Психосоматика. Практика воплощения эмоций - читать онлайн

Резюме главы: обзор концепций, методов и результатов в контексте примеров лечения, включающих более высокие уровни эмоциональной интенсивности, с более ранних этапов развития практики воплощения эмоций

Для лучшего понимания процесса воплощения эмоций, давайте начнем с примеров из реальной жизни. В этой и следующей главах представлены клинические случаи воплощения эмоций, затронуты некоторые ключевые концепции, лежащие в основе подхода. Читатель сможет получить представление о том, как развивалась моя работа на протяжении времени. Подробно обсуждать конкретные приемы воплощения эмоций в главах этого раздела я не стану – их вы найдете в части III.

Впервые эффективность методов воплощения эмоций я заметил при работе с клиентами, испытывавшими сильные эмоции, и именно эти ситуации представлены в этой главе. В следующей главе я приведу примеры методов лечения, результативных для клиентов с более низким эмоциональным уровнем. Благодаря им я узнал, какими разными и многогранными бывают положительные эффекты воплощения эмоций. Имена и местонахождение некоторых лиц были изменены по их просьбе об анонимности.

Петра, голос и панические атаки

Приступы паники начались у Петры в возрасте семи лет. По ее воспоминаниям, она играла в своей комнате одна, когда услышала голос, обращенный к ней из нижней правой части живота: «Петра, тебе пора умирать!» Это было началом четырнадцати лет страданий, сопровождающихся приступами паники, депрессией, трудностями в школе и стрессом на низкооплачиваемой работе после окончания средней школы. Петра ходила на работу, возвращалась домой, ела и спала до двенадцати часов в сутки. Дома она не чувствовала себя в безопасности и не хотела, чтобы родители уходили и оставляли ее одну. Впервые я увидел ее в Нидерландах, когда проводил там шестидневный тренинг. В конце первого дня ее дядя, ассистировавший на мероприятии, попросил меня встретиться с Петрой и посмотреть, не смогу ли я ей чем-нибудь помочь.

Мне особенно запомнилось из нашей первой встречи то, какими подавленными выглядели ее родители. Я чувствовал, что они утратили всякую надежду. Петра была их единственным ребенком, и они сделали все, чтобы ей помочь: перепробовали всех врачей, психиатров и психоаналитиков. К двадцати одному году Петра прошла два курса психоанализа и принимала множество препаратов. Когда я сказал, что смогу увидеться с ней максимум два раза за время своего короткого пребывания в ее стране и что ей, вероятно, придется провести последующую работу с кем-то другим, к кому я ее направлю, Петра дала понять, что больше не желает заниматься психотерапией. Я не стал настаивать на том, чтобы она обратилась к другому терапевту и получала адекватную помощь после нашей совместной работы. Вместо этого сказал, что у нее будет гораздо больше шансов на улучшение, если она будет делать то, чему я научил ее во время наших сессий.

Работа, которую я и другие проводили в индийских рыбацких деревушках среди выживших после цунами 2004 года, научила меня, что клиенты могут быть активными участниками своего собственного исцеления¹. В течение двух лет после разрушительного стихийного бедствия я возглавлял пять международных групп терапевтов в штате Тамилнад. Мы предлагали лечение, образование и обучение выжившим и тем, кто участвовал в восстановлении. Последующие опросы, проведенные во время одной из поездок в Индию, показали, что респонденты, которые практиковали навыки, приобретенные во время сеансов лечения, чаще сообщали об ослаблении симптомов.

Дядя Петры рассказал, что вскоре после рождения ей сделали две операции с целью исправить опасный для жизни врожденный дефект толстой кишки. По-видимому, именно из того места и доносился страшный, объявляющий о смерти голос. Мне было любопытно узнать, как эта область вовлечена в формирование ее панических атак. По своему опыту и опыту тех, кого лечил, я знал, что симптомы часто связаны с дисфункциональными паттернами в тех частях тела, которые оказались наиболее травмированы. Пример из моей жизни: поскольку я чуть не умер в процессе рождения, надолго застряв в родовом канале, слишком тесном для моей головы, всякий раз, когда степень физического или эмоционального стресса превышает определенный уровень, правая сторона головы сжимается, вызывая неприятные ощущения. Со временем этот симптом стал менее ощутим, но он по сей день дает о себе знать.

