Без четверти восемь солнце уже скрылось за горизонтом.
В это время на Сухаревской площади, во втором подъезде дома, выходящего на Садовое кольцо, сценарист Александр Гинзбург поставил последнюю точку в рукописи и крупными буквами написал КОНЕЦ. Одновременно он испытывал и облегчение, и подъем. Александр любил это чувство – ты уходишь от чего-то прекрасного, чтобы встретиться с удивительным.
Он получит деньги, уедет в… Марокко, а вернется к началу съемок, и будут артисты, режиссер – его друг, и суета, и невроз, и творческий катарсис… Сценарист Гинзбург был счастлив. Сейчас он позвонит своей девушке (она ждет звонка), и они отметят финал в их любимом ресторане.
Ровно в ту же минуту на Пашу Сорокина, журналиста, подвизавшегося на освещении международных конфликтов, бросилась девушка, за которой он заехал, чтобы забрать ее и угостить в кафе ужином. С девушкой он встречался уже пятый раз, и все было серьезно, только вот Паша никак не мог взять в толк, как же она к нему относится.
Девушка обняла, поцеловала Пашу, прижалась и сказала, что очень его хочет. Паша пробормотал, что он все не так себе представлял. Девушка ответила, что это не просто секс, что она не хочет кино, не хочет кафе, а хочет только Пашу – она это поняла, и она его, наверное, любит.
В семь часов сорок шесть минут студентка последнего курса юридической академии Наташа ударила ногой по кровати своего любовника и заявила, что он жлоб и козел. Любовник сделал вид, что не понимает, о чем речь, что он не готов к очередной женской истерике. Наташа ответила, что перед тем, как спать с кем попало, надо было подготовиться к тому, что его схватят за задницу, а то он выступает не только жлобом, козлом, но еще и тупицей. Она собрала вещи, а когда уже была в дверях, любовник наконец осознал, что происходит, и попытался ее удержать. Наташа заявила ему, что он глупый, жадный, перестал за ней ухаживать, а секса у них не было с ее прошлых месячных – теперь она знает почему. Наташа ехала в лифте и радовалась, что избавилась от обременительных отношений с человеком, с которым у нее нет ничего общего.
В семь сорок семь Лере, проститутке, дежурившей на Ленинградском шоссе, позвонила тетка из Нарофоминска и сказала, что умер отец.
Это было неожиданное, незаслуженное счастье. Мать Леры погубил рак, когда девочке было три года, ее воспитывала бабушка, сошедшая с ума накануне Лериного тринадцатилетия. Отец с трудом узнавал дочь – все эти годы он пил, отбирая у бабушки пенсию. Однажды отец не узнал Леру и попытался ее изнасиловать. Не получилось – к тому времени он уже ходил под себя и целыми днями спал, как многие пьяницы, а потому был немощен и неуклюж. Лера убежала из дома и в итоге оказалась здесь, на трассе. К счастью, квартира все еще была государственной, и прописана там только она, Лера.
Жизнь продолжалась. Повсюду люди встречались, влюблялись, расставались, веселились, грустили… Андрей Панов завидовал всем – за то, что они не знают, что будет завтра, а потому имеют полное право ошибаться.
Вместе с Дашей он сидел за столом в доме ее родителей – и это было самое унылое воскресенье в его жизни. Хотя, конечно, случались в его жизни разные эпизоды, однажды он провел выходные в аэропорту Хитроу… были ночи без сна на работе, как-то раз он отметил собственный день рождения в пробке на Рублевском шоссе… Но тогда было хоть занятно.
А сейчас его арестовало семейство из рекламы бульонных кубиков – и каждая новая секунда падала и разбивалась вдребезги, со звоном напоминая о бездарно потерянном времени.
Андрей не считал себя эстетом, но он умел слушать и учиться.
Он узнал, что нельзя помыкать домработницей.
Что хайтек – дурной тон.
Что бильярдная в загородном доме – пошлость.
