Дик Трейси, ощутив прилив сил, предпринял новую попытку сломить сопротивление Бенун.
– Похоже, тебе его совсем не жаль, если ты так спокойна. Думаешь – я плохой, жестокий. А чем ты лучше? Сколько из-за тебя пострадало! Даже мой папаша взялся тебе помогать, и я за это с ним рассчитаюсь особым способом. Знаешь, что я придумал? Сдеру с него шкуру, морщинистая, сгодится на барабан. Подарю его этим дикарям, которых он жалел, как и моя мать, чтобы они дубасили по нему и после его смерти. Буду слушать эту музыку и наслаждаться вместе с тобой, моя дорогая. Что-то я разболтался. Как прибудем на место, я ненадолго отлучусь, повидать своего папашу. Всегда чувствовал в нем слабость, хоть он и старался показать, что мне есть чему у него поучиться. Я его недооценил. Он опустился до того, что стал помогать рабам. О боге вспомнил, будто тот прислал ему письмецо с обещанием местечка в раю. Мой дорогой папаша так и не понял – в этой и в той жизни надо быть сильным и становиться на правильную сторону. Он связался с рабами. А я не прогадал. У меня есть покровитель, можно сказать, мой истинный друг. Думаю, он оттуда, – Дик Трейси ткнул костлявой культей вниз. – Кстати, где твои друзья? – Дик Трейси захохотал, и, брызгая слюной, потянулся к Бенун другим костлявым отростком, потрепал ее по колену. Бенун брезгливо отпрянула, будто на нее плеснули помоями.
– Смирись уже, пусть этот несчастный мальчик поживет. Отпусти его. Он белый, а ты рабыня, к тому же порченная. Ты не пара ему.
– Это подождет. А ты думай. Ему сейчас во много раз хуже. Одно твое слово… Упрямая тварь. Жестокая, прям как я, – Дик снова заколыхался и принялся издавать звуки, который даже отдаленно не напоминали смех, а были похожи на хрюканье и повизгивание койота, занятого поеданием падали.Дик Трейси снова схватил колено девушки и сдавил. Боль была такой сильной, что Бенун застонала. Дик резко выпустил ее и оттолкнул в сторону. Бенун безжизненными глазами смотрела в одну точку, на далекую звезду, которая мерцала высоко в небе, печальная, как символ ее одиночества и несбыточной мечты. Она уже не верила, что сможет освободить Юджина и спастись вместе с ним.
– «Может он прав: все попытки изменить мою судьбу заканчиваются ничем. Юджин встретит другую девушку, с таким же цветом кожи, как у него, равную себе и забудет обо мне. Нет смысла противиться судьбе, которая однажды сделала меня рабой».
Ей хотелось одного – умереть, чтобы все ее чувства исчезли, испарились, улетучились и перестали мучать. Но еще больше ей хотелось знать, что Юджин свободен и может начать жизнь заново, забыв о том, что случилось. Если она покорится Дику, так и будет.
– «Уверена? Поверила обещаниям этого урода?»
«Голос», который поддерживал ее в трудную минуту, вернулся. Значит дела плохи, как никогда, подумала она и заплакала от жалости к себе.
– «Я устала. Я не смогу покориться демону, разве что притворюсь, лишь бы он освободил Юджина. А потом я умру. Без меня Юджин ему не нужен».
Сердце Бенун от этих мыслей забилось, как раненная птица, которая поняла, что больше надежды нет, только отчаяние, бессилие и ожидание смерти.
–«Ты так поглупела, что уверена, будто уверена, что Дик Трейси его отпустит? Как только демон вернет себе человеческий облик, он сделает то, что не успел. Не побоюсь сказать, что ты для него менее желанный трофей, нежели Юджин. От тебя Дику нужна твоя сила абоса. Юджина он вожделеет, как в свое время, тебя. Вы оба попались, как мухи в паутину и увязли в ней. Юджин, понятно, обычный человек. Но ты! Веришь всему, что внушает тебе Абику через своего посредника. Как так?»
– «Не знаю, кто это нашептывает тебе, но он дело говорит», – напомнила о себе пантера, которая считала себя еще большей пленницей, чем Бенун потому, что ее не спрашивали, когда «сажали на цепь», шантажируя жизнью Юджина. Будь ее воля, давно бы сорвалась с этой нелепой цепи и ищи ветра.
