В этом разделе мы разберём основы психологического сопровождения процесса умирания (ПСПУ), которые будут полезны, как нам это представляется, каждому. Исходная позиция того, кто рядом на последнем этапе – так сказать, без понтов; это присутствие, экзистенциальная встреча, аутентичность, искренность, открытость. Здесь не надо учить и вещать как было бы правильно и мудро действовать, и если тебе, допустим, тоже страшно, скажи об этом (если я сижу рядом с матерью у постели умирающего отца, а мне как и маме больно признать, что ему осталось жить несколько дней, то к чему будут "ну ничего, ничего, не плач мам"?). Уходит из жизни близкий, родной человек, ты переживаешь печаль, так имей смелость эту печаль проживать; в страдании заложен потенциал развития, это не то, от чего нужно поскорее избавиться, это то, что нужно осмыслить.
Вспоминается эпизод из работы в доме-интернате для пожилых и инвалидов, там умирали не редко, в том числе те, с кем успел сблизиться. И чаще бывало так, что уходящего старались избегать (что тоже можно понять); и вот в понимании этого ты садишься у кровати и просто берешь человека за руку, он ничего не говорит, ты ничего не говоришь, это длится меньше пяти минут, но это внешне простое и возможно для кого-то бессмысленное действие имеет огромное значение и глубину.
Как в педагогике учитель сам и есть инструмент, он сам и есть методология, так и в сопровождении умирания будет работать сам внутренний мир человека, ничего особо специального и искусственного делать не нужно. Хочешь сказать, что «я рядом» – скажи «я рядом»; если искренне веришь, что человек уходит в лучший из миров – скажи; хочется верить – скажи, «я хочу верить»; если человек считает, что он прожил пустую жизнь и многое не успел, сделал не правильно, а ты с этим не согласен – «я понимаю, что тебе кажется, что это не имело особого смысла, но я не могу с этим согласиться, мне бы очень хотелось рассказать, почему я так считаю, ты получил важный опыт… твоя живая жизнь священна… есть высшие, духовные пласты бытия…». Бережно вырази себя, бережно услышь того, кто рядом с тобой, кто собирается в последний путь.
Очень стоящий опыт сопровождения процесса умирания представлен в дзен-хосписе33, где реализован подход уважительного отношения к последней странице жизненного пути. В нём созданы условия и возможности для глубинного контакта с собой, своей смертельной болезнью, своими переживаниями, некими завершающими действиями и событиями; без бегства, пряток, человек встречается с тем, что есть. Одним из важных ритуалов (больше я такого ни в каких учреждениях подобного типа не встречал), когда человек ушёл, тело не стремятся поскорее убрать и лучше так, чтобы никто этого не видел. Напротив, его медленно и почтительно выносят через сад, где каждый желающий, будь то кто-то из персонала или других пациентов может подойти попрощаться, что-то сказать, выразить себя, допустим, в слезах.
Мы полагаем, что между людьми есть некие невидимые энергетические каналы, некая неосязаемая коммуникация. Вспоминается пример из книги «Монстры и волшебные палочки» (это ещё и про то, что уходят весьма не всегда в преклонном возрасте). Там умирал младенец (нежеланный ребёнок), врачи были бессильны, пришёл к этой крохе психолог (не академический) и стал с ним говорить. Говорил о том, что он понимает, что ему кажется, что он никому не нужен, говорил о том, что и ему самому было бы больно, не хотелось бы жить… говорил о том, что в этом мире много людей, в том числе добрых и хороших, что в нём есть множество прекрасных вещей ради которых стоит жить, таких как любовь, красота, природа… И вот психологу стало казаться, что зеленоватая мордашка ляльки порозовела… Ребёнок пошел на поправку, он выбрал жить.
Вопрос: что будет, если те же самые слова сказал бы другой человек, который относился бы безразлично к дальнейшей судьбе младенца, который был бы внутренне несогласен с этими словами?… Работает само наше смысловое пространство, само наше отношение, наша открытость, искренний интерес, способность к экзистенциальной встрече. И то, что каждый есть индивидуальность, не означает, что мы не связаны, не означает, что мы не можем быть одним целым. Наше заблуждение о разделённости внутри есть следствие видимой физической разделённости, отдельности наших физических тел и человеческого эгоизма. Постижение отчуждения34 себя от мира как вопроса личного выбора, перерастание себя как эго есть ключевой момент распаковки смыслов смерти.
Полагаем, что этот же пример подходит к иллюстрации следующего вопроса данной главы – преодолению смерти смыслом, к выходу за её пределы. Мы уже рассматривали два его ключевых аспекта в книге «Новые горизонты старости»: единство (связи всего со всем) и ответ на вопрос «Кто я?». И если первый аспект красноречиво отражён в примере с младенцем (и скорее всего вы, мой читатель, сами сможете вспомнить подтверждения из своей жизни), то второй есть продолжение вопроса о свободе выбора восприятия и его сугубо прикладном характере.
