Рассеянный ум - читать онлайн

Мы пришли к убеждению, что человеческий мозг является опытным штурманом в море непрерывно бушующей информации. Однако, несмотря на это, у нас часто возникают затруднения при достижении даже сравнительно простых целей. Это результат интерференции – как отвлечения на бесполезную информацию, так и сбоев, возникающих в результате наших попыток одновременно преследовать разные цели. Многие из вас, наверное, уже с осуждением смотрят на свой мобильный телефон. Но прежде чем выдвигать обвинения в адрес этого потенциального злодея, важно понять, что наша чувствительность к интерференции (или тому состоянию, которое мы на протяжении всей этой книги называем «рассеянным умом») возникла не в результате развития современных технологий. Скорее это основополагающая уязвимость нашего мозга. Рассмотрим три сценария, которые сто с лишним лет назад могли бы произойти с вами с такой же легкостью, как и сегодня.

• Вы заходите на кухню и открываете холодильник, и ваше настроение падает, когда вы сознаете, что совершенно забыли, что именно собирались достать оттуда. Как это произошло? Вы же прекрасно все помнили за несколько секунд до прихода сюда. После некоторых размышлений вы понимаете, что это не «ошибка памяти» в чистом виде, а скорее результат ограниченности внимания: вы отвлеклись от своей цели на неотступную мысль о предстоящей встрече.

• Вы сидите на встрече и смотрите на своего коллегу в людном ресторане (или таверне), пытаясь уследить за нитью его рассуждений. Вы прекрасно слышите его, но ваш мозг как будто заражается оживленной болтовней вокруг вас, хотя вы изо всех сил стараетесь не отвлекаться.

• После встречи вы идете домой через незнакомую часть города, но вместо того, чтобы сосредоточиться на маршруте, не можете оторваться от мыслей о вашем разговоре. Внезапно вы обнаруживаете, что заблудились. Помехи, созданные вашим собственным разумом, воспрепятствовали успешному достижению цели.

Несмотря на врожденную чувствительность нашего мозга к интерференции, нельзя отрицать, что недавние достижения технологии еще больше осложнили положение вещей для рассеянного ума. Добро пожаловать в новую реальность.

• Вы находитесь на совещании, и хотя сейчас идет обсуждение нового важного проекта и использование мобильных устройств находится под временным запретом, вы время от времени поглядываете на мобильный телефон у вас на коленях, чтобы проверить статус ожидаемого сообщения… а между тем небрежно пролистываете ленты нескольких социальных сетей, чтобы узнать о последних действиях ваших друзей.

• Вы сидите за обеденным столом вместе с членами семьи, на заднем плане бормочет телевизор, и у каждого есть телефон на столе, который они постоянно берут, проверяют и пишут сообщения а потом остаются склоненными, чтобы не пропустить ответ. Это сопровождается неуклюжими попытками не упасть лицом в грязь и выяснить, что вы упустили в общем разговоре.

• Вы едете по автостраде со скоростью 100 километров в час. В вашем кармане раздается знакомое жужжание: получено текстовое сообщение! Вы определенно понимаете, что это нехорошо, но все равно лезете в карман за телефоном, виновато косясь на водителя соседней машины.

• Ваш ребенок использует iPad как часть новой школьной программы по внедрению технологий в учебный процесс. Это кажется неплохой идеей до тех пор, пока вы не получаете звонок от его учителя, который уведомляет вас о том, что сын пользуется устройством не по назначению; вместо этого, он постоянно играет в игры и загружает приложения во время уроков.

• Вы тяжело опускаетесь за стол с тяжким осознанием важной задачи, которую нужно выполнить к концу рабочего дня. Несмотря на то обстоятельство, что выполнение этой задачи на высоком уровне имеет важнейшее значение для оценки вашей работы, вы постоянно проверяете свою электронную почту и Facebook. Пока проходит день, каждая такая помеха создает цепную реакцию общения, увеличивающую ваши шансы пропустить дедлайн. Вы знаете, что должны сосредоточиться на поставленной задаче, однако продолжаете движение по роковому пути.

Многочисленные технологические новинки безмерно обогатили нашу жизнь, но из-за эффекта интерференции они также угрожают погубить целенаправленное функционирование нашего мозга. Они оказывают разрушительное воздействие на наше мышление и поведение в повседневной деятельности. Она влияет на все уровни нашего сознания, включая восприятие, принятие решений, общение, управление эмоциями и воспоминания. Это, в свою очередь, оборачивается негативными последствиями для нашего образования, безопасности и способности успешно и радостно общаться с коллегами, друзьями и членами семьи. Негативный эффект усугубляется у тех, чей мозг недоразвит или ослаблен, в том числе у детей, пожилых людей и пациентов, страдающих неврологическими и психиатрическими расстройствами. Если мы хотим успешно справляться с проблемами внимания, сначала нужно разобраться в их природе.

Что такое целевая интерференция?

«Интерференция» – это общий термин, используемый для описания чего-либо, что сдерживает, препятствует, затрудняет или в целом расстраивает другие процессы. Когда вы слышите шум статики при настройке радиостанции, то улавливаете интерференцию с приемом радиоволн, которые хотите найти; это также называется «белым шумом». Целевая интерференция, описанная в предыдущих сценариях, во многих отношениях не слишком отличается от белого шума. Такой вид интерференции был предметом обширных исследований в таких разных областях, как психология, неврология, образование, реклама, маркетинг и влияние человеческого фактора. Но она не часто бывала представлена в качестве отдельной концепции, что является одной из целей этой книги.