– «Что я могу сделать? Его жизнь зависит от меня! Хочешь, чтобы я убила того, кто стал частью моей души?»
– «Этот выбор втемяшил в твою голову демон. Начни с малого. Покинь это тело и окунись в поток времени, который вокруг тебя. А там видно будет, куда тебя вынесет. Доверься судьбе. Не она сделала тебя рабой, а люди. Стань той, кем ты родилась. Над абоса смертные не властны, пока ты сама не покоришься. Дик Трейси, несмотря на заметные перемены, все еще человек. Абику нужна живая абоса. Он плел свою сеть давно, чтобы заполучить одну из нас. Пора вмешаться в его планы и разрушить их, а не откладывать своим долготерпением свою же гибель. Он стольких вовлек в свою сеть, что без крови этот клубок уже не распутать. Сделай то, что должна, проснись, Бенун!»
Яркая вспышка озарила сознание, ослепила и Бенун ощутила, как ее окатила ледяная волна, подхватила и потащила за собой в бездну, которая открылась перед ее внутренним взором и поразила своей необъятностью и величием. Состояние, в котором она пребывала и правда, можно было назвать пробуждением ото сна. Бестелесная Бенун, войдя во вкус, соединившись с потоком, оседлала его и полетела вперед, уже не думая ни о чем. Боль, страдания, воспоминания о прошлом и настоящем – все растворилось без следа.
Дик Трейси не заметил перемен во внешнем облике Бенун. Она сидела с окаменевшим лицом и смотрела в пустоту. Дик окликнул ее, потом дотронулся, удивившись, какой холодной и неживой она ему показалась.
– Ведьма, колдует, небось. Впрочем, пусть, этот щенок в моей власти, как и она.
Расплывшись бесформенной массой, Дик повозился, устраиваясь поудобнее и наконец заснул.
Бенун наслаждалась резкой переменой своего состояния, успокоилась, позволив некоторым воспоминаниям приблизиться к себе, как стайке испуганных рыб. Промелькнуло и пропало лицо Акана, потом она увидела Юджина. Вслед за ними из подсознания выплыл ненавистный образ капитана Мердока Мерча, а потом и Дика Трейси. Бенун сделала над собой усилие и стайка рыбок исчезла без следа.
– Так-то лучше, – подумала она. – Не смейте возвращаться. Не хочу ничего. Покой и бесконечность.
***
– Этого я и боялась, – Мать Теней понимала, что произошло. Пока она возвращала к жизни Юджина, вмешались другие абоса, которым надоело видеть самоистязания Бенун. В итоге она покинула свое тело, освободилась, не зная, что Юджин тоже свободен и она могла спокойно уйти от своего мучителя, оставив напоследок свою отметку, как грозное предупреждение, что они еще встретятся. Она должна была броситься к Юджину, открыться ему во всем, что скрывало ее настрадавшееся сердце, убедиться, что любима. Вместо этого она освободилась от воспоминаний о нем.
– «Может это и хорошо?» – подумала Мать Теней, невольно любуясь Юджиным, который напомнил ей молодого бога после поединка с демонами. «Ничего, что ему помогли, даже принесли себя в жертву. Главное достигнуто – он свободен и волен желать чего угодно, например, искать встречи с той, ради кого столько страдал. Или пойти своей дорогой, оставив воспоминания в этой мрачной пещере. Подходящий момент, чтобы развести тех, кого свела судьба, осознав свою ошибку. Так тоже бывает…»
– «Был ли смысл в его самопожертвовании? Или я обманула его, обманувшись сама?» – подумала она, посмотрев на неподвижное тело Фэнси Броу. В нем еще теплилась жизнь, но слабому свечению вокруг его голову, поняла, это ненадолго, душа готовилась покинуть мертвую «обитель».
–«Ну уж нет. Мое обещание чего-то стоит. Раз Бенун свободна и Юджину ничего не угрожает и, пока он отсыпается, займусь-ка я этим человеком. Кто знает, вдруг его жертва и правда, была важна для будущего, которое еще не наступило, но уже обозначило тех, кому в нем быть».
Как это часто бывает, замысел судьбы даже самым сведущим открывается не сразу, оставляя место для скрытых желаний.
Пока Дик Трейси пребывал в своем беспокойном сне, выслушивая нравоучения Абику, Мать Теней занялась тем, ради чего пришла.
