Путь к спокойствию. Учение Будды - читать онлайн

На картине замечательного художника Ильи Репина «Иван Грозный убивает своего сына» мы видим человека в следующий момент после вспышки гнева: мука, понимание непоправимости содеянного, отчаяние на грани безумия…

Историкам известно о восьми детях Ивана Грозного, из них пятеро умерли в младенческом возрасте, а двое имели психические проблемы. В преемники годился только один, который участвовал в походах и государственном управлении, был образован и, по-видимому, талантлив – писательствовал, сочинял музыку.

В 27 лет царевич скоропостижно умер. Версия убийства возникла сразу же и остаётся основной по сей день. Впоследствии мнения о действительных обстоятельствах смерти царевича разделились, и часть исследователей считает, что убийство – это вымышленный факт. Однако нас волнует не достоверность данного исторического события, а жизненная правдоподобность картины. Сын умирает у царя на руках, и в глазах убийцы полыхает безумие – оно настоящее. Человек на мгновение потерял самообладание, в ярости ударил царевича в висок и спустя несколько секунд осознал, что натворил. Может быть, в реальности Иван Грозный и не убивал своего сына – историки до сих пор не могут сойтись во мнениях по этому вопросу. Но подобное явление – вспышка гнева, и жизнь поломана – происходило и происходит со многими из нас каждый день. И именно печальная частота таких ситуаций заставляет нас верить в то, что на картине изображена абсолютная правда – мы понимаем, что от этого не застрахован никто.

Апатия, скука и покой

Для того чтобы дальше корректно использовать определение внутреннего «покоя», необходимо освободить его от ассоциативной «накипи». Говоря о покое, спокойствии, успокоенности, мы употребляем корень, который кроме «покоя» имеет дополнительные значения: неподвижность, бездеятельность.

В классической философии термину «покой» противопоставляется «движение». В одном смысле покой – это неподвижность, надёжность, стабильность, отсутствие риска; в другом – инертность, отсутствие развития, тенденция к застою и опасность деградации. Однако ассоциации, сопровождающие понятие покоя как философского термина, оказываются некорректными в случае, когда мы говорим о покое как о душевной умиротворённости.

«Покой – это скучно. Когда умрём – вот тогда покоя будет выше крыши. Жизнь – это движение, покой превратит нашу жизнь в затхлое болото. Что в этом интересного – пребывать в бесчувственном покое? В этом нет развития, нет свежести! И т. д., и т. п., и пр.», – наверное, вы тоже слышали такое не раз.

То, что человек смешивает такие понятия, как покой, умиротворение и безмятежность в одну кучу с апатией, безразличием и бездеятельностью, говорит, что, скорее всего, он не понимает смысла этих совершенно разных терминов. Скорее всего, люди, для которых «скука» и «покой» – синонимы, так никогда и не ощущали настоящего умиротворения.

Скука – «болезненно воспринимаемое аффективное состояние, характеризующееся диффузной напряженностью, нетерпением и чувством неудовлетворенности. … Состояние скуки может отражать как реальные обстоятельства, так и структуру личности и потребности индивида»[24]. Это состояние подразумевает мучительное переживание того, что человеку нечем себя занять. Его «свербит» изнутри, он не способен оказаться наедине с самим собой. Ему постоянно нужен внешний раздражитель, чтобы ощущать, что жизнь проходит не зря. Не правда ли, такое состояние слегка невротично и вряд ли подходит под определение покоя?

«Апатия» – выглядит как скука, но это потеря интереса к жизни, отсутствие эмоций. Апатия может наступать в виде защитной реакции на запредельное эмоциональное напряжение: на войне или из-за смерти близкого человека.

В контексте рассматриваемой темы нас больше интересует депрессивная апатия, которая не зависит от внешних событий – человек просто не видит ценностей, ради которых стоило бы напрягаться, и впадает в эмоциональную и интеллектуальную притупленность.

Апатичное бессилие никому не приносит удовольствия, это состояние часто связано с тем, что человек не видит ценности в деятельности ради других, а для себя самого он уже не видит смысла суетиться – скучно. Такая апатия – мировоззренческая проблема. Выбраться из неё крайне тяжело: как болото, она затягивает и обездвиживает чувства, и после этого сложно ощутить хоть какую-то мотивацию к действию.

