К тому времени, когда клерки проштамповали мои бумаги и одобрили лицензию на следующий год, вечерние тени на брусчатке снаружи офиса Лорда Монет удлинились. «Наконец-то этот нудный дождь закончился», – подумала я, плотнее запахивая плащ. Редкий туман, заменивший морось, по-прежнему наполнял мои туфли сыростью, но хотя бы не проникал сквозь шерсть плаща. Было бессмысленно возвращаться в магазин – времени на прием заказов уже не оставалось, – а Алиса могла закрыть двери и без меня.
Обычно я немного задерживалась в магазине по вечерам, но после многочасового ожидания в очереди мне страстно хотелось миску коддла с колбасками[1]. И я отлично знала, где ее можно было найти – как и соответствующую компанию. Тем более, что мой брат уже сидел за одним из длинных столов у окон таверны «Ель и Роза» в окружении нескольких товарищей из доков.
– Софи! – крикнул Кристос, привстав и махнув мне рукой. – По какому случаю? Неужто полная луна? Или позабыла дорогу домой?
– Обхохочешься! – Я подавила улыбку. – Кто-то съел луковый пирог, который я оставила на ужин, вот и все дела.
– Поэтому ты пришла сюда, надеясь встретить прекрасную компанию.
– Я решила, что ради коддла смогу потерпеть твоих ребят.
Мне оставалось лишь протиснуться на свободное место рядом с ним. Еще год назад я не ходила по тавернам и не тратила на ужин медные монеты. Мои деньги, оставшиеся после ренты и магазинных трат, откладывались на случай плохого сезона или чрезвычайных обстоятельств. В результате я питалась скудной пищей, сваренной на жаровне, которая предназначалась для обогрева дома, а иногда вообще обходилась без горячей еды. Кристос и его друзья покупали еду либо с уличных прилавков, либо в тех тавернах, где дешевая снедь соответствовала их долгим рабочим дням и маленькой зарплате. Они тратили намного больше денег, чем я, и поэтому Кристос придумал фокус с пенни – решка означала поедание на ланч сырого лука вместо нормальной еды.
Я все еще тревожилась, что неудовлетворенные клиенты оставят меня без работы на несколько недель – ведь капризы богачей могли бы сильно повлиять на отток денег из моего магазина. Мне требовались более надежные гарантии. При надлежащем терпении и должном качестве работ я могла приобрести постоянных покупателей, которые возвращались бы из-за изящной отделки, а не из-за чар, создавших мимолетное удобство. Да и денег гордская элита принесла бы куда больше, а дополнительный доход означал приобретение новой помощницы, более крупной витрины и, возможно, переезд ближе к рыночной площади, где прогуливаются толпы народа.
– Видел сегодня очередь за лицензиями, – сказал Кристос, отхлебнув добрый глоток эля. – Ты была там?
– Конечно, – ответила я.
Прекрасно, что он заговорил о лицензии. Обычно брат забывал, что это я оплачивала наше проживание в доме и что в ход шли деньги из моего магазина.
– Чертовски длинная, – добавил он, – так и состариться успеешь… А ты по-прежнему выполняешь их трюки и каждый год прыгаешь через обруч?
Я вздохнула – глупо было думать, что он заинтересуется моими делами. Его больше устраивали те обличительные речи, которые я слышала в очереди.
– Что поделать, правила очень строгие.
– Строгие для кого? – спросил он. – Для знати не бывает ограничений на торговлю и увеселения.
– Ты прав, – ответила я. – Только разговоры об этом не принесут нам ничего хорошего, Кристос.
К счастью, прежде чем он смог ответить, к нам подошла служанка с моим блюдом, и я смогла полностью сосредоточиться на еде, оставив быстро нараставший политический спор.
Кристос же вновь поднял кружку с элем. Я заметила белую повязку под манжетой его рубашки. Когда я схватила его руку, брат непроизвольно выплеснул часть напитка на стол.
– Что это?
– Ерунда, – ответил он, стряхнув мою ладонь. – Тачка застряла в песке и немного порезала мне запястье.
– И?
– Через пару дней все будет в порядке.