В доме Дашиных родителей все говорило об отсутствии вкуса и о чрезмерных претензиях. Отсутствие вкуса вынудило хозяев обставить дом в бежевых тонах, претензии – восполнить недостаток фантазии стоимостью вещей. Каждое окно покрывало такое количество дорогой материи, что его хватило бы на занавес для Большого театра, а от излишества бахромы, золотого шитья, кистей на витых шнурах рябило в глазах. Мебель была одновременно и резной, и инкрустированной, и расписной, а именные диваны, ценой в автомобиль экономкласса, по старой мещанской традиции накрыли тряпочками и пледами – чтобы гости задницами дыры не протерли. Не хватало только застелить ковры пленкой или скатать, чтобы не затоптали.
Андрею, который приехал в костюме, при галстуке и в лучших ботинках от «Берлутти», выдали тапочки, и он чувствовал себя так глупо, что стеснялся встать из-за стола.
– Выдвигаюсь на следующее место, сразу ставлю незацепляйку на офсете, потому что место очень зацепистое было по осени. Первый заброс – первый внятный удар! Вытаскиваю виброхвост – следы хорошие есть, а рыбы – нет. Зацепляйка-то нормальная, но ничего не цепляет! – Отец Даши, Владимир Олегович, сделал драматическую паузу, заглянув в глаза каждому слушателю. – Быстренько меняю на свой стандарт: чебурашка, двойник, виброхвост и второй заброс – первый судачок!
Однажды в Лондоне Андрей познакомился с немой девушкой. Они гуляли весь день и провели замечательную ночь у нее в Кэмдоне, в домике, похожем на тысячи других в округе. Они объяснялись жестами, пантомимой, записками. Он ни с кем не был так близок, никого не хотел понять так, как ее. И ему казалось, что он рассказал ей всю свою жизнь – ведь девушка в прямом смысле понимала его с полуслова. Читала взгляды. Всем сердцем улавливала интонации. С ней он слышал как растет трава и как плывут облака.
Отца Даши он не мог понять, хоть в самом начале и нафантазировал себе уютный семейный вечер. Настроился даже смотреть фотографии.
За один вечер Андрей выслушал столько историй о рыбалке, сколько не узнал за всю свою жизнь. Он зевал, скучал, разглядывал тарелку, но воодушевленный папаша то ли не мог поверить, что кого-то действительно не интересует рыбная ловля, то ли его это не волновало. Наверное, он привык считаться только со своими интересами. А это значит, что он либо очень влиятельный человек, либо ни с кем не общается. Скорее второе – отец Даши выпускал мебель, а это хоть и выгодно, но вряд ли приближает к истинной власти.
– Андрей, налить тебе лимонад? Андрей! Лимонада хочешь? – разволновалась Даша.
– А? Что? – вздрогнул Андрей, которого ее голос вывел из оцепенения.
– Тебя папа совсем заговорил? – улыбкой она словно извинялась.
– Даша… – укорила ее мать.
Папаша, кажется, намеревался всерьез обидеться.
– Нет, что вы! – воскликнул Андрей и замахал руками. – Мне безумно интересно! Я очарован!
– Как жаль, что вы не останетесь, – в который раз заметила мать Даши, Ольга Анатольевна.
Здесь правил возрастной шовинизм. Женщина за сорок превращалась в даму с именем-отчеством, имела право носить на себе лишних двадцать килограммов и с вдохновением рассказывать о врачах.
С самого начала она до смерти измотала Андрея легендами о каких-то остеопатах, которые вылечили ее от всего.
Отец, мужчина пятидесяти лет, считался неоспоримым авторитетом, и все гости плясали под его дудку.
Он заставил Андрея пробовать какую-то особенную селедку. Селедку Андрей не выносил. Наверное, от него теперь разит луком, так как без лука селедку есть не положено – это же все знают.
Андрей посмотрел триста семнадцать фотографий с рыбалки на Мальдивах – шесть взрослых грузных мужчин и морская гладь во всех возможных вариациях. Мальдивы в кадр не попали.
Андрей посетил мастерскую, где Владимир Олегович хвастался инструментами, в которых Андрей ровным счетом ничего не понимал и понимать не желал.
«Может, они хорошие», – с отчаянием думал Андрей, покуривая на балконе под причитания Ольги Анатольевны о вреде курения.
– Андрюша, вы много курите? – переживала она.
– Достаточно, чтобы рак легких убил меня раньше чем Альцгеймер, – ответил он, выпустив дым.
Ольга Анатольевна сокрушенно покачала головой.