Целевая интерференция происходит, когда вы приходите к решению о достижении конкретной цели (например, достать что-то из холодильника, завершить рабочее задание, принять активное участие в разговоре, управлять автомобилем), и происходит нечто, препятствующее успешному достижению этой цели. Интерференция может быть внутренней, обусловленной вашими текущими мыслями, либо внешней, обусловленной сенсорными стимулами, такими как болтовня в ресторане, гудки, вибрации или мелькание визуальных образов (см. рис. 1.1). Целевая интерференция, обусловленная внутренними или внешними стимулами (часто и тем, и другим), имеет две разновидности: отвлечения и сбои, в зависимости от вашего решения о том, как вы собираетесь справляться с ней[3].

Рис. 1.1. Концептуальная схема целевой интерференции, которая может быть обусловлена как внутренними, так и внешними факторами и вызывается бесполезной для достижения цели информацией (отвлечение) или попыткой одновременного выполнения нескольких задач (сбои).

Для понимания разных видов целевой интерференции мы считаем полезным временно отойти от дискуссии о влиянии технологий и рассмотреть сценарий, который имел место на протяжении тысячелетий: посиделки с другом и рассказы о жизни. Такая цель выглядит предельно ясной. Но даже без современных гаджетов четыре вида интерференции угрожают сбить вас с пути от ее достижения: внутренние и внешние отвлечения, а также внутренние и внешние сбои. Давайте подробнее обсудим каждый из них.

Отвлечения – это фрагменты бесполезной для достижения цели информации, которую мы либо черпаем из внешней обстановки, либо создаем внутри собственного разума. Когда речь идет об отвлекающих факторах, наши намерения тоже предельно ясны: мы стремимся игнорировать их, отгородиться от них, подавить их и двигаться дальше к достижению конкретной цели. Рассмотрим следующий вариант знакомой ситуации:

Вы вовлечены в интересный разговор с другом, но потом ваш ум начинает блуждать против вашей воли и выдает мысль, не имеющую никакого отношения к вашей беседе: «Не могу поверить, что мой начальник даже не заметил, как много я сделал на прошлой неделе!»

Это пример внутреннего отвлечения, иногда называемый «блужданиями ума». Такие блуждания часто имеют негативное содержание, как явствует из нашего примера[4]. Но точно так же нас могут отвлекать внешние факторы. Точно так же бывают внешние отвлечения из-за окружающих зрелищ, звуков и запахов, как описано в следующей ситуации.

Вы слушаете своего друга и вдруг слышите свое имя, произнесенное за соседним столиком. Хотя вы уже слышали его раньше и уверены, что речь идет не о вас, звук вашего имени невольно захватывает внимание и отвлекает его от первоначальной цели.

Точно так же, как и в случае с «блужданиями ума», бесполезная для вас информация может служить внешним отвлекающим фактором. Хотя вам понятно, что это нарушает беседу, и вы твердо намерены игнорировать подобные отвлечения, они все равно проникают в ваш разум и отвлекают внимание от цели, делая вас неудачным собеседником.

Сбои являются другим важным источником целевой интерференции. Их отличие от отвлечений состоит в том, что они происходят, когда вы принимаете решение одновременно заняться решением других задач, даже если вы пытаетесь быстро переключаться между ними. Как и отвлечения, сбои могут иметь внутренние или внешние причины. Давайте ненадолго вернемся к беседе с вашим другом.

Разговор становится менее интересным для вас. Поэтому вы решаете немного отвлечься и частично направить внимание на мысли о том, как начальство оценивает ваши усилия на работе, в то же время стараясь поддерживать непринужденную беседу с другом.

Этот добровольный акт участия в решении вторичной конкурентной задачи и является тем, что называется «внутренним сбоем». Он создает интерференцию, создавая препятствие для вашей цели осмысленного разговора с другом. Подобные сбои часто имеют внешнюю природу.

Увлеченный беседой с другом, вы слышите интересный разговор, который происходит поблизости, и решаете одновременно подслушивать и продолжать свое общение.

Такие сбои часто ассоциируются с «многозадачностью», которая определяется как попытка одновременного решения двух или более задач, имеющих независимые цели. Слово «попытка» выбрано потому, что, как мы впоследствии убедимся, многозадачность может быть вашим осознанным выбором, но когда речь идет о реальных процессах, происходящих в вашем мозге, то термин «переключение между задачами» лучше описывает ситуацию.

Интересно, что при целевой интерференции причина отвлечений и сбоев может быть одинаковой. В нашем примере мысли о том, будет ли начальник доволен качеством вашей работы, были источником как внутреннего отвлечения, так и внешнего сбоя. Различие между сбоями и отвлечениями заключается в вашем намерении относительно того, как разобраться с проблемой: вы либо пытаетесь игнорировать навязчивые мысли и сосредоточиться на цели (отвлечение), либо продолжаете размышлять одновременно с разговором, определяя эти мысли как вторичную цель (сбой). Хотя и то и другое является разновидностью целевой интерференции, за ними стоят разные механизмы работы мозга, о чем мы поговорим впоследствии.

Почему мы так чувствительны к интерференции?

Все сложные системы чувствительны к помехам, включая наши ноутбуки, автомобили, авиационную электронику и телескоп Хаббл. Вероятность нарушения рабочих показателей любой системы из-за интерференции соизмерима с ее сложностью. Когда речь идет о человеческом мозге – безусловно, самой сложной системе в известной Вселенной, совсем не удивительно, что он крайне чувствителен к интерференции на разных уровнях. Целевая интерференция так часто встречается в нашей жизни как раз из-за сложности наших целей и врожденных ограничений для их достижения. Наша способность устанавливать высокоуровневые цели, вероятно, представляет собой вершину эволюции человеческого мозга[5]. Сложные, взаимосвязанные, долгосрочные и часто совместные с другими людьми цели позволяют нам оказывать беспрецедентное влияние на наше взаимодействие с окружающим миром и ориентироваться в его многогранной реальности на основе наших решений, а не рефлекторных реакций на внешние стимулы. Наши впечатляющие способности к постановке целей сделали возможным мощное развитие нашей культуры и общества и позволили нам создавать сложные человеческие феномены, такие как язык, живопись, музыка и технология. Грандиозный размах наших целей создал предпосылки для возникновения целевой интерференции.

