Психологическое консультирование, психокоррекция и профилактика зависимости - читать онлайн

Словарь медицинских терминов трактует термин «Аддикция» (Addiction) как «состояние зависимости, развивающееся в результате привыкания к тому или иному лекарственному препарату. Точнее говоря, данный термин заключает в себе состояние физической зависимости, вызванной приемом таких веществ, как морфин, героин или алкоголь; однако он также используется и в случае состояния психологической зависимости, вызванной приемом таких лекарственных препаратов, как барбитураты» [111].

Большой психологический словарь [11] считает «аддикцию» синонимом термина «аддиктивное поведение» и дает такое определение: «(от англ. addiction – склонность, пагубная привычка; лат. addictus – рабски преданный) – особый тип форм деструктивного поведения, которые выражаются в стремлении к уходу от реальности посредством специального изменения своего психического состояния. Син. аддикция. Выделяются основные виды аддикций: 1) злоупотребление одним или несколькими веществами, изменяющими психическое состояние, напр. алкоголь, наркотики, лекарства, различные яды (см. Наркомания); 2) участие в азартных играх, в т. ч. компьютерных; 3) сексуальное А. п.; 4) переедание и голодание; 5) «работоголизм» («трудоголизм»); 6) длительное прослушивание музыки, г. о. основанной на ритмах. При формировании аддикции происходит редукция межличностных эмоциональных отношений. В узком смысле А. п. ограничивается только 1-м видом аддикций».

Таким образом, под аддикцией (аддиктивным поведением) клиницисты понимают «наркозависимость», злоупотребление психоактивными веществами (ПАВ), протекающее с измененным состоянием сознания, сопровождающееся снижением социальной адаптации и патохарактерологическими реакциями.

Психологи же склонны понимать аддикцию как зависимое поведение, включающее в себя ряд признаков: неготовность отказаться от испытываемого в результате такого поведения удовольствия, несогласие с квалификацией собственного поведения как заболевания и отказ от помощи; пренебрежение существующими социальными нормами[1]; разрушение в результате этого отношений со значимыми людьми (друзьями и близкими), неприятие критики аддиктивного поведения со стороны других людей, защиту от подобной критики и возникновение чувства вины и беспокойства, желание и готовность скрыть аддиктивное поведение, безуспешность попыток самостоятельно отказаться от зависимости, часто – наличие других глубинных потребностей, которые лишь маскируются под конкретную аддикцию.

Вместе с тем термин «зависимость» имеет в психологии широкую коннотацию, далеко выходящую за рамки химической зависимости и специфического поведения. «Зависимость (dependency) – это поиск идентичности, поддержки, защиты и/или разрешения извне. Объектом зависимости м. б. другой человек; соц. единица, такая как расширенная семья или религиозная и общественная группа; некая неосязаемая пятью органами чувств сущность, такая как ангел-хранитель; или даже система убеждений, как, напр., философия ненасилия, которой исповедующий ее человек предан и от которой, в свою очередь, получает поддержку» [56].

В девиантологии аддиктивное (зависимое) поведение понимается как вид отклоняющегося поведения: «устойчивое поведение личности, отклоняющееся от наиболее важных социальных норм, причиняющее реальный ущерб обществу или самой личности, а также сопровождающееся ее социальной дезадаптацией». Это поведение «имеет множество подвидов, дифференцируемых преимущественно по объекту аддикции. Теоретически (при определенных условиях) это могут быть любые объекты или формы активности – химическое вещество, деньги, работа, игры, физические упражнения или секс» [29]. По мнению А. Е. Личко и В. С. Битенского, применительно к подростковой химической зависимости термин «аддиктивное поведение» наиболее уместен, поскольку далеко не всегда эта зависимость может быть подтверждена клинически, поэтому «термин указывает на то, что речь идет не о болезни, а о нарушениях поведения» [40].

1.1. Эпидемиология алкоголизма и наркомании

Эпидемиология – наука, изучающая закономерности возникновения и распространения заболеваний различной этиологии с целью разработки профилактических мероприятий. Предметом изучения эпидемиологии является заболеваемость (совокупность случаев болезни на определенной территории в определенное время среди определенной группы населения). В рамках эпидемиологии проводятся исследования картины злоупотребления, изучение структуры потребления, этапности развития алкоголизма и наркомании в обществе, исследование факторов риска или повышенной склонности к химической зависимости. Эти исследования дают важную научную информацию для использования в клинической практике и в аспекте оказания услуг населению, в планировании профилактических программ, а также при страховании (известно, например, что заболевания печени связаны с алкогольной проблематикой).

По данным ВОЗ, в мире насчитывается около 120 млн. больных алкоголизмом (с «синдромом алкогольной зависимости»), а показатель распространенности составляет около 2 % от общего числа населения. По оценкам некоторых авторов, реальное число больных алкоголизмом среди населения примерно в 5 раз превышает количество больных, состоящих на учете в наркологических диспансерах, при этом на одного алкоголика приходится 4–5 злоупотребляющих алкоголем. Если учитывать также злоупотребление алкоголем, то риск алкоголизма, как минимум, удваивается. Вероятно, из этих соображений отдельные специалисты рисуют совсем уже мрачную картину. По данным, приведенным на сайте Научного центра психического здоровья РАМН [110], ситуацию в США к середине 90-х годов M. A. Schuckit (1995) характеризует следующим образом: употребляют алкоголь в течение жизни 90 % американцев, систематически употребляют 60–70 %, имеют связанные с алкоголем проблемы более 40 %, злоупотребляют алкоголем 20 % мужчин и 10 % женщин, имеют алкогольную зависимость, т. е. страдают алкоголизмом, 10 % мужчин и 3,5 % женщин. Эти показатели имеют существенные различия в разных группах населения и зависят от социального положения и культурных особенностей. Наиболее высокие показатели отличают, с одной стороны, слои общества, имеющие высокий социальный статус в отношении образования и экономического обеспечения, а с другой – некоторые малообеспеченные группы населения. Начинают употреблять алкоголь чаще в возрасте 15–20 лет; пик же распространенности злоупотребления алкоголем приходится на 20–40 лет.