Он пригладил рукой свои взлохмаченные темные вихры, по которым давно плакала расческа. Кристос был сердит на меня и явно избегал дальнейших разговоров о порезе – точнее, о потере заработной платы. Я подавила раздраженный вздох. Моя реакция еще больше расстроила Кристоса – два дня на исцеление запястья вели к потере работы. А это, наравне с отмененным заказом и началом сезона «затишья», было скверной новостью. Я зарабатывала больше денег, чем Кристос, но мы сильно зависели от наших доходов – особенно когда подходила пора обогревать наш ветхий дом.
– Эй, Кристос!
Джек, друг моего брата, сидевший напротив меня, закинул ногу на лавку.
– Ты слышал, что случилось этим вечером у Лорда Монет?
Я замерла над своим аппетитным коддлом.
– Портер, торговец рыбой, – ну, ты знаешь его, – попытался открыть свой магазинчик.
Вокруг меня раздался гам одобрительных возгласов.
– Хотел получить лицензию. А перед ним была очередь, и он загубил все дело, превратив очередь в митинг.
– Как похоже на него!
Энтузиазм раздавшихся голосов заставил меня поднять глаза. Мой брат прямо-таки лучился от радости.
– Портер показал им, что мы о них думаем! Он угловой камень Лиги рабочих, и я не удивлен, что именно он выразил вслух свои мысли.
– И что же он им показал? – прошептала я, вылавливая ложкой кусочек колбаски.
Лига рабочих представляла собой сброд из бездельников, с которыми связался Кристос. Это были ораторы-крикуны, думавшие, что так они воспитывают население. Брат считал их товарищами, прояснив это для меня своим участием в Лиге. Он никогда не был доволен тяжелой работой, а я не находила в себе отваги, чтобы винить его в тунеядстве. Обладавший писательским даром, отлично знавший фенианский, пеллианский и галатианский языки, он мог бы стать блестящим ученым, если бы родился среди знати – или если бы был младшим в семье и мог подождать, пока я накоплю достаточно денег, чтобы оплатить его обучение.
– Им пришлось закрыть учреждение, чтобы выгнать протестующих, – не унимался Джек.
– Ты была там сегодня, Софи. Почему ты ничего не рассказываешь? – Кристос придвинулся поближе ко мне. – Кажется, случилось что-то интересное.
Я прикусила губу.
– Я просто хотела зарегистрировать свои бумаги. Мне не нужен был скандал.
– Значит, ты стояла впереди них? И ушла, прежде чем все это случилось? – Он пожал плечами. – Так, наверное, все и было. Иначе ты не получила бы сегодня лицензию.
Я не хотела рассказывать о помощи городского солдата – помощи, которую заслужила своим шелковым платьем и кожаной папкой.
– Вот именно.
Кристос вздохнул.
– Я не понимаю, почему тебе безразлично то презрение, с которым они к нам относятся, – сказал он. – После всего того, через что ты прошла, открывая свою лавку. Ты же видишь, что это нечестно!
– Честно, нечестно – таков уж порядок вещей. И я все же открыла свой магазин. Не забывай об этом, Кристос. Ты утверждаешь, что получение лицензии невозможно, а выходит все наоборот.
– А ты вспомни годы, когда едва сводила концы с концами, перебиваясь временными подработками и подметанием полов.
– Я ничего не забыла.
После смерти матери от чахоточной лихорадки, которая каждые несколько лет сметала население большого города, я работала поденщицей. Когда мать умерла, а мой брат еще не мог работать, я один день подрабатывала в ателье, пришивая оборки и ленты, а другой – подметала полы в соседнем магазине.
Я помнила наш маленький список заказов в начале зимнего сезона. Как меня терзал страх, что придется уволить одну из помощниц – иначе мы не сможем купить достаточно угля, чтобы протапливать наше продуваемое всеми сквозняками ателье. Владение магазином означало такую ответственность, которую Кристос и вообразить себе не мог, и это отягощало мои мысли.
– Неужели ты думаешь, что у любого горожанина должна быть своя лавка? Ты хоть представляешь, что тогда будет?
– Нет, и я никогда не говорил… Черт побери, Софи! Я просто не понимаю, для чего тебе нужно каждый год стоять в очереди и доказывать, что у тебя приличный магазин. Или что ты можешь создать свое дело с нуля.
