Вернувшись с юга, Лариса заглянула к Марусе, чтобы вручить маленькие сувенирчики и проведать свою любимицу. Валентина Макаровна относилась к их дружбе очень настороженно, поскольку Лариса не вписывалась в обычные рамки и, словно магнит, притягивала к своей ладной фигурке мужские взгляды. А кому понравится наличие такой соседки в непосредственной близости от собственного супруга? Кто ее знает, к кому она бегает: к Маруське или к ее папаше? Баба одинокая, детей нет, мужа нет, а раз нет, значит, будет. А где взять то, чего нет? Найти. Не факт, что соседка не занимается поисками именно в их квартире. Валентина Макаровна пару раз заводила с мужем разговоры на отвлеченные темы, плавно подводя его к сентенции о том, как хорошо нерожавшим женщинам: фигура на месте, проблем никаких, порхают, как бабочки… Игорь Борисович, привыкший к многословности супруги, задумчиво складывал лоб в гармошку, изображая пристальное внимание к избранной теме, и поддакивал, строго соблюдая разнообразие интонаций. Взгляд его был устремлен в телевизор или в газету. В качестве примера приводилась соседка, и Валентина Макаровна неодобрительно качала головой, намекая, что жалеет несчастную бездетную женщину, явно чем-то серьезно больную и, вероятно, заразную. Муж сосредоточенно и с жаром кивал, давая понять, что целиком и полностью поддерживает мнение жены. Валентина Макаровна ненадолго успокаивалась, но, как только в дверном проеме опять возникала улыбающаяся Лариса, Брусникина-старшая начинала нервничать. Соседка это чувствовала и старалась лишний раз неприветливой Валентине на глаза не попадаться.
Маруся очень обрадовалась ее возвращению и сразу вывалила на Ларису главные новости. Даже сквозь шоколадный загар, ровным слоем покрывавший гладкую кожу соседки, было видно, что она побледнела. Нежные смуглые щеки приобрели сероватый оттенок, а сама Лариса, схватившись за сердце, в ужасе уставилась на Марусю.
– Ты ходила к его жене? Какой кошмар!
– Ну вот, – надулась Маруся. – И ты туда же! Почему все переживают за эту противную Веронику и никто не думает обо мне?
– Мариночка, ты же знаешь, как я тебя люблю. Ты мне как дочь! Но то, что ты сделала, – страшная ошибка. И, боюсь, исправить ее уже нельзя!
– Почему ошибка? Мы теперь вместе! Мы любим друг друга!
– Ты знаешь, любовь невероятно хрупкое чувство. Его может разбить не только предательство, но и неосторожно сказанное слово.
– Если такая ерунда его может разбить, то это не любовь. Настоящую любовь не убить и не разбить ничем!
– То, что я тебе сейчас расскажу, очень тяжело, но ты должна понять. Ты уже взрослая девочка. Нельзя разрушать семьи, в которых есть ребенок. И вообще, нельзя разрушать чужие семьи, надо строить свою не на руинах чужого пожарища, а на новом месте. И конечно, недопустимо жечь соседский дом. Помни, огонь всегда перекидывается и на твою хату.
Вероятно, это были слишком глубокие мысли для юной Маруси, поскольку на ее личике появилась гримаска раздражения и усталости от заумных философствований соседки. Одно дело, когда она восторгается твоими формами и с восхищением рисует картины счастливого будущего, заполненного толпами сраженных твоей красотой поклонников, и совсем другое, когда начинает поучать, как мама. Нотации Маруся могла послушать и в исполнении собственной родительницы.
– Мариночка, поверь мне, я много повидала и многое пережила. Тебе надо научиться чувствовать чужую боль и реально оценивать возможные последствия своих поступков. Когда-то давно у меня тоже была семья, муж, дочь…
– У тебя? – изумилась Маруся, привыкшая к мысли, что соседка одинока и несчастна. Во всяком случае, так утверждала мама.