Почти 90 % всего алкоголя, потребляемого в мире, приходится на индустриально развитые страны, население которых составляет только 20 % от числа людей на земле. В европейском регионе к странам с наиболее высоким уровнем потребления относятся Россия, Латвия, Эстония, Финляндия, Ирландия, Польша, Литва. В этих странах также отмечается и самый высокий уровень заболеваемости алкогольными психозами.

Какие бы разнообразные алкогольные напитки мы ни пили, на самом деле мы пьем этанол – этиловый спирт. Алкогольную зависимость вызывает именно этиловый спирт, содержащийся во всех этих напитках. Этанол (этиловый спирт) относится к группе депрессантов, угнетающих ЦНС. В организме содержатся небольшие количества эндогенного этанола, в крови его концентрация 0,004–0,01 %. Эмпирические исследования показывают, что умеренное потребление алкоголя в чем-то даже полезно для здоровья: у абстинентов и пьяниц смертность выше; умеренно пьющие реже страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями (U-образная кривая зависимости смертности от употребления). Однако в общем выгода мала и распространяется только на некурящих [69].

Сегодня можно говорить о появлении пивного и «баночного» алкоголизма. В отличие от алкоголизма традиционного, который формируется за счет употребления крепких алкогольных напитков (прежде всего водки и вина), пивной и баночный алкоголизм – следствие потребления слабоалкогольных напитков – пива, коктейлей и джин-тоников. Опасность этой новой разновидности «пьяной болезни» состоит как раз в том, что алкоголь затягивает человека незаметно. Согласно проведенным Госсанэпиднадзором исследованиям, на прилавках российских магазинов все большую долю пива составляют крепкие сорта этого напитка – с содержанием алкоголя более 6 %.

В настоящее время уровень и структура наркологической проблематики в России претерпевают существенные изменения. Если в 2002 г. лишь 9 % от общего количества пациентов наркологических стационаров в РФ были наркоманами, а остальные – алкоголиками, то в 2009 г. в структуре госпитализаций стало уже 36 % наркоманов. Наркотизация населения, особенно молодежи и подростков, масштабы и темпы приобщения молодежи к потреблению наркотических средств сегодня таковы, что это угрожает национальной безопасности страны.

В этой связи большой интерес представляет опыт стран Запада, которые столкнулись с этой проблемой на несколько десятилетий раньше нас. По данным опроса американских школьников, регулярно проводимого Национальным институтом здоровья [117], в 2009 г. около половины (47 %) выпускников старших классов признались, что в течение некоторого времени употребляли запрещенные наркотические вещества. В отношении марихуаны (самый распространенный среди молодежи США наркотик) многолетний мониторинг показывает, что ее потребляют от 30 до 60 % школьников выпускных классов. Уровень потребления имеет волнообразный характер, то есть он то растет, то падает в сложной зависимости от социально-экономических процессов. Такой же волнообразный характер потребления имеет место и в отношении других наркотиков, хотя их распространенность существенно ниже.

Общая деградация от приема наркотиков наступает в 15–20 раз быстрее, чем от алкоголя.

1.2. Социология и статистика феномена зависимости

На статистику алкоголизма искажающее влияние оказывает ряд факторов – например, в оценку душевого потребления не включается нелегально производимый алкоголь (включая самогон, технические спиртосодержащие жидкости и т. п.).

Статистика потребления алкоголя в дореволюционной России по понятным причинам фрагментарна; можно лишь приблизительно оценить ее в формате «годовое потребление на душу населения в пересчете на этанол, или 100 % спирт». Официальные данные ЦСУ РСФСР, Госкомстата РСФСР с середины 1960-х и до 1988 года оставались секретными, при том что «регистрируемое потребление алкоголя» не учитывало потребление самогона [48].

Таблица 1.

Душевое потребление алкоголя в России и в СССР

Скачок роста потребления алкоголя в стране был зафиксирован после 1945 г. С конца 50-х гг. наблюдается бурный рост женского алкоголизма [4]. В 80-х гг. при обследовании на промышленном предприятии Москвы (выборка более 4 тыс. человек) выявилась следующая структура потребления алкоголя: «непьющих» оказалось 0,7 % мужчин и 2,1 % женщин; «пьющих без злоупотребления» – 62 % м., 96 % – ж.; «злоупотребляющих» – 31,7 % м., 1,9 % ж. «Обычная» одноразовая доза алкоголя по выборке (в пересчете на водку): 286±45 г. для мужчин, 138±46 г. для женщин. Максимальные дозы по выборке: около 500 г. и около 300 г. соответственно. При этом «половина опрошенных осудила бы знакомого, который пришел в гости без бутылки» [10].

Анонимное анкетирование школьников старших классов, проведенное в некоторых городах России в 90-х гг., показало: в 1992 г. употребляли алкоголь 78,4 % мальчиков и 86,8 % девочек, при этом доля регулярно употребляющих – не менее раза в неделю – составила для мальчиков – 34,6 %, для девочек – 16,1 % (г. Нижний Новгород).

На начало 21-го века население России составляет около 145 млн. человек, из них, по некоторым данным (В. Познер, ТВ-программа «Времена»), около 18 млн. человек (или 12,4 %) являются алкоголиками. В 2001 г. (по данным того же В. Познера) на каждого жителя РФ в возрасте от 15 лет и старше приходилось 18 л потребленного этанола.

По данным журнала «Вопросы статистики» (2006, № 11, с. 21–23), смертность населения РФ от причин, связанных с употреблением алкоголя, в 2005 году составила 104,6 тыс. чел. По расчетам эксперта по алкогольной смертности А. В. Немцова, 450 тыс. людей умирают в РФ ежегодно в результате прямых или косвенных последствий употребления алкоголя (Аргументы и факты. 07.04.2008).

