Кайдерск, 21 января, 1043 год
Время 21:17
Гостиница «ТарТар»: курильня третьего этажа
После сытного ужина все разошлись по комнатам.
Стюарт сидел у приоткрытой двери курильни, где потягивал уже третью сигарету Табиб, и вслушивался в разговор Сэмюеля и драматурга Ванзета Сидиропуло – невысокого мужчины тридцати лет с бережно уложенными огненными кудрями, веснушками, очень странно рассыпанными по щекам, маленькими бровками, закрученными усиками и васильковыми небольшими глазками. Одет он был в ярко-красный костюм с розовым градиентом, белую рубашку и красную галстук-бабочку.
Немного поведаем об этом новом для Стюарта лице. Это был очень скромный и неуверенный в себе человек, пытавшийся показать себя свету, но терпевший неудачу за неудачей, пока не повстречал на своём тяжёлом пути Добродея Затейникова, решившего поставить его пьесу «Трагедия «Неделя»», чему Ванзет был несказанно счастлив и истинно благословлял режиссёра. Именно благодаря постоянной поддержке Сэмюеля (с которым он был знаком, как оказалось, давно) начинающий драматург не опускал рук и продвигался вперёд, несмотря на тяжёлые испытания и подножки судьбы. И именно благодаря Сидиропуло по его рекомендации Лонеро позвали на роль композитора для мюзикла.
Также стоит рассказать, о чём именно повествует этот новый мюзикл, который, по словам Затейникова, должен произвести фурор в театральном мире.
«Неделя» – это название гостиницы, в которой заперли тринадцать человек. Им сказали, что каждый день будет происходить по одному убийству, и они обязаны искать убийцу, который находится среди них, пока все не погибли. На поиск им даётся одна неделя и, к счастью, героям удаётся вовремя отыскать душегуба и вместе с главарём этого убийственного проекта засадить его в тюрьму.
– Я всё ещё очень беспокоюсь, – говорил Сэмюелю Ванзет, ломая пальцы. – Беспокоюсь, что в один прекрасный момент мою пьесу, всё-таки, отклонят и вместо неё поставят очередную скучную драму…
– Зря беспокоишься, – ответил Лонеро, похлопав приятеля по плечу. – Я уверен, что господин Затейников ни за что не даст пропасть твоему произведению! Ты слишком неуверенный в себе и зря, ведь ты – ещё непризнанный гений!
– Ты правда так считаешь?..
– Конечно! Я очень горжусь и восхищаюсь тобой, друг мой!
– Хех… На самом деле я немного завидую тебе и тому, что тебя так быстро признали в обществе. Ты – невероятный талант, маэстро нашего времени и самый наидобрейший человек! Если бы ты знал, как сильно твоя поддержка помогает мне устоять на плаву…
– Не думал, что ты мне завидуешь.
– Очень завидую, но в хорошем плане. Считаю, что зависть – двигатель прогресса, поэтому это и хорошо, что я тебе завидую! Не думай, что я тебе желаю зла, нет; я тебе желаю только и только добра!
Они помолчали.
– Кстати, Сэм, как думаешь, какой псевдоним мне стоит взять?
– Псевдоним? Зачем?
– Мне моя фамилия не нравится. Ну что это такое: «Ванзет Сидиропуло»? Звучит смешно и несерьёзно!
– А мне нравится. Но если хочешь поменять, то давай подумаем над этим! Спешить нам некуда. Есть варианты?
– Да, сейчас! – он вытащил из-под лацкана записную книжку. – Думаю на Надеждина или Мараклуина. Ванзет Мараклуин или Ванзет Надеждин! Круто же звучит, согласись?
– Ванзет Надеждин или Ванзет Мараклуин… Вторая звучна. Мне кажется, она хорошо запоминается.
Стюарт задумчиво хмыкнул, достал записную книжку и записал полученную информацию о новом для него лице:
«Ванзет Сидиропу́ло (Мараклуин/Надеждин)
Драматург
30 лет
Рост около 160 см
Неуверенный в себе человек. Завидует своим известным и именитым друзьям, ибо тоже мечтает о славе.
Не любит свою фамилию и хочет её поменять.
Имеет высшее образование художника-мультипликатора, но всегда мечтал стать драматургом, потому художественной деятельностью занимается на досуге или иллюстрирует свои произведения.
Начал заниматься писательской деятельностью с четырнадцати лет. С шестнадцати лет писал стихотворения и пьесы в журналы, но никто из режиссёров не принимал его творений, потому так сильно привязался к Затейникову.
Очень любит птиц, особенно белых попугаев.