Апатия отличается от покоя радикально – покой пробуждает мудрость и тонкие чувства, в том числе тонкое удовольствие от самого факта бытия. Внутреннее состояние покоя подразумевает… деятельность! Притом максимально результативную, поскольку ничего не мешает человеку принимать рациональные решения. Внешняя активность может нарушить внутренний покой, но если состояние умиротворения устойчиво, то оно прекрасно сочетается с любой внешней активностью.

«Бессилие» – может наступать в результате апатии, психического потрясения или хронического стресса. Состояние бессилия, которое нас периодически охватывает, сопровождается отчаянием или безнадёжностью, глухой тоской или раздражением. Все другие эмоции притупляются, и из-за этого бессилие может ошибочно восприниматься как успокоенность, но в самой основе бессилия лежит глубоко спрятанная негативная эмоция (даже если это только раздражённая усталость) и отсутствие энергии.

«Внутренний покой» радикально отличается от подобных состояний, так же как и от многих родственных: бесчувствия, лени, безразличия, равнодушия…

Покой – не скука и не бесчувственность. Покой – это отсутствие разрушительных эмоций и желаний при сохранении тонких ощущений и возвышенных чувств.

Привычно рассуждая о покое, мы подразумеваем, что покой характеризуется отсутствием изменений, обездвиженностью и застоем. Далее перед нами встаёт выбор: покой (застой) или изменение (движение)? И следует очевидный вывод, что «движение – это жизнь», а значит: «Долой застой!»

Проще всего было бы отказаться от термина «покой», заменив его, скажем, на «умиротворение» или «душевная гармония». Однако это осложнит восприятие темы в дальнейшем, поскольку итог буддийского духовного развития – «нирвана» – часто переводится как «великий покой», «окончательный покой освобождения»… Какой бы термин мы ни применили, он «подтянет» собственные смысловые нагрузки, ассоциации и спекуляции. Проще будет выяснить ту смысловую область, которая скрывается в данном случае под термином «великий покой нирваны».

Значение санскритских слов «нирвана» и «ниродха», обозначающих цель буддийского пути, в узком смысле передается в переводе как «прекращение», «затухание», «угасание», «успокоение»… Под этим подразумевается не прекращение «вообще» всех чувств, мыслей и эмоций, но только «прекращение причин страданий».

В буддийской теории личности негативные качества определяются исключительно функционально – это такие черты, которые в будущем принесут их обладателю страдания. Негативные (вредоносные для обладателя) эмоции и желания в традиционном буддизме часто сравниваются с обжигающим огнём, пожирающим счастье. Поэтому «затухание» относится непосредственно к такому «огню» – это покой в том смысле, что больше нет опасного неконтролируемого неистовства вредоносных эмоций. Полное «затухание», «успокоение» негативных качеств – это и есть тот самый «великий покой». В таком контексте ассоциация «внутренний покой равен отсутствию изменений» становится некорректной, следовательно, противопоставление покоя и движения для внутреннего мира теряет смысл, и адаптивным будет следующее противопоставление: наличие страданий (и причин) и отсутствие таковых.

Душевный покой не является противоположностью внутреннего развития и психической подвижности. Скорее, наоборот – обретение покоя требует глобальной внутренней работы, приводящей к развитию новых качеств. Обретение хотя бы минимального внутреннего покоя выступает промежуточной целью и условием для дальнейшего духовного прогресса. В этом смысле душевный покой – даже более активное состояние, чем беспокойство, поскольку требует активного развития и чрезвычайно внимательного отношения к новым взращённым чувствам – терпимости, внимательности, сочувствию…

Внутренний «покой» является противоположностью только той части «движения», которая связана с негативными состояниями.

Чтобы окончательно расставить акценты, нужно четко разграничить понятия внешнего и внутреннего покоя. В нашем жизненном опыте внешняя активность почти всегда связана с внутренним беспокойством. Возможно, поэтому произошло смещение смыслов и «покой» стал синонимом бездеятельности. Когда мы спешим, опаздывая на работу, или участвуем в соревновании, спорим, веселимся… то редко пребываем в покое. Однако это не значит, что неподвижность и покой – синонимы: это никак не связанные состояния. Доказательством служат примеры поведения выдающихся людей, когда внешне человек максимально активен, но при этом сохраняет внутреннее спокойствие. Таким же доказательством является и обратное: если человек сидит без движения, это не значит, что он внутренне тоже спокоен – в его душе могут бушевать эмоциональные смерчи.