Если некто утверждает, что завершением человеческого бытия является смерть тела, то о чём это говорит? Очевидно, что не о том, что это так и есть, что это правда или не правда; но это точно говорит нечто о восприятии этого человека, о том, как он выбрал видеть себя и мир (он выбрал быть атеистом, материалистом, может быть считает себя потомком обезьян или что-то вроде того). Как в этом случае предлагается выходить за пределы такой конечности бытия – социально (оставь потомство, сделай вклад в развитие науки, принеси пользу обществу и плоды деяний тебя переживут). На смысловую сферу такой взгляд конечно ставит некие ограничения, поскольку на вопрос вопросов о смысле жизни внятного ответа так и не получено.
Хотя мы здесь не ставим задачу отследить корни того или иного отношения к смерти и её восприятия, тем не менее отметим, что после трёх лет35 человек отождествляется с логикой мышления, которая присуща социуму. Т.е. она не вырабатывается, а усваивается; с известной долей достоверности можно говорить, о человеке как о продукте социальной логики. К её содержанию относится, в том числе и смерть, под которой понимают смерть всего человека: смерть тела – это тотальное исчезновение из бытия. У ребёнка изначально нет такого понимания, допустим, если ему сказать, что папа умер, то в сознании дитя это представлено примерно так «ну умер и умер, а что он завтра ко мне на день рождения разве не должен прийти?». Важно понимать, что существуют и другие варианты логики (например, в Индии), где «папа умер» будет означать, что «папа теперь как бы в соседней комнате, и мы сохраняем с ним отношения, он всё равно с нами, но по-другому».
Логика ума (в которой очевидно, что смерть тела явственно свидетельствует, что человека больше нет) противостоит логике сердца – логике веры, доверию внутренним ощущениям, переживаниям, интуитивному познанию (тело прекратило функционирование, но я чувствую, что он жив, что он незримо присутствует в бытии). Столь «презрительное» отношение современного мира, технического прогресса к эмоциональному интеллекту не может не оказывать пагубного влияния на таинство смерти (ведь можно видеть в ней и великую загадку, и равноценную сестру жизни).
Варианты преодоления пределов смерти представлены ощутимо дальше в мировых религиях (да и в огромном многообразии эзотерических школ и течений). И хотя в современных реалиях (как мы уже отметили выше) при развитии рационального, критичного мышления у человечества закономерно возникает множество вопросов (рассмотрение которых нам представляется излишней и малоплодотворной задачей) это не умаляет достижений духовных поисков, плюс к тому очень расширяет (добавляет варианты) того, что логика ума представляет как единственно реальное (смерть храма души есть гибель ноэтического и равно ему, на том основании, что душу нельзя «потрогать»).
И наконец, помощь в преодолении смерти смыслом (совладения с ней) предлагает и психология36. Здесь нужно чётко оговорить, что есть когнитивный уровень, ментальный, уровень знаний (допустим человек узнал, что у него есть душа и вот он имеет такую информацию и может её воспроизвести) и чувственный уровень, когда человек обладает неким живым опытом («нутром чувствую, что это так»). Оба уровня являются важными, так, допустим, человек может с помощью разума как-то для себя конкретизировать свой более глубокий запрос (например, страх смерти), и искать ответы в книгах или беседах. Однако в такой работе доминантой является «уровень сердца», а ум является обслуживающим инструментом. Так, в психологической реальности ушедшие родные и близкие люди никуда не деваются, они продолжают влиять на жизнь человека (временами даже сильней чем при жизни). Человек продолжает вести с ними диалоги, что-то доказывать, спрашивать советы и т.д. И если некто имеет очень явственный опыт такого общения, то для него он может стать дверью к постижению неких новых, незримых измерений.
Приведу пример из занятий. Одна участница, допустим Светлана, 68 лет, рассказывала, что ещё в атеистическую молодость имела опыт общения с бесом, который предлагал ей богатство и успех в обмен на душу. Она показала ему кукиш, за которым последовала череда неприятностей, потерь, проблем со здоровьем. Однако Светлана о сделанном выборе не жалеет и со смертью у неё отношения доброжелательные. Ещё раз повторимся, что здесь мы не говорим о том, так это или не так «на самом деле», плохо это или хорошо, прав тот или другой37. Мы проводим исследование, с целью максимально приблизится и чётко увидеть то, что есть, так, как оно есть.
В предлагаемом подходе, который мы относим (ближе всего) к экзистенциальной психологии, мы исходим из следующей аксиомы:
смерть является частью жизни (пожалуй, это единственная её гарантия) и, как любой её этап или ступень, она заключает в себе вполне определенную задачу – сказать в максимально возможной полноте осмысленности жизни прощай, с благодарностью уйти из неё. Как показывает теоретический анализ литературы (который в этом вопросе мало кого волнует), практика работы и само бытие (проводы родных и близких) выполнить данное экзистенциальное задание возможно лишь при соблюдении ряда условий. А именно: