Глава вторая, в которой выясняются кое-какие подробности дела


Ночь Дюк провел в спикизи[1]. Доктор Бэнкс, конечно, это заметила. Но виду не подала, а сказала:

– Так что вам нужно, мистер Маллоу? Форд хочет миллион за расторжение контракта. Этих денег у вас нет. Вы считаете, что характер вашего компаньона существенно изменился. Но почему вы рассказываете об этом мне?

Лицо ее было, как всегда, холодным, отстраненным – чтобы не сказать, высокомерным. Высокие брови, пронзительные глаза, прямой нос. Доктор терпеть не могла Д.Э. Саммерса. Это у них взаимно. Конечно, думает про себя что-то вроде: «Мистер Саммерс всегда обладал дурным характером. Вероятно, деньги плохо на него повлияли. Может быть, у вас просто открылись глаза, мистер Маллоу?»

Но М.Р. Маллоу больше не к кому было пойти.

– Понимаете, если бы дело было только в деньгах! – воскликнул он. – Вы ведь читали в газетах, как Форд пускает по миру неугодных? Даже, если мы найдем миллион, в самом лучшем случае с нами будет то же, что с Клеем.


Клей, бывший директор «Автомобильного сервиса Саммерса и Маллоу», был когда-то назначен самим Фордом. Но он проштрафился – не без помощи двоих джентльменов. Говорили, что бывший директор обращался в поисках места ко всем владельцам крупных компаний, потом компаний поменьше, потом маленьких – из которых две прогорело, осмелившись перечить великому Генри, и, наконец, совсем пустяковых. Пустяковые компании умирали своей смертью: такие, как Генри Форд и ему подобные ели их каждый день на завтрак, даже не замечая. Короче говоря, Клей едва не умер с голоду, пока, наконец, не перебрался в Нью-Йорк. Там он устроился продавать билеты в комнату кривых зеркал в парке Кони-Айленд. Двое джентльменов были в этой комнате и нашли, что Клею повезло. Им случалось читать в газетах, слышать и видеть, как какой-нибудь удачливый спекулянт, еще вчера торговавший с «Бентли», «Харли Дэвидсон», или «Бенц», или там «Лорен-Дитрих», или «Рено» – и свято веривший в то, что имеет право поступать, как считает нужным, работать, с кем сам выбрал и голосовать по собственному выбору, сегодня умирал под забором, не имея возможности найти работу даже продавцом газет.


Генри Форд не любил, когда ему отказывали.

– Он нас уничтожит. От него нет спасения, – сказал Дюк. – Ну, и у Джейка опустились руки. Вы понимаете, двенадцать лет!


Доктор вздохнула.

– Нет, мистер Маллоу, я пока ничего не понимаю.

– Так я и говорю. Двенадцать лет он искал, как бы заставить Форда от нас отказаться. Ну, помните, давно, перед нашим отъездом в Россию? Мы ведь говорили тогда с вами об этом! Помните?

– Да, конечно.

Доктор Бэнкс помолчала.

– Но ваше положение представляется мне как раз очень удачным! – совершенно искренне поразилась она.

Маллоу нагнулся через стол и доктор почувствовала запах перегара, женских духов, табака и бензина.

– Это вы ему скажите! Скажите, доктор! Скажите!

– Не кричите, – спокойно отозвалась та. – Возьмите себя в руки.

Доктор налила в стакан воды из графина, накапала туда резко пахнущих капель и подала визитеру.

– Послушайте, что за детские выходки? Жизнь есть жизнь. Форд принадлежит к силам, управляющим миром. Мистер Саммерс к ним не принадлежит.

– Я говорил ему, – Маллоу пил воду.

– Мне казалось, что ваше финансовое положение заставило его здраво взглянуть на вещи.

– Нет, не заставило, – Маллоу поставил стакан на стол. – Все это время он валял дурака, ставил все с ног на голову и всячески изображал из себя идиота. Он так и говорил: «Это будет чертовски трудно. Но у нас будет миллион! Я заставлю его расторгнуть контракт!»

Доктор посидела молча.

– Вот, значит, почему с «Модель-Т» происходит столько одиозных историй! Вот откуда эти глупые рекламные кампании. А я все думала, кому могло прийти в голову сделать из него катафалк! Ну, конечно же. Ваш компаньон.