– У меня, – кивнула Лариса. – А еще у меня была подруга. Не очень близкая, но все же. Наверное, тебе пока сложно это понять, но, любя человека, тоже можно от него немного устать. Вот так живешь, стираешь, убираешь, заботишься о любимых людях и вдруг однажды просыпаешься и осознаешь, что жизнь утекает как вода сквозь пальцы и остаются лишь жалкие капли. А так хочется еще что-то успеть, хочется яркого праздника, чтобы потом вернуться в свое теплое болото и спокойно доживать, зная, что есть что вспомнить на старости лет. Я никогда не собиралась уходить от мужа, просто решила хоть на мгновение увидеть праздничный фейерверк, чтобы остаток жизни смотреть в темное небо и помнить: когда-то там были волшебные огни. Ты прости, я и перед тобой оправдаться пытаюсь, и перед собой… Подруга, Валя, познакомила меня с братом, а он молодой, красивый. Да и не брат это вовсе оказался, просто… Не в этом суть. Он мне напомнил, что я женщина. Эффектно так напомнил, а я купилась. Никогда не обманывай, чтобы не быть обманутой самой. Никогда. Мы с подругой целый план придумали: дочка в лагере, мужа я послала к Вале на дачу, якобы ей в бане пол надо помочь сделать, а сама пригласила парня домой.
Маруся таращилась на Ларису круглыми, как пуговицы, глазами, словно малыш на Деда Мороза, и ловила каждое слово. Тогда она еще не в состоянии была оценить откровенности подруги, но история была по-взрослому волнующей и непонятной.
– Валентина все правильно рассчитала. Они приехали с мужем вечером в субботу, как раз в разгар нашего интима, мы-то с ней договорились, что она его не раньше следующего дня отпустит, а она вот как все повернула. В общем, из дома муж меня выгнал, с дочерью встречаться запретил, пригрозив, что все ей расскажет. Так ведь и возразить-то мне нечего! Виновата я! Кругом виновата. Только вот плачу за минуту счастья слишком дорого. И не счастье это было вовсе, а иллюзия, мираж. Осталась одна, а Валька замуж вышла. За мужа моего. Вот так вот. Живут они плохо. И мужу плохо, и ей. И доченьке моей плохо. Валька-то не знала, что порченый товар берет. Это ведь со стороны только кажется, что мужик – конфетка. А домой принесешь, обертку снимешь – а там…
– Что? – не выдержала Маруся. – Что там?
– Пузырь там мыльный или леденец обгрызанный, – вздохнула Лариса.
– Мой Витя… – задохнулась от возмущения Маруся, – мой Витенька… он не обгрызанный… он… он… Да что ты сравниваешь! Ты же его не знаешь! Если тебе не повезло, то это не значит, что все остальные на те же грабли наступать станут!
Жизненный опыт Ларисы проиграл перед безапелляционностью молодости. Не встретившая понимания Маруся, надув губы, засобиралась по делам, дав понять подруге, что встреча закончена.
Вернувшись домой, Лариса вдруг четко осознала, что помочь Марусе она уже ничем не сумеет, а вот помочь собственной дочери еще можно, более того, необходимо. В конце концов, девочка достаточно взрослая, чтобы если уже не простить, то хотя бы попытаться понять мать. Все эти годы Лариса следила за дочерью, периодически подкарауливая ее то у школы, то у подъезда и тщательно отслеживая, как ребенок одет, с кем общается, не обижают ли ее. Она ждала момента, когда можно будет объяснить Наине то, что произошло много лет назад, вернуться и занять свое место в жизни ребенка, поцеловать ее…
Еще неделю Виктор околачивался у Марусиных родителей. Единственной радостью для Валентины Макаровны были его походы на работу. Каждый вечер заканчивался одинаково. Бурные алкогольные возлияния плавно переходили в громкую беседу на троих: муж, будущий зять и телевизор. Приходилось терпеть, поскольку съемщики попросили неделю для поиска новой жилплощади. Судя по всему, с женой Виктор не общался. Когда мама пыталась это выяснить у Маруси, та лишь пожимала плечами. Данный вопрос дочь не интересовал. Валентина Макаровна не была верующей, но знала точно: всем воздается по заслугам. Построить счастье на руинах чужой семьи мало кому удавалось.
Через неделю состоялся торжественный переезд молодых на новую жилплощадь. Накануне мама осторожно поинтересовалась, планирует ли Виктор развод и что будет с его квартирой. Будущий зять ошарашил ее сообщением о том, что заявление на развод уже подано, а свои квадратные метры он, как честный человек, оставит бывшей жене. Валентина Макаровна не посчитала нужным углубляться в дискуссию на тему, что доброта за чужой счет это плохо, но в качестве аргумента для будущих споров сей факт запомнила. Она очень надеялась, что молодые разбегутся, столкнувшись с бытовыми проблемами. Новость о грядущем разводе неприятно удивила, но поскольку официально Виктор еще был женат, а для того, чтобы разобраться в Марусиной неприспособленности, понадобится пара дней, у мамы оставалась надежда на благоприятный исход событий.
