Человек не только мыслит, но и находится внутри мыслящего пространства, так же как носитель речи всегда погружен в некое языковое пространство.
Идея кризиса (или даже конца) западной философии составляет одну из центральных проблем философских размышлений XIX–XX столетия. Инициированная Гегелем, данная тема получила широкое распространение в учениях представителей самых различных направлений философской мысли. Кризис западной философии является одним из наиболее значимых моментов самосознания не только европейской, но и русской мысли. При этом следует учитывать как точки пересечения, так и существенные различия в разработке этой темы в русской и западной философии. В России одним из первых к идее кризиса западной философии обратился И.В. Киреевский. Впоследствии эта тема получила свое воплощение в программных работах Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.С. Соловьева, С.Н. Булгакова. В Европе об исчерпанности потенциала философской мысли впервые наиболее отчетливо заговорил Ф. Ницше. Вслед за ним эта тема разрабатывалась О. Шпенглером, неопозитивистами и постструктуралистами.
Европейская метафизика формируется в Средние века на основе усвоения метафизических разработок греческой философии и в связи с необходимостью осмысления догматов западного христианства. К этому времени потенциал античной культуры уже был исчерпан. Европейская метафизика рождается в точке слома и гибели античности. Созревший к началу XX столетия кризис европейской философии имеет своим содержанием исчерпанность потенциала метафизики. Этот кризис отчетливо заявил о себе уже в учении И. Канта и получил свое выражение в философии Г.В.Ф. Гегеля и Ф. Ницше. Метафизические учения XX века во многом были лишь попытками возобновить угасающий пламень философской мысли. И попытки эти были обречены на неудачу. Такие мыслители, как К. Ясперс и М. Хайдеггер вполне понимали свое положение в истории западной метафизики. Они – «гномы» или «смотрители галерей».[1] Торжество позитивизма и постструктурализма знаменует окончательный разрыв с метафизическими традициями. И конец европейской философии. Это осознается достаточно ясно самими европейцами: «Умерла ли философия вчера, после Гегеля, Маркса, Ницше или Хайдеггера – так что ей еще только предстоит направиться к смыслу своей смерти, – или же она всегда только тем и жила, что чувствовала свое приближение к смерти…».[2]
Для русской философской мысли кризис западной метафизики становится исходным пунктом развития. Импульс, идущий от Гегеля и Ницше, в пространстве русской философии отражается совсем иначе, нежели в сфере западной мысли. Там, где европейская метафизика срывается к собственной гибели, русский Логос начинает свое восхождение. Подобно тому, как европейская метафизика некогда начала свой путь от Платона и Аристотеля, русская философия движется, используя формулу Николая Бердяева, «от Канта через Гегеля к Ницше».[3] А именно: с того пункта, на котором остановилась западная философия в учениях Гегеля и Ницше, начинается русский путь.
Основным методом настоящего исследования выступает компаративный анализ. Выбор данного метода предопределен темой и задачами работы. Философская компаративистика представляет собой один из наиболее креативных методов историко-философского исследования. Эвристический потенциал данного подхода состоит в том, что именно на стыке разных дискурсов происходит значительное повышение уровня генерации и извлечения смыслов. Более того, сам историко-философский процесс никогда не представлен в монологической форме, но разворачивается в качестве сложного диалога или, точнее, полилога, сопрягающего гетерогенные временные и культурно-исторические пласты. История философии – это диалог сквозь века и тысячелетия. В связи с этим философская компаративистика не является внешним сопоставлением различных учений и направлений. Это анализ, направленный на раскрытие внутреннего механизма самого историко-философского процесса. И это метод, позволяющий осуществить генерацию новых смыслов. Таким образом, не будет преувеличением сказать, что философская компаративистика – это метод самой философии, поскольку сама философия есть не что иное, как извлечение и генерация смыслов. В пределе философия как метафизика представляет собой конституирование символических смыслов, то есть таких смыслов, которые образуются на стыке и пересечении двух гетерогенных пластов бытия: трансцендентного и имманентного.
Философская компаративистика как метод, осуществляющий экспликацию взаимопересечения гетерогенных дискурсивных формаций, особенно плодотворна для исследований в области истории русской философии. Русская философия существует на стыке таких крупных метадискурсивных образований, как европейская метафизика и богословие православной церкви. Ситуация осложняется тем, что сама европейская метафизика также характеризуется пересечением гетерогенных дискурсивных формаций – наследие античного платонизма пересекается с западным христианским богословием. Таким образом, русская философия конституируется на основе сложного взаимопересечения сразу нескольких крупных и самобытных дискурсивных формаций.
В настоящем исследовании мы исходим из цивилизационного подхода к осмыслению историко-философского процесса. В линейной модели исторического процесса историко-философский процесс мыслится как единое, последовательное и поэтапное восхождение философской мысли. Истоком этого поступательного движения постулируется античная философия. Европейская метафизика трактуется в качестве непосредственного продолжения разработок античности. В данной европоцентристской перспективе русской философской мысли с фатальной неизбежностью отводится место некоей побочной линии, находящейся вне общего процесса. Точно также как в Европе Гегель, а у нас Чаадаев поместили Россию в целом на обочину всемирного исторического процесса. Русская философия представляется как запоздалый рецидив платонизма в синтезе с шеллингианством.
Однако история в целом и история философии в частности может быть представлена не только в рамках линейной перспективы. Основанный на циклической модели исторического процесса цивилизационный подход в различных своих вариантах дает теоретическое обоснование тезису о самобытном пути отдельных культур. Идея преемственности здесь уступает место положению об исторических псевдоморфозах – ситуациях, когда собственное содержание выражается в чужеродных, заимствованных формах. В учении О. Шпенглера передача смыслов от одной культуре к другой невозможна ни при каких условиях. Смыслы не передаются никогда, усваиваются только внешние формы. Как таковые псевдоморфозы препятствуют выработке собственных форм выражения и служат источником ложных представлений о преемственности исторического процесса. Тем самым исторические псевдоморфозы выступают в качестве сугубо негативного фактора, препятствующего раскрытию и осознанию собственной культурной идентичности. Следовательно, преодоление псевдоморфозы – необходимое условие роста культурно-цивилизационного самосознания. Но эта задача предполагает работу не одного поколения философов. Основным направлением мысли здесь будет выступать установка на растождествление — переосмысление содержания и характера историко-философского процесса с целью выявления принципиальной несоизмеримости различных парадигм мысли.
Стратегия растождествления предполагает раскрытие границ систем умозрения, относящихся к различным культурам. То, что наделялось универсальной и всемирной значимостью, представляется в своей ограниченности. Философские направления локализируются в культурно-историческом времени и пространстве. При этом – сразу подчеркнем данный момент – стратегия растождествления не подразумевает ни отрицания, ни исключения, ни запрета. Растождествление означает не отказ от какой бы то ни было философской парадигмы, но – еще раз повторим – экспликацию границ. Деструкции подвергается только притязание на универсальную значимость.
В русской философской мысли значимым моментом является установка на размежевание с европейской метафизикой. Можно проследить этапы реализации этой стратегии от славянофилов до евразийцев. И одновременно можно показать, как установка на разотождествление перебивается псевдоморфозными тенденциями, проявляющимися в заимствовании западных шаблонов мысли. В этом плане особенно богат примерами период с конца XX столетия. Русский постпозитивизм, русский экзистенциализм, русское хайдеггерианство, русский постструктурализм… Освобождение от этого потока эпигонства – все еще задача будущего.
Наконец, настоящее исследование русской философии характеризуется приоритетно онтологической направленностью. Общим местом стал взгляд, согласно которому в русской философской мысли в отличие от европейской доминирует этическая и социально-политическая проблематика, в то время как вопросы онтологии не разработаны в должной мере. Такой подход обусловлен преобладанием европейского варианта онтологии, который представляется в качестве онтологии вообще. В соответствии с целью нашего исследования требуется показать, что самобытная онтология русской философии строится на основе усвоения онтологических интенций восточного богословия и установки на освобождения от категорий и горизонтов западной мысли. В рамках данной задачи особо значимыми для предполагаемого исследования являются концептуальные разработки Г. Флоровского, В. Лосского, а также С. Хоружего.
Самара, октябрь 2024