– Ну что, тетя? Мы сегодня на кого-то наехали? А оне обидемшись?
Трикстер плюхнулся в мое рабочее кресло и закинул ноги на стол.
– Привет, – буркнула я.
– Чего дуемся? – Он шумно хлебнул чаю, поерзал во рту языком и выплюнул в воздух чаинку. Чаинка взлетела и шмякнулась ему на лоб.
– Ты такой взрослый сейчас, – продолжала я бурчать.
– А ты такая воодушевленная! – Трикстер хохотнул и свел глаза в кучу, пытаясь разглядеть чаинку, сползающую на нос.
Внутренние ребенки с визгом и воплями восторга повыскакивали из своих закоулков и сгрудились вокруг стола, хохоча и показывая пальчиками на чаинку.
– Я не могу воспринимать тебя серьезно! – хлопнула я по столу.
– А кто сказал, что надо?! – он «клюнул» носом, сбросив чаинку обратно в чашку.
Дети зашлись от хохота. Я недовольно скрестила руки на груди.
– Послушай, дорогой Трикстер…
– Ой, не надо вот этого! Читал я твой опус для внутреннего Критика. Ты хороша в эпистолярном жанре, но это не ко мне. Не прокатит со мной этот номер… – И он махнул рукой, демонстративно отхлебывая из чашки со сброшенной в нее чаинкой.
– И как же мне с тобой договориться?
– О чем, дорогая? Ты уверена, что я тебе мешаю?
– Ты очень часто обижаешь людей…
– О нет! Это люди часто обижаются. Да у них просто нет чувства юмора! Они не умеют видеть юмор, не умеют его слышать, многие не умеют его считывать. А еще они чрезмерно серьезно относятся к себе. И к тому, кто что про них должен говорить и думать. Сорян, маман, – он вскинул руки, – их угрюмость и неумение поржать над собой – не моя ответственность. Ваще. Так что если ты со мной решила о чем-то договориться ради других – забудь. Прям щас забудь. Не будет этого.
Явственно ощущаю тупиковость ситуации.
– В тупике ты окажешься без меня, – четко расставляет Трикстер слова. – Не станет меня, ты и дня не протянешь. Между прочим, пока ты не очухалась, это я глушил твоего Критика как рыбу динамитом. Это я ржал с тобой до слез над мемасиками. Это я раскручивал тебя посмеяться над твоими жизненными ляпами, когда тебе хотелось разрыдаться и опустить руки. Это я – тот, кто соблазнял для тебя мужиков, заставляя и их смеяться до слез и восхищаться твоим взглядом на мир. Это я…
– Так, стоп! Ты соблазняешь для меня мужиков?!
– А кто еще?!
– По-моему, ты сам мужик…
– Конечно мужик.
– Ты – гей?
– Так, дети, нам с мамой нужно поговорить, разбежались по своим делишкам, быстро.
Суета вокруг стола прекращается, ребенки рассасываются.
– Почему они тебя слушаются больше, чем меня?
– Потому что я вожак их стаи. А ты директор зоопарка. Чье слово больше весит? Так вот, да, я гей. И если бы я не был геем, им бы стала ты. Ты любила бы женщин, если бы их любил я.
– Ты настолько влиятелен в моем мире? Ты и вожак стаи моих внутренних Взрослых тоже?!
– Да я просто вожак. Всей тебя. Я с тобой почти с самого рождения. Осознаёшь ты меня или нет, опознаёшь или с кем-то путаешь, слышишь или пытаешься заглушить – мне совершенно все равно. Ты родилась мной. И я – твой самый большой дар.
Если что, это я тогда рассмешил тебя на балконе тринадцатого этажа, в двенадцать лет. И ты не шагнула.
Это я развеселил бандитов, когда тебя в четырнадцать лет второй раз увезли в прекрасный ночной уральский лес. Я почти влюбил их в тебя тогда. Это я вывез тебя из того леса.
Я научил тебя писать стихи, когда тебя травили в школе, и нашел тебе тусовку сумасшедших неформалов. Я сделал тебя их королевой.
Это я научил тебя быть лучшим другом твоему сыну. Научил быть матерью и отцом в одном флаконе, когда ты собиралась ныть по поводу неполной семьи. Это я стал в тебе твоему сыну отцом.
Это я ржал с твоими начальниками, заставлял восхищаться тобой и повышать тебе зарплату.
Я придумывал все твои телепрограммы и сюжеты, за которые ты получила четыре ТЭФИ.
И это Я. Делаю. Твои. Тексты.
Он заглядывает в чашку. Чай остыл.
– Это, мамуль, так, вкратце, мое к тебе послание. И в следующий раз, дорогая… когда захочешь «предъявить» мне хоть за что-нибудь, вспомни, что я для тебя сделал. И кто я для тебя. И подумай – во что ты превратишься без меня. А уж потом – начинай разговор. Договорились? – Он подмигивает. – А! И помнишь, года в четыре ты вывалила содержимое своего горшка на середину ковра, когда обиделась на мать? Это тоже был я.
– Меня, между прочим, за это отлупили…
– Ну, не все мои решения идеальны, – смеется. А потом вдруг смотрит на меня внимательно. – Что? Не так рассчитывала построить диалог? Я – Трикстер, дорогая. Никогда не забывай, что я – сила. И радуйся, что я – твоя сила…
Ну ладно, засиделся я с тобой. У тебя консультация через час, пора тебя отпустить. Работай, а вечером опять над чем-нибудь поржем. Кстати! – оборачивается уже в дверях. – Вот эти носочки в горошек – тоже моя инициатива.
Опять подмигивает и растворяется, оставив меня в задумчивости разглядывать любимые носочки в горошек.