ГЛАВА ТРЕТЬЯ Стресс в двадцать первом веке
Я стал монахом в 1993 году, в возрасте 21 года. Никто, и в первую очередь я сам, не мог представить меня в монастыре.
Я вырос на юге Англии и получил невероятное образование в Оксфордском университете. Я был музыкантом, а теперь стал актером. Я жил в Нью-Йорке, у меня была прекрасная квартира в Гринвич-Виллидж. Кухней я пользовался лишь однажды – готовил попкорн, когда устраивал вечеринку; в остальное время я выходил в город. У меня было много денег, и меня окружали друзья. Я носила самую модную одежду и была жизнью каждой вечеринки, но я была ущербной. На самом деле я была совершенно не в себе.
Я вел крайне разгульный образ жизни, был поглощен множеством зависимостей, что привело меня к ряду опасных ситуаций, в которых я легко мог лишиться жизни. Я был амбициозен, мой разум работал с огромной скоростью, постоянно что-то искал; я был очень далек от счастья и сжигал себя физически и психически. Я помню, что постоянно боялся собственного разума, поэтому старался никогда не оставаться один. Даже идя по улице, я всегда включал громкую музыку в наушниках, чтобы не встречаться со своими мыслями, и представлял, что нахожусь в другом месте. Я редко проводил ночь в одиночестве.
Я приехал в Нью-Йорк, чтобы учиться в очень прогрессивной консерватории на Бродвее. На занятиях по "методу актерского мастерства" нам показывали, как "использовать" свое прошлое, чтобы вызвать травму на сцене. Мы визуализировали события из прошлого, чтобы "бросить" наш разум и тело обратно в боль. Во время одного сеанса я так ярко представил нечто ужасное, случившееся в раннем подростковом возрасте, что у меня началось учащенное сердцебиение и приступ паники. Все вокруг хлопали, а мне казалось, что я сейчас умру. Наверное, я был хорошим актером, но цена была высока.
Однажды утром я проснулся после бурной вечеринки и подумал, что у меня сердечный приступ. Сердце билось невероятно быстро, болела грудь, я был весь в поту. Мне было трудно двигаться. Это привело к длительной и тяжелой фазе болезни, во время которой я несколько месяцев был прикован к постели, а врачи сказали, что я серьезно перегорел из-за стресса и чрезмерного образа жизни. У меня была фибрилляция предсердий – заболевание сердца, которое может стать опасным. Я была в ужасе и чувствовала, что моя жизнь закончилась.
Я переехал к своей матери, которая тоже жила в Штатах. Она присматривала за мной и, пока я искала ответы на свои вопросы, дала мне несколько книг по медитации. Моя лучшая подруга детства рассказала мне о тибетском буддийском монастыре в Шотландии, который недавно открыл свои двери для людей, желающих стать монахами и монахинями на год, и предложила поехать туда вместе. Это казалось несколько безумной идеей, но в то же время она была совершенно правильной, и я решила, что это именно то, что мне нужно сделать.
Мне удалось стабилизировать свое здоровье настолько, что я смогла вернуться в Великобританию, но я все еще была невероятно хрупкой; я отчетливо помню ужасный приступ паники, который случился у меня в видеомагазине незадолго до того, как я поступила в монастырь. Мне вдруг стало не хватать воздуха, и я опустился на пол, охваченный безымянным страхом. У меня было непреодолимое чувство, что коробки с видеофильмами вот-вот спрыгнут с полок и нападут на меня. Приступ прошел через несколько минут, но он был ужасающим, и с тех пор и спустя несколько лет у меня периодически возникали приступы тревоги, а также депрессии, иногда крайней.
И вот в 1993 году я стал буддийским монахом. Все мои друзья были шокированы, ведь я совсем не был "монахом". Я всегда был любителем вечеринок и самым материалистичным из моих друзей. Помню, одна подруга в колледже записалась в группу медитации, и она часто пыталась затащить меня с собой, но я отказывалась и говорила, что выпью с ней после. Возможно, я боялась собственного разума.
На самом деле я провел много лет, движимый страхом; теперь я понимаю, что эта ментальная тенденция коренится в хватании. Можно утверждать, что хватание лежит в основе всех наших проблем.