Старый знакомый господина Лонеро. Лично знает Модеста Винина и прочих современных прозаиков и поэтов».
– Что ты пишешь? – поинтересовался Табиб.
– Да так, мысли… – отмахнулся Стюарт. – Слушай, тебе не кажется это место каким-то странным?
– В смысле?
– Ну… Я по ночам слышу какой-то механический гул, здесь нигде нет окон и мне иногда кажется, что мы в каком-то большом лифте. Мне даже кошмары снятся, будто мы, как в этой проклятой пьесе, заперты в гостинице и должны искать убийцу! И господин Затейников мне совсем не нравится! Он похож на безумца, которому нравится вид выпотрошенных кишок и запах гнили!
– Кажется, у кого-то очень бурная фантазия и повышенная тревожность.
– Я серьёзно!
– Я тоже. Ты ещё с поезда мне кажешься чрезмерно нервным. Что именно тебя пугает?
– Это странное место и этот город. Будь моя воля, я бы с удовольствием уехал отсюда куда подальше.
– А что тебе мешает?
– Господин Лонеро и…
– Твоя Элла?
– …да. Не могу я их здесь бросить.
– Тогда просто успокойся. Это делается легче, чем звучит.
– Я не могу!
– У меня есть хорошие успокоительные. Тебе дать?
– Нет, это не поможет! Почему мне никто не верит?
– Потому что твои слова фантастичны, Стюарт. Скажи об этом Пете или Сёме, они посмеются с твоих слов и назовут тебя «нервячком».
– И ты тоже надо мной смеёшься.
– Нет, я обеспокоен твоим состоянием. Я вовсе не смеюсь. А что тебе говорит Элла?
– Она тоже обеспокоена и это уже знак того, что здесь явно что-то не так.
– Остальные с вами не согласятся…
– Вот-вот! Ну почему вы не можете мне поверить?!
– Стю, что такое?
Табиб и Стюарт обернулись, – в дверях стояли взволнованные Ванзет и Сэмюель.
– …всё в порядке, – бросил Стюарт и подошёл к ним. – Замечательная пьеса, не будь пессимистом и радуйся, что ты наконец-то выйдешь в свет, – сказал он смутившемуся Сидиропуло и ушёл в свою комнату.
– С-спасибо большое, я буду стараться! – воскликнул вослед ему Ванзет и обратился к Сэмюелю. – Кто это такой?
– Мой вечно нервный и подозрительный, но добрый друг-скрипач, – ответил Сэмюель и посмеялся.
Кайдерск, 22 января, 1043 год
Время 19:42
Ресторан «Беляш»
Прошёл ещё один утомляющий репетиционный день, но Стюарт не чувствовал себя сильно уставшим, как и Сэмюель, в чьих жилах ещё бурлила кровь. Под конец дня они по инициативе скрипача решили посетить местный ресторан «Беляш», прославленный своей выпечкой и искусными блюдами с театральными названиями.
Заказав себе омлет «Гамлет» и пирог «Вишнёвый сад», Сэмюель сразу же приступил к трапезе, а Стюарт, всё ещё ожидавший торт «Багровый остров» и суп «Пять вечеров», внимательно наблюдал за людьми с соседнего столика и вслушивался в их разговор. Перед ним лежала записная книжка, в руках дрожала чёрная ручка.
Он оценивающе прошёлся взором по тонкой скуластой женщине тридцати четырёх лет с чёрными прилизанными волосами и собранный в густой хвост мелкими кудряшками, мутными чёрными глазами с тёмными тенями, вздёрнутым длинным носиком и тёмными тонкими губами. Она выглядела грациозно и статно, походя на чёрного лебедя, а одета была в чёрное платье с рукавами фонарями, подчёркивающее её фигуру, и сапожки с изумрудным каблуком; на высоком лбу её сверкало три зелёных камешка на цепочке. На вешалке висело её зелёное пальто с охристым мехом на вороте, рукавах и подоле.
«Лебедина Грацо́зина
Хореограф
34 года
Рост около 180 см
Властная женщина. Невероятно умна и начитана. Предпочитает иностранную литературу стиля нуар, триллеры и детективы.
Очень любит флиртовать с различными мужчинами. Похоже, забывает про своего жениха, либо таким образом дразнит его.
Любит всё дорогое и хорошее, не жалеет на себя денег.
Очень любит чёрный цвет, еду, вино и различные диковинные сладости.
Истинно верующая. Считает, что ходит под защитой и присмотром Бога.
Заботливо относится к своим танцовщицам, ласково зовя их «котятками» или «крошками», однако очень требовательна и бывает строга.