– Помоги ему, – приказала она знахарю. – А ты проследи, чтобы нам не помешали.
Убо послушно кивнула и превратилась в стража, не забывая посматривать туда, где разворачивалось невероятное зрелище.
Ленивый окорува уже засыпал, когда Мать Теней обратилась к нему с речью:
– Великий окорува, проснись. Я привела тебе человека. На нем печать демона. Можешь освободить его?
– Зачем.
Мать Теней знала, что иногда окорува удостаивает своим общением, а не просто выполняет роль огненного божества, которое «питается злом», обращая его в свет.
– Он отдал себя ради другого.
– Добровольная жертва? Покажи мне его.
Мать Теней подала знак знахарю, который подтащил Фенси Броу к светящемуся контуру, обозначавшему границу, за которой начиналось царство окорува. Тот, кто переступил ее, уже себе не принадлежал.
– Он слишком слаб, чтобы говорить со мной.
– Прояви милость, о, божественный окорува!,– попросила смиренно и настойчиво Мать Теней. – Загляни в его душу, пока он без сознания и реши. Абику скоро поймет, что мы его обманули, начнет мстить. С такой обузой мне будет непросто. Я дала обещание, что не брошу его.
– Он торговался?
– Нет, хотя мог. Он простился со своими спутниками, желая одного – искупления.
– Со своими спутниками? Хорошо. Скажи им, пусть окажут своему другу последнюю милость и поднесут его ко мне.
В голосе божества послышалась издевка: устраивать испытания на крепость духа и способность к самопожертвованию, было любимым развлечением божества. Выбор обнажал сущность любого.
Мать Теней посмотрела на знахаря и поняла, что ему точно не следует встречаться с окорува. В его душе слишком много путанного и темного. Слишком долго он общался с духами, выступая посредником между ними и рабами, которые обращались за содействием.
– Могу я…
– Ты? – удивилась Мать Теней и посмотрела на Убо. – Не боишься, что окорува не просто подпалит твою шерсть, а поджарит до костей? Мне же не надо объяснять тебе, чем грозит ритуал таким существам, как ты?
Вопрос повис в воздухе потому, что Мать Теней и сама не знала на него ответ.
Никогда прежде сущности, избравшие для себя звериный облик, с окорува дел не имели. Считалось, что свой выбор они уже сделали и никаких изменений в их облике уже не предполагалось. Даже, если они передумают, все равно не смогут изменить свой облик и проживут не одну сотню лет, пока сердце зверя не остановится добровольно. Матери Теней общение с окорува не грозило ничем. Но по правилам она не имела права переступать границу, соблюдая паритет, установленный не ею, а более мудрыми и могущественными. Что же делать? Она посмотрела на Фэнси. В его теле осталось совсем немного жизни и она уже затухала, как догоравшая свеча.
– Помоги, – приказала она и показала знахарю на крысу. Он поклонился и не глядя на Убо, бережно положил Фенси поперек ее горбатой спины. Чтобы безвольное тело не соскользнуло, Убо опустилась на четыре лапы. Душа Фэнси испуганно заметалась, пытаясь укрыться в спутанных волосах умирающего.
– Быстрее! Это его последний шанс.
Крыса на мгновение замерла перед раскаленными камнями, преграждавшими путь и прыгнула вперед. Послышалось шипение и запах паленой шерсти.
Мать Теней и знахарь видели, как окорува метнулся навстречу, окутал Убо с ее ношей огненными крыльями, скрыв за плотной завесой будущего пламени.
***
Сколько продлится обряд, не знал никто. В некоторых случаях на это уходило несколько дней. Судя по тому, каким плотным было огненный кокон, у окорува не было однозначного ответа – как поступить с теми, кто добровольно явился на суд.
Мать Теней, пользуясь передышкой, попыталась дотянуться до Бенун.
– Только не это, – прошептала она, узнав место, где пребывала бестелесная абоса. Пустота. Там не было ничего: ни времени, ни воспоминаний. Туда, как правило, попадали души, измученные земным существованием. Хорошее место, оно помогало восстановить равновесие, обрести покой, если бы не одна особенность. Попавшему туда предстоял выбор – вернуться назад, обновленным или остаться там навсегда.
Тело Бенун будет жить до тех пор, пока голод и жажда не убьют его.
– Абику, это все ты! Когда же ты насытишься? Сколько можно копить в себе зло? Лопнешь!