Иллюстрацией того, насколько спокоен, разумен и адекватен может быть человек в самых пугающих обстоятельствах, служит поведение Сократа во время ожидания смертной казни. Справедливо считая себя невиновным, он не захотел спасти свою жизнь ценой признания вины. Он считал, что если согласится с несправедливым приговором, то это будет вредно для того самого общества, которое его же и осудило. Позже он отказался от подготовленного побега – для него, как философа, лицемерие и ложь были страшнее смерти.

«Возможно, что кто-нибудь из вас рассердится, вспомнив о себе самом, как сам он, хотя дело его было и не так важно, как моё, упрашивал и умолял судей с обильными слезами и, чтобы разжалобить их как можно больше, приводил своих детей и множество других родных и друзей, а вот я ничего такого делать не намерен, хотя подвергаюсь, как оно может казаться, самой крайней опасности… Мне не раз приходилось видеть, как люди, казалось бы, почтенные проделывали во время суда над ними удивительные вещи, как будто они думали, что им предстоит испытать что-то ужасное, если они умрут; можно было подумать, что они стали бы бессмертными, если бы вы их не убили!.. Так вот, о мужи афиняне, не только нам, людям как бы то ни было почтенным, не следует этого делать, но и вам не следует этого позволять, если мы станем это делать, – напротив, вам нужно делать вид, что вы гораздо скорее признаете виновным того, кто устраивает эти слезные представления и навлекает насмешки над городом, нежели того, кто ведет себя спокойно»[25].

Сказать, что Сократ продемонстрировал возможность достижения полного самоконтроля, было бы слишком сухо – Сократ вряд ли хотел что-то демонстрировать. Ожидая казни, он общался с друзьями, развивая концепции «справедливости», «блага», «смерти» и «души». Он владел эмоциями – вернее было бы сказать, что они не были властны над ним. При этом его отвага была не того эмоционально-героического сорта, которая превозмогает страх смерти – презрение опасности во имя чести, самопожертвование из любви к Родине, религии, семье… Подобные подвиги достойны уважения, но они не сопровождаются внутренним покоем, который демонстрировал Сократ, в течение месяца ожидая смерти. Он до последних минут жизни был предан своей цели и своим поведением невольно подтверждал правильность своей философии.

«Появился прислужник Одиннадцати и, ставши против Сократа, сказал:

– Сократ, мне, видно, не придется жаловаться на тебя, как обычно на других, которые бушуют и проклинают меня, когда я по приказу властей объявляю им, что пора пить яд. Я уж и раньше за это время убедился, что ты самый благородный, самый смирный и самый лучший из людей, какие когда-нибудь сюда попадали.

…

– Понимаю, – сказал Сократ. – Но молиться богам и можно, и нужно – о том, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным. Об этом я и молю, и да будет так.

Договорив эти слова, он поднес чашу к губам и выпил до дна – спокойно и легко.

До сих пор большинство из нас еще как-то удерживалось от слез, но, увидев, как он пьет и как он выпил яд, мы уже не могли сдержать себя. У меня самого, как я ни крепился, слезы лились ручьем. Я закрылся плащом и оплакивал самого себя – да! не его я оплакивал, но собственное горе – потерю такого друга! Критон еще раньше моего разразился слезами и поднялся с места. А Аполлодор, который и до того плакал не переставая, тут зарыдал и заголосил с таким отчаянием, что всем надорвал душу, всем, кроме Сократа. А Сократ промолвил:

– Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства, – ведь меня учили, что умирать до2лжно в благоговейном молчании. Тише, сдержите себя!»[26]

Внутренний «покой» обездвиживает только негативные эмоции и вредные мысли, при этом активность позитивных чувств, наоборот, возрастает.

Спокойствие и покой

За простыми словами «потеря спокойствия» прячется настоящая угроза нормальной жизни. Мы воспринимаем спокойное состояние как привычное, основное. Выход из него – всегда эксцесс. Иногда он может быть волнующим и забавным, но чаще он – разрушительный и угрожающий. В уравновешенном состоянии мы способны размышлять, делать выводы и принимать решения – правильные и ошибочные. На ошибочных учимся, на правильных закрепляем пройденное. Потеря спокойствия ломает этот привычный процесс и ввергает в непредсказуемый хаос. Поступки больше не контролируются разумом, который способен просчитать последствия, а диктуются эмоциями. Вспыхивая, мы ныряем в омут и, вынырнув, оказываемся в такой ситуации, что прошлая жизнь вспоминается как утерянная пастораль.