Наше мастерство постановки целей обеспечено набором когнитивных способностей, известных как экзекутивные, или исполнительные функции: оценка ситуации, принятие решений, организация и планирование. Но постановка целей – это лишь половина дела. Мы также нуждаемся в специализированных способностях для осуществления этих высоких целей. Наша способность эффективно осуществлять поставленные цели зависит от группы взаимосвязанных когнитивных навыков, которые в этой книге называются когнитивным контролем. Они включают внимание, рабочую память и управление задачами. Обратите внимание, что наша способность ставить комплексные цели не обязательно означает, что мы неизбежно столкнемся с целевой интерференцией. Можно предположить, что наши способности к достижению целей развивались параллельно со способностями к постановке целей, чтобы оказывать противодействие негативному влиянию целевой интерференции. Но, судя по всему, дело было иначе. Навыки когнитивного контроля, необходимые для достижения целей, не развились в такой же степени, как исполнительные функции, необходимые для постановки целей. Фундаментальные ограничения навыков когнитивного контроля у людей не слишком отличаются от наблюдаемых у других приматов, с которыми десятки миллионов лет назад у нас были общие предки[6].

Наш когнитивный контроль на самом деле довольно ограничен: мы обладаем весьма скромной способностью распределять, разделять и поддерживать внимание, активно держать в уме подробную информацию, оценивать приоритетность и быстро переключаться между разными задачами. Можно лишь предположить, что если бы нейронные процессы, связанные с достижением целей, развились примерно в такой же степени, как наши способности к постановке целей, то мы бы гораздо меньше страдали от целевой интерференции. Если бы мы могли более надежно удерживать в уме больше информации, если бы мы могли накрывать окружающий мир сетью устойчивого внимания, и если бы мы могли одновременно выполнять множество трудных задач, плавно переключаясь между ними, то нас было бы не так легко отвлечь или сбить с толку. Во многих отношениях человек представляет собой древний мозг в высокотехнологичном мире.

Мы можем рассматривать это как конфликт между мощной силой, представленной нашими целями, которая сталкивается с еще более мощным барьером ограничений нашего когнитивного контроля. Конфликт происходит между нашими высокоразвитыми способностями к постановке целей, которые погружают нас в обстановку с большим количеством помех при достижении этих целей и нашими способностями к осуществлению целей, не слишком развитыми по сравнению с нашими примитивными предками, что накладывает жесткие ограничения на нашу способность к обработке информации. Именно этот конфликт приводит к целевой интерференции и создает ощутимое напряжение в нашем уме: противоречие между тем, чего мы хотим достичь, и тем, что мы можем сделать. Вполне возможно, что осознание этого конфликта, пусть даже на подсознательном уровне, заставило вас раскрыть эту книгу. Это, а также растущее понимание того, что конфликт разрастается и грозит перерасти в полномасштабную войну по мере того, как современные технологические новшества усиливают целевую интерференцию и усугубляют положение рассеянного ума.

Положение ухудшается?

Люди всегда жили в сложном мире, полном заманчивых отвлечений и кишащем бесчисленными помехами из-за множества альтернативных занятий, угрожающих отрезать нас от достижения поставленных целей. Хотя целевая интерференция, по всей вероятности, существовала со времен зарождения человечества, за последние несколько десятилетий произошли глубокие перемены. Информационная эпоха возникла как следствие современных технологических прорывов в компьютерной науке, средствах массовой информации и сетевых коммуникаций. Этот новейший этап человеческой истории был отмечен цифровой революцией, но расцвет персональных компьютеров, Интернета, смартфонов и планшетов – это лишь внешние признаки. Истинный смысл изменения нашего когнитивного ландшафта состоит в том, что мы переживаем этап, когда информация как таковая поднимается на уровень идеального товара и абсолютного продукта потребления. Это сопровождается взрывным ростом разнообразия и доступности технологий с заманчивыми звуками, завораживающими образами и назойливыми вибрациями, которые отвлекают наше внимание, пока мозг пытается жонглировать многочисленными потоками конкурирующей информации.

Большинство из нас носит с собой маленькие устройства, не менее (а то и более) мощные, чем настольные компьютеры, которые стояли у нас дома еще десять лет назад. Смартфоны быстро становятся повсеместным явлением. Согласно докладу исследовательского центра Пью за 2015 год, 96 % взрослых людей в США имеют мобильные телефоны, в том числе 68 % – смартфоны. Среди владельцев смартфонов в США 97 % регулярно пользуются устройством для текстовых сообщений, 89 % – для доступа в Интернет и 88 % – для электронной почты[7]. По общемировой оценке, 3,2 миллиарда людей, или 45 % от всего населения Земли, имеют мобильный телефон[8]. Помимо этого свидетельства глобального проникновения мобильной связи, новые носители информации способствуют переключению между задачами. Смартфоны, ноутбуки и настольные компьютеры поддерживают многочисленные приложения, а веб-браузеры позволяют одновременно открывать многочисленные окна и вкладки, поэтому нам становится все труднее сосредоточиться на одном сайте или приложении, не отвлекаясь на что-то еще. Этот новый поведенческий паттерн влияет на то, как мы используем разные носители информации. У многих из нас наблюдается научно установленная и растущая тенденция к «медийной многозадачности». К примеру, в результате исследования лаборатории Розена было обнаружено, что типичные юноши и подростки считают себя способными одновременно жонглировать шестью-семью источниками информации[9]. Другие исследования показывают, что до 95 % людей ежедневно занимается переключением между медийными источниками информации, и эта деятельность в разных областях (от социальных сетей до Интернет-магазинов и новостных сайтов) занимает до одной трети каждого дня[10].