GRASPING
Мы можем определить хватание как нашу склонность хвататься за вещи в окружающем мире, а также как то, как ум бежит за мыслями и эмоциями. Кроме того, у нас есть привычка отталкивать дискомфорт и те мысли и эмоции, которые нам не нравятся; отказ от них – это еще одна форма хватания.
Мы живем с постоянным ощущением, что мчимся к чему-то, но не совсем понимаем, к чему именно. Ночью мы ложимся спать, а на следующее утро встаем и снова начинаем мчаться. Куда мы мчимся? Какова общая цель или задача? Выживание, еда на столе, успех, удовольствие, любовь – но ради чего?
Генеральный директор, заключенный, занятой родитель, монах – все мы стремимся к одному и тому же: к счастью и отсутствию боли или дискомфорта. В поисках счастья мы цепляемся за вещи: смотрим вокруг и решаем, что именно нам нужно для счастья. Мы все по-разному материалистичны, будь то шопинг, ужин с друзьями или прогулка на природе, мы хватаемся за "материальное" вокруг нас. Даже красивый закат становится разновидностью материализма, когда мы экстернализируем и проецируем на него свое счастье. Проблема в том, что, получив что-то, мы очень скоро хотим что-то еще. Этот процесс никогда не прекращается, поскольку вещей никогда не бывает достаточно. Кажется, что вещи, за которыми мы гонимся, вечно ускользают, и поэтому всегда есть что-то еще, что нужно искать; а вещи, от которых мы убегаем, кажется, никогда не перестают преследовать нас. Эта борьба изнурительна; это то, что мы знаем как "стресс".
ПОЧЕМУ МЫ ИСПЫТЫВАЕМ СТРЕСС
Существует четыре основных фактора, которые приводят к стрессу, и все они связаны с захватом:
Не получаем того, чего хотим
Получение того, чего мы не хотим
Защита того, что у нас есть
Потерять то, что мы любим
1. Не получаем того, чего хотим
Знаем ли мы когда-нибудь, чего хотим на самом деле? Мы думаем, что это "то" или "это", но потом обнаруживаем, что это было что-то другое. Мы никогда не получаем то, что хотим, потому что даже если получаем, то обнаруживаем, что хотим больше или хотим чего-то другого. Рекламодателям это нравится: мы получаем, а потом начинаем искать что-то еще или что-то другое. Мы думаем, что когда получим то, за чем гонимся, наша тяга к этому будет удовлетворена, но, подобно наркоману, который вводит себе в руку героин, нам нужно еще. Жажда просто порождает еще большую жажду: на первом месте привычка, а не объект, и поэтому желание никогда не иссякает.
Мало того, что наши желания неутолимы, так еще и вещи, на которые мы полагаемся в поисках счастья, неизбежно оказываются неудовлетворительными из-за их недолговечности. Поскольку все непостоянно, мы в конечном итоге зависим от ненадежного. Осознание этого факта порождает в нашем сознании тонкий импульс неуверенности и незащищенности. Зависимость от окружающих нас предметов и людей превращает нас в жертв того, что может случиться, а может и не случиться. Кажется, что жизнь происходит с нами.
Мы не знаем, чего хотим, – нам кажется, что чего-то внешнего, но, как мы узнали в предыдущей главе, то, чего мы действительно жаждем, – это полная и абсолютная свобода. Вещи, которые мы делаем во имя этого стремления, не приносят настоящей свободы, они просто создают еще большую потребность, и поэтому не приносят долговременного удовлетворения. Все кажется нам слишком ограниченным, и поэтому ничто не удовлетворит нас, кроме пробуждения нашего конечного потенциала – внутреннего счастья, которое не имеет ограничений.
2. Получение того, чего мы не хотим
Мы часто получаем то, чего не хотим. Мы сталкиваемся с опытом, который причиняет нам дискомфорт: люди, события, места, ощущения и т. д. Отталкивание вещей, однако, просто приводит к привычке отталкивать все больше и больше, и поэтому всегда будет от чего убежать. Мы носим с собой ощущение, что нас постоянно что-то беспокоит, и фактически каждый наш шаг так или иначе основан на уклонении от дискомфорта.
3. Защита того, что у нас есть
Мы также испытываем давление, связанное с поддержанием – удержанием вещей, к которым мы привязаны: людей, мест, предметов, образа жизни, нашей внешности и т. д.