Терзающая жадность заставляет в слепой надежде бросить достойную работу и пойти на более денежную; но там плохой коллектив, выматывающий режим и процветает формализм, начальство относится к подчинённым как к рабочему скоту, а зарплату задерживают. Через пару месяцев нас начинает мучить страх, что уволить могут в любой момент, и приходит понимание, что работа в подобном режиме не стоит этих денег.

Потеряв самообладание от зависти, известный человек на интервью говорит гадости о конкуренте – возможно, он сохранит часть аудитории, но потеряет уважение гораздо большей. Позже он поймёт, что это было началом конца карьеры – теперь всю жизнь он будет ассоциироваться с той мерзостью, которую себе позволил.

В приступе гнева мы орём и оскорбляем родственника или друга и навсегда теряем близкого человека…

Уравновешенность – не единственная причина успешной жизни, но совершенно точно – необходимое условие, некий фон, позволяющий принимать верные решения.

Давайте ещё раз оговорим различие между «спокойствием» и «покоем».

Можно вывести как минимум три разных стадии внутренней успокоенности:

1. Душевный покой – редкое и ценное состояние, в котором хотелось бы оставаться всегда. К сожалению, покой редко посещает нас. Пребывание в умиротворении не только приятно – мы ощущаем, что ещё и полезно: не делаем глупостей, имеем разумную позицию, можем дать правильный совет и чувствуем, что умиротворяюще действуем на окружающих. Можно сказать, что это состояние пробуждает скрытую мудрость и приносит чувство полноценности.

2. Спокойствие – это нормальное состояние без выраженной эмоции, в котором мы можем относительно трезво мыслить. Это основное состояние, которое просто охарактеризовать: в нём мы не ощущаем явного беспокойства. Но если явное беспокойство и не ощущается, то скрытое всё равно при нас – тревожащие мысли, навязчивые желания, глупые мечты, мелкие обиды – всё то, что занимает пространство ума в привычном состоянии. Спокойствие позволяет довольно успешно взаимодействовать с окружающими, однако наши аналитические способности работают не всегда корректно. В абстрактных вопросах или в проблемах, в которых человек лично не выступает заинтересованной стороной, он может оказаться неплохим советчиком и судьёй, учёным, инженером и показать «высокий IQ». Но в вопросах, с которыми он связан эмоционально, там, где у него есть предпочтения, желания, амбиции, здравомыслие улетучивается и весь интеллект оказывается бесполезным – в очевиднейших ситуациях мы иногда творим поразительные глупости. Эмоции перехватывают контроль, и мы принимаем импульсивное, продиктованное желанием решение, которое совершенно противоречит тому, как объективно будут складываться анализируемые события.

3. Беспокойство. Для некоторых людей, к сожалению, как раз это состояние и является основным. Пребывание под властью явного выраженного беспокоящего аффекта: тревоги, жадности, ревности, зависти, страха, скуки… Если человек достаточно часто подпадает под их влияние, то даже временное избавление воспринимает как приятный отдых.

Самостоятельное наблюдение за этими состояниями нужно для того, чтобы чётко усвоить – нет никакого тонкого и грубого беспокойства, с которыми мы должны справиться или уничтожить, чтобы потом выработать в себе «спокойствие» и «покой». Мы можем ошибочно решить, что в противовес существующему в нашем сознании «беспокойству» должны притянуть к себе его противоположность – «покой». Познакомившись с этим приятным ощущением и эмоционально привязавшись, мы пытаемся его воспроизвести – это ошибка. Бесполезно пытаться вырастить в себе покой. Мы можем решить, что покой – это «расслабленность» и «удовлетворённость», и потратить уйму времени на то, чтобы расслабляться и имитировать чувство удовлетворения.

Покой возникает спонтанно при отсутствии будоражащих факторов. Можно сказать, что он – всего лишь их отсутствие. Попытка «найти» его исходя из страстного желания обречена на провал – сильное желание обрести покой само по себе (как и любое другое) несовместимо с ним. Мы можем вообразить себе, что некое состояние тонкого беспокойства стоит между нами и желанным умиротворением, и попытаемся насильственно, с помощью воли, успокаивать себя. И всё – мы в ловушке.