– Система не идеальная, но она работает, – вяло ответила я. – Причем работает для нас.
– Для тебя, – ответил Кристос намного злее, чем я ожидала. – Но… Эй, Джек! У меня хорошие новости.
Он подхватил дородного пеллианца за локоть и подтащил его к нам.
– Помнишь Нико Отни? Он речной матрос и как-то раз приходил на наше собрание…
– Я помню, – ответил Джек, пожимая руку новоприбывшего с искренним пылом.
– Короче, он говорит, что к Лиге рабочих готовы присоединиться моряки и крестьяне, – с усмешкой объявил Кристос.
Джек сделал быстрые подсчеты в уме, его толстые пальцы застучали по большому ногтю.
– Это удвоит нашу численность. Матросы с барж хорошо организованы, это пойдет нам на пользу.
Численность… для чего? Мне не хотелось спорить, поэтому я ограничилась притворной улыбкой.
– Звучит многообещающе, – сказала я, хотя от такого обещания я была не в восторге.
Очередные полуночные споры за выпивкой в забегаловке. Очередные дни, потраченные на сбор подписей под прошением, и никакой заработной платы. Хотя брат заверял меня, что целями Лиги были петиции, беседы и просвещение умов, многие члены этой организации ассоциировались с яростными бунтами, которые захватили город прошлым летом. Я отстранялась от них, словно лошадь от змеи – с виду безвредной, но способной убить одним укусом.
– Так и есть, но ты, Софи, не понимаешь, о чем говоришь. Если мы хотим сломить старую систему, то должны вначале сплотить все низы. – Он наклонился над столом, и тот затрещал под его весом. – Наши требования растут вместе с численностью революционеров.
Я внимательно посмотрела на него. Он и раньше говорил об изменении требований, но сейчас его слова звучали подстрекательски. Меня пугали впустую потраченные им часы и счета из таверн, которые Лига приносила нам, но нынешние слова намекали на что-то более серьезное.
– Только будь осторожен, ладно? Не вляпайся во что-нибудь… противозаконное…
Его друзья заговорили о системе избрания правительства и об экономике, основанной на свободном предпринимательстве, а не на контроле знати. Однако это была всего лишь болтовня. Гипотезы, построенные на услышанных обрывках лекций, которые читали университетские профессора, – от всей этой теории и философии не было особого толка. Просто разговоры под пинту дешевого вина. По крайней мере я надеялась, что эта беседа не подведет Кристоса под монастырь. После бунта в офисе Лорда Монет я уже не была уверена в эффективности Лиги рабочих.
– Разговоры и свободная пресса все еще разрешены в Галатии, – заявил мне Кристос. – Даже среди знатных людей. В них не находят ничего криминального. Перестань кудахтать, как старая наседка, Софи.
Джек засмеялся над миной, которую я скорчила, и даже Нико хмыкнул, услышав шутку Кристоса.
Я шлепнула брата по руке, словно он один поддразнивал меня. Однако мне было не до игр. Когда Кристос тихо возобновил разговор с людьми, сидевшими напротив нас, я прислушалась к его словам, поскольку боялась, что беседа может привести от теории к практике – вроде лекций… или мятежа и поджогов, какие вспыхнули летом.
– Портер правильно возмутился, – сказал один из друзей Кристоса.
Я не знала его имени – только то, что он трудился в доках и на складах. Возможно, парень провел весь день в поисках работы и вернулся домой без денег. Кладка кирпичей и прочее строительство всегда замедлялись во время зимы.
Джек с усмешкой посмотрел на меня.
– Может, мотив его и был правильным, но он добился лишь того, что кучу людей вытолкали из офиса Лорда Монет.
– Нет, он послал сообщение знати, – настаивал Кристос. – Наши люди долгое время были такими смирными, что лорды забыли об их существовании. Пусть поймут теперь, что нас не устраивает их пправление.
Нас? Я сжала губы, проглотив гневное возражение. Кристос не мог автоматически причислить к Лиге рабочих всех, кто не обладает титулом.