Я сказал Петре, что вызванные операциями неразрешенные травматические паттерны как-то связаны с ее паническими атаками. Она не удивилась; один из двух ее психоаналитиков уже установил эту связь. Я объяснил, что нет ничего необычного в том, что энергия концентрируется в той части тела, которая пережила травму, и набирает силу, пока не достигнет предела и не вызовет симптом в виде панической атаки, чтобы снизить интенсивность эмоционального переживания и принести облегчение. Уровень интенсивности, при котором формируется симптом, называется симптоматическим порогом. Затем, как в качестве лечения, так и в качестве протокола самопомощи, я предложил следующее: каждый раз, испытывая стресс, независимо от его причины, она должна изучать и практиковать способы распределения стресса в своем теле так, чтобы он не накапливался и не концентрировался в нижней правой области живота, превышая предел симптоматического порога, не провоцировал голос и последующую паническую атаку.

Для начала мы решили попрактиковаться на ситуациях с ее начальником, который часто становился источником стресса. Я попросил ее представить себе конфликт с боссом и наблюдать за ростом напряжения, возбуждения, стресса и дискомфорта в правой нижней части живота. Я научил ее работать с физиологическими защитными механизмами в брюшной полости и ногах, перераспределять неприятное возбуждение, стресс и дискомфорт в животе на прилегающие области ног, используя простые инструменты осознания, намерения, движения и самоприкосновения. Я предложил ей обращать внимание на то, как это ослабляет интенсивность неприятных ощущений в области живота и как эта зона тела в конечном итоге успокаивается. Времени на это ушло немного. Я попросил ее ежедневно практиковать то, что мы выполняли во время сеанса, каждый раз, когда она чувствовала, что испытывает стресс, независимо от его причины, и явиться ко мне через пять дней, в последний день моего тренинга. Во время лечения я обнаружил, что Петра воспринимает мои предложения, хотя и с некоторым скепсисом, что было понятно, учитывая, как долго она страдала без надежды на облегчение.

Когда Петра вернулась через пять дней, я заметил в ней перемену. У нее словно улучшилось настроение. Я спросил, удалось ли ей применить на практике то, чему она научилась на предыдущем сеансе, и какие изменения она в себе заметила, если таковые были. Она сказала, что регулярно делала «упражнение» и ее мама почувствовала, что уровень ее энергии повысился. Однако больше всего меня удивило то, что она рассказала дальше. Петра всю жизнь страдала от сильных запоров, и стул у нее случался всего один или два раза в неделю, да и то с большим трудом. Однако после нашего сеанса она испытала огромное облегчение, получив возможность легко и регулярно опорожнять кишечник каждое утро. По ее словам, «упражнение» действительно сработало, и она выполняла его так часто, как могла. Теперь она искренне верила в «метод» и с нетерпением ждала возможности больше о нем узнать.

Метод, которому я ее обучил, основываясь на том, что, по моим наблюдениям, хорошо сработало для нее во время первого сеанса, крайне прост: каждый раз, чувствуя нарастающее в животе напряжение, она должна была двигать ногами и снимать любое, возникающее в них напряжение. Затем следовало положить одну ладонь на живот, а другую сначала на одну ногу, затем на другую, направить энергию вниз и распределить ее более равномерно между животом и ногами. И наблюдать за изменениями в теле, особенно положительными. В таких случаях высокий уровень возбуждения автоматически снижается, и тело в целом чувствует себя лучше.