Минимальный набор мебели в квартире имелся, оставался даже старенький бабушкин холодильник, не хватало только уюта и хозяйского подхода к оформлению интерьера. Маруся с восторгом носилась по комнатам, повизгивала и подпрыгивала. Она старательно разложила по полкам вещи, развесила одежду, расставила в кухне выданную мамой посуду и окончательно почувствовала себя взрослой. Она даже нашла половую тряпку и старательно помыла полы. Правда, не обнаружив ведра, Маруся сполоснула пыльное полотнище в ванной комнате, намотала на швабру и начала азартно гонять воду по квартире. Виктор лежал на диване и снисходительно улыбался, глядя на жизнерадостную суету молодой невесты. Естественно, она не шла ни в какое сравнение с одышливой, вечно недовольной и тяжелой на руку Вероникой. Он уже успел похвастаться на работе, что поменял старую жену на новую с доплатой. Эта плоская шутка казалась ему невероятно удачной, и Виктор повторял ее при каждом удобном случае. Доплатой он называл двухкомнатную квартиру, составлявшую приданое Маруси. Если бы Валентина Макаровна знала о его планах, то непременно придушила бы собственными руками. Но она ничего не знала, ей оставалось лишь надеяться, что жизнь сама согнет упрямую девчонку и расставит все по своим местам.
Помыв полы и тщательно выполоскав тряпку, Маруся устала и прилегла на диван рядом с любимым. На улице было пекло, жара пробралась в квартиру и моментально слизнула с линолеума и паркета остатки влаги, оставив живописные сероватые разводы. Новоиспеченная хозяйка с удивлением смотрела на причудливые грязные узоры, волшебным образом проступающие на полу. Мыть заново не хотелось, и она решила, что надо идти по жизни с гордо поднятой головой и не смотреть под ноги, тогда и грязи не заметишь. Кто бы подсказал ей тогда, что, если задирать голову, можно и споткнуться.
По телу разлилась приятная усталость, Маруся задремала. Сладкий сон нарушил проголодавшийся Виктор.
– Марин, ужинать пора, – зевнув, сообщил он и отложил газету.
– Ладно. – Она весело вскочила и прошлепала босиком в кухню. Под ногами что-то покалывало, к босым ступням прилипали песчинки.
Маруся распахнула холодильник и с изумлением уставилась на голые полки. Первый раз в жизни она видела пустой холодильник, поэтому была потрясена неестественностью открывшегося зрелища. У мамы там всегда теснились кастрюли, кастрюльки и мисочки. Здесь же не было даже масленки. Нет, конечно, Маруся не была до такой степени инфантильной, чтобы думать, будто продукты материализуются из воздуха. Просто привыкнув к определенному укладу жизни, она не сумела сразу перестроиться.
– Подумаешь, продукты можно купить!
Затруднительная ситуация решалась с обнадеживающей легкостью. От мамы она захватила толстенный «Справочник хозяйки», там в изобилии имелись рецепты всевозможных блюд. Сейчас Маруся выберет что-нибудь, и они отправятся в магазин.
Виктор неожиданно раскапризничался. Он не хотел идти в магазин, а желал немедленно поесть. Его нотации по поводу ответственности за приготовление пищи и ее наличие в холодильнике слегка подпортили Марусе настроение, но, все еще пребывая в эйфории от вступления во взрослую жизнь, она не обиделась, а виновато чмокнула голодного жениха и согласилась сбегать в магазин самостоятельно. Рецепты в справочнике выглядели удручающе длинными, поэтому Маруся решила обойтись сосисками и яичницей. Пересчитав деньги, оставшиеся от стипендии, она подумала, что этого вполне достаточно и, весело напевая, помчалась в магазин. Сумма, которая ей казалась не такой уж маленькой, в продуктовом эквиваленте равнялась десятку яиц, буханке хлеба, восьми сарделькам и пачке макарон.
Увидев покупки, Виктор недовольно поморщился:
– А где булка?
– На булку денег не хватило, – призналась Маруся.
– Надо было у меня попросить, – порадовал ее Виктор.
«Вот он, настоящий мужчина! Сразу взял на себя материальные проблемы», – расцвела она, глядя на него влюбленными глазами.
Сардельки лопнули, макароны разварились, превратившись в чудовищное месиво, вдобавок ко всему в доме не оказалось ни чая, ни кофе. В общем, Валентина Макаровна от души порадовалась бы, узнав, что было у молодых на ужин. Все шло по плану.