Последние две недели Андрей был сам себе противен. Он выслуживался на работе. Был мил, заботлив и человечен. Наверное, со стороны казалось, что он вступил в секту адвентистов седьмого дня.
Ему трудно было хорошо относиться к людям. Он их не любил. Не понимал, почему их всех устраивает жалкое существование: работа с девяти до шести, почему им хорошо, когда они смотрят телевизор и жрут креветки с пивом, почему не видят залысины и привыкают к рыхлому брюшку, почему считают, что для того, чтобы остепениться, надо жениться, и что такое вообще это самое «остепениться»?…
Андрей не считал себя метросексуалом.
– Метросексуал – это гомосексуалист, который занимается сексом с женщинами, – сказал однажды его знакомый гей. Друг Алины.
Метросексуалы были злые и выглядели «слишком». Загар, зубы, бархатный пиджак, волосок к волоску, бабские капризы, истерики, охи и ахи насчет новых революционных носков от «Прада»… Андрею было смешно. Он нашел себя в продуманной небрежности, иллюзорном невнимании к вещам, в выверенной естественности.
Он презирал людей уже за то, что те плохо выглядят, носят стоптанные мокасины или же не задумываются о том, какой портфель выбрать.
И вот он попал в засаду с теми, кого на дух не выносил – с патриархами отечественного мещанства, апологетами среднего класса, которые только и мечтают, что о баньке на свежем воздухе, о шашлычке из баранины, словом «вегетарианец» в их кругу можно смутить дам, а анекдоты из серии «возвращается муж из командировки» или про тещу придуманы нарочно для них.
Даша, конечно, немного отличалась от мамы с папой. Выяснилось, что она не такая бука, какой представлялась. Одевалась она, разумеется, кошмарно – джинсы, простая белая рубашка, пиджачок без затей в офисном стиле, туфли на среднем каблуке – нечто старушечье, коричневое или бежевое.
Но и она, оказывается, выходит в свет.
Неделю назад они побывали на выставке. Автор, приятель Дашиного папы, рисовал портреты, пейзажи и натюрморты – классический набор для гостиной, бильярдной и столовой. Видимо, некто в мэрии именно так и понимал искусство – количество световых бликов на груше оставило столь глубокий след в душе какого-то чиновника, что тот организовал музей имени Автора. Не такой, как у Церетели, и послабее, чем у Шилова, но все же в центре, и с выставками в Манеже, и со школой искусств.
Художник показался Андрею педантом и технарем, но кругом ходили его расфуфыренные поклонники, так что Панов приберег критику на десерт.
Андрей часто появлялся в модных продвинутых галереях. И туда наряжались. Но оригинальные платья были продолжением творческого эго, а их обладательницы не выглядели как арабские жены, таскающие на себе все самое ценное на случай непредвиденного развода.
Даша была знакома со многими. Она представила Андрея супруге чиновника-благодетеля, которая так разволновалась, дебютировав в роли гранд-дамы, что держалась напряженно и высокомерно. Кроме изысканных манер, дама отличалась необыкновенным нарядом, сшитым, видимо, из той же парчи, что пошла на шторы в доме Дашиных родителей. Золото, много золота, странный покрой, как будто к квадрату пришили юбку-трапецию, и прямоугольники-рукава, а круглый воротник украсили жгутом из того же материала.
Андрея она удостоила беглым взглядом.
– Дашенька, как папочка с мамочкой поживают? – спосила дама, взяв Дашу за ручку.
– Ой, спасибо, хорошо, – Даша расплылась в улыбке. – Передавали вам привет. Мама что-то приболела, не смогла прийти. Выставка замечательная! Андрей, тебе нравится?
Андрей пожал плечами.
Гранд-дама буравила его взглядом.
– Что, молодой человек – не большой ценитель искусства? – дама обратилась к Даше, будто Андрей был маленьким ребенком, который не отвечает за свои слова.
– Ну, да… – смутилась Даша.
– Нет, ну почему же! – встрял Андрей. – Я очень люблю искусство. Но только здесь я его что-то не замечаю.
Больше всего его вывело из себя то, что дама не обратила на его слова ни малейшего внимания. Видимо, его приняли за крепостного, за смерда, который носит ридикюль барышни, пока та развлекается в свете.