Много лет спустя столь стремительное изменение качества навязчивых, длительных и серьезных симптомов у некоторых клиентов уже не удивляет меня так сильно, как тогда при работе с Петрой, даже изменения в клинических ситуациях астмы, мигрени и хронической боли, если они имеют психофизиологическое происхождение. При низком уровне эмоционального стресса у людей нередко развиваются серьезные психофизиологические симптомы, такие как хроническая усталость. Психофизиологические симптомы (ранее называемые «психосоматическими») – это физические симптомы, которые вызваны или усугублены психологическими состояниями. (В этой книге используется термин «психофизиологические симптомы», а не «психосоматические симптомы»: последний приобрел негативное значение, словно эти симптомы находятся только в голове, то есть выдуманы.) Обучение людей тому, как переживать эмоциональный стресс, регулировать его и распределять на больший объем или большую поверхность тела, приводит к ряду положительных результатов.

• Увеличивается способность к душевным страданиям, что помогает повысить порог или уровень толерантности, при котором формируются симптомы.

• Снижается уровень стресса и нарушения регуляции, и повышается уровень саморегуляции в организме.

• Усиливается связь организма с окружающей средой, улучшается возможность интерактивного регулирования.

• Быстрее устраняются симптомы, и сокращается период лечения.

• Общая система человека становится более устойчивой, так что симптомы не формируются так легко перед лицом стрессов. А если все-таки формируются, то быстрее проходят.

Не обладая тогда теми знаниями, которые у меня есть сейчас, я не исключал, что лечение запора Петры стало «трансферентным излечением», то есть внезапным исцелением, которое происходит благодаря тому, что клиент идеализирует терапевта или метод. Как правило, такой эффект длится недолго. Отбросив в сторону эти мысли, на втором сеансе с Петрой я сосредоточился на работе, которую мы могли успеть проделать до моего отъезда из страны на следующий день. Петра казалась воодушевленной и готовой с головой погрузиться в терапию: ее вдохновили те результаты, которых удалось достичь всего за неделю. Как только мы начали обрабатывать стрессовую ситуацию в ее жизни, она сообщила о возникающем в области груди последовательном чувстве страха. Эмоции в теле часто проявляются сначала в области груди. То, что она это сразу почувствовала, было хорошим признаком: у нее развилась способность не отключать тело перед лицом сложной эмоции страха. Нет ничего необычного в том, что люди продолжают исцеляться самостоятельно и развивают способность к эмоциям, научившись использовать для их обработки большую область тела.

Эмоцию можно рассматривать как оценку того, как ситуация влияет или воздействует на состояние всего организма². То есть чем больше воздействие распределяется по всему телу, тем легче его переносить. В стремлении справиться с переживаниями мы часто используем физическую и энергетическую защиту, такую как сдерживание, чтобы ограничить эмоции несколькими местами в теле. Все мы часто прибегаем к этой стратегии облегчения в ошибочной попытке уменьшить неизбежные страдания. Это понятно, учитывая наше отвращение к неприятным волнениям. Физическая и энергетическая защита от эмоций, например, стеснение, пониженное возбуждение или оцепенение, нарушают потоки (кровь, нервная система, лимфатическая, интерстициальная или межклеточная жидкость, а также электромагнитная и квантовая энергия), которые жизненно важны для регуляции мозга и тела, а также физического и психологического самочувствия. В данном контексте я использую фразу «расширение тела» и обозначаю ею устранение подобных физических и энергетических защит, перевод жизненно важных потоков из одной части тела в другую с целью распределить эмоциональные переживания по большему числу локаций в теле, сделать их более переносимыми и, улучшив уровень регуляции в мозге и теле, устранить психофизиологические симптомы.

Когда я учил Петру «расширять» тело и усиливать эмоцию страха, оставаться с ней и терпеть эти ощущения в большем количестве мест своего тела, уровень страха и психофизиологическое возбуждение чрезвычайно возросли – настолько, что я задался вопросом, а не помог ли я Петре открыться слишком сильно и быстро. Я стал опасаться, что у нее возникнет декомпенсация или она «расклеится» во время или после сеанса.