Более того, эти технологические инновации сопровождались сдвигом общественных ожиданий в том смысле, что теперь мы требуем мгновенной ответной реакции и непрерывной продуктивности. По данным нескольких исследований в США, взрослые и подростки проверяют свой телефон до 150 раз в день, или каждые шесть-семь минут бодрствования[11]. Сходные исследования в Великобритании показывают, что более половины взрослых и две трети молодых людей и подростков не могут обойтись без ежечасной проверки своих телефонов. Трое из четырех владельцев смартфонов в США испытывают панику, когда не могут быстро найти свой телефон; 50 % первым делом после сна проверяют телефон; 30 % берут его с собой в ванную, а трое из десяти поглядывают на телефон, когда обедают с другими людьми. Согласно одному опросу, восемь из десяти человек собираются взять с собой в отпуск как минимум одно высокотехнологичное устройство, и более половины часто пользуются такими устройствами, когда находятся на отдыхе[12].

Постоянная доступность, назойливые уведомления, стимуляторы переключения между задачами и значительный сдвиг общественных ожиданий – все это усилило и закрепило нашу «дилемму интерференции». Вполне возможно, что чудеса современного мира технологий создали более высокий уровень целевой интерференции, чем мы когда-либо испытывали. И хотя эта общественная тенденция уже напрягает до предела хрупкие способности когнитивного контроля у некоторых людей, она не прекращается и по всем признакам быстро возрастает. Если в определенном смысле наше время можно назвать более просвещенным, то наше поведение становится совершенно несовместимым с естественным желанием ставить перед собой сложные задачи и достигать цели – с чем-то, изначально заложенным в природе человека.

Почему мы так себя ведем?

Несмотря на растущее осознание нашей чувствительности к целевой интерференции и распространенные негативные эффекты, которые она оказывает на нашу жизнь, большинство из нас продолжает вовлекаться в поведение, способствующее ограничению внимания, даже когда мы вполне можем избежать отвлечений и многозадачности. Такое поведение включает намеренное пребывание в отвлекающей обстановке (например, когда мы идем в шумную и многолюдную кофейню, чтобы почитать книгу) или ненужную многозадачность (например, когда вы пишете книгу, но одновременно слушаете музыку и регулярно отвечаете на поступающие текстовые сообщения и электронные письма). Почти никто не остается невосприимчивым к такому поведению. Поэтому возникает интересный вопрос: почему мы это делаем, даже если понимаем, что это нарушает нашу работу?

Распространенное объяснение заключается в том, что нам просто более приятно и увлекательно заниматься множеством параллельных задач, чем работать над чем-то одним. В этом утверждении определенно есть доля истины. Люди говорят, что развлечение является важным фактором для многозадачности, связанной с использованием Интернета, а выполнение дополнительных задач при одновременном просмотре телевизора делает это занятие более приятным[13]. В поддержку этого мнения можно заметить, что физиологические признаки приятного возбуждения ассоциируются с переключением между разными видами контента на одном устройстве[14]. Что касается поощрения, то исследователи доказали, что новизна связана с системой обработки удовольствия от вознаграждения в человеческом мозге[15]. Это не удивительно, так как поиск новизны является мощной движущей силой для исследования новой среды обитания и таким образом дает явные преимущества для выживания. Ощущение новизны несомненно сильнее при быстром переключении между новыми задачами, чем при выполнении одной задачи, поэтому логично, что общее ощущение с пользой проведенного времени, включая фактор удовольствия, повышается в режиме многозадачной работы. Кроме того, более раннее поощрение часто ценится более высоко, даже если отложенное вознаграждение имеет большую общую ценность[16]. Этот феномен, известный как «временной фактор вознаграждения», оказывает сильное влияние на импульсивное поведение и также может играть роль в изначальном стремлении к немедленному удовлетворению, которое наступает от ускоренного переключения на новые задачи по сравнению с замедленным.

Но мы всегда имели возможность переключаться на новые (и таким образом более стоящие) альтернативные задачи. Похоже, что сейчас происходит нечто большее, чем общее стремление к удовольствию и вознаграждению. Что в мире современных технологий привело нас к такому лихорадочному многозадачному поведению? В этой книге мы рассмотрим новую гипотезу. С эволюционной точки зрения, мы занимаемся многозадачным поведением с высокой целевой интерференцией, так как просто действуем оптимальным образом для удовлетворения нашего врожденного стремления к поиску информации. Важно, что условия нашего современного и высокотехнологичного мира усиливают и закрепляют такое поведение, предлагая нам большую доступность источников информации для удовлетворения этого инстинктивного побуждения, а также через их влияние на внутренние факторы, такие как скука и беспокойство.

Как может многозадачное поведение с высокой целевой интерференцией быть оптимальным с любой точки зрения, если оно во многих отношениях является разрушительным для нас? Ответ состоит в том, что мы существа, ищущие информацию, поэтому виды поведения, способствующие максимальному накоплению информации, являются оптимальными, – по крайней мере, с этой точки зрения. Эта концепция подкрепляется открытием, что молекулярные и физиологические механизмы, первоначально развившиеся в нашем мозге для оптимального поиска пищи ради выживания, у высших приматов эволюционировали до такой степени, что теперь включают поиск информации[17]. Данные в поддержку такого утверждения опираются в основном на научные наблюдения, согласно которым дофаминергическая система, управляющая всеми биомолекулярными процессами поощрения, играет ключевую роль как в примитивном пищевом поведении низших позвоночных, так и в усложненных видах когнитивного поведения у обезьян и людей, часто не связанных с выгодой для выживания[18]. К примеру, макаки реагируют на получение информации примерно так же, как они реагируют на примитивные вознаграждения вроде еды и воды. Более того, «дофаминэргические нейроны обрабатывают и базовые, и когнитивные поощрения: предполагается, что современные теории поощрения нуждаются в пересмотре с учетом стремления к поиску информации»[19].