– Именно, – подтвердил Маллоу. – Ну, то есть, мы вместе, но вы угадали. Катафалк – как раз его идея. Джейк был уверен, что вой поднимут не только родственники покойных, но и контрабандисты. Слышали, конечно?

– Да. Какая чудовищная идея – перевозить спиртное в гробах!

– А, эта, – Маллоу усмехнулся. – Эта как раз не его.

– Ваша?

– Нет, нет. Хотя, конечно… Знаете, мы могли такое придумать. Но тут просто воспользовались. У нас был другой план: использовать контрабанду для форс-мажорного провала рекламной кампании. Какая-нибудь знаменитость могла бы поспособствовать нашему делу своей кончиной – но, видите ли, знаменитости предпочитают приличный транспорт. Тогда мы предложили свои услуги мафии. Это они сделали так, что фальшивые похороны расплодились в диком количество. Фальшивые и настоящие – ну, знаете, когда гроб с двойным дном? Короче говоря, мы очень рассчитывали на скандал. Мы… ну, мы сделали кое-что, чтобы на похоронах все открылось. Все и открывалось! Полиция многим обязана нашим эвентам. Мы думали, пять-шесть таких сенсаций – мафия испортит репутацию Форда и он сам…

Маллоу умолк. Он пришел сюда, собираясь рассказать правду, но сильно сомневался в том, что доктору следует знать всю правду. Например, то обстоятельство, что Д.Э. Саммерс очень рассчитывал не только на то, что мстительная чикагская мафия испортит репутацию знаменитого «Модель-Т». Он надеялся, что гангстеры разделаются с самим Генри.


Впрочем, финал истории был написан на лице М.Р. Маллоу. Форд был жив и здоров. Мафия, сколь бы сильны ни были ее сети, раскинутые по всему миру, на этот раз оказалась бессильна. Репутация «Модели-Т» осталась целой и невредимой. Авто как покупали, так и продолжали покупать.

– Но почему? – удивилась доктор.

– Мы недооценили привлекательность дешевки, – неохотно признался Дюк. – Люди слишком любят покупать за полцены. Они просто помешались на этой жестянке. Я часто думаю: зачем мы Форду? Он вполне обошелся бы и без нас.

– Не думаю. Дешевые авто теперь не редкость. Форд мечтает о мировом господстве. Вероятно, поэтому он испытывает необходимость в ваших…

Доктор умокла.

– Вы считаете нас мошенниками? – Маллоу засмеялся. – Ну, это же неправда! Это называется эвент-мэнеджмент. Особая реклама. Тем же самым занимаются в Голливуде. Надевают на актрис тряпки, обвешивают бриллиантами, сажают в авто – и продают все это. Настоящие истории с настоящими людьми, паблисити и все такое. Своего рода рекламный театр.

– Спасибо, я поняла.

– Но чем больше он старается, – продолжал Маллоу, – тем в больший восторг приходит Форд. Мы были на двадцати ралли и в двенадцати рекламных турне. Россия, Германия, Франция. Италия. Рио де Жанейро. Мотались в этой детской тачке по горам и пустыням. Охотились на львов. Сбрасывали эту треклятую жестянку в водопад. Мы изгалялись над всякими высокопоставленными лицами. Сенаторы. Художники. Писатели. Шесть самых знаменитых ученых в мире были вынуждены толкать это чудовище на гвианских болотах. В трясине, по пояс в грязи. Каждый следующий шаг мог оказаться смертельным. Болото кишит крокодилами. Ядовитыми гадами. Там бритвенная трава по самую…

– Что же произошло?

Маллоу развел руками.

– Доктор, это какое-то наваждение. Вчера один французский биолог вернулся из санатория в Виши, где он провел два месяца после нашего ралли, и рассыпался перед Фордом в благодарностях. Со слезами на глазах клялся, что никогда еще не жил такой полной жизнью, как в этом диком турне. До того то же самое сказали немецкий физик и русский врач. А Джейк обдумывал эту идею всю прошлую зиму! Заказал специальные карты в Географическом Обществе. Три месяца в библиотеке нельзя было пройти по полу: он чуть до дыр не протер их своей особой. Выбрал самые заросшие реки, самые ненадежные мосты, самые заброшенные деревни! Мы чуть наизнанку не вывернулись! Всю душу вложили в это ралли «Тарзан – дух джунглей» – и что?

Доктор Бэнкс могла только заключить: «видимо, ничего», а Маллоу продолжал.