– Конечно, им необходим более сильный посыл, – продолжил Кристос. – То, что случилось сегодня у Лорда Монет, – это небольшое и спонтанное выступление. Представьте себе более организованный митинг, сплотивший всех наших членов.
Для меня это звучало как неприкрытый бунт, а не просто разговор. Я не смогла скрыть свое беспокойство. Увидев мое напуганное лицо, Кристос рассмеялся.
– Мы опять расстроили Матушку Клушку.
Несмотря на смех, я услышала в его голосе колючее разочарование. Выбравшись из-за стола, я тихо отступила в сторону. Мне давно было известно, что гнев моего брата вспыхивал от любой искры, хотя быстро угасал до черного пепла. Удивительно, но Джек последовал за мной.
Он был хорошей компанией – добрый и надежный парень, а его широкие плечи вполне соответствовали тягловым клетям на пирсах. Частенько он выступал примирителем, когда речи Кристоса слишком сильно накаляли обстановку.
– Софи, ты обиделась? Что не так?
Я осмотрелась по сторонам, позволив холодному ветру остудить мои горящие щеки.
– Со мной все прекрасно.
– Нет, это неправда. Ты злишься, когда Кристос начинает доводить людей до точки кипения.
Вопреки себе я рассмеялась.
– Ты прав. Мне не понравился этот разговор, Я не против споров о реформах или обсуждения теорий, если вы считаете их забавными… Но когда ваши слова становятся серьезными… Ты же понимаешь?..
– Наши слова более чем серьезны, Софи. – Джек приблизился ко мне с торжественной миной на лице. – Мы изменились. Знать… должна прислушаться к нашему мнению. Мы образованны. По крайней мере некоторые из нас, а твой брат, готов поспорить, умнее многих лордов. Мы не бездумное мясо. – Я едва удержалась от возражений. – Пора изменить порядок вещей в этом мире.
– Все это говорит и Кристос, – прервала я его. – Изменение… Но порой он с трудом вспоминает, что пора бы поменять одежду.
Джек улыбнулся моей шутке, но я почувствовала какой-то сдвиг – время для легкомысленных острот прошло. Мой брат больше не был долговязым парнем, каким я себе его воображала. Он стал лидером движения, которое собирало последователей и, как оказалось, имело большие амбиции.
– Я просто не понимаю, Софи… Почему ты не хочешь помочь нашему движению? Ведь ты одна из нас.
Я только развела руками. Я не была знатной дамой, и, конечно, для высшего света Галатии это ставило меня на одну доску с Джеком. Однако в то же время я немного отличалась от него, потому что владела собственным бизнесом. Может быть, поэтому мне и не нравились их революционные разговоры.
– Вам придется менять мир без моей помощи. У меня есть свое дело, Джек. Дело, которое я создаю с нуля.
Никто – ни мой брат, ни его друзья, – похоже, не думал об этом.
– Мои клиенты не станут покупать чары у революционерки. И еще кое-что… – Я улыбнулась, внезапно осознав этот парадокс. – Если у вас все получится, что станет со мной?
– Понимаю, – кивнул Джек. – Если в городе не останется знати и богачей, у тебя не будет клиентов. Я думал об этом. – Он прочистил горло. – Но может, тебе для счастья… ну, если ты захочешь, конечно… Может, тебе и не нужен магазин?
Он потянулся к моей руке, но я спрятала ладонь под плащом.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Я хочу сказать, что тебе нужна лавка, чтобы прокормить себя и Кристоса. Но если ты… если Кристос будет иметь свой бизнес или землевладение, то работа по контрактам, которая заставляет тебя…
– Я знаю, что это означает.
– Тогда он сможет жить сам по себе. А если бы у тебя был муж, который трудится на такой же работе, то…
Уши Джека покраснели так сильно, что я заметила это даже в тусклом свете, лившемся из грязных окон таверны. Мне сильно захотелось провалиться сквозь брусчатку мостовой.
– Я держу свой магазин не только потому, что должна. Мне нравится работа. Шитье и наложение чар – это моя жизнь. То, что я могу делать хорошо. Так я чувствую себя счастливой. – Мне трудно было говорить. – Я не собираюсь отказываться от этого, даже если выйду замуж.