По словам Томаса Хилла, первопроходца в этой области исследований, «есть веские свидетельства того, что целенаправленное познание эволюционировало из механизмов, первоначально предназначенных для оптимального поиска пищи в окружающем пространстве, которые в результате роста нейронных связей в коре мозга оказались адаптированы для поиска и сбора информации»[20]. Утверждение о том, что мы по своей природе являемся искателями информации, подкрепляется гуманитарными исследованиями, показывающими, что люди организуют окружающую среду для максимального сбора информации; это наблюдение привело к созданию формальных теорий о фуражировке информации[21]. С этой точки зрения любые действия, направленные на максимальное погружение в информационную среду и потребление новой информации, могут считаться оптимальными, несмотря на целевую интерференцию. Таким образом, такое поведение может получать подкрепление и в других областях нашей жизни, несмотря на негативные последствия. Поскольку люди обладают врожденным стремлением к поиску информации подобно тому, как другие животные стремятся к поиску пищи, нам нужно принимать во внимание, что этот «голод» теперь с избытком удовлетворяется современными технологическими новшествами, обеспечивающими свободный доступ к информации.

Идеи экологии поведения: области науки, которая занимается исследованиями эволюционных основ поведения, изучая взаимодействие животных со средой обитания, проливают новый свет на наше многозадачное поведение с высокой целевой интерференцией. Важный вклад внесла разработка теорий оптимального поиска ресурсов. Эти теории основаны на наблюдении, что животные ищут пищу не случайным образом, но оптимизируют свои стратегии поиска на основе инстинкта выживания. Методы оптимального поиска пищевых ресурсов, сформированные естественным отбором, связаны с максимальным приемом энергии при минимальных затратах. Теория оптимального поиска ресурсов включает математические модели, которые могут быть использованы для прогнозирования действий животных в конкретных природных условиях; иными словами, они показывают, как «оптимальный фуражир» будет вести себя в любой данной ситуации. Хотя виды поведения, наблюдаемые в реальном мире, отклоняются от модельных прогнозов, эти прогнозы почти не расходятся с реальностью и служат полезными инструментами для понимания сложных взаимодействий между поведением и окружающей средой. Таким образом, исходя из перспективы «информационной фуражировки», теория оптимального поиска пищи помогает объяснить феномен рассеянного ума.

В 1976 году эволюционный биолог Эрик Чарнов разработал теорию оптимального поиска пищи, известную как «теорема критической пользы» (MVT), которая была сформулирована для прогнозирования поведения животных, которые ищут пропитание в «неоднородных» природных условиях[22]. Это такие условия, где количество пищи ограничено, и она находится в разрозненных скоплениях или участках, разделенных бесплодными территориями. Такой вид окружающей среды, часто встречающийся в природе, требует от животного перемещения от одного плодородного участка к другому, когда ресурсы пропитания со временем истощаются. Представьте белку, собирающую желуди на дубе. По мере того как белка поглощает желуди, их доступность уменьшается, и в какой-то момент белке становится выгоднее потратить время и силы на поиск нового дерева, чем доедать остатки со старого. MVT-модели предсказывают, сколько времени животное проведет на данном участке, прежде чем перейдет к следующему, с учетом природных условий.

Рис. 1.2. Графическая репрезентация теоремы критической пользы: модель оптимальных поисков пищи, описывающая соотношение затрат и преимуществ для поиска пищи в неоднородных условиях природной среды.

Не вдаваясь в математические детали, которые стоят за MVT, мы все-таки можем понять и даже применить эту теорию, изучив графическую репрезентацию ее модели. Сопроводительная диаграмма изображает соотношение затрат и преимуществ по оси Х, где преимущества накапливаются с увеличением времени пропитания на данном участке (рост вправо), а затраты накапливаются с увеличением времени перехода на новый участок (рост влево). Животное, движимое врожденным инстинктом выживания, старается оптимизировать совокупное потребление ресурсов (увеличение по оси Y) при сборе пищи. Ключевой фактор этой модели обозначен как «кривая потребления ресурсов». Эта кривая отражает постепенное снижение преимуществ при добыче пищи на одном месте. Совокупное потребление ресурсов не увеличивается линейно и не продолжается до бесконечности с увеличением времени сбора пищи на одном месте (т. е. орехи заканчиваются). Если животное обладает представлением о факторах, образующих форму кривой потребления ресурсов (т. е. имеет впечатление об уменьшении преимуществ конкретного участка по мере продолжения питания), а также сознает ожидаемое время перехода на новый участок, то оптимальное время в источнике можно рассчитать по пересечению между касательной линией, соединяющей ожидаемое время перехода и кривую потребления ресурсов. Поэтому если наша белка интуитивно сознает, что ее дерево оскудевает и что на другой стороне луга растет еще один дуб со множеством желудей, до которого нетрудно добраться, то она перемещается на новое дерево. Эта модель была подтверждена на нескольких видах животных, в том числе на пищевом поведении большой синицы и волосатого броненосца[23].

