В Аду всегда царил уют.
По крайней мере, для тех, кто любил тепло.
Реки раскаленной лавы безо всякого порядка и смысла пересекали континенты иссушенных земель. Там и тут к чернеющему небу поднимались пики вулканов, извергающих огненный пепел. Снизу доносился вечный гул мучающихся грешников – фоновая музыка для демонов, занятых работой.
Как легкий джаз по утрам в кофейнях Поверхности, продающих кофе на вынос.
Но за дверью кабинета Ксерта стояла тишина. Заставить клиентов погрузиться в собственные чувства – тяжелая задачка, учитывая, что последние пару тысяч лет наличие чувств у клиентов всячески отрицалось. Отвлекающим раздражителем могла послужить любая мелочь, включая мысль о том, что их разговор может кто-то подслушать. А потом настучать об излишней сентиментальности тем, кто сидит в Самом Низу.
Настучать на ближнего здесь было еще приятнее, чем наслаждаться мучениями нераскаявшихся душ, поэтому господин архидемон, обустраивая рабочее место, первым делом озаботился установкой звуконепроницаемых дверей. Чтобы все, что происходит в этих стенах, никогда не покидало их пределов.
Сам кабинет был довольно скромным. Потолок – чёрный, с редкими трещинами, из которых сочились капли лавы. Инфернальный красноватый свет, льющийся из трещин, уютно подсвечивал стены из серого камня. В одном из углов на столе из черного мрамора стояло нечто, накрытое темным колпаком. Другой угол кабинета занимала массивная статуя неизвестного демона, имя которого давно забыли даже в Аду, а рядом на столе тлел фонарь с бледным огоньком – его свет едва пробивался сквозь густую пелену адского жара.
В общем, самые комфортные условия для работы.
Ксерт расположился в глубоком темно-синем кресле, свесив крылья за спинку. Перед ним в красном кресле для посетителей сидел мелкий демон по имени Глукс. Он грыз когти острыми зубками, постукивал копытами по полу. Один из его рогов, похожих на завитки человеческих услов, обломался у основания.
– Итак, – начал Ксерт, опустив блокнот на колени. – Глукс, верно? Расскажи, что тебя беспокоит.
Глукс нервно оглянулся пару раз, потрогал рога, наклонился вперёд и шепотом проговорил:
– Понимаете, господин Ксерт… я… я не настоящий демон.
Архидемон поднял бровь. Синдром самозванца в Аду? Это что-то новенькое.
– Ты выглядишь достаточно… – он оглядел клиента с головы до ног, – демонично. Копыта раздвоены, рога… хм, присутствуют. Да и глаза горят.
Глукс завозился в кресле.
– Ну как же. Как же, господин Ксерт! Я ж все замечаю. Какие у меня коллеги. Да и родственнички… Вы видели?
– И какие?
– А злые и коварные! Разрушают всё на своём пути. А я, ну… не могу, – демон заломил руки и уставился в потолок. – Я пытался! Проклял двоих с Поверхности раз десять. И что в итоге? У одного кота за ухо укусила крыса, другому запор, и то на два дня.
Ксерт кивнул и сделал пометку в блокноте.
– Значит, ты считаешь, что недостаточно эффективен как демон? Что твои проклятия не соответствуют местным стандартам.
Глукс захлопал выпученными глазами.
– Вы не представляете, как это унизительно. Мама всегда говорила: «Глукс, будь как твой брат, будь как Нур-Шатал – он уже три города спалил». А я что? Даже сарай поджечь не могу!
– Глукс, – сказал архидемон, – позволь сказать кое-что. Зло внутри тебя самобытно и самодостаточно. Ты не обязан быть сверхъестественно злым, чтобы быть успешным демоном. Ад – это прежде всего разнообразие. Кто-то разрушает цивилизации и насылает на Поверхность голод и мор. А кто-то, – он сделал паузу и наклонился ближе, – может эффективно портить людям завтрак.
Глукс подобрался и вытаращил глаза.
– Портить завтрак?
– Да, – Ксерт позволил себе слабую улыбку. – Завтрак. Ты знаешь, сколько грешников клянутся, что попали в Ад из-за плохого начала дня? Тост у них подгорел, кофе был слишком горький, овсянка слиплась. Потом скандал с женой, пожелание соседям гореть в Аду, вождение транспортного средства в неумиротворенном виде, пересечение перекрестка на красный свет – и вуаля, он уже здесь. Смертные неустойчивы и наивны, пара неудач с утра – и они решают, что вселенная их ненавидит. Так что ты не обязан быть пятым Всадником Апокалипсиса, чтобы быть значимым.
Глукс моргнул несколько раз, переваривая услышанное.
– Завтрак… – повторил он так, как будто пробовал слово на вкус. – Завтрак.
– Подумай об этом, – архидемон закинул ногу на ногу. – Миллионы нераскаявшихся, психически нестабильных душ, у которых кофе проливается на рубашку перед важной встречей. Яичница, которая сгорела до угля. Или сахар в чае оказался солью. Ты можешь творить хаос в бытовых мелочах, Глукс. И поверь мне, это хуже, чем разрушенный город или неизлечимый мор.
Глукс опустил голову и потер обломок рога.
– Ну… Я даже не знаю. Это какое-то небольшое зло. Точнее говоря, совсем маленькое. Кто будет принимать меня всерьёз, если все, что я могу, это испортить завтрак?
– Твой брат, Нур-Шатал, – перебил его Ксерт. – Чем он занимается?
Демон махнул рукой.