Беспокойства самого по себе, вне спровоцировавшей эмоции, также не существует – это просто последствия влияния группы эмоций-провокаторов. А вот навязчивое желание «устранить беспокойство» как раз может оказаться вполне реальным; его можно выделить и ощутить – мы опять придумали себе очередное желание, которое полностью противоречит своей задаче – оно уводит нас от покоя.

Чтобы подобные парадоксы не обрекли духовную практику на провал, сначала нужно тщательно прояснить природу нашего врага – беспокойства.

Беспокойство не имеет собственной отдельной причины, его вызывают разные факторы – грубые тревожащие эмоции, желания и навязчивые мысли.

Покой не является искусственным, внушённым навыком, он – наше глубокое естественное состояние. Его не нужно «вырабатывать» – он всегда с нами, просто временно скрыт за пеленой эмоций и навязчивых желаний.

Словесный ярлык «беспокойство» прижился в нашем сознании с младых ногтей, исключительно в силу того, что мы никогда не брали на себя труд проследить за теми процессами, которые происходят во время «потери контроля».

Когда мы обуреваемы эмоциями, а воспитание и жизненный опыт подсказывают, что вот-вот наделаем непоправимых глупостей, что первое приходит в голову? «Нужно успокоиться! Сосчитать до десяти, глубоко подышать, приостановиться… Фух, кажется, получилось».

Подобные ситуации подсказывают нам: оказывается, можно устранить некое «беспокойство» с помощью нехитрых приёмов! Таким образом, мы привыкаем думать, что существует некое «спокойствие», которое приходит и уходит, и у него есть враг – «беспокойство». Мы свыкаемся с ощущением, что оба этих состояния реальны и существуют независимо. Мы можем решить, что нам нужно «расслабиться» и это устранит любое беспокойство. Это ошибка. Потому что, каждый раз восстанавливая «спокойствие», мы не убираем некое общее «беспокойство», а устраняем последствия конкретной эмоции. Спокойствие наступает автоматически и является естественным состоянием, проявляющимся в момент, когда наше сознание свободно от нахлынувших негативных эмоций.

Привычно составляя пары противоположностей: спокойствие – беспокойство, покой – неудовлетворённость, в данном случае мы оказываем себе медвежью услугу. Наличие этих пар важно только для кратковременной констатации текущего ощущения, но они не отражают реальное соотношение этих состояний и уводят в сторону при попытках воздействия на них.

Беспокойство не ровня спокойствию, оно не является необходимой диалектической противоположностью. Беспокойство (как эмоция или состояние) само по себе не существует – это всего лишь наличие любой слишком сильно выраженной эмоции. Спокойствие не нуждается в существовании своей противоположности – беспокойства.

То же самое распространяется и на категорию душевного покоя. Когда грубые беспокоящие эмоции утихомирены, остаются их «родители» – желания, тонкие навязчивые мысли, неосознанные стремления, которые волнуют нас, всплывают в уме и создают фоновое ощущение неудовлетворённости. Эта тонкая неудовлетворённость время от времени вырастает в грубое беспокойство, и мы снова и снова вынуждены восстанавливать спокойствие.

Убрать тонкую неудовлетворённость сложно – для начала её нужно заметить, осознать. А для этого придётся обратить внимание на все подспудные мысли и желания, которые неконтролируемо вращаются в уме. Это сложная задача, но хорошая новость состоит в том, что тонкой неудовлетворённости, как самостоятельного явления, не существует! Она состоит из наших неосознанных и скрытых желаний и страхов, цепляний и отвращений; и когда они уходят, хотя бы на время, состояние умиротворённости возникает само собой.

«У тибетцев есть поговорка: “У двери несчастного богача спит довольный жизнью нищий”. Смысл этой поговорки не в том, что бедность – добродетель, а в том, что не богатство приносит счастье. Счастливыми нас делает умение ограничивать свои желания и радоваться жизни, не выходя за установленные нами самими пределы»[29].

Его Святейшество Далай-лама XIV

Покой – это не «расслабленность» и «удовлетворённость», но всего лишь отсутствие внутренних «провокаторов» – разрушителей естественного состояния умиротворённости.

Мудрая умиротворённость – временно скрытое, естественное состояние человека.

Провокаторы

В предыдущей главе мы говорили, что беспокойство является всего лишь побочным эффектом негативных эмоций и навязчивых желаний. Состояние душевного покоя мы воспринимаем как «приятное», поскольку отпускают мучающие страхи и неутолённые желания; и «правильное», поскольку в отсутствие блокирующих факторов ощущаем себя полноценней и разумнее.