Обвенчана с Адамом Баридолем. Свадьбы ещё не было».
Напротив Лебедины сидел её жених – Адам Баридоль. Это был немного взволнованный и потеющий человек с юношески-розоватым оттенком кожи, постоянной улыбкой на тонких устах, зелёными странными глазами (один зрачок был больше другого), с моноклем на левый глаз, широкими бровями и большими персиковыми кудрями. Одет он был в тёмно-зелёный пиджак с маленькими лацканами и широкими рукавами-фонарями, кильт на широком поясе, белую рубашку с золотистым маленьким жабо на зелёной броши и коричневые туфли. На вешалке возле пальто невесты висел большой белый берет с тремя зелёными круглыми камешками.
«Адам Баридо́ль
Художник-мультипликатор
Около 30 лет
Рост около 180 см
Нервно потеющий человек. Тихий, спокойный, мало болтливый. Очень сильно любит свою невесту и слушается её, словно собачка.
Живёт в другой гостинице неподалёку, так как в «ТарТаре» ему не нашлось места.
Приехал как моральная поддержка для Лебедины. Скоро покинет Кайдерск и вернётся в Даменсток.
Мало что могу узнать о нём, так как мы не пересекались и толком не общались.».
– Стю, что ты делаешь?
– Изучаю наших коллег…
– Но зачем ты лезешь в их свидание? Ты же их подслушиваешь, да?
– Да, потому что они говорят не о чём-то романтическом, а о Затейникове! Они, как и я, считают, что что-то здесь не так!
– Но что может быть не так?
– Да всё! – воскликнул Стюарт, когда ему принесли его заказ, и смутился, ибо его испугался официант. – Нет, господин Лонеро, мне вообще не нравится наша авантюра.
– Какая авантюра?
– Эта поездка. Мне всё кажется подозрительным, странным и… неправильным. Всё здесь неправильно и…
– Но как же Элла? С ней тоже что-то не так?
– Да, то есть, нет! Н-не упоминайте Эллу…
– Стю, мне кажется, ты слишком подозревающий и нервный. Расслабься и лучше думай о работе, а иначе сойдёшь с ума от постоянного напряжения! Может, тебе стоит пропить курс успокаивающих лекарств? У Табиба, вроде, они должны быть…
– Не надо! Но, господин Лонеро, разве вас не смущает Затейников?
– Ни капельки. Да, может, он человек странный, но это из-за обстоятельств. У него умер лучший друг, умер любимый дядя и после этого он стал немного… нервным. В остальном он в порядке.
– Нет, я… – внезапно Стюарт вскипел: – Нет, вы не правы, господин Лонеро! Что-то здесь явно не так, раз так считают даже Лебедина с Адамом, и я обязан узнать, что!
Он порывисто вскочил со стула и хотел сказать что-то ещё, как вдруг его схватили за жабо и влажно поцеловали в лоб. Лебедина с усмешкой посмотрела на смутившегося Стюарта.
– А подслушивать нехорошо, малыш, – пролепетала она и ушла с супругом под руку, оставив скрипача гореть со стыда и смущения.
Сэмюель только посмеялся с этой ситуации и сказал:
– Госпожа Грацозина любит неожиданно целовать в лоб.
– Фу, – Стюарт потёр место поцелуя и нахмурился. – Бедный Адам…
– Не думаю, что это очень плохо. Она же в лоб целует, а не в губы. Или ты так говоришь, потому что только Элла может целовать твой лоб?
– Не смейтесь, господин Лонеро!
Но Лонеро ещё долго подтрунивал над приятелем, пока они возвращались в гостиницу.
На ужине Грацозина была одна. Она проводила супруга и сидела в гордом одиночестве, потягивая вино и поедая жареное мясо одновременно с шоколадным маффином. Увидев Стюарта, она протёрла рот салфеткой, тут же подлетела к нему, схватила под руку и увела в свой уголок. Сэмюель с удивлением смотрел на них.
– Здравствуй снова, малыш.
– З-зачем вы?..
Она усадила его напротив себя, заметила смущённый взор Эллы и лукаво подмигнула ей.
– Присаживайся, – обратилась она к растерянному Стюарту. – Меня можешь не бояться, я тебя не обижу. Это же ты нас подслушивал, малыш Стю?
– Не называйте меня так…
Стюарту было крайне неприятно находиться в обществе этой странной эпатажной женщины и боязно, что Элла может подумать о нём плохо. Ему казалось, словно он ей только что бесконтактно изменил.
