В закрытую стеклянную дверь «Зеленой змеи» безуспешно колотил старший лейтенант милиции, местный участковый. Каждый день он обедал в этом баре, а сейчас вдруг – облом!
На стук наконец вышел бармен, Архипыч.
– Сегодня у нас закрыто, – извиняющимся тоном объяснил он.
– А где ж мне пожрать? – стоял на своем участковый. Только дай волю этим «бизнесам», завтра вообще страх потеряют!
– Сегодня где-нибудь в другом месте, – мягко сказал Архипыч, не желавший ссориться с человеком в погонах.
– Что там у вас произошло? – строго спросил старлей.
– Откуда ж мне знать? – искренне удивился бармен. – Мы люди маленькие.
Он действительно толком ничего не знал. Видел только, как выносили Ваську, секретаря Блондина, причем с завязанной головой. Кто ему вмазал – да так, что повязка слева насквозь промокла, – Виталий Архипович и в самом деле понятия не имел. Но врезали знатно. «Лучше бы Блондину заехали», – подумал бармен. Против Васьки он ничего не имел, парень был незлой и спокойной. А то, что гомик, так это Виталия Архиповича совсем не трогало, насмотрелся за свою карьеру.
Кстати, пострадал не один Васька, но и двое охранников, стороживших вход на лестницу, ведущую в закрытые апартаменты. Причем их не только шарахнули по «чердаку», но еще и крепко траванули. Вот и все события.
А если бы и больше знал Архипыч, никогда бы менту не рассказал – своя голова дороже. Тем более такому менту, который брата заложит за пару сытных обедов.
Иванников еще раз улыбнулся старлею и закончил:
– Так что извини, сегодня никак не получится.
– Что значит «извини»? – завелся милиционер. – Кто у кого гостит? Это моя территория!
– Если не заткнешься – у тебя будет территория два квадратных метра! – прошипел незаметно подошедший на шум Блондин. Выглядел он, мягко говоря, неважно: цвет лица – как у вывески его заведения, весь подбородок – сплошной синяк, а кисть правой руки основательно перебинтована и заботливо уложена в лангетку. Виталий Архипович мысленно поаплодировал ночному умельцу, а вслух сказал:
– Леонид Сергеевич, я ему все объяснил. Можно мне идти?
– Проваливай, урод! – прошипел Блондин: говорить во весь голос он явно не мог из-за травмы. – А ты, мусор, скандала хочешь? – И, убедившись, что бармен отошел, добавил: – Пленки кому лучше показать: жене или прокурору? Взрослыми-то брезгуешь, все больше детей любишь!
– Да вы что, Леонид Сергеевич, – мгновенно сломался старлей. – Мы же с вами душа в душу…
– Ну так не лезь, когда люди заняты. На тебе полтинник, пойди пожри. – Он протянул скомканную бумажку.
Старлей, не посмев отказаться, взял унизительную подачку и поплелся прочь. Впервые за семь лет их отношений ему убедительно показали, кто он есть. И впервые за семь лет службы у старлея закралось сомнение в безопасности и надежности собственного будущего.
Блондин вернулся в зал и сказал многочисленной охране – здесь сидели и стояли аж шесть человек:
– Пока мы будем общаться, ни одну собаку сюда не пускать.
– Даже если торгинспекция? – спросил туповатый Леха. – А если СЭС или менты?
– Хоть господь бог, – вызверился Блондин. – Я же сказал – никого! Понял?
– Понял, – быстро отрапортовал Леха. Хоть и не было у него ума палаты, но даже он сообразил, что сегодня лучше помалкивать.
Почти сразу же к кафе подъехал шикарный светлый, тюнингованный в «AMG» «Мерседес», с блатными московскими номерами. Старлей тоже увидел машину, но не обратил на нее внимания. А зря. Двигатель – пять литров, но форсированный (особый, понятный только знатокам кайф – на «шестисотых» ездят все, кому не лень, даже лохи позорные, каким-то чудом пролезшие к кормушке, а тюнинговая «пятисотка» – это стиль). Знатоки заметили бы и другое: автомобиль был бронирован, причем не по-детски, против пистолета, а по-настоящему – по четвертому классу. То есть был способен выдержать обстрел из автомата Калашникова, или, по западной классификации, из штурмовой винтовки.
Водитель выскочил со своего места, обежал машину и широко распахнул заднюю дверцу. Из подскочившего черного джипа – восьмицилиндрового «Лендкрузера» – выскочили четыре охранника и, настороженно озираясь, перекрыли все секторы.
Кряхтя и постанывая, но не прибегая к помощи водителя, из салона «Мерседеса» выбрался не такой уж старый, но толстый и обрюзгший мужчина. Его лицо имело сходство с жабьей мордой, усугублявшееся обвисшими щеками и, главное, холодным, немигающим взглядом, постоянно вперенным в собеседника. Именно так жаба смотрит на муху, прежде чем сделать ее своим обедом.