Странно, но Маруся сумела приспособиться к создавшимся условиям, хотя так и не научилась получать от них удовольствия. Досадные сбои на хозяйственной ниве происходили регулярно, но она легко переживала неудачи, сглаживая конфликты виноватым воркованием. Научилась отчищать пригоревшие кастрюли, стирать белье при отсутствии горячей воды и экономить от зарплаты до зарплаты. Она так и не удосужилась поинтересоваться, сколько Виктор получает в месяц. Суммы, выделяемой им на хозяйство, хватало в обрез. Маруся начала штопать колготки, сваливала в баночку обмылки, чтобы потом ими стирать, а однажды сама приклеила к туфлям оторвавшуюся подметку. Это достижение настолько впечатлило юную хозяйку, что она опрометчиво похвасталась маме своим подвигом. Валентина Макаровна, со дня переезда принципиально не посещавшая молодых почти три месяца, на сей раз немедленно примчалась. Решительно отодвинув дочь, гордо трясущую у нее перед носом стоптанной бареткой, она вихрем пронеслась по квартире.
– А где это недоразумение, твой гражданский муж? – сурово спросила она.
– Мама, ты что, ругаться приехала? – расстроилась Маруся.
– Ты мне не ответила!
– Он на работе.
– Да что ты, – ехидно пропела та. – Девятый час, а он все в своей секретной лаборатории? Не иначе как этого уродца в космос отправили…
– Перестань! – разозлилась Маруся. – Я не собираюсь общаться в подобном тоне.
– Ладно, – сдалась Валентина Макаровна, но не удержалась и добавила: – Вы, наверное, пребываете в режиме такой жесткой экономии, что твой благоверный ходит домой пешком. К утру будет, если его ветром не сдует. – Она внимательно посмотрела на обидевшуюся дочь: – И давно ты тапки клеишь? Знаешь, некоторые люди покупают новую обувь, не слышала? Даже магазины специальные есть, обувные. Твоему кавалеру не приходило в голову купить тебе новые туфли?
Валентина Макаровна была в бешенстве и уже не могла остановиться: ее Мариночка жила как нищенка. Пройдясь по квартире, она отметила отсутствие новых вещей. В кухне не нашлось кофе, лишь дешевый чай с ошметками сена и запахом швабры. Полупустой холодильник довершал картину. На глаза навернулись слезы.
– Мариночка, как же так? Как вы живете? До чего он тебя довел…
Мама прикусила губу и взглянула на помрачневшую Марусю. Дочь покраснела и вместо оправданий предложила:
– Давай чайку попьем?
Маруся не задумывалась или просто не хотела задумываться о том, во что превратилась ее жизнь. Слишком сильной была ее любовь к Виктору, подсознание защищало мозг от ненужных мыслей. Она не слушала ни маму, ни подруг. Хотела жить с гордо поднятой головой, но стеснялась старых колготок и стоптанных туфелек. Перестав ходить с одногруппницами в кафе и на дискотеки, она постепенно отдалилась ото всех. У нее появились взрослые нерадостные заботы. После лекций нужно успеть пробежаться по магазинам и купить продукты, приготовить ужин к приходу Виктора, прибрать квартиру. Он не любил, когда на полках скапливалась пыль или нельзя было пройтись босиком, не ощутив песчинки. Поэтому Маруся уже привыкла каждый день перед его приходом мыть пол.
Виктору быстро надоели кулинарные изыски в виде макарон с сосисками, пришлось осваивать арендованный у мамы кулинарный справочник. Маруся мечтала жить сегодняшним днем, так и получилось. Только день этот оказался до крайности безрадостным, наполненным не ожидаемым праздником, а ворохом разнообразных дел и забот, как корзина с грязным бельем. Маруся втянулась и привыкла. Все ради того, чтобы вечером Виктор приходил к ней, разговаривал, смотрел. Она любила наблюдать, как он ест: жадно, торопливо, облизывая пальцы. В такие моменты Маруся чувствовала прилив настоящей материнской любви к этому взрослому мужчине. Ей казалось, что он беззащитный голодный малыш, радостно уплетающий за обе щеки вкусный ужин. Иногда она тихо подходила и целовала его в макушку, но Виктор всегда недовольно дергал головой и злился:
– Сколько раз говорить, не трогай меня, когда я ем!