Рассмотрим эти факторы поближе. Почему их называют «негативными» и «вредоносными»? Всегда ли они опасны?

Большинство из так называемых «негативных» ментальных факторов оказываются таковыми только в момент излишней выраженности. Опасение – адаптивно, навязчивый страх – наоборот; бережливость – адаптивна, жадность – нет, стремление к совершенству – адаптивно, зависть и соперничество – нет, самосохранение адаптивно, гнев – нет…

Попробуем дать чуть более точное определение беспокойства: это излишняя выраженность эмоциональных состояний, которые теряют свою адаптивность и становятся опасными. Душевный покой требует нормальной, а не излишней подвижности внутренних процессов.

Когда мы говорим о нормальной или излишней подвижности процессов, то, естественно, возникает сомнение: действительно ли имеет место одна и та же субстанция в разной стадии активности? Как состояния воды – лёд и пар. Или это разные субстанции? Тогда получается, что если один человек наделён конкретным качеством «бережливостью», а второй – такой же конкретной «жадностью» – это качества разной природы. Если так, то нам нужны совершенно разные подходы, которые будут противостоять либо завышенной бережливости, либо явной жадности.

Кроме того, если это неотъемлемые качества, являющиеся характеристиками отдельных личностей, то их невозможно удалить из индивидуальной структуры, не разрушив саму структуру. Если же это всё-таки качество одной универсальной природы, но выраженное у разных людей с разной силой, то что оно из себя представляет? Чем обусловлена его способность так радикально изменять характеристики?

К примеру, можно ли сказать, что волнение является сутью конкретного человека? Тогда он не сможет избавиться от беспокойства, это «встроенное» качество порождает всевозможные волнения, подобно печени, вырабатывающей жёлчь – и оно, как печень, незаменимо. Беспокойство для такого человека – нормальное состояние, и можно пытаться слегка его ограничить, чтобы не допускать эксцессов. Если так, то для другого человека характерен покой; для него беспокойство – это болезнь, которая иногда наваливается подобно простуде и потом почти бесследно проходит.

Дхарма утверждает, что все наши индивидуальные особенности не так уж индивидуальны. Что в своих негативных проявлениях мы поразительно банальны и отличаемся только выраженностью своих конкретных «негативностей». Эта новость окрыляет надеждой на успешное противостояние вредоносным внутренним факторам, из-за которых мы сами у себя так успешно крадём собственный покой.

Пора познакомиться с очередными действующими лицами в спектакле, который мы условно называем «беспокойство». Буддизм утверждает, что основным провокатором выступают не объекты окружающего мира, но наши собственные внутренние факторы: эмоции, желания и навязчивые мысли. Иными словами, беспокойство и всё, что его провоцирует, приходит изнутри. Эта мысль кажется странной? Конечно, она странна – достаточно увидеть врага, который разрушил нашу семью, поломал жизнь, послужил причиной смерти близкого человека – и покой испарился. Достаточно на прогулке столкнуться с агрессивным псом и его неадекватным хозяином. Достаточно встретиться с пьяным хулиганом, самодуром-начальником, грубияном, и утверждение, что беспокойство приходит изнутри, сразу покажется абсурдом.

И всё-таки! Мы знаем, что даже в пиковых случаях возможно сохранение спокойствия. Случаи сохранения самообладания в тяжелейших ситуациях мы оцениваем как редкое достижение. Даже перед лицом злейшего недоброжелателя, при угрозе жизни избранные люди способны оставаться спокойными. Перикл, Леонид, Юлий Цезарь, Горацио Нельсон, Артур Веллингтон, Наполеон и бесконечное число других людей умудрялись сохранять хладнокровие. Значит, наличие внешнего раздражителя не обязательно лишает спокойствия.

С другой стороны, мы часто лишаем себя покоя совершенно без внешней причины. Нас может обуять паранойя по смехотворному поводу. Мы можем неделями мучиться из-за того, что кто-то отпустил в нашу сторону унизительную шутку… И потом спустя много времени узнать, что шутка была не саркастической, а дружески-ироничной. Мы можем затаить обиду на человека, которого неправильно поняли и который ни сном ни духом не думал нас обижать. Получается, что в этом случае мы потеряли покой и вовсе без внешнего раздражителя.