Теперь, оставаясь в рамках модели MVT, давайте заменим добычу пропитания на добычу информационных ресурсов и рассмотрим вас в качестве животного, добывающего информацию. В данном случае участками сбора являются источники информации, такие как сайт, электронная почта или ваш iPhone. Обратите внимание, что каждый из этих участков со временем проявляет признаки истощения питательного ресурса по мере постепенного исчерпывания содержащейся в них информации и/или вашей скуки или озабоченности в связи с добычей информации из единственного источника. Поэтому, с учетом вашего интуитивного знания об уменьшении ресурсов на нынешнем участке, и представления о длительности перехода к новому информационному участку, по прошествии определенного времени вы неизбежно решите переключиться на новый участок. Модель выявляет факторы, влияющие на наше решение о том, как долго мы будем выуживать информацию из данного информационного пруда, прежде чем перейти к рыбалке на новом месте. MVT-модель можно с успехом применять для людей, которые «питаются информацией», и оптимальное соотношение «времени в источнике» и переключение на новый участок можно рассчитать математически и подтвердить лабораторными и полевыми исследованиями. Хотя такое исследование выходит за рамки нашей книги, было бы интересно посмотреть, как другие ученые эмпирически разберутся с этой гипотезой.

Теория оптимальных поисков пищи уже применялась к человеческой охоте на информацию, помогая понять, как мы занимаемся поиском в Интернете и в нашей собственной памяти, а также как ученые и врачи ищут нужную информацию[24]. Насколько нам известно, такие теории не использовались для изучения важнейшего вопроса: почему мы склонны к многозадачному поведению с высокой целевой интерференцией, хотя и понимаем, что это вредно для нас. В главе 9 мы применим MVT-модель для изучения факторов нашего высокотехнологичного мира, влияющих на поведение при добыче информации. Мы покажем, что из-за специфических особенностей современной технологии, наша распространенная манера поведения больше не может считаться оптимальной даже с точки зрения поиска новой информации. В главе 11 мы углубим нашу дискуссию и воспользуемся этой моделью для составления плана модификации поведения, чтобы свести к минимуму негативное воздействие технологии на рассеянный ум и улучшить качество нашей жизни. Но сначала давайте погрузимся в исходные положения нашего рассеянного ума, чтобы более содержательно размышлять о том, что же на самом деле произошло после появления современной технологии.

Существует две одинаково значимые перспективы рассмотрения великолепного органа, расположенного между нашими ушами. Одна из них – это мозг, самая необыкновенная система обработки информации и сложнейшая структура в известной Вселенной. Вторая – разум, высшая функция биологического механизма, ядро нашей личности и сознания. Интеграция сверхскоростной параллельной обработки с громадным потенциалом хранения информации поражает воображение: от распознания сложных стимулов за десятые доли секунды до ассоциаций между событиями, разделенными на десятилетия, и хранения триллионов байт данных, накопленных за всю жизнь, – в 50 000 раз больше, чем находится в библиотеке Конгресса[25]. В структурном отношении мозг не имеет равных: более ста миллиардов процессоров (нейронов), что сопоставимо с количеством звезд в Млечном Пути, сложно переплетаются триллионами соединений (синапсов) в распределенной сети поистине головокружительного масштаба. Но, пожалуй, самые впечатляющим достижением человеческого мозга является его функциональный отпрыск: мы говорим о разуме. Несмотря на столетия работы научной мысли и исследований этого предмета, мы до сих пор наиболее полно представляем это чудо как истинную суть каждого переживаемого чувства, каждой мысли и ощущения, каждого решения, которое мы принимаем, каждого нашего движения, каждого произнесенного слова и каждого воспоминания… каждой крупицы нашей личности.

Но, несмотря на все это, человеческий разум имеет фундаментальные ограничения, когда речь идет о способности использовать когнитивный контроль для осуществления наших целей. Это делает нас уязвимыми перед целевой интерференцией, которая, в свою очередь, многими способами портит нам жизнь. Давайте исследуем внутренние механизмы нашего разума и постараемся понять, почему мы так подвержены целевой интерференции: главной причине рассеянного ума.

Цикл восприятия-действия

Для начала мы передвинем стрелки часов, чтобы заглянуть в наше эволюционное прошлое и понять, как цели сами по себе стали функцией человеческого мозга. Если бы мы могли наблюдать за нашими первобытными предками, начиная с примитивных человекообразных, то обнаружили бы, что первоначально в функции мозга не было ничего необычного или таинственного. Мозг обеспечивал самые главные аспекты выживания на индивидуальном и видовом уровне. Его задача заключалась в том, чтобы направлять этих существ к источникам пищи и половым партнерам и предохранять от угроз. Даже если мы обратимся к одноклеточным организмам, не имеющим нервной системы, то обнаружим предшествующие структуры, выполняющие сходную функцию. Эти первозданные живые существа руководствуются несложной последовательностью событий: детекторы на их поверхности оценивают химические градиенты питательных веществ и токсинов в окружающей среде, что направляет их движение. В сущности, это простая петля обратной связи, преобразующая ощущения в движение. С развитием распределенной нервной системы многоклеточные организмы вступали в более сложные и динамичные взаимодействия с окружающей средой, но основная функция оставалась неизменной: восприятие позитивных и негативных факторов внешней среды и использование этой информации для направления действий[26].

Случайные мутации, изменявшие мозг в сторону большей эффективности этой петли обратной связи, выигрывали в дарвиновской лотерее естественного отбора. Тонкая настройка системы, функция которой состояла в увеличении шансов на пропитание и размножение при одновременном уклонении от преждевременной гибели, была вполне эффективной, когда речь шла о выживании наиболее приспособленных. Таким образом, примитивный мозг и петля обратной связи проходили неуклонную оптимизацию под жестким воздействием естественного отбора. Взаимодействие между мозгом и окружающей средой продолжало развиваться, пока не превратилось в цикл восприятия-действия, который лежит в основе поведения всех современных животных[27].

