ворота и улицу охраняли солдаты оперативного батальона местного МГБ[50]. Боря предусмотрительно жил на первом этаже. На окнах – противогранатные сетки, и они занавешены армейскими одеялами, чтобы свет из комнаты не проникал наружу. После скудного убранства нашей землянки даже эти аскетические условия показались нам царскими. Большой стол, застеленный газетами вместо клеёнки или скатерти, был уже уставлен предусмотрительным хозяином тарелками, кружками и яствами этого края. Буханка хлеба местной выпечки из соседней войсковой части, открытая банка минтая в томатном соусе, невесть откуда добытый кусок сала, лук и издающая невероятно аппетитный запах большая алюминиевая кастрюля макарон с тушёнкой. Из неё поднимался ароматный парок только что приготовленного блюда.

– Макароны по-флотски! – одновременно с наслаждением выдохнули мы вместе с Юрой. И чуть не захлебнулись слюной. – Слушай, как есть хочется!

– А ещё больше – выпить! Боря! Какой ты хозяйственный и заботливый! – кинулся обнимать хозяина Инчаков, увидев на столе бутылку «Столичной».

Борис неожиданно для нас засмущался и покраснел. Он оказался ещё и очень незаносчивым парнем. Про него мы с Юрой знали совсем мало, поэтому всё, что происходило с ним и прямо на наших глазах, воспринимали как нормальные человеческие отношения. Да и ему от нас, как мы предполагали, ничего было не нужно. Он просто был нормальным человеком, встретившим людей его же профессии здесь, далеко от родной Москвы. Приятно, что судьба послала нам именно его. Посидеть, выпить, поговорить с близким человеком – что ещё надо для маленького афганского счастья?! А для нас с Юрой, для которых час назад всё это могло бы так неожиданно и, главное, навсегда закончиться, это сейчас стало особенно ценным. Меня только сейчас начало понемногу отпускать от неведомого до сих пор озноба и осознания опасности произошедшего…

Первые тосты и еда, как нам на голодный желудок показалось, приготовленная мастерской рукой повара от спецназа, вскружили голову. Водка расслабила и повела в разговоры на лихую тему о войне в Афганистане и о жизни вообще. Где же ещё поговорить, как не за дружеским застольем?

Борис, несмотря на свою недавнюю переквалификацию из оперов в спецназовцы, оказался удивительным по своей глубине, философски заточенным и уже сформировавшимся специалистом в борьбе с бандформированиями в Афганистане. Он рассуждал здраво и доказательно. Он, оказывается, был абсолютным приверженцем «Вымпела».

– Вам повезло, – говорил он. – Вы сегодня представляете подразделение как необходимую часть разведки в целом. ОУЦ окончательно оформился как самостоятельное подразделение лишь в последнее время. Его задача сегодня и здесь – подавление воли противника. Постепенное формирование в психике врага чувства безысходности и тщетности его усилий. Порождение животного страха. Ваши удары должны напоминать уколы фехтовальщика. Незначительные на первый взгляд с точки зрения материальных затрат, они должны наносить огромные потери противнику…

– Боря, ты очень преувеличиваешь наше значение, – улыбаясь, возражали мы.

– Ничего не преувеличиваю, – говорил Борис. – В исторической ретроспективе первые отряды «Вымпела» просматриваются уже в Отечественной войне 1812 года, где руководство отрядом осуществлялось из армии, командирами отрядов были проверенные отчаянные офицеры… «Вымпел» нельзя рассматривать утрированно, как некое другое подразделение. Здесь уместно такое сравнение, как, например, полотна «Мадонны» со всей живописью в целом. Полотно – лишь материальный частный случай воплощения живописи как таковой. «Вымпел» же следует рассматривать как «живопись» в целом. То есть как веками отшлифованную функцию государства, осуществляемую для своей защиты. И в этом смысле «Вымпеле» бессмертен. Ибо он существует как осмысленная функция государства.

Мы с Инчаковым переглянулись, удивляясь сложности и поэтичности слов Бориса. Неужели на него так водка действует? Но то, что он начитан, интеллектуален и образован – это факт. А где ещё не пофилософствовать и не поговорить, как за хорошей выпивкой с друзьями?! Да и, видно, Борис соскучился по своим. Ему очень хотелось рассказать обо всём, чем он здесь жил. Понятно было, что общением с соплеменниками он здесь не избалован. Да и мысли, которые высказывал капитан, были нам близки. Их наукообразность немного смущала и была здесь как-то неожиданна, но мы с Юрой соглашались с ним. Мне в этот момент было так хорошо, что я готов был согласиться с чем угодно. А он, видя наше понимание и поддержку, всё больше распаляясь, говорил:

– Как только в истории притупится востребованность в таком подразделении, как «Вымпел», он как мудрый опытный разведчик растворится в историческом ландшафте… В этом он подобен утреннему туману, который по мере наступления дня исчезает, растворяясь в небесной синеве, чтобы в нужное время вновь укрыть землю, а с ней и молодые зелёные побеги…

– Да ты поэт, Боря! – сказал Юра. – Тебя тут воевать оставили, а ты, наверное, стихи пишешь?

– Нет, не пишу, кроме оперативных справок, честное слово, ничего больше не пишу, – продолжил он, нисколько не смутившись. – Я хочу, чтобы наша работа пользу приносила, и чтобы начальники наши такие же мысли имели. Поэтому я и говорю, что не надо обольщаться. Как туман образуется на пропитанной влагой почве, так и в государстве, пропитанном имперской идеей – российской ранее, а советской сегодня, – это как исходный материал для взращивания подсознательно таких людей. Нужно неусыпно следить за «влажностью», важно понимать, что «Вымпел» – лишь материальное воплощение той идеи, которая, раз сформировавшись как необходимая функция защиты Отечества, уже не умрёт. Как конструкция и технологические карты танка Т-34. Настанет грозный час, возникнет суровая необходимость, – и тысячи молодых ребят будут востребованы государством и снова грозно встанут на его защиту. Вот тогда и понадобятся те «технологические карты», чтобы не изобретать долго и мучительно всё, что уже пройдено и выстрадано. Главное, не утратить бы этот невосполнимый ценный опыт. А утренний туман с приходом дня растворится в пространстве, образовав облака. Они ещё разразятся весёлым ливнем, земля снова наполнится влагой и своей силой, суть потенцией, чтобы в означенный час вновь вернуться утренним туманом…