Мы долго сидели и ждали (Петра, я и ее наблюдавший за сеансом дядя), пока страх не превратился в ужас, то есть пока не возникла реакция, явно несоразмерная ситуации, с которой мы начали. Чтобы уменьшить субъективную интенсивность ее страданий, я попросил Петру разделить внимание между тем, что она испытывала внутри тела, и тем, что замечала вокруг. Чтобы привить ей осознанность, попросил повторять следующую фразу: «Мое тело боится, а я нет». Чтобы обеспечить содержательную основу для сдерживания страха, я за нее интерпретировал эмоцию как страх умереть после появления на свет от врожденного дефекта и операций. Это закрепило контекст, согласно которому она испытывала не страх перед чем-то неизвестным в настоящем, который было бы труднее сдержать, а страх перед каким-то явлением в прошлом.

Я продолжал сосредоточенно работать с ее физиологической и психологической защитой от ужаса, чтобы позволить ей максимально плавно развернуть свое тело и распределить эмоции на как можно большую область (другую часть груди, мышцы живота, руки, ноги, голову, шею, позвоночник, мозг, торс и спину). Это делалось для того, чтобы управлять состояниями физиологического стресса и нарушениями регуляции, присущими возникновению и проживанию неприятных эмоций, таких как страх, но не устранять их. Я стремился заставить Петру испытать как можно более контролируемую и терпимую эмоцию.

Представление о том, что в эмоциях задействовано тело, может показаться странным для тех, кого учили, что в эмоциональном переживании участвует только мозг. Идея о том, что в эмоциональный опыт вовлечено все тело, кажется странной даже тем, кто не оспаривает его роль в генерации эмоций. Как мы увидим далее, в ходе самых современных исследований было установлено, что появление эмоций зависит не только от мозга, но и от всего тела и окружающей среды^{3, 4, 5}. Если принять идею, что в переживание эмоции вовлечено тело целиком, становится легко представить, что использование большей площади тела для обработки эмоций приносит человеку пользу, даже несмотря на то, что научное объяснение этого процесса выглядит сложным (как мы увидим в части II).

Это была трудная и длительная сессия для всех участников, с большой долей неопределенности относительно того, окажется ли она полезной для Петры или же принесет ей вред. Такой уверенности в эффективности метода, как сейчас, у меня тогда не было. В каком-то смысле у меня не было выбора. Сильные страдания нахлынули на нее внезапно, и во избежание очередной панической атаки я должен был как-то помочь ей с ними справиться. В то время меня поддерживала лишь теория. Из неврологии я знал, что эмоции способны затрагивать все тело; из интерсубъективного психоанализа – что исцеление требует большей аффективной толерантности; из когнитивно-поведенческой терапии – что исцеление порой включает в себя длительное воздействие страданий; из юнгианской психологии – что исцеление связано с развитием большей способности переносить противоположные эмоции; из восточной психологии – что способность переносить противоположные эмоции в теле является предпосылкой для просветления, наивысшего из всех возможных духовного достижения человеческой психики. Оглядываясь назад, можно сказать: такие методы лечения, как у Петры, показали мне, что усиление способности переносить страдания регулируемым образом с использованием как можно большего количества частей тела на редкость эффективно устраняет психофизиологические симптомы.

Продолжительность цикла, наполненного страхом и даже ужасом, составила почти сорок минут, но в конце концов Петра успокоилась. Измученный, но с чувством удовлетворения, я рассказал ей о дополнительных приемах, которые мы использовали во время второго сеанса, чтобы справиться с ее страхом, стрессом и нарушением регуляции, и призвал девушку как можно чаще практиковать эти техники для управления стрессом или другими чувствами по мере их возникновения. Я направил Петру к местному коллеге на случай, если ей понадобится помощь, и попросил ее информировать меня о своих успехах через дядю. Потрясенная проведенным сеансом, Петра взяла контакт моего коллеги, хотя позже я узнал, что она им так и не воспользовалась. На следующее утро я покинул страну, прочитав перед отъездом пару молитв. На случай, если вы этого не знаете: имеются данные, доказывающие эффективность молитвы даже при лечении рака⁶. У больных раком, за которых молились другие, исследователи наблюдали более высокие показатели ремиссии, чем у членов контрольной группы, за которых не молились.