Результаты корреляционного анализа свидетельствуют о том, что уровень общей смертности в России положительно коррелирует с уровнем потребления алкоголя на душу населения (r=0,54; Р=0,009). Обнаружена также высокодостоверная положительная корреляция между уровнем потребления алкоголя на душу населения и уровнем смертности от острых алкогольных отравлений (r=0,82; Р=0,000), а также уровнем смертности от цирроза печени (r=0,57; Р=0,005) [48].

Согласно данным проф. Е. А. Кошкиной (НИИ наркологии Минздрава РФ, Москва), динамика потребления алкогольных напитков на душу населения в России в последние годы свидетельствует о стабилизации показателя. Однако эта величина отражает только «потребление из государственных ресурсов». В то же время по данным научных исследований значительный удельный вес при потреблении составляет неучтенный алкоголь. Всего по сумме учтенного и неучтенного алкоголя на душу населения приходится около 15 л (на душу населения РФ, в пересчете на чистый этанол) [103]. Некоторые специалисты называют более высокие цифры – от 18 л и выше.

В 2009 году Министр здравоохранения и социального развития России Т. Голикова сообщила о том, что в нашей стране ежедневно употребляют алкогольные напитки, включая пиво, 33 % юношей и 20 % девушек. Доля людей, которые регулярно употребляют пиво, составляет сегодня 76 %. Пьянство и алкоголизм занимают третье место среди причин смертности населения страны, а в районах Крайнего Севера являются главной причиной смерти.

Еще один существенный аспект алкогольной ситуации в России состоит в том, что в середине XIX в. 54 % процента выручки от продажи алкоголя шло «в казну», а чистая прибыль откупщиков составляла 30 % [4]. В настоящее время (по данным депутатов Госдумы РФ) примерно две трети всего производства алкоголя в стране контролируется мафиозными структурами, вследствие чего доходы от продажи алкоголя в казну государства за последние 10–15 лет упали в 7 раз, а смертность от отравлений некачественной алкогольной продукцией возросла в 12 раз (37 200 смертей только в 2001 г.).

Доклад российских специалистов в области эпидемиологии (проф. Кошкиной Е. А. и проф. Корчагиной Г. А.) на международной конференции, проводимой под эгидой Управления ООН по наркотикам и преступности [102], содержит такие цифры:

Таблица 2.

Число лиц, обратившихся в наркологическую службу по поводу заболевания в 2008 г.

Невольно возникает вопрос: если в официальную наркологическую службу в 2008 году обратились 3,3 млн человек, то сколько же всего в РФ людей с наркологическими проблемами, считая и тех, которые в том году по каким-то причинам воздержались от обращения?

Возьмем за основу данные сайтов, которые приводят официальную статистику [96; 102; 103]. Согласно данным сайта www.mednet.ru, число больных, обращающихся за наркологической помощью в Российской Федерации, в течение 16-ти лет (1992–2008 годы) оставалось практически неизменным и составляло 3,3–3,5 млн человек ежегодно (2,4 % общей численности населения). Между тем, по данным того же сайта, ежегодный прирост нового контингента больных (им впервые устанавливался диагноз) составлял около 200 тыс. чел. по алкогольной зависимости и около 33 тыс. чел. по наркозависимости. То есть за 16 лет наблюдения этот новый контингент составил 3,2 млн + 0,5 млн = 3,7 млн человек. Отчего же не меняется общее количество ежегодных обращений за наркологической помощью? Возможны варианты ответа на этот вопрос:

1) «Больные выздоравливают» – ответ не может быть верным, поскольку химическая зависимость неизлечима, а ремиссия редко бывает продолжительной;

2) «Больные обращаются за помощью в частные клиники или к специалистам, ведущим прием анонимно» – вариант возможный, но лишь отчасти, т. к. такая помощь стоит существенно дороже и не по карману подавляющему большинству нуждающихся;

3) «В государственных больницах не хватает койко-мест» – тоже отчасти возможно, такие данные приводятся даже в обычных СМИ;

4) «Высокая смертность людей с химической зависимостью – 200–300 тыс. чел. ежегодно» – этот вариант представляется наиболее вероятным, если учесть, что более 70 тыс. чел. в РФ ежегодно погибает только от наркотиков.[2]

Статистика и фактология по проблемам наркотизма так же разнообразна, так же не всегда достоверна и так же противоречива. Это обусловлено сложностью явления и не в последнюю очередь особенностями рынка наркотиков. Существует множество объективных и субъективных причин, по которым данные из разных источников расходятся между собой на порядки в оценке степени наркоугрозы, поэтому реальная ситуация может оказаться еще хуже, чем это отражено в официальных документах. Как пишет известный специалист: «Наркологическая ситуация в России сохраняется стабильно напряженной, численность зарегистрированных в стране больных наркологическими расстройствами составляет 3,3 млн. человек, но реальные цифры намного выше» [101].

Согласно статистическим данным, проблема наркотизма[3] в России возникла не ранее начала XX века. В СССР наркомания была «почти полностью ликвидирована», однако уже в 1965 г. в системе медучреждений СССР было зарегистрировано 10 тыс. больных-наркоманов; в 1980 г. – 15,8 тыс. Фактически число наркоманов было значительно большим (до 500–800 тыс.), поскольку в среднем на одного учтенного наркомана приходится 30–50 нигде не учтенных [1; 115].

В Докладе Международного комитета ООН по контролю над наркотиками за 2010 год приводится следующая статистика: «Согласно Федеральной службе Российской Федерации по контролю над оборотом наркотиков, в этой стране насчитывается 2,5 миллиона наркоманов и свыше 5,1 миллиона пользователей иных, чем героин, наркотиков, что почти вдвое превышает показатели 2002 года. При этом доминирует злоупотребление героином и другими опиатами. По оценкам Федеральной службы по контролю над оборотом наркотиков, ежегодно 10 000 героиновых наркоманов умирают от передозировки» [93].

Социологи [107] отмечают радикальное изменение статуса молодежи в современном обществе. Молодежь и подростки стали одним из самых активных и самостоятельных субъектов на расширяющемся потребительском рынке. Во-первых, молодежь получила возможность самостоятельно зарабатывать деньги (как легально, так и нелегально). Во-вторых, она намного быстрее взрослых научилась использовать новые социальные сети и коммуникации. В-третьих, она освоила те культурные пространства и практики, о которых их родители не имели в их возрасте (отчасти и не имеют до сих пор) никаких представлений. Это привело к нарушению существовавшей до этого «естественной» цепочки передачи от поколения к поколению материального, культурного и ценностного опыта. Глобальный рынок делает сегодня ставку на молодежь, на ее импульсивность, легкомыслие, стремление к удовольствиям, материальным ценностям, достатку, быстрому и легкому успеху. Именно молодежь является главной мишенью для рекламодателя, именно на ее сознание и подсознание обрушивается вся креативная мощь манипулятивных приемов рекаламной индустрии. Гипертрофия потребительских установок делает свое дело, и молодежь сегодня составляет подавляющее покупательское большинство. На потребительской активности молодежи выстраивают свое благополучие шоу-индустрия (концерты, дискотеки, клубы, видео- и аудиокассеты, диски с музыкой и компьютерными играми), индустрия моды (одежда, аксессуары), питания (фастфуд), табачно-алкогольный рынок и, в завершение всего, рынок сбыта наркотиков.

Социологические опросы молодежи Санкт-Петербурга (служба профилактики наркозависимости Комитета по делам семьи; НИИ комплексных социологических исследований СПбГУ и т. д.) показывают:

• 47 % опрошенных считают наркотизацию одной из самых страшных проблем; 44 % допускают возможность легализации «легких наркотиков»; 12 % имеют четко сформированное негативное отношение к употреблению наркотиков;

• 36,6 % хотя бы раз в жизни «пробовали» наркотики (в основном препараты конопли), 53,4 % из них пробовали повторно; 4,3 % признались, что употребляют наркотики регулярно; 2,6 % считают себя наркоманами;

• 71 % верят в возможность полного излечения; 30 % не знают о медицинских последствиях употребления наркотиков.

• 8,7 % рассматривают торговлю наркотиками как приемлемый «способ заработать».

Показательны результаты социологического опроса, проведенного НИИ комплексных социальных исследований факультета социологии СПбГУ в 2009 году. Исследователей интересовало, как часто горожанам приходится в своей повседневной жизни сталкиваться с потребителями наркотиков. Около половины опрошенных считают, что практически не пересекаются (34 % – «никогда» и 16,3 % – «очень редко») в своей повседневной жизни с потребителями наркотиков. По опросам предыдущего года доля таких горожан была значительно больше (50 % – «никогда» и 18,3 % – «очень редко»). В целом по выборке процент «постоянно» сталкивающихся в повседневной жизни (в районе своего проживания) с наркопотребителями вырос более чем в три раза – с 4,83 % в 2008 г. до 17,7 % в 2009.

Изучалось также личное отношение горожан к потреблению наркотиков. На вопрос «Согласны ли Вы с мнением, что употребление наркотических веществ является личным делом человека, который их потребляет?» ответы по возрастным группам опрошенных распределились следующим образом:

Таблица 3.

Распределение положительных ответов по возрастным группам

Из таблицы можно видеть, что практически половина опрошенной молодежи в возрасте до 30 лет не видит в наркопотреблении социальной проблемы, поскольку считает, что это вопрос личного выбора. При этом лишь очень немногие опрошенные во всех возрастных группах согласны с утверждением «Согласны ли Вы с мнением, что употребление наркотических веществ может быть безвредным для человека?».

Таблица 4.

Распределение положительных ответов по возрастным группам

Зарубежная статистика тоже не «страдает» излишним оптимизмом. Ежегодное репрезентативное исследование американских подростков [69] свидетельствует, что 43 % восьмиклассников употребляли алкоголь в течение последнего года, а около 20 % употребляли наркотики. Среди учащихся 12-х классов алкоголь употребляли 73 %, а пробовали наркотики хотя бы однажды – 54 %. Среди старших школьников 6 % ежедневно употребляют марихуану, а 3 % – спиртное. Каждый 3-й учащийся 12-х классов, каждый 4-й десятиклассник, каждый седьмой восьмиклассник отмечали при опросе состояние тяжелого опьянения за последний месяц.

В отчете Главного врача США говорится, что «алкогольные проблемы имеет каждый пятый американец» [69]. По данным американских авторов, около 50 % смертей в ДТП – следствие употребления алкоголя (около 4 тыс. молодых людей до 25 лет в течение года). Снижение норм ПДК алкоголя в крови с 0,1 % до 0,08 % дало снижение числа ДТП по вине пьяных водителей на 6 %. Со злоупотрением алкоголем связана также смертность при обморожениях (90 %); при падениях с высоты (63 %); при ожогах (42 %); при отравлениях (27 %); 50 % утопленников были под действием алкоголя [69].

Годовое потребление алкоголя на душу населения в некоторых странах мира в пересчете на этанол:

Таблица 5.

Душевое потребление алкоголя в некоторых странах

1.3. Социология молодежной субкультуры

Субкультура – «культура групп, объединений, сообществ», противопоставивших себя системе ценностей традиционной культуры или той культуре, которая доминирует в данном обществе; социальные группы носителей этой культуры. Субкультура отличает себя от доминирующей культуры собственной системой ценностей, языком, манерой поведения, одеждой и другими особенностями. Различают субкультуры, формирующиеся на национальной, демографической, профессиональной, географической и других базах. Типичным примером субкультур являются этнические сообщества (анклавы в мегаполисах), а также молодежные субкультуры.

Субкультуры на базе определенного рода деятельности – явление, имеющее давние исторические корни: признаками обособленной культуры обладали союзы средневековых ремесленников, монашеские и военные (рыцарские) ордена, странствующие торговцы (офени, коробейники), бродячие скоморохи и музыканты и т. п. Современные субкультуры, особенно молодежные, формируются, скорее, на базе «бездельности», то есть досуга и неформального времяпрепровождения.

Субкультуры привлекают людей со схожим образом жизни, которых не удовлетворяют общепринятые стандарты и ценности. По мнению некоторых авторов, субкультурное самоопределение присуще той молодежи, у которой досуг и отдых, как ведущие формы жизнедеятельности, вытеснили труд в качестве важнейшей потребности. Для психологии молодежных субкультур характерены как протест, так и эскапизм (бегство от реальности).

Интересной в этом смысле представляется работа английских авторов [90], основывающаяся на пятилетнем лонгитюдном исследовании нескольких сотен обычных молодых людей, чья подростковость большей частью пришлась на 90-е годы. Мониторинг был посвящен месту и значению алкоголя и наркотиков в структуре досугового времени молодежи. Основное внимание исследователи уделили пользователям «развлекательных» наркотиков, к которым авторы относят анаболики, амфетамины, ЛСД и экстази. Тяжелые наркотики из этого ряда выпадают, поскольку в качестве просто «развлечения» их не рассматривают даже сами потребители. Авторы показывают, как легко и быстро эти «развлечения» маргинальных групп трансформируются и переходят в разряд обыденных практик молодежного досуга, ассимилируясь средой тинэйджеров. По мнению исследователей, процесс «нормализации» потребления наркотиков следует пока рассматривать только как тенденцию. Эти практики частично все еще экстраординарны, однако в ближайшем будущем нам придется столкнуться с ситуацией, когда большинство подростков будет пробовать и употреблять запрещенные наркотики. Беспроблемная доступность наркотиков создает необходимую почву для начала процесса «нормализации». Нормативность природы наркотических практик подтверждается исчезновением гендерных и социально-классовых перегородок среди потребителей.

Появление и развитие молодежных субкультур часто связывают с роком и альтернативной музыкой, которые, в свою очередь, являются эффективным способом маркетинга наркотиков [28]. Одной из первых музыкально-молодежных субкультур современности были хиппи – молодежное движение пацифистов и поклонников рок-музыки. На Ямайке возникло религиозно-музыкальное движение Растафари («растаманы»), которое, помимо музыки рэгги и специфического имиджа, обладало определенной идеологией. В частности, среди убеждений растаманов – пацифизм и легализация марихуаны. В Нью-Йорке, благодаря эмигрантам с Ямайки, появилась «хип-хоп» культура со своей музыкой, имиджем и образом жизни. Согласно представлениям растаманов, «тот, кто курит ганжу (коноплю), становится мудрее, обретает внутреннюю свободу, расширяет свое сознание». Для растаманов «ганжа – не наркотик, а вещество, имеющее эзотерический смысл, составная часть ритуалов, направленных на самосовершенствование». Культовая фигура культуры растафари Боб Марлей, «звезда регги», записавший рекордное число дисков, обрел множество подражателей по всему миру, пропагандируя употребление каннабиса как социальную, культурную и религиозную норму.

В 1970–80-е годы в рок-музыке сформировались «металлисты» и «панки». Первые культивировали личностную свободу и независимость. Последние же обладали ярко выраженной политической позицией: девизом панк-рока была и остается идеализированная анархия. С появлением в 1980-х годах готик-рока возникла субкультура «готов». Характерные ее черты – мрачность, культ меланхолии, эстетика фильмов ужасов и готических романов.

В 90-е годы заметными молодежными субкультурами стали «эмо-киды» и «кибер-панки». Эмо предпочитают яркие чувства и демонстративность поведения, большинство представителей этой субкультуры – несовершеннолетние. Киберы, как ответвление индастриал-рока, увлечены идеями скорого техногенного апокалипсиса и засилием технократии.

Входя в конфликт с основной культурой, субкультуры могут носить агрессивный и даже экстремистский характер. Такие движения, вступающие в конфликт с ценностями традиционной культуры, называют контркультурой. Одной из старейших контркультур является контркультура преступного мира. К объединениям экстремистской направленности относят как праворадикальные, так и леворадикальные группировки, а также футбольных фанатов («хулиганы», «ультрас»).

Наличие большого количества субкультурных сообществ, их заметность и социальная активность в больших городах стимулируют рынок, появляются специализированные магазины, обслуживающие, например, футбольных хулиганов, графферов, рэйверов или скинхедов (конечно, «официальных» скинхедских магазинов нет, но в ряде торговых предприятий существуют отделы, где продается соответствующая одежда, атрибутика, журналы, аудио- и видеопродукция).

Вряд ли есть смысл говорить о наркоманах как об отдельной «субкультуре», скорее можно дифференцировать различные субкультуры по их отношению к наркотикам. К субкультурам «группы риска» относятся растаманы, хиппи, панки, рейверы (субкультура рейв-музыки), рэперы (субкультура музыки рэп), эмо, готы, байкеры и др. Нейтральными в отношении к наркотикам считаются субкультуры любителей аниме, натуристов, нудистов, а также «ролевики», толкинисты, и т. д.

Существуют субкультуры, в структуру убеждений которых входит запрет на потребление наркотиков. К таковым относятся объединения неонацистской и шовинистической направленности, а также субкультура Straight Edge (англ. – четкая грань, сокращенно sXe). Стрэйт-эдж – это мировоззренческое, этико-философское течение, основными принципами которого являются здоровый образ жизни (отказ от наркотиков, от курения, от алкоголя), разборчивость в половой жизни, самоконтроль. Движение возникло как противовес традиционному панк-мировоззрению с его слоганом «живи быстро, умри молодым». Слоган отказа: «Drug free» (англ. – «свободен от наркотиков»). Отказ обосновывается не просто вредом, причиняемым потреблением наркотиков, а главным образом протестом против глобального корпоративного капиталистического мира, внешнего манипулятивного контроля, против потребительской культуры, навязываемой для получения прибыли. С помощью воздержания человек обретает способность самостоятельного критического мышления, контроль над своим телом и духом. Некоторая часть представителей этой субкультуры приемлет секс только в целях продолжения рода.