– А ты невинный и чистый душой мальчишка, – усмехнулась женщина. – Ты лишь пытаешься казаться нелюдимым и холодным, я права? Да, права, ибо твоя белая одежда об этом говорит.
– Что?..
– Фиолетовый – цвет скрытности и меланхолии. Также он говорит о твоей чувствительности. По одежде и цветовой палитре я могу прочесть тебя, как открытую книгу, – её губы тронула усмешка. – В отличие от твоего прелестного музыкального компаньона, ты у меня, как на ладони.
– К чему вы это говорите?..
– Надо же мне как-то начать наш диалог.
– А я вам зачем?
– Чтобы забавы ради подразнить твою спутницу жизни и поболтать с тобой. Ты очень любопытный мальчишка… Твоё любопытство тебя когда-то погубит.
– Хватит говорить со мной загадками! Что вам надо?
– Поболтать с тобой о Затейникове, например. Кажется, ты крайне им заинтересован.
– …д-да. Вы что-то знаете о нём?
– Знаю. Что именно тебе нужно?
– Расскажите о нём. Кажется, вы тоже его в чём-то подозреваете.
– Ты ошибся. Для меня он – простой человек, как и все в этом зале. Кроме тебя, главный герой.
– Что?..
– Не такой, как все, вечно что-то подозревающий и пытающийся найти ответы на свои вопросы, когда все вокруг ничего не понимают и понимать не хотят… Ты ведь считаешь себя главным героем?
– Нет.
– А я считаю тебя главным над этими пешками; ты словно король среди них. Ну, так, что тебя интересует?
Стюарт задумался и решил любопытства ради поговорить с этой крайне неординарной особой. Посмотрев прямо в чёрные, будто бездонные глаза, он шёпотом попросил:
– …а разберите господина Затейникова так, как вы разобрали меня по цветам.
– Раз уж ты просишь… – она откинулась на спинку стула, крутя бокал в когтистой руке. – Начну с внешности, к одежде перейдём потом. Раньше у него были красные волосы, что могли означать либо опасность, либо радость и любовь (я склоняюсь ко второму варианту, ибо именно после смерти близкого ему человека он поседел, а, значит, утратил радость). Даже с белыми волосами он притягивает к себе очень много внимания, ибо помимо невинности и чистоты, белый в некоторых культурах также символизирует смерть, а в сочетании с красными глазами он источает и смерть, и опасность. Именно поэтому он кажется тебе странным и опасным человеком.
– Именно из-за его белых волос и красных глаз?
– Да. Цвета сильно влияют на наш мозг и восприятие. И его кудрявые волосы так же могут указывать на взбаламошенность и толику безумия. Но, согласись, все мы в своём роде безумцы… Я не зову господина Затейникова сумасшедшим, но и адекватным его назвать нельзя.
– Хм… А что насчёт одежды?
– Его излюбленный оранжевый костюм в основном говорит о его энергичности, что так и есть. Поскольку оранжевый цвет можно часто увидеть в природе осенью, он также может начать ассоциироваться с меланхолией и даже смертью. Его жёлтая рубашка может говорить как и о солнце, так и о безумии и увядании, а синий галстук о печали или умиротворении. Я больше склоняюсь к первому варианту. Итак, получается, что тема смерти неустанно следует по пятам за господином Затейниковым; даже его трость с черепом говорит об этом.
– То есть он опасен?
– Считай, как хочешь, для меня господин Затейников обычен и, на удивление, непримечателен.
– А что за ситуация со смертью друга? Если знаете, можете рассказать?
– Если ты так жаждешь информации, расскажу. Но что мне взамен на это будет?
– Что хотите.
Она усмехнулась.
– Осторожнее разбрасывайся такими фразочками, малыш, мало ли я пожелаю расставания с дамой твоего сердца. Так уж и быть, ничего не возьму взамен, просто потому что ты меня забавляешь и развлекаешь.
Много лет назад, когда Затейников ещё работал у Гальгенов, он потерял лучшего друга-актёра. Фамилии не назову, ибо я сама без понятия, кем был этот человек, но эта смерть, вернее, самоубийство повлекло за собой ещё один ужасающий случай, что сильно подкосило и самого директора театра Гальгена, и Затейникова. С тех пор Затейников ходит седым и подавленным. Хоть он может показаться весёлым, на деле он до сих пор несёт траур по другу и оплакивает его смерть. Кажется, они были очень близки.
– Ясно… – Стюарт помолчал. – Вы до этого что-то сказали про моего компаньона.
– Да, про малыша Сэмюеля.
– А что с ним не так?