Мать Теней ощущала растерянность и печаль. Человеческие чувства неизбежно возрождались в ней, когда приходилось общаться с людьми слишком часто и подолгу, как сейчас.
–«Ей там понравится. Бенун застрянет там надолго. Кто знает, когда она решит вернуться? И будет ли смысл, если к тому времени от ее тела ничего не останется? Юджин уйдет. Несчастная Бенун снова будет одна. Опустошенный дух, который никогда больше не наполнится любовью. Нет, такой участи абоса, пока у нее есть тело, я не могу допустить. Ее мать и бабушка мне этого не простят. Меня обвинят либо в бездействии, либо в неразумных решениях. Неизвестно, что опаснее для единства сестринства».
– Смотри! Что там?
Возглас знахаря вывел ее из раздумья. Мать Теней посмотрела в сторону окорува и поняла, что его так взволновало. Языки пламени замедлили свой танец. Сквозь нестерпимое белое свечение проступили очертания человеческой фигуры.
Тело мужчины висело в воздухе, будто в ванне, погруженное в раскаленную лаву. Кожа почернела и начала сползать с него хлопьями.
– Это Фэнси? Что это с ним? Понятно,что – конец Фэнси, – проговорил знахарь, чувствуя вину и облегчение, что не он оказался на его месте. Даже на расстоянии он чувствовал, как жжет окорува.
Огонь снова уплотнился и увеличился в размере. Мать Теней по опыту знала – приближался момент, когда решится судьба того, кто пожелал освободиться от зла и тьмы.
Ей уже приходилось видеть, как те, кого она считала лишь тронутыми печатью демона, окорува не освобождал, а безжалостно сжигал. Она с недоумением смотрела потом на горстку пепла, пытаясь понять, что же она просмотрела в душе не прошедшего испытание? Ответ приходил не сразу. Однажды она простояла над пеплом так долго, что луна успела поменяться местами с солнцем десять раз. В тот раз она познала истину: всей мудрости может не хватить, чтобы постичь тайну человеческой души, которую она намерена скрыть и только окорува способен увидеть все. В согласии на суд могло быть больше гордыни, чем веры. Человеческая душа только кажется открытой и невинной. На самом деле в ней большую часть жизни царит мрак. Недооценку своих преступлений окорува не прощал никогда.
Он сжигал все, кроме песчинки добра и сострадания, давая шанс возродиться к новой жизни. Если такой частички не находилось, окорува принимал добычу, как должное. Окорува не ошибался и тем самым исправно служил судьбе орудием неотвратимого возмездия даже за то, о чем сам человек уже и не помнил. Суд следовало принимать на веру или не связываться с этим ритуалом вовсе и тем более не уговаривать кого-то его пройти, чтобы что-то там доказать себе и другим.
После потери человека, которого Мать Теней в одной из своих прошлых жизней, похоже, любила, она прибегала к окорува крайне редко. Для Фэнси Броу, о котором она не знала ровным счетом ничего, это действительно мог быть тот самый единственный шанс. Она предложила, ничего толком не объяснив. Он согласился, ни на что не надеясь.
Выждав время, Мать Теней снова посмотрела на окорува. Ей показалось, что в центре кипящего пламени не одна, а две человеческие фигуры.
– «…Женщина?»
Мать Теней не питала иллюзий насчет судьбы Убо и не особо о ней сожалела, одной тварью больше, меньше.
– Нет, вытолько посмотрите, он превратил нашего Фэнси в бабу? – знахарь вложил в эти слова столько эмоций, что Мать Теней не удержалась и отвела взгляд от ритуального огня, чтобы посмотреть на человека. Знахарь стоял с отрытым ртом и глазами, выпученными, как у речного рака. – Тебе померещилось.
– Правда? А ты сама посмотри! – знахарь не выдержал, вскочил и вытянувшись в струну, показывал рукой в сторону окорува. – По-твоему, я слепой? Там женщина! – Впрочем, возможно, ты прав. Окорува превращениями не занимается. Воля божества, которая всегда справедлива, обнажает истинный облик и судит его, а не личину, которая могла прирасти.
Мать Теней тоже стала присматриваться к очертарниям фигуры, стараясь угадать, чью сущность скрывает в себе эта форма.
– "Окорува решил подшутить над нами? Или это воплощение его собственной мечты о несбыточном..? С кем же он ею поделился? Мир меняется и божества меняются вместе с ним".