Это было мое первое признание, раньше я не говорила такого даже Кристосу. Оставалось надеяться, что моя честность встретит должное понимание. Джек повел плечами, словно тяжесть моего отказа давила на него. Я закусила губу, чувствуя наплыв вины, но выдохнула с облегчением, когда он не стал настаивать на дальнейшем разговоре.
– Давай вернемся внутрь, – мягко сказала я.
Джек кивнул, но вместо того, чтобы пойти за мной, зашагал куда-то по улице.
Я села на лавку рядом с Кристосом. Конечно, я уже не раз задумывалась о браке, но я слишком любила свою работу. Если бы я вышла замуж, закон перевел бы мою собственность в общее владение, а общее владение контролировалось бы мужем. Меня не устраивал такой расклад: отдать магазин ради брака. Разглядывая пену, все еще обвивавшую край кружки с элем, я внезапно осознала, что не принимала всерьез знаки внимания окружавших меня мужчин… все эти годы. Законы ставили под удар мой бизнес, но флирт, способный повлечь за собой грязные сплетни или, что еще хуже, беременность, был более разрушительным. Романы считались опасной игрой, где принимались весьма высокие ставки. Поэтому я не играла. Мне приходилось думать не только о себе, но и о Кристосе. О моей семье, какой бы крошечной она ни казалась.
В Галатии работали много женщин – поденно и по контракту, в прачечных, мастерских и складах, по всему городу. Они определенно разделяли тревоги, о которых говорили Кристос и Лига, – низкую заработную плату и бесперспективные должности. Они делились своими заботами со мной, а я понимала, что Лига бывала несимпатичной. Мне нужно было обеспечивать безопасность семьи, как делала моя мать, и женщины с детьми, без сомнения, чувствовали себя еще хуже. Стабильность требовала работы, работа приносила деньги, а деньги означали, что зимой твои родственники не останутся голодными. Молодые неженатые мужчины, окружавшие Кристоса, имели хотя бы недвижимость, тогда как большинство женщин ее не имели, тем более незамужние девушки. Хотя именно они – я знала по своим помощницам – заботились о пожилых родителях и младших братьях и сестрах.
Вот почему некоторые женщины сидели за длинными столами, когда в «Ели и Розе» собиралась Лига рабочих. Одна румяная блондинка с толстыми, как у портового грузчика, руками что-то нашептывала Нико Отни. Высокая девушка с оспинами на бронзовой пеллианской коже прочитала свежий памфлет и со стыдливой улыбкой вернула брошюру Кристосу.
– Он даже лучше прошлого.
– Этот памфлет говорит об экономической нестабильности, которую создала система, контролируемая знатным сословием, – ответил мой брат.
Она кивнула, явно лучше меня понимая жаргон Кристоса. Пока они вместе рассматривали страницу, я подслушала слова румяной блондинки, спорившей с Нико.
– Нет, это точно как в прачечной. Мы не таскаем ящики, как вы в своих доках, но тоже можем получить серьезную травму.
Я взглянула на нее, когда она взмахнула обнаженной рукой, иссеченной узловатыми темными шрамами.
– Эти от утюгов. А видел бы ты девушек, которым на лицо попал пар. Они даже не получили никакой компенсации – просто несколько дней, свободных от работы.
– Именно поэтому ты должна заставить девушек из прачечной присоединиться к Лиге, – ответил Нико, хлопнув ладонью по столу. – Когда мы отстоим права рабочего класса, то труд перестанет делиться на мужской и женский!
Я приподняла брови. Не важно, что работник будет женщиной? Это прекрасно, пока выгодно. Ограничения, которые накладывали на меня брак и дети, были понятны для любой женщины.
Беседа переместилась к поискам работы, но тон сохранял оттенки прошлого разговора. Они не говорили о текущей ситуации – например о том, что склады сокращали деятельность зимой, – а приводили различные аргументы, выражая свое недовольство. Я не знала, что добавить к их дискуссии, а мой коддл совсем остыл, поэтому я пошла домой. Однако память об их беседе преследовала меня, как беглая тень, что лишь углубляет холодные сумерки позднего осеннего вечера.