– М-м… Я не до конца могу его понять. Если ты чрезвычайно прост, он – сложный механизм. Расскажешь мне о нём?
– А что о нём говорить? Он – солнечный человек, всех поддерживает, всем дарит радость и тепло, очень наивный и ведёт себя, как ребёнок. Разве он сложен? Мне кажется, именно он совершенно прост.
– А мне кажется, внутри него сидит какое-то зло… Может, вся эта невинность и доброта – лишь маска, за которой скрывается… что-то страшное.
Стюарт метнул взгляд в сторону Сэмюеля, сидящего в обществе Петра и Табиба, и задумался. Чтобы такой человек, как Сэм, был зол? Он не поверит!
– А что скажете про тех, кто его сейчас окружает?
– Про малышей Петрушу и Табиба? М-м… Петруша, казалось бы, очень добрый и такой же открытый, как и ты, но на деле он немного сложен. Он одет в бирюзовый фрак, чей цвет ассоциируется с плавными волнами, также это цвет чистоты и невинности. У него зелёные глаза, что символизирует мир и покой. Всё прямо-таки кричит, что он спокойный и уравновешенный, однако из всего его образа выбиваются красная шляпа и красный галстук. Красный цвет говорит о вспыльчивости, что идёт в противовес зелёному и бирюзовому. Возможно, он действительно вспыльчив.
– Интересно… То есть вы считаете, что в нём тоже есть сгусток злобы?
– Думаю, есть, но сидит он глубоко у него в душе… А насчёт малыша Табиба… Он очень пугливый человек.
– Он? Пугливый?..
– Да, чрезмерно. Хоть он и кажется хладнокровным, закрытым и спокойным, как подобает доктору, на деле он по-детски невинен и открыт, о чём говорит доминирующий розовый цвет в его одежде. А вот синий, в его случае, играет роль страха. Конечно, страх принято изображать серым цветом, но синий, в некоторых случаях, перенимает эту роль. Да, бедный малыш очень пуглив, так что оберегайте его от лишнего стресса, ведь вы, кажется, хорошо поладили.
– Да, поладили, – он призадумался. – А что вы можете сказать о себе?
– В плане?
– В плане цветов и характера.
– Хм… У меня преобладает чёрный цвет… Хе-хе, правда, что я загадочная женщина? Не лукавь, я знаю ответ. Я кажусь тебе странной и непонятной, но я к этому привыкла. Мы с моим дорогим Адамом весьма запоминающиеся и эпатажные личности, чем мы очень гордимся. Про нас, обычно, не забывают… Ты ведь меня запомнишь, правда?
– Да, запомню.
– Хорошо, запомни меня, – она поставила бокал на стол. – Итак, если у тебя есть ещё вопросы, можешь смело задать их.
– Зачем вы мне всё это рассказали?
– Просто так. Мой любимый Адам уехал, мне стало скучно и захотелось поговорить с тобой, ведь ты у нас главный герой сей пьесы. Вернее, как ты считаешь.
– Да не считаю я себя главным героем! И, вообще, по словам господина Лонеро все мы – главные герои своих жизней, так что прошу вас прекратить так меня звать.
– Тише-тише, малыш, а то ты привлекаешь к себе излишнее внимание. Ну, тогда, ты более меня не держишь?
– Это вы меня держите, а не я вас.
– Я тебя уже отпустила. А ты меня отпустил?
– Да.
– Тогда всего хорошего тебе, малыш.
Она внезапно поцеловала свои два пальца и прижала их к его лбу. Стюарт смутился и нахмурился.
– Не делайте так.
В ответ Лебедина лишь хмыкнула, вспорхнула с места и удалилась прочь.
Позже Стюарт рассказал о своём разговоре с Грацозиной взволнованной и немного расстроенной Элле, уверив её в своей верности и любви. Женщина со спокойствием улыбнулась и одарила возлюбленного нежностью и заботой.
Кайдерск, 23 января, 1043 год
Время 18:41
Гостиница «ТарТар»: комната Уика
Время близилось к семи.
Элла присела на постель, пока её возлюбленный наливал чай, и на вздохе выпалила:
– Я рассказала о тебе Марьям.
Стюарт замер, вперив в неё ожидающий взгляд. Элла продолжила:
– Она беспокоится за меня, но рада, что я нашла себе спутника жизни.
– Она не удивлена, что так быстро?
– Удивлена, но ничего на этот счёт не сказала. Она верит в то, что я не ошибаюсь в своих выборах, а в тебе я более чем уверена, потому что люблю тебя всем сердцем.
Стюарт оставил чай на столе, встал перед ней на одно колено и взял её ладонь в свои холодные.