Три месяца спустя дядя Петры прислал мне электронное письмо с прекрасными новостями, которыми он хотел поделиться со мной по телефону. Чрезвычайно заинтересованный, я позвонил при первой же возможности. Он сообщил мне замечательную новость: у Петры прошли приступы паники – симптом, который сопровождал ее целых четырнадцать лет. С помощью навыков, которыми она овладела на наших сеансах, Петра предотвращала приступ, как только ощущала, что он вот-вот возникнет. Она чувствовала себя намного лучше и смотрела на свою жизнь более позитивно. Она больше не спала так много и даже начала бегать трусцой вместе с отцом. Я ответил ее дяде, что очень рад тому, что нам удалось помочь молодой женщине и она готова двигаться дальше.

В следующий раз я встретился с Петрой на сеансе шесть месяцев спустя, когда вернулся в Нидерланды проводить вторую и заключительную часть тренинга. Стоял конец ноября, и в воздухе пахло Рождеством. В ту поездку я видел ее только один раз. На нашей сессии мы в основном пытались наверстать упущенное и закрепить навыки, которые она приобрела во время предыдущих встреч. Она внесла в свою жизнь значительные изменения: уволилась со старой работы и нашла новую, которая ей больше нравилась. Приступы паники по-прежнему отсутствовали, и Петра работала со своим психиатром, намереваясь к концу февраля отказаться от всех лекарств. Ее доктор, заинтригованный прогрессом пациентки, захотел узнать, каким эффективным «упражнениям» я ее научил. В конце сеанса Петра попросила рассказать ее историю другим – и даже разрешила использовать в рассказе ее имя, чтобы другие тоже извлекли пользу из моего «метода». Меня глубоко тронула искренность, благодарность и великодушие этой замечательной молодой женщины.

В последний раз я разговаривал с Петрой весной следующего года. Она переживала трудные времена и обратилась ко мне через своего дядю. Ее дедушка только что умер. Я находился в Соединенных Штатах, так что мы разговаривали по телефону. К тому времени Петра перестала принимать все препараты и по-прежнему не страдала от приступов паники. В целом она чувствовала себя гораздо лучше, однако тяжело переживала потерю дедушки, который всегда занимал в ее жизни особое место. Я сказал ей, что такая потеря – болезненный опыт, и на то, чтобы принять его и исцелиться, требуются время и поддержка других людей. Однако она могла бы попробовать справиться с печалью с помощью навыков, которые помогали ей преодолевать страх. Мы поработали над устранением физиологических защитных механизмов, таких как стеснение, которые чаще всего формируются против неприятных эмоций, например печали. Мы практиковали способы регулируемого перераспределения грусти из области груди в остальное тело, снова используя простые инструменты осознания, намерения, движения, самоприкосновения и выражения. На этот раз она узнала, как работа над более полным регулируемым воплощением неприятной эмоции, такой как печаль, делает длительное пребывание с ней более терпимым. Некоторое время мы посвятили работе над разделенной грустью.

Я уже собирался завершать сеанс и готовиться к следующему приему, когда Петра спросила, есть ли у меня время помочь ей с другим беспокоившим ее делом. Она сказала, что раньше у нее была депрессия, но теперь часто накапливалось так много энергии, что она не знала, что с ней делать: до этого подобный прилив сил она испытывала только во время приступов паники. Я объяснил ей, что, когда тело больше не проявляет симптомов и отключается в целях защиты от невыносимых переживаний, эмоций, его энергия высвобождается и используется для созидательных и улучшающих жизнь целей. Я попросил ее придумать, на какие достижения в жизни она могла бы направить дополнительную энергию. Петра ответила, что интересно, почему я ее об этом спрашиваю, ведь она как раз подумывает вернуться в университет и получить степень. Я ее поддержал и даже слегка подтолкнул к этому, сказав, что, если она не будет конструктивно использовать вновь обретенную энергию, старые симптомы вернутся.