– Хвастается катаклизмами. То подбил туристов устроить в заподведнике пожар. То приборы сейсмологов перед подземными толчками из строя вывел, и они не дали сигнал к эвакуации.
– В общем, действует с размахом, – поддержал его архидемон. – Верно? Но есть одна проблема, дорогой Глукс. Масштабные катастрофы часто объединяют людей, вынуждают быть добрее друг к другу. Так, сожженный город постепенно восстанавливается вместе с верой в общечеловеческую добродетель. Запускаются благотворительные сборы, люди начинают помогать ближним… А вот чья-то надежда на светлое будущее, когда каждое утро начинается с катастрофы на кухне, восстанавливается медленно. Очень медленно. Понимаешь? И скажу по секрету, что эта многообещающая ниша еще никем здесь, внизу, не занята.
Глукс вскинул голову, глаза его разгорелись.
– Правда?
– Подумай, – Ксерт отложил блокнот, – ты запускаешь цепочку. Одно за другим несколько маленьких несчастливых совпадений – и людям кажется, что они прокляты. Они опаздывают на автобус, проливают апельсиновый сок на документы, и вот их день пошёл насмарку. Три-четыре утра в таком духе – и им покажется, что вся их жизнь катится в Ад. Более разрушительного состояния для человеческого духа и вообразить себе нельзя. А теперь масштабируй эффект!
– Мээээ, – заблеял демон, явно не в силах что-либо масштабировать даже в воображении.
– Демоны вроде Нур-Шатала, – продолжал Ксерт, – уничтожают тысячи душ за мгновение. Но спасаются и устремляются к свету при этом десятки тысяч! А ты можешь медленно подтачивать психику всего человечества и медленно, но неуклонно вести их из света во мрак. День за днём. И кого же в следующем годовом отчете похвалит начальство, тебя или брата?
Глукс медленно распрямился в кресле.
– То есть, это… Если я буду каждый день портить всем завтраки, это будет мой вклад? В эту, как ее…
– В общечеловеческую деградацию, – архидемон снова позволил себе слабую улыбку. – Предположу, что ты даже станешь знаменит. Я уже вижу заголовки новостей, – он повел рукой в воздухе. – «Глукс – демон испорченных завтраков». Звучит? Представь: каждое утро миллионы людей по всему миру, едва открыв глаза, уже проклинают новый день. И все это – твоих рук дело. Дьявольски изящно!
Глукс вскочил с кресла.
– Я буду портить завтраки! – вопил он, потрясая кулачками. – Пусть все на Поверхности узнают: Глукс здесь, чтобы их утро стало кошмаром!
– Какой энтузиазм, – спокойно проговорил архидемон, соединяя кончики длинных пальцев. – Великолепно! Начинай действовать прямо сейчас. Над территорией Европы как раз восходит солнце и люди варят кофе. Comprendre?
Глукс зыркнул в сторону архидемона, отвесил его креслу глубокий поклон, щелкнул пальцами – и исчез, оставив вместо себя силуэт из серого дыма.
Ксерт некоторое время наблюдал за тем, как этот дым рассеивается, затем направился к столу из черного мрамора и приподнял колпак.
Под ним обнаружилась компактная кофемашина – Ксерт купил ее на Поверхности, не устояв перед уверениями продавца, что та будет работать даже в Аду.
Продавец не обманул: машина с трудом, но выдерживала экстремальные температуры. Однако кофе на выходе все равно получался никуда не годный.
Хороший кофе Ксерт любил не меньше, чем свою работу. Поэтому уже месяц бился с механизмом, перенастраивая температуру воды и экспериментируя с сортами зерен.
Безрезультатно. Машина хрипела, плевалась кипятком и извергала напиток, по вкусу напоминающий жженую резину, а не божественную жидкость, которой пару тысяч лет назад его угостил йеменский шейх. Добавив при этом, что никто не сможет подняться до истины, не вкусив пред тем кофейного пенного блаженства.
Поэтому за чашкой настоящей истины Ксерту приходилось то и дело гонять на Поверхность.
Но не сегодня. Сегодня все должно быть по-другому. Архидемон извлек из ящичка жестяную банку, покрутил ее в руках прежде чем открыть. Темный, как ночное небо Поверхности, порошок из молотых зерен Эфиопской арабики посыпался в круглый металлический фильтр. По кабинету поплыл пряно-горький аромат – смесь запахов сырого дерева, благовонного дыма и сладкой корицы.
Аромат для местного населения непозволительно роскошный. Какое счастливое совпадение, что все, что происходит в этом кабинете, никогда не распространяется дальше его стен!
Архидемон отправил фильтр в машину и нажатием кнопки привел ее движение.
Механизм ожил и загудел, пробуждаясь ото сна. Раздалось шипение. Ксерт прикрыл глаза, представляя, как горячая вода проникает сквозь плотные слои кофейного порошка. Как медленно, капля за каплей, тёмный напиток заполняет пространство чашки, а на поверхности образуется густая пена – шелковистая, золотистая, как мягкий пух облаков на фоне закатного солнца.
Машина затихла. Ксерт открыл глаза, подцепил когтем чашку, поднес к губам и осторожно сделал глоток.
И улыбнулся, обнажая острые белые зубы.
Кофе был превосходным. Даже лучше, чем тогда, в Йемене. Значит, Глукс уже взялся за дело. Главное, не переставать его поощрять, и тогда по извечному закону Единства Противоположностей адская кофемашина будет обречена выдавать великолепные напитки.
Ведь чем хуже дела обстоят на Поверхности, тем лучше они же идут здесь, внизу.