Молодежные субкультуры представляют собой действующие и технологически весьма эффективные механизмы социализации тинэйджеров, но социализации преимущественно неформальной, альтернативной или контркультурной. Западные исследователи обращали внимание на выработку устойчивой зависимости не только от самого наркотического эффекта, но и от разнообразных культурных артефактов вокруг него: «фенечек» и приспособлений, где физические ощущения (эйфория, снятие напряжения и др.) подпитывают субкультурные убеждения, и наоборот. Прием разных видов наркотиков предполагает овладение особыми, относящимися только к ним языками и обучение особым социальным и телесным практикам, сопровождающим подготовку, прием и выход из героинового, кокаинового и других подобных состояний [90].

Субкультурные феномены давно уже привлекают внимание исследователей своим разнообразием и неоднозначным влиянием на общество в целом. Угол зрения исследователя и степень детализации анализа этих явлений могут быть различны. Так, рассматривая молодежную субкультуру, сформировавшуюся в Российской Федерации в постперестроечное время, под углом зрения девиации правосознания и традиционных ценностей, И. В. Староверова, сотрудник Института социологии РАН, определяет носителей этой субкультуры как потерянное (для общества в целом) поколение [70]. До «либеральных реформ двух последних десятилетий, – утверждает автор статьи, – отечественная система формирования сознания и поведения молодежи базировалась на приоритете традиционной морали и нравственности». Новые программы и учебники, а также средства массовой информации способствовали «очернению отечественной истории, дегероизации поколений дедов и прадедов – строителей экономического и оборонного могущества советской сверхдержавы». В результате возникла массовая ценностно дезориентированная субкультура молодых людей. Обобщая результаты конкретных социологических исследований, автор так описывает социальную структуру исследуемого феномена: «В стране действительно уже третье десятилетие последовательно воспроизводятся «потерянные поколения» молодых граждан. Первое из них, повзрослев, так и не выбралось из состояния «потерянности», превратившись в поколение 35–45-летних; переболевшие пепси-коловским наваждением его представители на ином возрастном уровне воспроизвели свою социально-политическую инфантильность, общественную расхлябанность и свою общую неприкаянную неуверенность. Второе поколение рубежа прошлого и текущего десятилетий (группа нынешних 25–34-летних россиян) почти адекватно воспроизвело эти же черты социального инфантилизма. Немногие из них с пользой для себя и отечества усвоили нравственные нормы «цивилизованного» рыночного, то есть нацеленного на достижение экономического благополучия общежития, большая же часть пытается сегодня компенсировать свою потерянность неумеренным пьянством, безалаберностью, лакейством, мелким шкодничеством. Между тем в сегодняшней России хаотически мечется нарождающееся третье «потерянное» поколение молодежи (не считая, естественно, небольших, преимущественно карьеристских сколков с нее: эти-то знают, чего хотят, только от их целеустремленности блага России не прибавится). Однако надо признать, что новое (третье с начала перестройки) поколение российской молодежи существенно отличается от двух первых: скажем, явственными тенденциями роста в нем леворадикальных настроений, на одном полюсе, экстремистских и даже фашистских – на другом. Это подтверждается данными социологических исследований самочувствия наиболее продвинутого отряда – студенчества». Статья завершается пессимистическим выводом: «Состояние правосознания и правоповедения современной российской молодежи не только не улучшается, а последовательно ухудшается. Главная причина – несостоявшиеся надежды на кардинальное улучшение уровня, качества и образа жизни в стране в целом, молодежи, в том числе».

Вообще, российская статистика – не только применительно к наркозависимости, но и к ее демографическому, социологическому базису – не дает поводов для оптимизма. Так, в статье из журнала «Социологические исследования» за 2008 год приводятся следующие цифры: «По оценкам специалистов, около 15 млн. наших сограждан являются «обитателями дна» (из них 4 млн. – «бомжи», 3 млн. – нищие, 4 млн. – беспризорные и брошенные дети, 3 млн. – уличные, привокзальные проститутки и т. д.). Здесь (среди этих групп населения) можно встретить обманутых вкладчиков, оставивших все свои сбережения криминальным «пирамидам»; людей, оставшихся не у дел в рыночной экономике, уволенных при ликвидации предприятий, беженцев, мигрантов, лишившихся жилья и работы и т. п. В жизни этих людей востребованы наркотики с тянущимся шлейфом криминальных эксцессов» [87]. Остается только надеяться, что статистика несколько «сгущает краски».

Наркообстановку на территории РФ в настоящее время можно охарактеризовать следующим образом:

• существует значительная сырьевая база для выработки наркотических веществ естественного происхождения;

• существуют возможности (производственные мощности, лаборатории, высококвалифицированные кадры) для производства синтетических наркотиков;

• произошло резкое ухудшение криминогенной обстановки, увеличение «ножниц» между растущей наркопреступностью и отстающим социальным, правовым и криминологическим контролем;

• устойчив рост объемов наркотиков, перемещающихся через границы России. Каждый год в 2 раза увеличивается объем наркотиков, конфискуемых на границе;

• растет число потребителей наркотиков (по данным Комитета ООН по контролю за наркотиками, Россия вошла в пятерку стран по наибольшему количеству наркоманов);

• в последние несколько лет произошло резкое увеличение масштабов деятельности международного наркобизнеса в РФ (по данным спецслужб, существует фактическая поддержка этого бизнеса со стороны правительственных кругов и политических сил ряда государств, которые ориентированы на российский наркорынок).

Оценивая вышеперечисленные тенденции, можно сделать вывод, что Россия попала в сферу влияния международного наркобизнеса и что угроза безопасности государства более чем реальна.

1.4. Борьба с наркоманией за рубежом и в России

Борьба с наркотизмом требует принятия комплексных мер и долговременной системы действий в рамках всего государства, всех общественных институтов, что предполагает огромные затраты человеческих ресурсов и материальных средств. А. В. Гоголева [17], говоря о «национальных моделях борьбы с распространением и потреблением наркотиков», подразделяет их на три группы: «жесткой политики», «жесткого контроля» и «либеральной политики».

