Просыпаюсь от трели дверного звонка, разливающейся по дому.
Потягиваюсь, дрожа напряжёнными после страстной ночи мышцами.
Это было что-то… Я до сих пор, кажется, немного невменяемая от количества секса, что между нами случился.
Невменяемая, но очень счастливая, потому что с такой отдачей мы с мужем не любили друг друга уже очень давно. Это было не механическое взаимодействие, а реальное слияние душ, тел, желаний и эмоций.
Не открывая глаз, провожу рукой по постели.
Вторая половина пуста и уже холодная. Андрея рядом нет, а в ванной, примыкающей к нашей спальне, шумит вода.
Звонок в дверь повторяется.
Со вздохом накидываю на плечи халат и спускаюсь вниз.
Открываю дверь.
На пороге с излюбленно-недовольным выражением лица стоит свекровь. В её руках небольшой чемодан на колёсиках.
– Можно было и подольше идти. Оглохла, или что? – не дожидаясь приглашения, она протискивается мимо меня в дом.
Катит чемодан по полу, оставляя за собой грязные полосы, и скрывается в гостиной.
– Конечно, проходите, – вздыхаю я, обращаясь к пустоте.
Захлопываю дверь.
Елизавета Александровна – женщина сложная, с характером. Часто бывает грубой, скрывая простое неумение фильтровать слова за маской прямолинейности.
Между нами с ней всегда были шероховатости, которые не получилось сгладить ни временем, ни моими тщетными попытками наладить дружбу.
Она не упускает возможности подколоть и укусить, особенно часто спекулируя на моей женской и самой острой уязвимости – невозможности забеременеть.
Прохожу на кухню, включаю кофеварку и лезу в холодильник.
У нас шаром покати, нужно заказывать продукты. Нам с Андреем в последнее время некогда – мы готовимся к подписанию важного контракта, поэтому часто перебиваемся обедами вне дома и доставками ужинов из ресторанов.
Мы с Андреем – соучредители фирмы, занимающейся внутренней отделкой помещений. Не гиганты, но уверенные середняки. И гордимся своим бизнесом, который лишь некоторое время назад стал приносить стабильный и хороший доход.
Мой отец, уважаемый и известный на международном строительном рынке человек, предлагал нам руководящие должности в своих филиалах. Но мы отказались, решив пройти этот путь практически с нуля, самостоятельно. И ничуть не жалеем.
Сейчас, спустя семь лет, мы знаем всё о том, чем занимаемся. Успели прочувствовать горечь разочарования, набить шишки и отлететь от эйфории радости за наше детище, уверенно вставшее на рельсы успеха.
Напевая себе под нос, режу колбасу, сыр. Выкладываю на сервировочное блюдо поджаренный в тостере хлеб.
– Этим ты кормишь моего сына? – губы Елизаветы Александровны складываются в жёсткую линию.
– Мхм.
– Кошмар!
– Он не жалуется.
– Жалеет тебя. Удивляюсь, почему Андрюша ещё не сбежал от такой хозяйки, как ты.
С напускным равнодушием пожимаю плечами.
Одна и та же песня из года в год. Хоть бы репертуар сменила…
– Может, ему всё равно на то, какая я хозяйка? У нас сейчас другие приоритеты.
– Приоритет каждой женщины – дом. Уют. Очаг. Но ты, Лара… – ядовитый взгляд впивается мне в лоб. – Видимо, ты поломанная женщина.
– Вы на что-то конкретное намекаете?
Елизавета Александровна набирает в лёгкие воздух, но ничего не произносит. Однако всё читается по её напряжённому лицу.
Она по-хозяйски лезет в холодильник, достаёт пару яиц и бутылку молока. Отворачивает крышку и брезгливо принюхивается.
– Ну хоть не скисло. Я поражена.
Заняв противоположную от меня часть островка, стоящего посреди кухни, она принимается взбивать яйца с молоком.
– Андрюше нужно правильно питаться.
– А что, Андрюша бытовой инвалид? – язвительно дёргаю бровью. – Если ему надо, пусть питается. Он в состоянии сам приготовить себе завтрак.
– Ты должна за ним ухаживать. Он очень устаёт.
– Я тоже работаю наравне с вашим сыном, если вы забыли. И наравне с вашим сыном устаю.
– Вот! – свекровь назидательно задирает указательный палец вверх. – Все беды от твоего желания что-то кому-то доказать, тогда как надо поумерить свой пыл и осесть дома. Как и подобает настоящей женщине!
Переместившись к плите, она жарит омлет.
– Это называется самореализация и здоровые амбиции. Мы живём в двадцать первом веке, слава богу. В веке, когда женщина может себе позволить то же, что и мужчина.
– Когда ты дома убиралась в последний раз? – идёт свекровь с козырей.
Да, я не убираюсь.
Но у меня чисто. Всегда.
– Я оплачиваю клининг. А в чём проблема?
– Женщина создана служить мужчине! Это наше прямое предназначение. Ты потому и бездетная, что не женским делом занимаешься. Если идёшь против своей природы, будь добра заплатить за это свою цену.
Сжимаю до побелевших костяшек нож для масла.
Как это низко – упрекать человека в том, на что он не в состоянии повлиять.
Свекровь прекрасно знает, сколько времени и внутреннего ресурса я потратила на проверку здоровья. Сколько слёз бессилия пролила в стенах клиник.
Подбираю в голове слова, чтобы чётко и жёстко, без истерик, осадить свекровь. Но не успеваю ничего сказать – на кухню спускается Андрей.
– Всем доброе утро, – целует меня в щёку.
– Доброе.
Я пробегаюсь пальцами по его влажным волосам. От него пахнет гелем для душа, любимым табачным парфюмом и своим собственным запахом тела.
От этих ароматов кружится голова…
Чувствую себя влюблённой девчонкой, внутри которой бурлят гормоны и порхают дурёхи-бабочки.
– Андрюш, садись, я тебе омлетик приготовила, – суетится вокруг него свекровь.
Выставляет на столе в обеденной зоне одну тарелку.
Завтрак, я так полагаю, положен только мужчине.
Что ж…
Отличное начало дня.