– За последние двенадцать лет у нас пять чемпионских кубков. Три вторых места. Шестнадцать утешительных призов за выносливость и один дурацкий «Приз симпатий» от Дамского Благотворительного Общества Воскресных Чтений из Теннесси. Мы четвертый год спасаемся от этих дам! Перестали сами подходить к телефону. Мисс Дэрроу всем говорит, что нас нет дома. Почтальон завел отдельный ящик для нашей корреспонденции.

– Мистер Маллоу, вы хотели просить у меня какой-то помощи, если я не ошибаюсь? – перебила его доктор Бэнкс.

– А? – очнулся от воспоминаний Дюк. – Я говорю, куча идиотских серебряных ваз и помешанный компаньон. Он же творит черт знает, что! У меня глаз дергается, когда я думаю, что он выкинет завтра! Понимаете?

– Понимаю. Мистер Саммерс всегда обладал дурным характером. Вероятно, деньги плохо на него повлияли. Боюсь, что этот вопрос вам придется решать с ним самим.

Маллоу тяжело вздохнул.

– Нет, доктор. Сегодня я окончательно понял: ему нужен врач.

– Но то, что вы рассказали – недостаточное основание.

– Да я только начал.

М.Р. Маллоу перевел дух, убедился, что выгонять его считают делом бесполезным и торопливо заговорил: – Неделю назад Джейк поссорился с постоянным клиентом. Это я про «Рекламное бюро». Мы сбавили темп, чтобы Форд отвязался со своими предложениями – вот, доктор! Вот, в чем дело! Форд и тут тянет к нам свои лапы! Все время пристает: давайте да давайте он вложит в нас пару сотен тысяч и даст нам развернуться по-настоящему.


– Но ведь это блестящие возможности!

– Блестящие? – Маллоу хлопнул по столу ладонью. – Я потому и пришел к вам. Мисс Бэнкс, вы талантливый врач. Не говорите, не говорите (он потряс пальцем), директор больницы в Энн-Арбор – наш клиент. Он сто тысяч раз говорил, как был бы счастлив принять вас главным врачом, несмотря на то, что вы женщина. Он и вам это говорил! Я знаю, что он и вам обещал. Я и сам тоже думаю: вам это было бы легче.

Дюк обвел кабинет небрежным жестом, имея в виду и ремонт, который давно нужен был дому, и дороговизну медицинского оборудования, и необходимость в персонале, который по-прежнему состоял из одной только старой миссис Кистенмахер, и, в целом, то, что медицинская практика со всеми ее насущными нуждами – слишком тяжелое дело для женщины.

– Так почему же вы не устроились на тепленькое местечко? – спросил Маллоу.

– Это вас не касается.

– Потому что вам нужна ваша частная практика, а все остальное – нет. Вы хотите работать так, как вы хотите. Вы лучше будете сносить унижения, терпеть сплетни, ездить на этом вашем рыдване и экономить каждый цент, но останетесь себе хозяйкой. Вас не интересует, как зовут вашего хозяина: какой-нибудь Дарлинг, Форд или Рокфеллер. Вы понимаете, чего стоит принять «выгодное предложение», и потом выполнять чужие распоряжения. Вы хотите жить по собственным правилам. И вот, вот это для вас главное! Прав я или нет?

– Мистер Маллоу, я еще раз повторяю: это мое частное дело.

– Тысячу извинений, доктор. Я только… – Маллоу махнул рукой, показывая, что не собирается продолжать неприятную тему. – Так вот, мы уже не знаем, куда деваться от его «выгодных предложений». Отказать прямо – опасно, Форд не привык к отказам. Принять – лишиться последнего спасения. Мы измучились писать галиматью.

– Не думаю, – заметила доктор. – Мистер Саммерс всегда любил фарс. Да и вы тоже.

– Нет, нет, вы не понимаете. Раньше мы писали так, чтобы галиматья не бросалась в глаза. Люди ведь никогда ни на что не обращают внимания. Чтобы увидеть галиматью, нужно было подумать. Потом решили: чтобы Форд от нас отстал, надо, чтобы реклама шокировала своей глупостью. Но…

М.Р. Маллоу запнулся. Реклама никого не шокировала.

Попробуйте слабительное от кашля!

