В моей жизни слуги был момент, который калёным железом врезался мне в сердце и в память. И, думаю, никогда не сотрётся оттуда. Слишком болезненный был опыт, хоть и жизненно важный.
Для охоты маг использовал силки, которые плёл сам из пеньковой верёвки вперемешку с конским волосом. Расставлял их по лесу штук десять-пятнадцать. Потом на следующий день мы шли и вместе их проверяли. Мастер убивал ножом или топориком попавшегося зайца или тетерева, а я тащил тушки с собой.
В один из дней мы, как обычно, пошли проверять силки. Первые несколько ловушек были пустыми. А вот в очередной из них оказалась крупная дичь: в силках запуталась молодая лань. Несмотря на её размер, две задние лапы увязли, и она не могла вырваться. Лань лежала, глубоко дыша, а когда она услышала наше приближение, то задышала ещё сильнее, забила передними копытами, пытаясь отползти. Тщетно.
– Сегодня дух леса щедр к нам, слуга Александр, – сказал Мастер, доставая топорик, который завсегда висел у него на поясе во время охоты.
Мастер сделал пару шагов к лани, потом остановился, будто задумавшись, и повернулся ко мне. Засунул топорик за пояс и вынул свой огромный охотничий нож, протянул рукоятью ко мне.
– Держи. Твоё время становиться охотником. Надо убить лань. Перережь горло, не по центру, а чуть сбоку. Только сначала прижми её голову ногой, иначе будет лягаться.
Я ужаснулся. Липкая дрожь пробежала по животу.
– Мастер, нет! Я никогда никого не убивал, кроме куриц, – проговорил я.
Я действительно никогда не резал таких больших животных, даже домашний скот. Дома обычно с этим прекрасно справлялся отец. Да, здесь я научился убивать куриц. Но их глупый взгляд ставил куриц с их яйцами в один иерархический уровень в моём видении. Как-то не получалось таких жалеть. А здесь в глазах лани видны разум, эмоции и страх!
Мастер Азриэль продолжал держать нож:
– Бери. Режь. Жёстко и твёрдо. Без жалости. Лань уже обрела смерть. Ты – слуга, я говорю тебе – режь!
Дрожащими руками я взял нож. Какой же он тяжёлый, не легче топора… Подошёл к лани, она забрыкалась, но силы её покинули в бесплодных попытках вырваться. Она просто глубоко дышала и обречённо смотрела на меня своими большими чёрными глазами. Я видел отражение своих зелёных глаз в её затравленном взгляде. Она с ужасом смотрела на меня. Я прижал её голову ногой к земле, лань снова забила передними копытами, рискуя попасть по мне, и тогда мне пришлось придавить их еще и левой рукой, оставив для ножа свободной лишь правую.
Было невыносимо жалко лишать её жизни. Несколько раз я в нерешительности подводил нож к горлу животного и не мог двинуться дальше. Не мог. Кто я, чтобы лишать это прекрасное существо жизни? Так я думал тогда. Ещё, наверное, с пару минут я боролся с самим собой, нависая над обезумевшим от ужаса животным. Горячие слёзы текли у меня по щекам и капали на лань. Не выдержав терзаний совести, я откинул нож.
– Простите, Мастер, я не могу… Я не могу убить её. Она же живая, посмотрите в её глаза: она буквально молит о пощаде!
Мастер молча взял нож, отодвинул меня в сторону, прижал голову лани и резким ударом топора отсёк её. Голова легко отделилась от тела. Азриэль что-то шептал. Тело животного билось в агонии.
Когда кровь немного стекла, а тело перестало двигаться, я привычно взвалил на себя тушу, и мы повернули назад. Азриэль шёл впереди, не говоря ни слова. Я был в поникшем настроении и ощущал слабость в ногах.
По возвращению домой мы так же молча освежевали тушу, разделили её на отдельные куски мяса, после чего небольшую часть я сразу поставил готовиться в печь, а остальное убрал в бочку с солью. Шкуру лани я вынес на улицу и замочил в кадушке с отваром из диких трав и коры деревьев, густо сдобренных все той же солью.
За домашними хлопотами я полностью успокоился и, к тому времени как приготовился ужин, явственно ощутил усталость и голод. Я достал из печи румяное мясо и подал на стол. И вот тут Мастер Азриэль отодвинул от меня ароматный кусок и запретил мне есть.
– Ты не заслужил еды. Ты не смог добыть себе пищу, – маг отломил кусок мяса, обнюхал его и, удовлетворенный запахом, начал трапезничать. – Вместо этого плакал и размусоливал какие-то нюни, что не можешь убить. Во всех мирах все друг друга едят, – продолжил свою поучительную тираду Азриэль, тщательно пережевывая и наслаждаясь едой. – Боги едят людей, люди едят животных, животные едят траву и других животных, – тут Мастер откусил очередной кусок мяса. – И только паразиты едят всех, – с этими словами маг окинул меня взглядом с ног до головы, задумчиво выдержал паузу и отправил очередной сочный кусок себе в рот.
Пока Мастер насыщался, всё это время я отводил взгляд от еды и переминался с ноги на ногу, не решаясь уйти.
– Это круговорот жизни и смерти, – закончил наконец колдун. Утёр жир с губ и подбородка, швырнул полотняную салфетку на стол. – Убери со стола! – приказал маг и отправился к себе.
