Полтора месяца до…
Разноцветные волосы, переливающиеся в искусственном свете ламп столовки, я замечаю сразу.
И торможу всеми четырьмя лапами, как кот.
Потому что прикольно же!
Как мимо пройти?
Оглядываю экспонат со всех сторон.
Ничего так.
Мелкая, конечно, и во всем черном и пацанском. Не понять, какие титьки, какие ноги…
Но глаза – зачет, большие, яркие такие. Губы – тоже зачет. Не сильно пухлые, но и не тонкие. И, главное, свои.
Я чего-то последнее время уставать стал от поголовно насосанных свистков. Целовать такое кайфа нет, это как резину жевать, а на члене плохо ощущаются… Не плотно. И тоже резиново. Если я захочу такого экстрима, лучше резиновую бабу куплю. Она хоть мозг в процессе выносить не будет.
Проблема в том, что с каждым годом все сложнее нарыть нормальных, естественных девок, потому что у них у всех мода же. И врачи, которые это дело качают, тоже одни и те же… Отец говорил, что еще лет пятнадцать назад такое развлечение стоило дорого и было распространено в основном в столице. В наших ебенях не было спецов нормальных, да и бабки такие не у всех водились.
А сейчас, говорят, это все вообще копейки стоит, вот и делают девки.
И, самое главное, что непонятно, нахера. Вот кого из парней ни спрошу, никому эти свистки не нравятся. А девки все равно качают…
Короче, я обхожу новинку еще разочек, уже полностью убеждаясь, что нехилый такой экспонат к нам залетел.
Все свое, чистенькая, в губе пирсинг, а я такое люблю, кстати, в отличие от свистков.
И, главное, волосы! Волосы всех оттенков радуги! Чистых цветов: розовый, сиреневый, бирюза и синь неба. Они волной обрамляют тонкое личико с правильными чертами лица, и так и тянет их потрогать. Интересно же, что за чудо такое радужное?
Я, мгновенно забыв о первоначальной цели мероприятия, то есть, о мини-пиццах, которые никогда не залеживались на витрине, самонавожусь на Радужку с неотвратимостью боевой ракеты.
Она стоит одна, посреди столовки, в глазах растерянность. Моя ты хорошая… Потерялась?
Ничего, я тебя нашел.
Подхожу к ней, нависаю над разноцветной макушкой и, снизив голос до интимного хрипа, который так нравится девочкам, говорю:
– Малышка, боишься подойти? Затопчут? – киваю на буфет, где дерутся из-за сосисок в тесте юристы, – давай я тебя спасу… Что хочешь? Пиццу? Сосиску? Или все вместе?
Она вздрагивает, потому что я предусмотрительно подхожу со спины, наклоняюсь низко, нагло нарушая личное пространство, поворачивается и отступает на шаг.
Задирает остренький подбородок, пялится на меня.
Я усмехаюсь своей самой нахальной, самой бабоукладческой улыбкой, которая безотказно действует на всех без исключения девочек от десяти до семидесяти лет.
Действовала.
До этого момента.
Потому что, если я и жду от Радужки восхищения, то зря.
Она отступает еще на шаг, осматривает меня с ног до головы недоумевающим, холодным взглядом, в котором нет и тени таких привычных для меня эмоций: интереса, восхищения, кокетства…
Вообще ни разу.
Только недоумение, типа, кто ты такой, какого хера тебе тут надо?
– Ничего не надо, – коротко и недружелюбно отвечает она. И отворачивается! Просто отворачивается. От меня! От меня!
В первое мгновение я решаю, что поймал глюк. Потом, что она слепая наглухо.
Первое менее реально, чем второе, а потому я даю Радужке еще один шанс. Делаю шаг к ней, теперь уже лицом к лицу, так, чтоб точно рассмотрела в деталях, усмехаюсь опять:
– А если подумать? И вообще… Я тебя раньше не видел. Новенькая? Пошли за мой столик.
Это даже не предложение, если что. Это констатация факта. Девочкам нельзя давать возможность выбора. Тем более, таким брыкливым.
– Нет, – опять отказывается она, даже не давая себе труд задуматься над моим не-предложением. А оно, между прочим, эксклюзивное! Я раньше никого из девочек не таскал за наш стол. Там только Алька сидела, подружка Лексуса. И ее знакомые девочки иногда, чисто компанию скрасить.
Точно, она новенькая. Потому и не заценивает такого шикарного эксклюзива. Дурочка маленькая. Надо просто разъяснить…
– Не ломайся, – хочу сказать примирительно, а получается слегка высокомерно. Но и ладно, надо же ее на место поставить… Показать, насколько ей повезло, что я на нее внимание обратил, – мы редко кого зовем…
– А я редко кому отказываю, – неожиданно отвечает она, вводя меня в ступор.
Я пару мгновений трачу на осознание ее слов и их оскорбительности, а затем не нахожу ничего лучше, чем тупо сказать:
– Че сказала?
– Я три раза сказала “нет”. Ты глухой? Или тупой? Или все вместе?
Ее голос звучит неожиданно звонко, а лицо краснеет от злости и негодования.
Я это все отмечаю краем сознания, потому что основной процессор сильно занят.
У него гребанный эррор.
Никто. Никогда. Не говорил со мной так. Никто. И никогда.
И потому я даже не могу нормально среагировать на хамство. Просто моргаю и удивленно спрашиваю:
– Ты охренела, соска тупая?
И нет, это не оскорбление. Это тоже констатация факта.
Но девчонке почему-то не нравится, и она, смерив меня презрительным взглядом, припечатывает:
– Это еще кто из нас соска, у тебя рот явно больше рабочий!
Наступает оглушительная тишина, настолько полная, что я на мгновение решаю, что слух потерял. И ориентацию в пространстве. В другую реальность вывалился, потому что в этой… Такого просто не может происходить. Такие слова не могут произноситься в моем направлении.
Невозможно.
Смотрю на нее, нихера не понимая, оглушенный навалившейся тишиной.
И в ней, в этой гребанной вате, забившей уши, начинает пробиваться осознание, что это все реально.
И что это она… Это она… Мне.
МНЕ???
Ярость топит с дикой силой: сразу до глаз и концов ушей! Я понимаю, что вообще себя не контролирую, да и не хочу!
Потому что сейчас явно бред происходит! Тупой бред!
Такого не может быть! И это надо прекратить!
Вокруг нас толпа собирается, кто-то даже стримит, но мне похер.
Делаю шаг вперед, хватаю девчонку за локти и подтягиваю к себе, заставляя встать на носки своих грубых ботинок.
От моего резкого движения у нее невольно запрокидывается голова, радужные волосы рассыпаются волной по спине, но в глазах, огромных, широко распахнутых, нет страха! Только дерзость! Только насмешка!
И меня выносит за грань…
Одновременно хочется ее пришибить и поставить на колени перед собой.
Последнее желание неожиданно дает в башку горячую картинку, которая мне до безумия нравится. Дрянь надо наказать, она меня только что опозорила перед всеми, и я накажу. Хорошо накажу…
– Ты сейчас прямо тут встанешь на колени, сучка, и отсосешь у меня, – рычу я низко и грубо, – и тогда я, может быть…
– Оу! – звонко отвечает Радужка, и чего-то по голосу вообще не заметно, чтоб она впечатлилась моим тоном, – ты что? Я не смогу так, как ты! Покажи класс! А я, так и быть, поучусь!
БЛЯТЬ!
Все.
Я ее убью.
Просто убью прямо тут, на глазах у сотни свидетелей.
Есть оскорбления, которые смываются только кровью…