«Эссенция “Ментолаксен” быстро избавляет от кашля и простуды старых и молодых. Финиковый сироп с добавлением слабительного и мятного экстракта изгоняет болезнь, оказывает очищающее и тонизирующее воздействие. Вы можете купить флакон за 3 или 4 доллара или пинту для всей семьи. Вам хватит на долгое время.

Сделайте это! Вы больше не сможете кашлянуть!»

– Очень остроумно, – холодно ответила доктор Бэнкс.

– Остроумно? – воскликнул М.Р. Маллоу. – Это гениально! Джейк как раз умеет такие вещи. Это его конек. И потом, это же Форд! Он-то должен был заметить!

Тут М.Р. умолк. Форд ничего не заметил. Вообще не обратил внимания.

– Не понимаю, – удивилась доктор. – Ведь в этом случае вы погубили бы самих себя?

– Подумаешь! – Маллоу махнул рукой. – Не погубили бы. Сбавили бы темп – временно. Как это Джейк говорит: и у Наполеона было Ватерлоо. Сейчас оно нам просто необходимо.

Повисла тишина. Потом Маллоу произнес:

– Вот мы и решили, что выбираем из двух зол меньшее. Пусть мы не можем избавиться от Генри. Пусть мы не можем добыть этот проклятый миллион. Пусть мы потеряем деньги – но спасем заведение. Что-нибудь должно быть свободным от Форда!

Маллоу посмотрел в непроницаемое лицо доктора Бэнкс.

– А, – спохватился он. – Так я говорю: скандал. После того, как новая реклама оказалась в газете, пришел заказчик. Мы, понимаете, уже давно на него пишем – и сразу даем в газету, у него нет, как он это говорит, времени на возню. Но тут он свое объявление увидел – вот это, про слабительное – и текст ему не понравился.

– Но разве вы хотели не этого? – удивилась доктор.

Маллоу даже поперхнулся.

– Да мы другого хотели! Мы хотели, чтобы получился скандал. А что вышло? Он заявил что заказывал нечто уникальное, что так все пишут, и что он платит нам не за это. Ну, представляете?! Вы можете такое вообразить! Мы им – слабительно от кашля, и что? Форд не заметил, этот не заметил – никто не заметил! Куда катится мир!

Доктор Бэнкс вздохнула.

– Не могли бы вы покороче, мистер Маллоу?

– Да. Да, конечно. Я пообещал сегодня же переделать, и тут Джейк говорит: «Черт возьми, что такое? Похоже, люди, у которых есть мозги, вымерли! Сколько вам лет, любезный? Шестьдесят два? Забудьте наш номер. Вы нищи духом, а здесь вам не царствие небесное.» Чуть не за шиворот его вывел. Постоянного клиента! Тот кричал, что подаст в суд за оскорбление. Потом я говорю, бросай покамест наши фокусы, будем писать, как все. Просто не выделяться, быть не хуже и не лучше других – ну, временно! – и это должно помочь. Тут зазвонил телефон, я отвлекся, а Джейк в это время переделывал текст. Я посмотрел и говорю, опять двадцать пять. Мы же договаривались! Джейк говорит: «Это и есть писать, как все. Придумай лучше, если можешь». Я придумал. Там ничего интересного, вы такое сотнями каждый день читаете.

– Я не читаю объявлений шарлатанов в газетах, – холодно заметила доктор Бэнкс.

– Хорошо, – Маллоу махнул шляпой, которую уже совершенно смял в руке. – Тогда он говорит: «Временно, говоришь? Да с твоей политикой Форд никогда от нас не отстанет. Ничего не приносит таких денег, как эта твоя серость!»

На этих словах он переменился в лице.

– Серость! Он у нас, значит, гений, а я, видите ли, серость! Я ему говорю, выбирай выражения. Он ответил, чтобы это я думал, что делаю. А я ему…

М.Р. Маллоу уронил шляпу, которую держал на коленях, и нагнулся, чтобы ее поднять.

– Ну, в общем, слово за слово, бросили все, поехали домой. Всю дорогу грызлись, дома стали друг на орать орать, и тут он ка-ак…

Маллоу опять уронил шляпу, потом перчатки, потом все это отряхивал. Доктор Бэнкс молча ждала. Наконец, посетитель привел свои вещи в порядок.

– Никогда не слышал, чтобы он так орал, – продолжил он. – Орал, швырнул в меня омлетом – и с тех пор все. Это конец. Прошло всего две недели, а люди, которые десять лет были нашими заказчиками, переходят на другую сторону, когда встречают меня на улице. Мики никакого житья не стало – парень, кажется, виноват уже тем, что дышит. Хамит механику. Вы понимаете, что такое хамить механику?