– Дорогой, ты чего?
– Как же сильно я тебя люблю! – воскликнул он и прижался щекой к её колену, начав целовать её руки и радуясь тому, что может находиться рядом с той, которая растопила лёд на сердце и научила его любви. Истинной любви.
– Я тебя тоже очень люблю, но что за любвеобильность напала на тебя?
– Я и сам не знаю. Я просто… – он бросился к ней объятия и повалил её на постель, тенью нависнув над ней. – …люблю тебя.
Элла густо покраснела, обняла его за шею руками и за талию ногами и втянула в долгий страстный поцелуй, вложив в него все свои пылкие чувства и прерываясь лишь на то, чтобы вдохнуть воздуха. Стюарт проскользнул ладонью под её ночное платье, поглаживая её мягкое бедро и не понимая того, что с ним происходило. Странный огонёк неожиданно и резко вспыхнул в его холодной груди, и тепло по венам добралось до всех его членов. Элла ощущала, как теплеют его некогда ледяные ладони, будто он только-только явился с мороза, как жар приливает к его тёмным щекам и как возгорается бешеным сердцебиением внутри него бушующая страсть.
Он смущённо коснулся костяшками пальцев её бюстгальтера, как бы вопрошая, можно ли ему продолжать. Она легко кивнула и снова горячо поцеловала его, попутно стягивая с него всю одежду.
– Я так тебя люблю, милый… – обжигала она шёпотом его шею. – Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю…
– Элла…
Он покрывал влажными поцелуями всё её тело, начиная с шеи и заканчивая её мягкими крепкими белыми бёдрами. Как хотелось бесконечно ласкать это прелестное горячее тело! Хотелось целовать её, обнимать и ласкать, – в общем, делать всё, лишь бы слушать эти тихие кроткие стоны и томные вздохи…
Элла тоже не бездействовала, а в ответ одаривала возлюбленного лаской, игриво поглядывала на него, пока ласкала его возбуждённую плоть, и доводила неопытного юношу до сладострастной дрожи.
– Тебе приятно, милый? – ласково пролепетала она, целуя его в висок.
– Я, кажется, с ума сойду… Элла… Элла!
…
Тишину прорезал часовой механизм.
Возлюбленные лежали в объятиях. Разгорячённый Стюарт внимательно вслушивался в бешеный стук их сердец, считая удары, и прижимался к её тяжело вздымающейся груди.
Элла погладила его по голове и сказала:
– Знаешь, Марьям очень ревнует меня к тебе. Я пытаюсь уделять вам двоим одинаковое количество внимания, однако вы требуете ещё и ещё…
– Извини, если тебя это напрягает.
– Нет-нет, я наоборот рада быть с вами почти всё время! Вы самые дорогие люди для меня, и без вас двоих я чувствую себя ужасно одиноко. В последнее время даже засыпать в полной тишине не могу, так как ощущаю себя будто в гробу, поэтому тихонько включаю музыку на ночь.
– А ты, случаем, не слышишь по ночам скрежетание и механические звуки?
– Не слышу.
– Странно, что один я слышу этот металлический лязг… Может, у меня галлюцинации.
– Или ты перенервничал, – она поцеловала его в лобик. – Когда же твоя головушка перестанет так много думать?..
– Кажется, никогда.
Они погрузились в минутную тишину.
– Споёшь мне колыбельную?
Элла с удивлением взглянула на Стюарта, что пристально смотрел ей прямо в глаза. Он был очень похож на милого котёнка, который всё жмётся к маме и нежится в её объятиях.
– Колыбельную?
– Да. Я хочу слышать твоё пение не только на сцене, да и мне никогда не пели колыбельных.
– Если ты желаешь…
– Желаю.
Элла присела на кровати, уложив голову Стюарта себе на колени, прочистила горло и тихо запела первую колыбельную, что пришла ей на ум:
Крепко спи и помни, что ты не один,
И во сне увидишь танец балерин,
Что на сцене кружат и поют тебе:
«Крепко спи и помни о своей мечте».
Крепко спи и знай, что ты не один,
Пусть нас окружают бедствия лавин.
Я с тобою буду рядом навсегда,
Даже если нас разлучит проклятая гроза…
Стюарт закрыл глаза и хотел было погрузиться в чудный сон, нежась под ласками возлюбленной, как вдруг их прервал настойчивый стук в дверь. Элла испугалась и замолкла.
– Да чёрт возьми… – раздражённо прошептал скрипач, нахмурился и открыл дверь. – Кто?
– Стю! – воскликнул Сэмюель. Рядом с ним стояли Табиб и Пётр. – Стю, пошли с нами гулять!
– Вы время видели?
– Да, только восемь вечера. К ужину мы как раз вернёмся, – сказал Радов, рассмотрев и заложив за ухо сигарету. – Ну так что, ты с нами? Или ты уже пообещал своей дорогой Элле прогулку?
– У меня ведь нет выбора? – спросил на вздохе Уик.
– Не-а, – ухмыльнулся Такута. – Друзей на груди не меняют.
– Ладно, подождите меня на улице.
Уик захлопнул дверь и с досадой в лице вернулся к возлюбленной.
– Тебя зовут гулять?
– Да. Так не хочется никуда идти…
– Лучше погуляй и развейся, дорогой. Думаю, это тебе пойдёт на пользу. А я пойду к Марьям; наверное, она ещё не спит.
– Эх, Элла… – он уткнулся ей в плечо. – Если бы ты знала, как сильно я тебя люблю…
Окаолла улыбнулась, поднялась с кровати, вновь горячо поцеловала любимого и вышла из комнаты. Стюарт наспех переоделся, расчесал растрёпанные волосы, завязал их в неаккуратный (что было для него непривычно) хвост и вышел к друзьям. Табиб и Пётр рьяно о чём-то спорили, а бедняжка Сэмюель, думая, что они ругаются, пытался их утихомирить и «помирить».
– О, Стю! – разом воскликнули они и удивились потрёпанности приятеля.
– Что это с тобой? Выглядишь не прилизанным и помятым, – спросил озадаченный Пётр.
– Н-ничего, – со смущением отмахнулся скрипач.
– Tu as eu une pause romantique avec Ella?.. (фр.: Неужели у тебя была с Эллой романтическая пауза?..)
– Тщ!
– Что он сказал? – спросил не знающий иностранного Сэмюель.
– Ничего! – смутился Уик. – Лучше скажите, куда пойдём и зачем мы пойдём.
– Да мы хотим по центру погулять, развеяться! Идём!
Сэмюель схватил Стюарта за руку и уверенно зашагал вперёд.
Как и договаривались, друзья вернулись в гостиницу к девяти, поужинали и отправились на третий этаж. Сэмюель не пошёл с ними, ибо его за разговорами задержали охранники, и оставшаяся троица расположилась на диванах третьего этажа. Между тем за столом в коридоре играли в карты подруги Марьям Черисская и Элла Окаолла.
– Слушай, раз уж ты весь из себя красавец, – после очередного спора сказал Табиб Петру, пока Стюарт снова сидел в раздумьях, – тогда попробуй влюбить в себя девушку, что сидит с Эллой Стюарта.
– Охмурить блондинку? Легко!
Скрипач вздрогнул и удивлённо посмотрел на друзей, когда солист подплыл к подругам и присел рядом с Черисской.
– Ба! Дамы, в карты играете?
– Да, – сухо отрезала Марьям.
– Могу ли я присоединиться к столь прелестными леди?
– Нет.
Марьям отодвинулась от Петра и, заметив, как со второго этажа прибежали Сэмюель Лонеро и Ванзет Сидиропуло, с ласковой улыбкой обратилась к ним:
– Сэм, Ванзи, не хотите с нами в карты сыграть?
– В карты? Хотим! – воскликнул композитор, взял смущённого драматурга за руку и вместе с ним присел за стол.
Когда колоду перетасовали, они взяли карты в руки и влились в игру подруг, пока поражённый Пётр приходил в себя после столь резкого отказа, что сильно ударило по его самолюбию. Поняв, что проиграл Такуте, он вернулся на диваны и недовольно скрестил руки на груди.
– Ну что, не вышло? – усмехнулся доктор.
– Не смейся! Я могу охмурить кого угодно, но не всегда моя аура красавца-джентльмена работает.
– Несчастный джентльмен ты наш.
– Даже Сэмюель может влюбить в себя любую даму, – с усмешкой кольнул Стюарт, получив в ответ недовольное «Эй!» и вновь погрузился в раздумья. Ему всё ещё было тревожно из-за шума механизма, который он постоянно слышал, и из-за самого здания гостиницы. Сама гостиница изнутри была небольшой, но к чему это эпатажное готическое здание? Неужели на деле гостиница такая большая? Тогда почему они видят лишь её малую часть?..
– Третья победа! – самодовольно воскликнула Марьям. Элла ласково улыбнулась, а Сэм и Ванзет сосредоточенно продолжили игру. – Не удивлюсь, если вы оба проиграете в очередной раз! Мужчины, что с них взять.
Все мужчины на этаже многозначительно промолчали, а Элла что-то прошептала подруге на ухо.
– Да ладно, Элла, это же просто мужчины! Женщины всегда управляли и будут управлять мужчинами. И даже в патриархальное время все женщины правили мужчинами если не на улице, так дома, так что мои слова правдивы.
Вскоре Табиб и Пётр заняли курилку, Ванзет с Сэмюелем и Эллой отправился на нижние этажи, а Марьям, сверкая взором хладнокровных фиолетовых глаз, подошла к поднявшемуся с дивана Стюарту.
– Эй, ты! – окликнула она скрипача. Уик замер, удивлённо уставившись на неё. – Да, ты! Идём, я хочу тебе кое-что сказать.
И с этими словами она открыла дверь своего номера.
– Что?
– Идём, надо поговорить.
Она схватила его за руку и силой затащила в комнату, прижав удивлённого юношу к стене.
– Слушай, Ствард!
– Я Стюарт…
– Мне без разницы! Раз уж ты решил охмурить мою лучшую подругу, я хочу тебе сказать: не смей обижать Эллу! Понял?
– Я всё понимаю…
– Ты не понимаешь! Ей богу, мужчины! В общем, если ты хоть раз посмеешь обидеть Эллу и не дай бог она из-за тебя заплачет, то тебе конец! И не смотри на то, что я такая красивая, миниатюрная и аккуратная; если я разозлюсь, я могу стать грознее! Понял?
– Понял-понял…
– Нет, не понял! Поклянись на коленях, что никогда не посмеешь обидеть Эллу!
– Что?
– На колени!!
Стюарт не стал перечить и повиновался, из-за того, что пребывал в шоковом состоянии, но поняв, что он выглядит нелепо и странно, поднялся.
– Нет, это уже перебор!
– Нет, клянись мне в верности Элле! Иначе я тебе запрещаю с ней проводить время!
Стюарт пристально посмотрел в глаза Марьям и холодно прошептал:
– Я всегда буду ей верен, пока смерть не разлучит нас.
– И даже смерть не должна вас разлучать!
– И даже смерть не разлучит нас. Довольна?
– Не до конца, но да, довольна. Всё, ты свободен!
Она вышвырнула его из своего номера и заперла дверь. Пришедшая на этаж Элла удивлённо смотрела на возлюбленного.
– Что-то случилось?
– Да, твоя подруга заставила меня поклясться в верности тебе.
– Ох… Надеюсь, она тебя не загнала в угол?
– Нет-нет, всё в порядке…
Он поцеловал возлюбленную.
Позже вернувшись в свой номер, Стюарт взял записную книжку и добавил туда заметку о Марьям:
«Марьям Чери́сская
Солистка
37 лет
Рост около 160 см
Кажется очень доброй и наивной, на деле очень высокомерна и строга.
Недолюбливает темнокожих, потому что раньше до неё домогался темнокожий мужчина. Также с подозрением относится к азиатам.
По словам Затейникова, с ней трудно работать, но актриса она отличная. Голос красивый, мелодичный.
Умеет танцевать и учит этому Эллу. Очень любит свою подругу и дорожит ей, потому что её часто предавали друзья, т. к. не выдерживали её характера. Ревнует её ко мне.
В прошлом работала парикмахером, но её уволили из-за, опять же, характера.
Негативно относится к табаку и алкоголю».
С удовлетворением вздохнув, он лёг в постель, но в сон погрузился лишь к часу ночи из-за внезапно нахлынувшей разрушающей спокойствие волной тревоги.
Кайдерск, 24 января, 1043 год
Время 14:02
Большой театр: главная сцена
Взмах трости, – Максим Убаюкин, играющий роль ведущего, прокрутился и встал на середину сцены:
– Дамы и господа, миледи и милог’ды, пг’ошу вас взглянуть на сие картину и вопг’осить себя: кто же убийца?
Кто-кто-кто-кто убийца? Непонятно!
Кто-кто-кто-кто убил их? Вот загадка!
И, посмотг’ев на эти лица, вдг’уг поймёшь…
Обг’атно жизни не вег’нёшь!
Какой-какой мотив? Неясно!
Эта тг’агедия ужасна!
Внимательно взгляни на всех
И поймай пг’еступника ског’ее!..
Стюарт, хоть и играл на скрипке, всё же отвлекался на сцену и краем глаза наблюдал за Убаюкином, который в ярко-красном костюме, шляпе набекрень и клетчатом шарфе выглядел очень вызывающе, как и подобает ведущему сей кровавой пьесы.