Тот телефонный разговор был последним, когда мы с Петрой вместе работали. Я пишу «мы с Петрой вместе работали», а не «я работал с Петрой», поскольку считаю, что большая часть ее прогресса была связана с готовностью учиться и использовать больше своего тела в качестве вместилища, чтобы справиться с непреодолимыми эмоциональными переживаниями, а также с сопровождающими их стрессом и нарушением регуляции. Как гордый родитель, я следил за ее успехами в жизни благодаря контакту с ее дядей. У нее появился парень. Она окончила колледж. Вышла на новую работу. У нее теперь своя квартира. Сейчас она и ее молодой человек живут вместе. Последнее, что я о ней слышал: Петра и ее возлюбленный отправились в длительное путешествие на мотоцикле по азиатской стране. Интересно, может, это Индия, откуда я родом? В ближайшее время я постараюсь это выяснить.

Конни, удар током и мигрени

Конни, женщина лет сорока пяти, страдала от мигреней с тех пор, как себя помнила. Они происходили один или даже два раза в неделю и порой становились до того невыносимыми, что ей приходилось лежать в темной комнате, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Конни была психотерапевтом и участницей тренинга, который я проводил в Дании. От команды помощников я узнал, что Конни постоянно плакала во время взаимодействия с другими участниками тренинга, в результате чего те, кто пытался ей помочь, чувствовали себя беспомощными и озадаченными, а после тренинга ее часто настигала мигрень. Чтобы ее кандидатуру рассмотрели для участия в демонстрационном тренинге, она заполнила форму с информацией о себе и добровольным согласием. Из этой формы я извлек о Конни очень мало сведений, но то, что я о ней услышал, заставило задуматься, а не смогу ли я ей как-то помочь.

Обычно во время обучения я провожу демонстрацию какого-либо аспекта работы с одним из участников тренинга для остальных. Я отвечаю на вопросы о том, что делал во время демонстрации, а затем прошу отрабатывать представленную практику в группах по двое или по трое под наблюдением помощника тренера. Возможность взаимодействовать с Конни на демонстрации появилась у меня на второй или третий день шестидневного тренинга.

Еще до начала занятий я знал, что, если она будет плакать, мы ничего не достигнем, и дал понять ей и классу, что для какого-либо прогресса такое поведение необходимо сдерживать. Иногда плач оказывает терапевтический эффект, иногда является способом получить облегчение или признаком того, что клиент застрял в цикле беспомощности. Плач может избавить человека от страдания, вызвавшего этот симптом, но не дать ему или терапевту возможности исследовать страдание, получив подсказки, которые помогут излечиться. В случае Конни беспомощный плач стал привычной реакцией в процессе терапии и возникал каждый раз, когда затрагивалось какое-либо страдание. Оказалось, женщина прошла определенную терапию, в ходе которой ее поощряли к бурному выражению эмоций.

Заставить Конни сдерживать плач было непросто. Чтобы уменьшить ее страдания, я попросил держать глаза открытыми. Я помогал ей обращать внимание на то, что происходит вокруг, а не внутри ее тела. Настоятельно просил ее как можно чаще озвучивать свои внутренние переживания и сохранять способность думать и говорить, которая в состоянии сильного эмоционального переполнения часто теряется. Это помогло ей справиться с плачем и эмоциональной подавленностью.

В перерывах между приступами слез, направляемая и утешаемая, она могла определять, терпеть и выражать страдания в своем теле в терминах основных сенсомоторных эмоций, то есть умела описать свое самочувствие как плохое, ужасное или невыносимое. Это был результат, противоположный итогу наблюдения того или иного неприятного ощущения в теле и негативной и беспомощной реакции на некомфортные ощущения после безуспешных попыток изменить их с помощью различных стратегий (одна из таких стратегий – поиск приятных ощущений с целью противостоять неприятным). Эти способы отслеживания и реагирования на происходящее в теле бывают контрпродуктивными и часто встречаются у тех, кто страдает ипохондрией или у кого наблюдаются другие тяжкие симптомы, такие как хроническая боль, и даже у людей, которые научились отслеживать свои телесные ощущения в мельчайших деталях и регулировать себя с помощью терапии или медитации.