Цикл восприятия-действия активируется сенсорными сигналами из окружающей среды: образами, звуками, запахами, тактильными ощущениями, которые попадают в мозг через обширную сеть специализированных нервных клеток. Затем эта сенсорная информация отображается в схемах нейронной активности задней части поверхности мозга, то есть, мозговой коры. Эти схемы формируются процессами дивергенции, конвергенции, усиления и подавления, которые в итоге образуют сложное представление о внешнем мире, или восприятие. Между тем в передней части коры мозга генерируются варианты действий, также представленные схемами нейронной активности. Области мозга, ответственные за восприятие и действие, динамично взаимодействуют друг с другом через двусторонние мосты, которые являются строительными кирпичиками нейронных сетей. Эти связи определяются как областями мозга, которые они соединяют, так и их взаимодействием; это называется функциональной связностью. В целом картина похожа на скоростные автострады, которые определяются как городами, которые они соединяют, так и схемами организации дорожного движения между ними. Цикл восприятия-действия, обеспеченный быстрым сообщением между задней и передней частями коры мозга, работает непрерывно: внешние стимулы создают восприятие, которое приводит к действию, создающему перемены в окружающей среде, что порождает новое восприятие, сопровождаемое ответными реакциями, и цикл воспроизводится снова и снова.

В примитивном мозге циклы восприятия-действия представляли собой в основном автоматические и рефлекторные петли обратной связи. Они не слишком отличались от исходных механизмов нервной системы у одноклеточных организмов. Ученые отмечают, что простые организмы, такие как черви, определяют тот или иной химический след в окружающей среде и движутся по кратчайшей линии в сторону источника или прочь от него в зависимости от его состава; этот цикл ощущения-движения можно считать предшественником цикла восприятия-действия. Изучение мозга лабораторных животных позволило тщательно исследовать нейронные связи, стоящие за этим циклом, и воссоздать основу внутренней механики человеческого мозга и разума. Но коренное отличие состоит в том, что примитивный мозг не участвует в настоящих процессах принятия решений. Иными словами, ни высокоуровневые процессы оценки, ни постановка целей, ни поддержка достижения цели не являются движущей силой поведения этих животных. Они руководствуются исключительно рефлексами: триггеры из окружающей среды активируют сенсорные нейроны через специализированные рецепторы, которые посылают сигналы моторным нейронам и вызывают предопределенные реакции.

Интересно, что мы можем наблюдать рефлексы восприятия-действия у всех современных животных, включая нас самих. Подколенный рефлекс является классическим примером древней рефлекторной реакции: сенсорная информация от постукивания по вашему подколенному сухожилию поступает в спинной мозг, а затем через систему обратной связи активируется моторная реакция, выраженная в резком движении ноги. Этот базовый рефлекс играет важную роль, позволяя нам ходить без постоянного осознанного контроля ходьбы[28]. Вы можете найти другие примеры сходных рефлексов в нашем организме, такие как зрачковый рефлекс (когда зрачки автоматически уменьшаются или увеличиваются в зависимости от уровня освещенности) и, разумеется, болевой рефлекс, который приводит к быстрой реакции отдергивания в ответ на укол иголкой.

Входящие и исходящие

Хотя эти рефлексы сохраняют важнейшее значение для нашей повседневной жизни и выживания, цикл восприятия-действия претерпел значительные эволюционные модификации. В первую очередь, восприятие и действия стали гораздо более сложными. Человеческое восприятие вышло за пределы простых ощущений и теперь включает многогранную интерпретацию сенсорных стимулов. Оно также взаимодействует с воспоминаниями о прошлых событиях, образующих контекст на основе ранее пережитого опыта. Действия тоже не ограничиваются простыми моторными реакциями, но включают ответы более высокого уровня и такие утонченные проявления, которые трудно даже определить как «действия»: например язык, музыку и живопись.

Но еще более глубокой эволюционной модификацией цикла восприятия-действия было развитие механизма, который «прерывает» цикл, так что связь между вводной информацией и результатом на выходе далеко не всегда бывает автоматической и рефлекторной. Хотя рефлексы восприятия-действия продолжают служить нам в критические моменты, когда речь идет о выживании, и сохраняются на многих уровнях нашей нервной системы, теперь они оказывают лишь второстепенное влияние на сложные виды нашего поведения. В сущности, именно этот разрыв в цикле восприятия-действия создал блестящую возможность для эволюции целенаправленного мышления – возможно, определяющей уникальной характеристики человеческого разума.

Самую замечательную веху в эволюции нашего мозга: появление разрыва в цикле восприятия-действия можно точнее сформулировать как задержку, или паузу между восприятием и действием. В течение этой паузы в игру вступают высокоразвитые нейронные процессы, стоящие за способностью постановки целей: исполнительные функции. Эти способности оценки, принятия решений, организации и планирования нарушают автоматизм цикла и влияют как на восприятие, так и на действие через ассоциации, размышления, ожидания и эмоциональную нагрузку. Этот синтез представляет собой истинную вершину человеческого разума: создание высокоуровневых целей[29].

Рис. 2.1. Диаграмма цикла восприятия-действия человека, изображающая нисходящие цели как прерывание рефлекторных реакций на окружающую среду. Косые линии обозначают паузы в цикле восприятия-действия.