Но вещи не вечны, и поэтому может возникнуть ощущение, что песок ускользает сквозь пальцы: мы крепко держимся, но песок продолжает сыпаться сквозь щели. Держаться за вещи и поддерживать их становится утомительно, и в конце концов мы переживаем потерю.
4. Потерять то, что мы любим
Ничто не вечно. Слово "вечно" – это ложь, и это непостоянство причиняет нам много боли. Даже когда мы наслаждаемся чем-то, какая-то часть нас уже предвкушает чувство потери, и мы не можем этого вынести. Из-за страха перед непостоянством страдают наши отношения, в которых тревога заставляет людей вести себя контролирующе и даже удушающе.
В общем, поскольку мы не знаем, как соединиться с нашим внутренним потенциалом счастья, мы полагаем, что счастье и страдание приходят извне. Мы не осознаем, что это состояния ума, и поэтому хватаемся за них четырьмя описанными способами, что приводит к стрессу. Кроме того, мы погружены во внутреннюю борьбу: наша глубочайшая зависимость – от наших мыслей и эмоций; мы воспринимаем их как реальность, преследуем, отвергаем и реагируем на них много тысяч раз в день, вместо того чтобы просто оставить их в покое. Мы цепляемся за облака, вместо того чтобы расслабиться в небе (см. здесь), и поэтому не испытываем покоя, свободы и счастья, которые являются нашей истинной внутренней природой.
СТРЕСС И ОРГАНИЗМ
Если весь день бегать за своими мыслями, голова может превратиться в "спагетти-перекресток", а мозг будет казаться сгоревшим дотла и истощенным. Стресс зарождается в том, как мы относимся к своим мыслям и эмоциям, и затем проявляется в теле, в основном из-за перепроизводства гормона стресса, кортизола.
Этот гормон вырабатывается в результате врожденной реакции организма "бой-бегство", которая развивалась как механизм выживания: она позволяла нашим предкам и другим млекопитающим быстро реагировать на угрожающие жизни ситуации.
Будучи охотниками-собирателями, мы постоянно находились в опасности – от стихии, крупных хищников и других охотников-собирателей, бегущих за нами с копьями. Когда опасность приближалась, наш организм вырабатывал кортизол и другие гормоны, чтобы привести нас в режим опасности, готовый либо сражаться – ударить шерстистого мамонта по носу, либо убегать на огромной скорости. В процессе выживания мы сжигали кортизол, и его уровень приходил в норму.
Этот процесс мы можем наблюдать и сегодня, если посмотрим на газель или зебру, например, в Африке. Они мирно пасутся на равнинах, но когда к ним приближается лев, они переходят в режим полета и мгновенно устремляются прочь. Те, кого не съели, бросаются в безопасное место и тут же возвращаются к пастьбе; их химический уровень приходит в норму, они не травмированы и им не нужно проводить собрание, чтобы "распаковать" то, что только что произошло. Они возвращаются в состояние спокойствия, и жизнь продолжается. Это естественная реакция на давление и опасность.
Однако в XXI веке мы испытываем нечто вроде мини-борьбы с бегством по нескольку раз в день; наша внутренняя технология все еще настроена на это. Если мы идем ночью по темной улице, такая реакция, конечно, очень полезна, поскольку помогает нам быть начеку, но когда мы сидим за рабочим столом, это совсем другое дело. Миндалина – часть мозга, создающая режим "бой или бегство", – похоже, не может отделить реальную опасность от воображаемой; она просто реагирует на давление, и мы можем провести день с ощущением охоты, когда нас бомбардируют электронной почтой.
Нам не нужно находиться в режиме опасности в течение всего дня; скачки кортизола от одного всплеска к другому изнурительны и токсичны. Он может повредить наши органы, способствует развитию гипертонии и диабета, а также влияет на распределение жиров в организме. Даже постоянный приток кортизола в течение дня заставляет нас чувствовать себя усталыми, поскольку мы не отрабатываем его в реальной, физической борьбе или бегстве. Кортизол заставляет нас сжигать сахар в крови и энергию, и мы остаемся истощенными. Чтобы почувствовать себя лучше, мы принимаем еще больше химических веществ: кофеин и сахар.
Мы истощены. Огромное количество кофе-баров в наших городах появилось сравнительно недавно, и теперь люди тянутся к двойной или тройной порции, как к электрическому разряду в сердце, чтобы снова начать работать. Это часто сочетается со сладкими закусками, а большая часть современной еды напичкана стимулирующими химическими веществами, которые, казалось бы, должны придать нам энергии.
Проблема с этими препаратами заключается в том, что мы попадаем в цикл нарастающего истощения. Мы пьем кофе, чтобы проснуться, но при этом "берем взаймы у завтрашнего дня" – мы расходуем энергию, которой у нас нет, и в итоге еще больше устаем. Затем мы вступаем в фазу, когда кофе нужен только для того, чтобы чувствовать себя нормально. Удивительно, насколько мы сами являемся химической лабораторией, и вопрос в том, что мы в ней готовим? Для многих людей эта лаборатория, к сожалению, больше похожа на "метамфетаминовую", где мы бросаем вместе массу токсичных химикатов в надежде, что они помогут нам чувствовать себя хорошо, но на самом деле мы просто "ломаемся".
СОВРЕМЕННАЯ ЖИЗНЬ
Современная жизнь, как правило, характеризуется перегруженностью делами и гормоном стресса кортизолом. Менталитет, основанный на стремлении к достижению цели, утомляет, а вещи, которыми мы себя окружаем, чтобы удовлетворить это стремление, также истощают нашу энергию. К концу рабочего дня мы можем чувствовать себя так, словно взбирались на гору или продирались сквозь ряд живых изгородей задом наперед. Наши тела чувствуют себя разбитыми, хотя во многих случаях не было особой физической активности. Это наш разум измотан.
В наши дни быть занятым считается признаком успеха, почетным знаком. Мы спрашиваем друг друга "Как дела?" и автоматически отвечаем: "Занят", что означает, что все в порядке. Мы живем в культуре "делать", а не "быть". Быть занятым – это как-то гламурно, это определяет нас.
Конечно, нам нужно работать, чтобы оплачивать счета, содержать свои семьи и в целом вносить вклад в жизнь общества. Но мы создали культуру, в которой нам больше не нужно просто выращивать пищу и защищать себя от опасности; теперь мы заперты в сложной матрице покупки, продажи, сравнения, страхования, общения и бесконечного роста. Эта система стала изнурительной, планета не в состоянии выдержать наши требования, а мы тем временем бегаем по городам, целыми днями занятые поддержанием системы в рабочем состоянии. Мы оправдываем себя благодаря этому достижению.
Настоящая проблема заключается в том, что мы утратили связь с истинной красотой собственного разума, о чем говорилось во второй главе, и поэтому стали одержимы идеей идентичности, основанной на внешнем блеске достижений. Как общество, мы учимся верить в то, что сами по себе не обладаем реальной ценностью, и поэтому должны получать ее извне.
Этот поиск счастья во внешних вещах на самом деле не сделал нас счастливыми – депрессия, наркомания и самоубийства достигли рекордного уровня в "развитом" мире. Так почему же мы этим занимаемся? С тех пор как мы стали охотниками-собирателями, в нас заложена привычка беспокоиться о дефиците. Современного охотника-собирателя можно увидеть бродящим по торговому центру или сидящим за ноутбуком, совершающим онлайн-покупки. Многие вещи, за которые мы хватаемся, дают мгновенное удовлетворение и вызывают привыкание, а реклама, постоянно появляющаяся на наших экранах, обещает еще больше. Так мы попадаем в замкнутый круг.
Мы создали "цифровую эпоху", чтобы упростить жизнь, но, похоже, мы дали себе больше работы и стали быстрее вращаться в цикле. Интересно, что мы являемся "перекрестным" поколением, до- и посттехнологическим. Интернет и смартфоны появились в течение нашей жизни, и наш мозг просто не был готов догнать их. Кажется, что мы вечно мысленно отстаем от последних новинок. Чем более продвинутым становится наше общество, тем сильнее стресс.
Недавно я ехал в поезде. Глядя вверх и вниз по вагону, я поразился тому, как все погрузили свои лица в экраны телефонов; казалось, никто из них не замечает прекрасного вида, проплывающего за окнами, и, вероятно, они повышают уровень кортизола, читая свои новостные ленты.
Люди не будут бунтовать. Они не поднимут глаз от своих экранов, чтобы заметить происходящее.
–Роберт Айк и Дункан Макмиллан, экранизация романа Джорджа Оруэлла "1984".