Маруся осторожно отходила и присаживалась на краешек табуретки, демонстрируя готовность метнуться мухой по первому требованию Виктора: к холодильнику, за газетой, за записной книжкой.
Валентина Макаровна не знала этих подробностей и пребывала в состоянии крайнего изумления. Ее капризная избалованная дочь резко изменилась, стала жестче, взрослее. Мать не знала, радоваться или огорчаться. За три месяца ее девочка превратилась во взрослую женщину. Из взгляда пропала наивность и восторженность, лишь изредка мелькали искорки. Нестираемая печать усталости и забот делала круглую мордашку Маруси старше и серьезнее.
Мама устало поднялась и пошла мыть руки, решив, что не стоит оскорблять дочь отказом: чай можно выпить, не отрава же, мало ли чем он пахнет…
В ванной комнате рядом с раковиной стояла литровая банка с какими-то разноцветными соплями. Валентина Макаровна долго разглядывала емкость, потом брезгливо понюхала. Запах не противный, но странный.
– Марусь, – крикнула она, – а чего это у тебя тут квасится?
Марина приняла этот легкий тон и так же весело ответила:
– Это обмылки, ими стирать удобно.
Хорошо, что она не видела маминого лица. Валентина Макаровна окаменела и растерянно посмотрела на радужный студень в банке. Скрипнув зубами от бессильной ярости, она вытерла руки затрепанным дырявым полотенцем и вернулась в кухню. Решение непременно дождаться проходимца созрело мгновенно.
Время шло, но Виктор так и не появился. Они сидели в гостиной и смотрели какой-то бестолковый шумный фильм. Когда по экрану поползли титры, мама наконец отважилась спросить:
– Как ты думаешь, где он может находиться? Скоро уже транспорт ходить перестанет.
– Наверное, сегодня опять испытания, – беззаботно улыбнулась Маруся.
– Что? – Валентина Макаровна пошла пятнами.
– Иногда у них проводят секретные испытания, – бесхитростно пояснила дочь. – Заранее не предупреждают во избежание утечки информации. Звонить домой, естественно, тоже запрещено.
– И часто у него эти испытания? – Мама начинала тихо звереть. Мерзавец обманывал даже не жену, а невесту. Конечно, чего еще можно ожидать от мужика, который бросил ребенка и променял жену на малолетнюю девчушку. Свежатинки ему захотелось, людоед поганый!
– Марина! Ты сама себя слышишь? Что за чушь! А если он тебе заявит, что поехал на пару недель в экспедицию на Луну, а потом вернется с южным загаром, ты тоже поверишь?
– Нет, – серьезно произнесла Маруся. – Не поверю. Ты пытаешься очернить его в моих глазах, да? Я всегда знала, что ты ненавидишь Виктора. Ты специально говоришь гадости о нем, чтобы поссорить нас. Сама подумай, зачем ему кто-то еще, когда у него есть я, молодая и красивая? Если бы я была таким толстым старым чучелом, как его жена, тогда, возможно, он бы и начал мне изменять. Ты ведь на это намекаешь? Посмотри на меня, мам! Чего во мне не хватает, с какой стати ему искать других женщин?
Валентина Макаровна в замешательстве смотрела на дочь. Абсолютно детская логика. Но не объяснять же ей, что такой, как Виктор, всегда будет смотреть налево. Чего в ней не хватает… Да хоть через край всего будет, природу кобеля уже не переделаешь! Мама затосковала. Пора было собираться домой. Ночевать здесь нельзя ни в коем случае. Когда утром с «испытаний» вернется этот придурок, она может не сдержаться, и тогда отношения с Марусей окончательно испортятся.
– Ты говоришь глупости! – Дочь отвлекла ее от неприятных мыслей в тот момент, когда Валентина Макаровна со сладостной дрожью представила, как гоняет Виктора по квартире, молотя по загривку шваброй.
– Я говорю глупости, – повторила она, потирая виски. – Мариночка, пойду я, поздно уже. Как раз на последний троллейбус успею.
– Может, останешься? – неуверенно спросила Маруся. – Темень-то какая…
Но по тону Валентине Макаровне сразу стало понятно, что дочери хочется поскорее ее выпроводить. Видимо, Маруся чувствовала, что встреча мамы с Виктором может закончиться плачевно.
Семейный совет с мужем не дал ничего. Кроме готовности переломать кобелю ноги, никаких иных конструктивных предложений от Игоря Борисовича не поступило. Мысли лихорадочно скакали по замкнутому кругу. Выхода не было.