Первая группа – «группа жесткой политики», в которой борьба ведется самыми жесткими средствами, вплоть до смертной казни, и законодательство в отношении распространителей наркотиков максимально ужесточено. К ним носятся, в первую очередь, Малайзия, Иран и Пакистан. Технология эта действует по принципу «дешево и сердито» и диктуется не столько психологическим расчетом, сколько идеологической системой государства и/или ограниченностью его возможностей, в том числе финансовых. Опыт такой антинаркотической политики имел место в Китае [95], где в 1950 году насчитывалось 20 миллионов активных потребителей опия, что составляло 5 % населения страны и 27 % взрослого мужского населения. Это был самый высокий уровень массовой зависимости в мировой истории. После образования КНР в период с 1951 по 1953 г. был предпринят целый ряд репрессивных мер при одновременном жестком контроле за выращиванием, производством и использованием лекарственного опиума с тем, чтобы он использовался только для медицинских целей. Те, кто выращивал, производил или продавал опиум нелегально, подвергались наказанию в виде принудительного труда либо казни. К потребителям опиума применялись меры принудительного лечения. Около 10 % наркопотребителей были направлены на работу в исправительные лагеря. Остальные наркопотребители прекратили употребление наркотиков из-за мощного социального давления. В результате таких мер удалось значительно снизить число наркопотребителей и прекратить почти трехсотлетнюю эпидемию курения опия в стране.

Можно предположить, что основным фактором китайского успеха была скорее жестокость мер, чем их жесткость. Однако, возможно, что решающую роль может играть менталитет общества, сложившийся под воздействием вековых традиций и еще не разрушенный чужеродным влиянием. Так, в Японии после окончания Второй мировой войны наблюдалась эпидемия амфетаминовой наркомании [95]. Она возникла в результате утечки запасов амфетамина с японских военных складов. Эпидемия достигла кульминации в 1954 г., когда, по расчетам специалистов, около 2-х из 100 млн жителей Японии злоупотребляли таблетками амфетамина и метамфетамина, и еще более полумиллиона человек вводили себе амфетамин внутривенно. Это вынудило правительство страны предпринять ряд жестких мер, направленных на сокращение распространения наркомании среди населения. В 1954 г. было введено наказание от трех до шести месяцев лишения свободы за хранение наркотиков для личного потребления, от года до трех лет – за продажу наркотиков, и до пяти лет – за нелегальное производство наркотиков. Одновременно было введено принудительное лечение наркозависимых. В результате этих мер в Японии произошло снижение численности потребителей амфетамина с 550 тыс. в 1954 г. до 32 тыс. в 1956 г. и до 271 человека в 1959 г. По расчетам японских специалистов, предпринятые меры коснулись лишь 5–15 % от всех наркопотребителей, остальные прекратили злоупотребление амфетамином, опасаясь неотвратимости наказания за незаконное употребление наркотиков.

Вторая группа – «группа жесткого контроля». Здесь государством осуществляется жесткий контроль за всеми видами наркотиков, идет активное противостояние наркомафии, но крайние меры не предпринимаются. К этой группе стран относятся США, Великобритания, Франция. На этом пути борьбы с наркотиками наибольшего успеха добились США [17], где за десятилетие количество лиц, употребляющих наркотики, сократилось вдвое.[4] Причина тому – борьба с наркотиками стала действительно общенациональной и включает в себя как усилия правительства, так и неправительственных структур, типа движения «За Америку, свободную от наркотиков».

Вот ключевые элементы этой борьбы:

• признание проблемы наркомании общенациональной и выработка долгосрочной программы-стратегии на десять лет;

• выделение необходимых финансовых ресурсов правоохранительным структурам для ведения активной борьбы как внутри страны, так и за ее пределами;

• широкое международное сотрудничество с целью предотвращения поступления наркотиков на территорию США;

• четко ориентированная пропагандистско-информационная кампания, направленная прежде всего на молодежь (начиная с десяти лет);

• целенаправленное и широкое подключение общественных движений и структур на всех уровнях от общенационального до местных коммун;

• привлечение к кампании против наркотиков наиболее значимых политических (включая Президента США) и общественных деятелей (в частности звезд кино- и шоу-бизнеса, спортсменов);

• максимальное использование семьи как основы противодействия наркотикам;

• стимулирование коммерческих и финансовых стрктур, принимающих участие в борьбе против наркотиков.

В США в большинстве штатов существует наказание не только за хранение и употребление, но даже за попытку приобретения наркотиков. В Англии и Франции наркоманов в судебном порядке отправляют на принудительное лечение (в СССР также существовала такая форма медицинской и трудовой реабилитации наркоманов и алкоголиков). Одновременно в этих странах борьба с наркотиками в сфере закона сочетается с мощнейшей антинаркотической пропагандой, направленной, прежде всего, на наиболее уязвимые категории населения – безработных, учащихся школ и студентов. Это связано с осознанием того, что наркомания несет гигантские потери для общества – как моральные, так и материальные.

Третья группа – «либеральная политика», частично легализующая некоторые виды «легких» наркотиков. Наиболее известными ее представителями являются Голландия, а также Швейцария. Начавшаяся с середины 1950-х годов легализация «мягких» наркотиков (прежде всего марихуаны) не привела, в конечном счете, к расширению списка разрешенных к распространению наркосредств. Количество противоправных действий, связанных с наркотиками, частично стабилизировалось, однако кардинального изменения не произошло. Более того, Голландия, в первую очередь Амстердам, превратилась в «наркотическую яму Европы». В США, в штате Оригон в 1973 г. вывели из-под уголовной ответственности хранение марихуаны. Уже в течение первого года после этого число наркопотребителей увеличилось на 6 %, причем среди лиц молодого возраста это увеличение произошло на 12 %. На Аляске после легализации в 1987 г. дозы марихуаны весом 85 г уже через год 72 % учащихся употребляли каннабис. В Дании, где в настоящее время легализована доза гашиша весом 10 г, и в Голландии, где легализована доза гашиша весом 5 г, самый высокий уровень преступности по Западной Европе. В Испании, правительство которой в 1985 г. последовало за Голландией, за десятилетие число только зарегистрированных наркоманов возросло с 200 тыс. до 1,6 млн. человек.