– Здравствуйте, Анатолий Алексеевич! – бросился к нему Блондин. Тот брезгливо отстранился и прошествовал в помещение. Блондин сглотнул слюну. Сегодняшний визит Жабы ничего хорошего не предвещал.
– Убери своих ублюдков, – коротко сказал гость, подходя к лестнице.
– Куда? – не понял Блондин.
– На х… – доходчиво объяснил Анатолий Алексеевич. – Здесь будут мои люди. Твои охраняли тебя ночью.
У Блондина даже и мысли не мелькнуло поспорить, он подбежал к бойцам и коротко приказал:
– Всем на улицу! В зал не входить!
– На улицу? – удивился недоумок Леха. – Так холодно там, Леонид Сергеевич!
– Ты заткнешься когда-нибудь, ублюдок? – прошипел Закржевский и здоровой рукой съездил Лехе по сусалам. Тот утер сопли с кровью и уже молча вместе с остальными поплелся к выходу.
Блондин бросился догонять Прохорова, тяжелой, но уверенной поступью поднимавшегося на второй этаж.
В кабинет зашли втроем: Жаба, Блондин и высокий, стройный человек, во внешнем облике которого, даже если поискать, трудно было найти какую-либо приметную деталь. Разве что маленький шрам под нижней губой.
– Костя, оставь нас пока, – тяжела дыша и отдуваясь, сказал ему Прохоров, заняв место за столом Блондина. Константин вышел в приемную и сел за Васькин стол.
– Ну, что у тебя тут приключилось? – спокойно спросил гость.
– Да в общем-то ничего особенного, Анатолий Алексеевич, – шепеляво, но подчеркнуто бодро затараторил Блондин. – Какая-то сволочь ночью залезла сюда и устроила дебош.
– Ничего особенного, – мягко повторил Жаба. – С рукой-то у тебя что? – неожиданно заботливо спросил он. – Дай руку-то, дай!
Блондин протянул ему руку, удивленный неожиданной теплотой. Прохоров вдруг быстро схватил со стола увесистую пепельницу и сильно ударил ею по травмированной руке. Блондин взвыл от боли и неожиданности, на крик в комнату вбежал Константин.
– Все в порядке, Костик, – спокойно сообщил ему Прохоров. Константин улыбнулся и вышел, прикрыв за собой обе двери. Блондин, постанывая, качал пронзенную сверлящей болью кисть.
– Болит? – поинтересовался Прохоров.
– Да, – скрывая ярость и страх, сказал Блондин.
– Вот видишь, – размышлял гость, – а говоришь, ничего не произошло. Тебе плохо, мне неспокойно – значит, все-таки что-то случилось?
– Случилось, – сказал Блондин, опасаясь новой садистской выходки Жабы.
– Так рассказывай! – добродушно предложил Анатолий Алексеевич и поудобнее откинулся в кресле.
– Он был один. Не вооружен ничем, кроме какой-то дубинки. Может, кусок арматуры.
– Как прошел? Вчера ведь ты был закрыт? Серьезные люди у тебя отдыхали. Я им гарантии давал. Как он прошел?
– Непонятно, – опасливо сказал Блондин. – Скорее всего, пустил охранник на входе за лавэ.
– Хорошие у тебя охранники на входе, – благодушно отметил Прохоров.
– Он будет наказан, – быстро сказал Закржевский.
– Дальше что было?
– Дальше он чем-то отравил «быков» у лестницы.
– Хорошо, – удовлетворенно отметил Жаба. – Славно охраняли лестницу. Дальше?
– Он прошел сюда, ударил Васька по голове. Васек в больничке.
– В больнице, Леонид Сергеевич, – поправил его гость. – В больнице. Больничка – в зоне. А у нас, нормальных людей, больницы и госпитали. – При воспоминании о медицине лицо Прохорова нахмурилось.
«Скорей бы ты сдох, тебя ж дважды уже шунтировали!» – помечтал Блондин, но отвлекаться побоялся.
– Потом он зашел ко мне, – с натугой продолжил Закржевский. Начиналось самое опасное.
– Что просил? Денег? – дал подсказку гость. Было бы славно согласиться, но Блондин с опаской посмотрел на пепельницу и сказал правду:
– Нет. Он потребовал фотографии Али Семеновой. Все из-за нее, стервы! – сорвался Закржевский.
– Спокойнее, Леонид Сергеевич, – утихомирил его Прохоров. – Ты отдал?
– Не сразу, – затаив дыхание, ответил тот. Поверит или не поверит? – Он сломал мне челюсть, бил. Я терпел долго.
– Зачем? – вкрадчиво спросил гость. – Она же шлюха!
– Из-за вас, – пошел ва-банк Блондин. – Я обещал ее вам. Я боялся нарушить данное обещание.
– Это верно, – усмехнулся Прохоров. – Данные мне обещания лучше не нарушать. Помнишь, ты обещал найти ее для меня?
– Но еще есть пять дней! – ухватился за соломинку Блондин.
– А тебе хватит пяти дней? – участливо спросил гость.
