Свое великое полотно с Силеном Рубенс написал когда-то до 1620 года – может даже, самое раннее, в 1615‑м. Он вывел Силена на передний план картины в качестве главного персонажа. На картине есть и другие персонажи. Но в целом эта картина посвящена Силену и никому больше. Рубенс изображает Силена с единственной целью изобразить силенову истину.
В том Силене, каким его нарисовал Рубенс, нет ничего шутовского. Силен – герой серьезный. Он рвется вперед с тем хаотично-целеустремленным видом, какой бывает только у пьяных вусмерть. Силен окружен все той же толпой сатиров, пройдох, диких зверей и безумцев, какую мы видели на полотне Тициана. Они потешаются над стариком, а тот рвется вперед.
Не знаю, напивались вы когда-нибудь до такой кондиции или нет. Я напивался. Ты резко вскакиваешь и якобы должен куда-то бежать. Может, ты просто хочешь домой, тебе нужно домой. Но ты даже толком не знаешь, где находишься. Хуже того – ты не уверен насчет того, кто ты есть. Но тебя обуяла мысль, потребность, – и это единственное, что есть устойчивого. Это острый укол реальности в мире, в остальном растерявшем опоры. В этом особом забвении ты рвешься вперед. В этом забвении есть своя ясность – но это ясность забвения.
На этой картине есть чернокожий мужчина из дионисовой свиты – он стоит позади Силена и щиплет его за жирок пониже левой ягодицы. Щиплет, так скажем, неслабо. Но Силену, кажется, на это вообще все равно. Его мозг, размягченный от выпивки, может сосредоточиться только на чем-то одном – и то едва ли. Ему нужно домой или что-то такое. Ему нужно идти вперед.
Откуда у Рубенса такой интерес к этому жирному пьянице? Зачем ему понадобилось выдергивать Силена со знаменитого полотна Тициана?
Теперь нам придется вспомнить о Ницше. Если мы хотим говорить о Силене и дальше, без Ницше общей картины не сложится. Снова этот ужасный немец. Увы, без него нам не обойтись. Если не считать Рубенса, он – единственный за несколько тысяч лет, кто почуял реальную важность Силена. И почуял ее спустя примерно пару сотен лет после Рубенса. Но по той же причине. Он понял, что история про Силена обнажает ту часть Древней Греции, о которой люди помалкивают. Он стал одержим силеновой истиной.