«Для интеллигентного человека рутина – признак амбиций», – писал Оден в 1958 г. Если так, то Оден отличался редким честолюбием, ибо трудно себе представить более пунктуального человека: пунктуальность была его идеей фикс, и всю жизнь он жил по строжайшему расписанию. «Он постоянно сверяет часы, – отметил человек, побывавший в гостях у Одена. – Еда, выпивка, работа, покупки, разгадывание кроссворда, прибытие почты – все рассчитано по минутам и сопровождается неизменными ритуалами».
Оден верил, что подобного рода казарменная строгость необходима для его творчества, он как бы приучал музу к расписанию. «Современный стоик, – писал он, – знает, что лучший способ обуздать страсть – это обуздать время: определить, что ты хочешь или должен делать в течение дня, и делать это всегда в один и тот же момент каждый день, и тогда страсти не причинят тебе вреда».
Оден вставал в начале седьмого утра, варил кофе и поспешно усаживался работать, лишь несколько минут уделив кроссворду. Лучше всего ему удавалось сосредоточиться с 7.00 до 11.30, и он старался извлечь как можно больше из этих утренних часов. Поэт не уважал «сов» и приговаривал: «Пусть гитлеры[10] трудятся ночами, честный художник этого делать не будет». После обеда Оден обычно возвращался к работе и засиживался до коктейля. Вечер начинался ровно в 18.30, поэт смешивал себе и гостям изрядной крепости коктейль «Водка-мартини». Подавали ужин с большим количеством вина, а после ужина продолжали пить вино и беседовать. Оден ложился довольно рано, никак не позднее 23.00, а с годами еще раньше – около 21.30.
Сохранить энергию и концентрацию поэту помогали амфетамины – он принимал по утрам бензедрин столь же регулярно, как многие люди принимают таблетку мультивитаминов. На ночь он принимал секонал или другое снотворное. Эта рутина – «химическая жизнь», по выражению Одена, – продолжалась на протяжении 20 лет, покуда таблетки не перестали действовать. Оден причислял алкоголь, кофе, табак и амфетамины к «сберегающим труд принадлежностям» своей «интеллектуальной кухни», хотя и сознавал, что «приспособления эти очень примитивны, то и дело ломаются и могут поранить самого повара».