– Мики хамит механику? – уточнила доктор.

– Джейк хамит механику.

– Поняла. Продолжайте.

– Он захлопывает окна, когда с улицы слышно, как играют дети. Злится, если где-нибудь смеются. Сходит с ума, если пытаться с ним поболтать. Вообще не выносит, если рядом кто-нибудь есть.

Доктор Бэнкс смотрела на посетителя своими пронзительными глазами.

Маллоу еще раз прочистил горло. Потрогал глаз. У него тряслись руки.

– Вчера до того сдурел, что грохнул о стену поднос с посудой. Хорошо, мисс Дэрроу не видела – я все убрал. Сказал ему, хватит буянить, совсем, что ли? – так он швырнул в меня яблоком. Ну, то есть, он в дверь им шваркнул, когда я ее закрывал.

– Это было вчера?

– Нет, доктор. Как раз это было час назад.

– А гири, о которых вы говорили, когда только вошли сюда? Тоже час назад? Вы очень сбивчивы.

– Это какие гири? – моргнул Маллоу.

Доктор откинулась на спинку кресла.

– Я вас не понимаю. В начале нашего разговора вы сказали мне, что ваш компаньон вырвал из часов гири.

– Ах, эти гири! – Дюк хлопнул себя по лбу. – Конечно, гири! Ну, эти были во вторник.

– Вы имеете в виду, что были и другие гири? – поинтересовалась доктор Бэнкс.

– Да, вчера. То же ведь – дома гири. От часов. А то в офисе, доктор. Ну, наверху, где «Рекламное Бюро». Это механика гиря, шестнадцать фунтов. Там же его комната, на втором этаже, так он гирю за дверь выставил. А тут его прорвало. Опять, понимаете, мир переустраивает. «Глобализация, – кричит, – облегчит отношения между государствами и приведет к общему подъему экономики. Европа, Америка, Россия – единый мир с едиными правилами. Государство определяет, что можно и чего нельзя, защищает и проверяет!» Джейк ему три раза сказал: «Уйдите». Но вы же знаете Халло: он опять. Вот и…

– Мне кажется, вы запутались, мистер Маллоу, – вздохнула доктор.

– Нет, нет, – отмахнулся тот. – Два раза гири: дома и в офисе.

– Прекрасно, – несколько слишком вежливо сказала доктор, пристально глядя ему в глаза. – Пожалуйста, успокойтесь и скажите: что было с гирями в первый, а что во второй раз.

Маллоу перевел дух. Он устал.

– Я говорю, – опять начал он, – что во вторник утром мой компаньон выдрал из часов гири. В нашей гостиной.

– Очень хорошо. А во второй раз? Сегодня?

– А во второй раз было вчера. Он ее швырнуть хотел, но это же гиря! Чугунная. Шестнадцать, я говорю, фунтов[2]. Ну, представляете?

Некоторое время доктор Бэнкс молчала.

– Верно ли я поняла вас, мистер Маллоу: ваш компаньон собирался швырнуть в мистера Халло чугунной гирей?

– Вы же знаете Халло: всюду лезет со своим социализмом. А Джейк и так не в духе. Ну, он и пустил этой гирей за ним по лестнице!

Маллоу увидел, что доктор стала подниматься из кресла и тоже начал привставать.

– Видите ли, он не то, чтобы неправ, но ведь, понимаете, нельзя же гирей! Так и дел натворить можно! И я ему это говорю, а он мне…

– Что с мистером Халло? – оборвала его доктор.

– Ну, э, ничего. То есть, я говорю, он убежал.

– Никто не пострадал?

– Нет, нет.

Доктор села обратно.

– Вы хотите, чтобы я приехала в «Мигли», – проговорила она. – Вы утверждаете, что это необходимо. Пострадавших нет. Почему вы обратились ко мне, а не в полицию?

– Не надо в полицию. Я же говорю: нужны именно вы. Другой врач ничего не поймет!

– Мистер Маллоу, я тоже ничего не понимаю.

– Видите ли, – промямлил визитер, – он там все крушит и ломает. Я не могу к нему войти. И…

Маллоу посмотрел в окно и решился:

– Он объявил мне бойкот, но все время с кем-то разговаривает. С кем-то, кого нет в комнате.