В статье «Антинаркотическая политика: зарубежный и национальный опыт», размещенной на официальном сайте Государственного антинаркотического комитета РФ, Т. Б. Дмитриева[5] с соавторами констатирует, что в Российской Федерации последние 15 лет в результате отсутствия государственной антинаркотической концепции фактически проводилась либеральная антинаркотическая политика [95].

«Антинаркотический либерализм в Российской Федерации впервые был заявлен 25 октября 1990 г., когда Комитет Конституционного надзора СССР приравнял потребление наркотиков к правам человека, который «ни перед кем не обязан отвечать за свое здоровье». Тогда же была исключена уголовная ответственность за потребление наркотиков. В 1991 г. были закрыты лечебно-трудовые профилактории, где осуществлялось принудительное лечение больных алкоголизмом и наркоманией, нарушавших социальные и административные нормы общежития.

В 1997 г. алкогольное и наркотическое опьянение во вступившем в силу УК России оказались исключенными из перечня отягчающих вину обстоятельств. Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» было отменено принудительное лечение наркомании лиц, совершивших преступление. Все эти годы наркотики оставались легкодоступными для населения. Через средства массовой информации и через рекламу пропагандировалось толерантное отношение к наркотикам. В образовательных учреждениях под видом профилактических программ внедрялись программы скрытой пропаганды наркотиков. Все это в совокупности привело к формированию молодежной культуры с высоким уровнем толерантности к наркотикам и их потребителям. Результатом такого либерального подхода к проблеме распространения наркомании является наличие в стране около 2,5 млн. наркопотребителей».

«В Швеции, – продолжают тему авторы [95], – на фоне подъема ультралиберальной волны в 1965–1967 гг. хранение наркотиков стало рассматриваться не как преступление, а как проступок. Было введено понятие «допустимых» доз наркотиков, которые выводились за пределы правового регулирования». В 1965 г. вне любой ответственности было хранение 1–2 г гашиша, нескольких пакетиков амфетамина с дозами до 0,2 г. В последующие годы допустимая граница наркотиков отодвигалась в сторону увеличения разрешенных доз. Одновременно в Швеции были закрыты муниципальные органы по поддержанию трезвости, алкоголизм и наркомания были объявлены заболеваниями, дающими право человеку на больничный лист, а со временем – на преждевременное получение пенсии в полном объеме. Ограниченному кругу врачей было разрешено назначать препараты, содержащие наркотики, для «поддерживающей терапии». В результате таких либеральных законодательных инноваций уже в течение первого года после этого в Швеции наблюдалось удвоение числа наркозависимых с ростом тяжелых последствий алкоголизма и наркоманий в обществе.

Такой же подход был использован в Российской Федерации, когда было принято постановление Правительства Российской Федерации от 6 мая 2004 года № 231 «Об утверждении размеров средних разовых доз наркотических средств и психотропных веществ для целей статей 228, 228.1 и 229 УК России», после чего только в одном Екатеринбурге за первые два месяца действия постановления смертность от наркотиков увеличилась в 18 раз. Этот либеральный антинаркотический закон продержался в России чуть больше года. В апреле 2005 года Правительство все же одобрило поправки в УК РФ, исключающие из кодекса понятия «среднеразовая доза» потребления наркотиков. Поправки определяют, что крупный и особо крупный размеры наркотических средств и психотропных веществ будут утверждаться специальным постановлением правительства. Необходимость этого связана с тем, что при введении в законодательство РФ понятия «среднеразовая доза» не было обращено внимание на то, что определить размер такой дозы для каждого наркотика весьма затруднительно. Кроме того, использование в уголовно-правовой норме понятия «среднеразовая доза» наркотических средств могло формировать в сознании граждан мнение о легализации оборота наркотиков. Либеральные подходы к регулированию наркооборота приводят к тому, что уличная торговля наркотиками фактически легализуется, поскольку большая часть торговцев носит при себе только «допустимые дозы».

В Санкт-Петербурге действуют криминальные группы, которые специализируются на производстве и продаже синтетических наркотиков (метадона, фенамина и т. п.); действуют ночные клубы, даже не скрывающие своей специфической направленности. В 2009 году в социологическом опросе петербургские студенты назвали более 35 клубов города, в которых осуществляется распространение наркотиков.[6]

Из материалов пресс-конференции заместителя прокурора города Санкт-Петербурга, 9 сентября 2010 года: «По инициативе прокуратуры с 6 ноября по 6 декабря 2009 г. была проведена акция «Наш город». На протяжении месяца граждане имели возможность использования круглосуточного многоканального телефона 004, по которому могли, не называя свои данные, сообщать о местах сбыта наркотиков. Информация эта фиксировалась в электронном виде и автоматически в течение 5–10 минут поступала через ГУВД в районное управление внутренних дел, где принимались меры по ликвидации точек наркосбыта. За месяц поступило около 3 тыс. сообщений граждан. И только за один месяц акции было ликвидировано свыше 1 тыс. адресов наркосбыта с задержанием лиц и с изъятием большого количества наркотических средств».[7]

Можно себе представить, каковы же реальные масштабы наркотизма в нашем городе, если за один только месяц показательной акции было выявлено столько наркодилеров. Ведь у каждого такого дилера имеется не один десяток постоянных клиентов! Сколько точек продолжает функционировать – не сообщается, но, как заметил зампрокурора: «…некоторые участковые уполномоченные <…> доходили до маразма, они наклеивали объявления о том, что проводится акция, на дверях наркосбытчиков, и предлагали ЖЭКам усиленно мыть подъезды от шприцев». Завершает правоохранитель свой рассказ почти философски: «…все, что ни делается, все к лучшему, хотя бы подъезды помыли».