Эта интересная цитата уже некоторое время циркулирует в социальных сетях, и в стиле "альтернативных фактов" ее приписывают самому Оруэллу, хотя на самом деле она была написана в 2013 году для сценической адаптации его книги. Ирония заключается в том, что людям, читающим эту цитату (на своих экранах), говорят, что она была написана в 1949 году, и они верят, а затем репостят ее. Теперь это стало вирусным.
Помимо этого интересного глюка, само высказывание является мощным и, похоже, действительно характеризует современную жизнь. Мы нашли убедительный способ игнорировать друг друга (лица утопают в экранах), уходить от собственных мыслей, потреблять огромное количество неправды и жить в состоянии постоянного сравнения с жизнью других людей.
В "1984", романе Оруэлла об антиутопическом будущем, власти продвигают нечто под названием "Newspeak", которое Оруэлл описывает как тип языка, созданный для того, чтобы сузить мышление людей и контролировать их общение. Это напоминает мне о том, как многие люди общаются в Twitter, где все высказывания ограничены требуемыми 140 (или теперь 280) символами, что в некотором роде привело к созданию общества усеченного мышления, воспринимающего жизнь через "хэштеги", сводя все к "постам".
До эпохи Интернета мы сравнивали себя с человеком, живущим по соседству, а теперь в мельчайших подробностях рассматриваем жизнь голливудских звезд, живущих на другом конце планеты от нас. Зависть, похоже, стала порядком дня: журналы любят показывать фотографии знаменитостей с прыщиком на подбородке, обведенным красной стрелкой и надписью "О чем они думали?" – идея в том, чтобы принизить их, свергнуть с пьедестала, а заодно втайне пожелать нам такой же жизни.
Подростки смотрят фотографии, которые заставляют их чувствовать, что они недостаточно хороши, и, как следствие, растут с плохим представлением о себе. Они часто не понимают, что многое из того, что люди публикуют в Интернете, не является настоящей правдой, это гламуризированная, отфильтрованная версия их жизни, которую они представляют другим людям, чтобы им "понравилось". Модели и знаменитости появляются на фотографиях с аэрографией; на самом деле никто так не выглядит, но когда люди видят эти фотографии, они могут испытывать все большее чувство отчаяния от того, что не могут идти в ногу со временем. Одна подруга рассказала мне, что пила чай в модном лондонском ресторане; две девушки за соседним столиком заказали стопку очень богато украшенных розовых пирожных на серебряных тарелках, сфотографировали себя с пирожными, а потом ушли, так и не съев их. Люди становятся зависимыми от "лайков" в социальных сетях и легко впадают в ревность и соперничество. Мы теряем способность понимать, что нам нравится; нам приходится проверять, нравится ли это другим людям.
Такой взгляд на современную жизнь кажется довольно мрачным, и, конечно, он не всегда так уж суров. Жизнь может быть прекрасной, все может идти как по маслу, но нам все равно не хватает уверенности. Всегда есть что-то, что не совсем правильно, или что-то хорошее или плохое, что вот-вот произойдет. Мы движемся по жизни, отвлекаясь и испытывая стресс, полагая, что если мы просто выиграем гонку или битву, то останемся дома и сухими.
Хорошая новость заключается в том, что медитация может стать весьма эффективным решением этой проблемы, помогая нам управлять своими мыслями и эмоциями. Сканирование мозга даже показало, что медитация позволяет взять под контроль миндалины и снизить перепроизводство кортизола.
Однако я столкнулся со многими заблуждениями о том, как работает медитация. Когда я только начинал преподавать в конце 1990-х годов, направление mindfulness еще не стало популярным, и люди меньше знали о его пользе. Некоторые опасались, что выполнение техник лишит их драйва, что они станут "слишком" расслабленными. Люди часто чувствуют, что им "нужен" стресс. Когда я сам начал заниматься медитацией, я тоже боялся, что потеряю свою искру и стану плоским и серым. Но вместо этого я обнаружила, что медитация может создать радость и энергию, которые ощущаются свежими и живыми, и тогда вы действительно можете успеть сделать больше. Мы все еще можем быть увлечены жизнью и иметь цели, но нам нужен фундамент спокойствия, чтобы мы могли сохранять чувство устойчивости. Больше всего нам нужно понять, что счастье приходит изнутри.
Способность производить собственное счастье – это умение, меняющее жизнь, и в следующей главе мы расскажем об этом путешествии.