Цели представляют собой внутренние планы, которые направляют наши действия и позволяют нам выбирать реакцию на восприятие окружающего мира на основе оценок, которые мы делаем, и решений, которые мы принимаем. В результате многие наши действия утрачивают автоматизм или, по меньшей мере, становятся не полностью рефлекторными. Конечно, многие наши действия обусловлены рефлексами. Если ребенок щиплет вас за руку, вы рефлекторно отдергиваете ее, уклоняясь от боли. Но вы едва ли ответите тем же. Вы можете сделать паузу для оценки этого действия, прийти к выводу, что оно не было злоумышленным, а маленький негодник не представляет угрозы, и прийти к решению, что насильственная реакция будет неуместной и непозволительной. Это позволяет вам подавить жажду возмездия, в то время как менее развитое существо могло бы нанести рефлекторный контрудар из соображений самозащиты. Как мы обсудим позднее, эта пауза – не только результат недавней эволюции человеческого мозга; при развитии любого человека она возникает в последнюю очередь. Дети с неразвитой способностью к постановке целей в такой ситуации часто наносят ответный удар, к неудовольствию родителей в любой стране мира.

Большинство из нас в принципе сознает, что наши цели влияют на наши поступки так, как мы это описываем, но, и это менее очевидно, наши цели также влияют на способ нашего восприятия мира. Исследования в области нейронауки помогли нам понять, что восприятие не является пассивным процессом: образы, звуки и запахи окружающего мира не просто заполняют наш мозг. Скорее поток информации упорядочивается в контексте наших целей, во многом так же, как наше восприятие представляет собой интерпретацию реальности, а не ее достоверное отображение. Цветы, на которые вы обратили внимание, выглядят более красными и пахнут приятнее, чем те, которые вы проигнорировали. Таким образом, цели влияют на обе части цикла: на восприятие и на действие.

Впрочем, наличие способностей к постановке целей не означает, что эти способности являются единственным фактором, влияющим на цикл восприятия-действия. Эти внутренние, целенаправленные нисходящие воздействия происходят одновременно с внешними, реактивными, восходящими воздействиями, регулирующими наше восприятие и действия. Восходящие, или внешние, воздействия остаются такими же, какими они были всегда: отчетливость (saliency) и новизна. Неожиданные, драматические и внезапные стимулы, такие как вспышка света, громкий треск или важность информации, врожденная или связанная с воспоминанием, например ваше имя, обеспечивают восходящую доминанту, независимую от нисходящих целей. Такие воздействия, по сути дела, являются теми самыми движущими силами цикла восприятия-действия, которые превращали восприятие в действие ради выживания наших предков: то есть еще одним сохранившимся аспектом нашего древнего мозга. Они до сих пор играют важную роль в нашем цикле восприятия-действия и, как мы убедимся, в феномене рассеянного ума.

Стоит заметить, что люди не являются единственным видом, обладающим способностями к постановке целей. У других животных тоже развилась способность к определению и достижению целей. Некоторые даже делают это весьма утонченным образом; например, человекообразные обезьяны и птицы семейства врановых, такие как вороны и сойки, демонстрируют способность к созданию простых орудий для достижения будущих задач[30]. Но даже это впечатляющее поведение меркнет по сравнению со сложным, взаимосвязанным, отложенным во времени и общим с другими целенаправленным поведением, какое повсеместно наблюдается у людей. Человеческая ловкость в этой области позволила нам стать мастерами контроля над взаимодействием с окружающим миром. Это, в свою очередь, привело к таким замечательным достижениям человечества, как язык, общество и технология. Освобождение от рабства внешних воздействий создало уникальную возможность для зарождения и осуществления творческих озарений, которые являются двигателями прогресса. Это резко контрастирует с психическим ландшафтом множества других животных, чьи взаимодействия определяются рефлекторными реакциями на внешние стимулы.

Несмотря на это, животным часто приписывают цели, сходные с человеческими. Это акт антропоморфизма – присвоение человеческих качеств другим существам. Взаимодействия между большинством животных и окружающей средой фундаментально отличаются от наших в этом важном отношении. Орел, падающий с неба, чтобы вонзить когти в мышь-полевку, не может быть «жестоким». Муравьи, марширующие в сложном строю по полу вашей кухни, не могут быть «хитроумными». Их способности не менее (а во многих случаях и более) поразительны, но они в подавляющем большинстве остаются слугами мира внешних стимулов, в котором они живут. Их чувствительность к новым и привлекательным стимулам наряду с быстрыми и рефлекторными реакциями на окружающую среду позволяет им выживать в опасном и конкурентном мире. Это их достижение, и во многих отношениях нашу пониженную чувствительность к внешним стимулам можно рассматривать как человеческий недостаток.

Рассмотрим драматичные события, которые произошли после землетрясения в Индийском океане у западного побережья Суматры в 2004 году. Подводное землетрясение вызвало цунами, погубившее примерно 230 000 человек в четырнадцати странах. Интересно, что по разным сообщениям люди стояли как зачарованные или даже двигались вслед за отступающей водой перед началом цунами, просто из любопытства (нисходящие цели), в то время как другие животные перебирались как можно выше, спасая свою жизнь. Владелец Каолакского слоновьего питомника в Таиланде сообщил, что слоны вырвались из загонов, игнорируя команды погонщиков, и убежали в холмы за пять минут до уничтожения построек, где они находились. По словам Билла Кэриша из Общества сохранения дикой природы, «мы знаем, что они лучше слышат, лучше различают звуки и образы. И они более чутко реагируют на эти сигналы, чем мы». Они также более активно реагировали на характерные признаки в поведении других животных: «Если они видят улетающих птиц или других убегающих животных, то начинают нервничать». По сообщению NBC News, «Когда цунами нанесло удар по Као Лаку, погибло более 3000 человек, но никто из работников, ухаживавших за животными, не подтвердил гибель хотя бы одного из зверей». Госон Сипасад, управляющий Каолакского национального парка, сказал: «Мы не нашли ни одного мертвого животного в этой части побережья». Поразительно, но четверо японских туристов остались живы только потому, что их унесли слоны, на которых они в то время катались[31]