Я сглотнул комок обиды. Уже так жутко хотелось есть после нескольких вёрст с тушей на плечах, домашних дел и готовки, что я не выдержал и крикнул Мастеру вслед:
– Мастер, можно мне хоть что-нибудь съесть? Я же умру без еды!
– Так умри! – вспыхнул Азриэль. – Умри, если не способен бороться за себя, за своё выживание в этом мире! К чему слабаки этому миру хищников?! Только в качестве еды. Не сможешь бороться с хищниками или самому стать хищником – так сам станешь добычей, и тебя сожрут!
Вспышки молний пробегали по синеве его глаз.
– Ты не будешь есть, пока не исправишься. Пока не усвоишь этот урок. Я всё сказал, – отрезал Мастер и ушёл к себе.
А я с обидой и грустью вернулся на кухню и выпил много-много воды. Пить мне, по крайней мере, не запрещали. Спал я в ту ночь плохо. Мне снилась еда. Хотелось не просто есть, хотелось дико жрать.
На следующий день я занимался мездрением21 шкуры, старательно выскабливал этот жировой слой. Силы меня покинули. Уже не так сильно хотелось есть, но слабость наполнила все чресла. Потому вся работа давалась с трудом. Отшельник вновь ушёл в лес ставить силки.
К вечеру я валился без сил от усталости и голода. Живот глубоко втянулся, скулы впали. Я начал сильно мёрзнуть. На ночь дополнительно укрылся одной из шкур, что были в запасе. Это помогло согреться. Чуть-чуть. Всё равно было холодно. И я несколько раз просыпался от дрожи и сосания под ложечкой.
Новое промозглое и голодное утро. Я. Хочу. Есть. Мои мысли занимала еда. И слабость. Выполнять работу по дому становилось всё тяжелее. То я в своих мечтаниях возвращался к манящим пахучим образам еды, то улетал куда-то высоко в лимб, где нет образов и идей, только нечто бесплотное и бесконечное, словно голое небо без облаков. Периодически на несколько секунд я впадал в прострацию и отрешённость, зависая в неподвижности.
После очередного обеда (которого у меня не было) Мастер позвал на охоту, пришла пора проверить силки. Я шёл за отшельником, периодически спотыкаясь и теряя концентрацию внимания. Первые несколько силков – ничего. Остальные – ничего, один из силков был порван. Видимо, случайно попался сильный зверь. Подходя к последней из поставленных ловушек, я снова завидел молодую лань, попавшуюся в силки двумя задними лапами. Просто какое-то дежавю.
– Сегодня дух леса щедр к нам, слуга Александр, – сказал Мастер, доставая топорик, который завсегда висел у него на поясе во время охоты. – Силок последний из наших. Символически твой последний шанс. Держи.
Мастер засунул топорик за пояс и вновь протянул мне рукоятью свой огромный нож.
– Режь. По горлу. Справа. Жёстко и без жалости. Ты ешь, тебя едят. Это закон миров во Вселенной.
Я взял нож. Подошёл к лани, заглянул ей в затравленные глаза, нырнул в чёрный омут отражений своих глаз, зелень которых ярко была видна. И пришло осознание в тот миг, что я и лань – мы едины в своей роли в Мироздании. Мы часть круговорота жизней и капли в общем море этой большой Игры под названием Вселенная. Я – это она, она – это я как воплощенные эйдосы единого Абсолюта в разных телах, как частицы этого Абсолюта, постигающего самого себя через нас как через разные грани. Я ем себя, отдавая себя в жертву себе. Я убиваю себя, становясь жертвой самому себе.
Ещё в тот миг увидел я, что жизнь и смерть – единое целое. Без еды я медленно умираю, силы покидают меня. И чья-то смерть продолжит мою жизнь, как смерть растений и грибов продолжали жизнь этой лани. И смерть одинакова для нас, она всегда рядом, она всегда наблюдает. И в любой неожиданный момент она может перенести нас через Калинов мост, через реку Стикс, через реку Маналу, через реку Гьёлль, через Ахерон, через мост Аментет на другую сторону. Мы все равны. За смертью идёт жизнь. И только через смерть возможна жизнь. За жизнью идёт смерть. И только через жизнь возможна смерть. Смерть и Жизнь – это как две сестры-близняшки. Даже более того: Смерть и Жизнь – это два лика одной и той же богини, что приходит на роды и даёт дары жизни, а потом приходит на смертном одре и забирает в посмертие, помогая существу в качестве проводника на ту сторону. И жалеть жизнь – обижать смерть. Бояться смерти – обижать жизнь. Потому что они равны и равноценны в Мироздании.
Я подошёл к лани, наступил на голову, резко рубанул ножом снизу вверх. Кровь хлынула потоком, лань забилась. Ещё с полминуты трепыхалось тело в агонии. Всё. Ни одной эмоции не родилось в моём психическом поле, ни ряби не пробежало по гладкой поверхности души.
Мастер пристально смотрел на меня, потом забрал нож, вытер его о листву:
– Ты усвоил урок, мой слуга Александр. Похвально.
В этот раз Азриэль сам донёс тушу до дома. И разрешил мне поесть. Только прежде всего заставил съесть зелень и кашу. Так что мясо я готовил уже относительно сытым. Жареная лань пошла мне уже как лакомство, долгожданное лакомство. И очень-очень вкусное. Мало я могу припомнить моментов в своей жизни, когда еда казалось буквально пищей богов.