Блондин явственно почувствовал холодок смерти на своем лице. «Отовраться, отмазаться как угодно и бежать. Все бросить и бежать куда глаза глядят».
– Хватит, – отважно сказал он. – Ее ищут все мои люди.
– Ну, если твои люди ищут, тогда я спокоен, – улыбнулся Прохоров. – А фотки-то все-таки отдал? Не выдержала душа поэта?
– Он мне руку в шредер сунул! – выкрикнул Блондин, показывая культю, на которой уже вновь проступило бледно-розовое пятно.
– Из-за фоток так страдать? – усмехнулся Прохоров. И вдруг лицо его стало стальным. – Что ты еще ему отдал, сука?
– Ничего… – прошептал ошеломленный Блондин. Он явственно ощутил позыв внизу живота и понял, что не сможет долго сопротивляться Жабе.
– Константин, – позвал страшный гость своего помощника. Тот явился немедленно, как будто ждал под дверью. – Константин, – уже вновь спокойно сказал Прохоров. – Сдается мне, этот молодой человек что-то от меня скрывает.
– Нет, нет! – с ужасом перебил его Закржевский, сам же чувствуя, что говорит неубедительно, что Жабий взгляд пронизывает его до самого нутра.
– Леонид Сергеевич, – мягко сказал Прохоров. – Мне очень важно знать правду. – Он снова взял его за раненую руку, но не сделал больно, наоборот, ласково ее погладил. Тем страшнее были его слова: – Ты сделал что-то ужасное, Леонид Сергеевич. Тебе все равно умирать. Но я тебя прошу: скажи все как было. Умрешь спокойно. Боли не будет, обещаю.
«Конец», – понял Блондин. Про Жабу не зря говорили, что он гипнотизирует жертв.
Нет, надо стряхнуть это наваждение! Не убивают за фотки с голыми бабами!
– Анатолий Алексеевич, – собрав в кулак всю волю, начал Блондин. – Если надо, умру. Но я сделал только то, что сделал. В пакете были фото Али. И мои, – тяжело, после паузы, добавил он.
– Ты ж обещал никому ее не давать, – спокойно сказал Жаба. – Только для меня.
– Так оно и было, – как можно тверже сказал Блондин. Слава богу, это была правда. – После вас я ее ни разу не трогал.
– Верю. А почему фото не уничтожил?
– Забыл. – Вот теперь Закржевский соврал. Не забыл. Просто ему, после того как Аля стала недоступна, доставляло огромное удовольствие вспоминать, обновляя впечатления разглядыванием фото.
– А теперь не верю, – холодно сказал Прохоров. – Вердикт таков: ты что-то скрываешь. Что – не знаю. Узнаю через пять минут. – И, уже обращаясь к Константину: – Придется тебе поработать со шредером. Ночной гость был тонким психологом, – улыбнулся Жаба.
Константин, не задавая вопросов, схватил несчастного и потащил к аппарату. Блондин пытался вырваться, но его здоровая рука, зажатая, как в тисках, уже была прижата к дисковым ножам.
– Включаем? – спросил Прохоров.
– Господи, за что так? Я ничего не знаю!
– Включаем, – сказал Прохоров.
– Он взял у меня кассету! – выкрикнул Блондин, прежде чем потерять сознание.
– Ты сказал про кассету, – напомнил гость после того, как истязуемый пришел в себя. Палача Константина в комнате уже не было, но жертве было предельно ясно, что он обречен. Ответ на вопрос «Жить или не жить?» уже есть. Обсуждается лишь вопрос «Как умереть?». Неожиданно Блондин почувствовал, что безудержный страх прошел. Он не знал, что Константин перед уходом уколол его специальным составом, подавляющим и волю, и эмоции. Впрочем, Блондин и так был уже сломлен.
– Что было на кассете? – повторил вопрос Прохоров.
– Аля.
– А еще кто? – спросил гость, теперь уже и сам начиная ощущать ужас.
– Вы, – почти спокойно ответил Блондин.
– Как ты посмел… – зашелся в крике Прохоров, вскакивая из глубокого кресла. Губы его посинели, глаза затуманились, он мешком осел обратно.
– Извините, – тупо сказал Блондин.
В комнату вбежал Константин, в одной руке таблетки, в другой – стакан с водой.
– Укол, – прошептал сильно побледневший Прохоров. Помощник стянул с него пиджак, закатал рукав и, смазав место укола проспиртованной ваткой, ввел ему в плечо содержимое шприц-дозы. Все это лежало наготове в длинной плоской коробочке в кармане у Константина.
Через несколько минут Прохорову стало легче.
– Сейчас поедем, – сказал он Константину.
– А с этим что будем делать? – показал тот на отрешенно сидящего прямо на полу Блондина.
– Ты же все слышал. – Жаба указал пальцем на крошечный микрофон в лацкане своего пиджака.
– Конечно, – подтвердил помощник.
– Как выдоишь его, верни обратно. Его все должны видеть. Он уедет сам.