На берегу речки Кегель, там, где она, сбегает с холма и превращается в редкой красоты водопад, стоял замок, построенный в английском готическом стиле с восьмиугольной башней.
«Ситроен» заглушил двигатель у главного крыльца, украшенного белыми мраморными львами, вазами с цветами и плетущимися лианами. И если бы не массивные двери, то весь навес походил бы, скорее, на изящную беседку, чем на парадный вход. Совсем рядом виднелась оставленная кем-то садовая тачка, а рядом с ней, на зелёной лужайке, лежал бульдог с грустными глазами.
Увидев гостей, пёс отвернулся.
– Прошу, – Коппель предложил инспектору и Ардашеву войти.
Уже, находясь внутри, он сказал:
– Погуляйте пока по зале, тут много разных картин, скульптур и предметов старины. Уверен, вам не будет скучно. А я тем временем, приготовлю завтрак в своём логове.
Клим Пантелеевич остановился перед огромной яшморовой вазой. Табличка поясняла, что она привезена из Зимнего дворца и подарена хозяину замка русским императором Николаем I. Тут же были выложены медальоны русских князей и царей от Рюрика и кончая Императором Павлом I.
Минут через десять появился управляющий. Он предложил пройти в его домик, находившийся рядом с замком.
На столе уже была порезана розовая ветчина, масло, сыр, варенье, чай и кофе.
– Угощайтесь, господа, – предложил Коппель.
– Вы очень любезны, – усаживаясь за стол, вымолвил Клим Пантелеевич и поинтересовался: – А кто построил замок?
– Само имение принадлежало графу Бенкендорфу, бывшему шефу жандармов и командовавшему Императорской квартирой в царствование Николая Павловича. После его смерти оно, в порядке майората[5], перешло в род его младшей дочери княгини Волконской. И до самого 1917 года имением распоряжался светлейший князь Григорий Петрович Волконский. Но в конце этого смутного года имущество было разграблено окрестными крестьянами. Кое-что удалось спасти, но многое было украдено, даже столовое серебро. И уже в январе восемнадцатого года, имение выставили на продажу. Мой хозяин, барон Каллас, выкупил его со всей обстановкой. Не скрою, мне пришлось много потрудиться, чтобы навести здесь порядок. Барон так радовался своему приобретению и тут вдруг, ни с того не с сего, отметив юбилей, повесился.
– Как это случилось? – сделав глоток кофе, поинтересовался Ардашев.
– Барон был человеком жизнерадостным, и его пятидесятый день рождения праздновали уже четвёртый день. Овдовев семь лет назад, он не испытывал недостатка в женском внимании. Весь вечер пел цыганский хор, выступал куплетист и певец, ему аккомпанировал дамский оркестр. Вино лилось рекой, людей было много. Господин Каллас в какой-то момент исчез, и я решил, что он пошёл спать. Ближе к утру я отправился спросить его, надо ли отправлять артистов в Таллин, или празднование продолжится. Но в спальне его не было, и тут появился садовник. От волнения он не мог ничего объяснить, а только мычал что-то и указывал в сторону старого дуба у водопада. Я пошёл туда и увидел страшную картину: хозяин имения висел на самой нижней ветке, а рядом с ним – двухступенчатая стремянка. Мы сняли тело. Но он был уже мёртв. Прибежала дочь и зять. Сообщили в полицию. Приехал господин инспектор.