– Простите… – Андрей тронул даму за локоток. – Мне очень неловко… Наверное, мне не стоило высказывать свое мнение… А уж тем более в обществе такого признанного ценителя живописи… Признанного мировым сообществом… Извините, бога ради, но можно ваш автограф? – Он уже вынимал из сумки белый пригласительный и ручку. – Галина Павловна, не откажите!
Повисла тягостная пауза.
– Елена Иннокентьевна… – прошептала Даша.
– Какая Галина Павловна? – вдрогнула дама.
– Вишневская… – забормотал Андрей. – А разве вы не Вишневская?
Шутка была старая и глупая, но Елена Иннокентьевна купилась.
Даша позеленела и утащила Андрея в угол, где тот, по ее мнению, не мог никому навредить. Андрей кусал ногти, умирая от желания покурить, пока Даша отчитывала его за дурное поведение.
Но и там их разыскали ее настырные знакомые. Девушка Дашиного возраста, о чем невозможно было догадаться, так как она сделала все, чтобы выглядеть на сорок. Строгий коричневый костюм, жилетка, блузка кисельного цвета и сумка «прощай, молодость». Рядом с ней топтался молодой человек, с волосами, которые выдавали его главный секрет – он никогда не смотрелся в зеркало.
– Андрей, – расслабилась наконец Даша. – Это Оля, мы с ней в институте учились! Андрей работает в группе компаний «Маклай».
– Очень интересно, – с выражением тюремной надзирательницы произнесла Ольга. Она порылась в сумочке, нашла визитку. – Ольга Безбородко, глава отдела рекламы и маркетинга газеты «Проспект бизнеса и инвестиционных технологий weekly».
Андрей растерялся, услыхав такое заковыристое название. Ольга, видимо, несколько преувеличивала свое значение для современной экономики – поэтому ерничать он не стал, вспомнив недавнее возмущение Даши. Безбородко кивнула молодому человеку. Тот изъял из портфеля экземпляр газеты и передал, как нечто хрупкое и очень ценное, Андрею.
– Наша газета издается тиражом пятьдесят тысяч экземпляров. Распространяется она по элитным торговым точкам, ресторанам, кафе и деловым центрам. Мы на рынке сравнительно недавно, но динамика роста, узнаваемость увеличиваются с каждым годом. Мы ведем переговоры с авиарейсами – хотим захватить сегмент дистрибуции в бизнес-классе и залах ожидания VIP. Нашим клиентам мы гарантируем всестороннюю поддержку, упоминая их раз в две недели, и скидки на рекламные площади при длительном сотрудничестве…
Андрей перевел глаза на Дашу. Та улыбалась и маленькими глоточками потягивала шампанское. Неужели она не понимает, что ее подруга шпарит наизусть рекламное предложение в смутной надежде на то, что Андрей, который пришел сюда развлечься и отдохнуть, купит рекламу в этой проклятой газете, чтобы только от нее отвязаться?!
Даша не понимала. Она ничего не понимала.
В прошлую субботу Даша потащила его знакомиться с подругами. Андрей вздохнул с облегчением – милые девушки, хорошо одеты, свеженькие, хоть и не без лишнего веса… Но в ожидании кесадильи он загрустил.
– Иванов мне работу предложил, – сказала одна.
– И что? – отозвалась другая.
– Не знаю, – первая пожала плечами.
– Что? Я не расслышала, – вмешалась третья.
– Иванов мне работу предложил, – с охотой повторила первая.
– А-а… И что? – заинтересовалась третья.
– Не знаю, – первая пожала плечами.
– Девушки, а кто-нибудь из вас занимался групповым сексом? – спросил Андрей.
Даша покраснела и пнула его в бок.
– Не, я серьезно, – настаивал Андрей.
Самая смелая, с лицом, напоминающим птичье, призналась:
– Я занималась. А что?
Андрей не любил эти «а что?». Вызов? Смущение?
– Ну, просто интересно, как к этому относятся женщины, – пояснил он свой интерес. – Как это было? Два мальчика и девочка? Две девочки и мальчик? По очереди или одновременно?
Даша выскочила из-за стола. Андрей вздохнул и поплелся за ней.
– Зачем ты это делаешь? – Она действительно была готова заплакать.
– Даш, ты что, в самом деле… – укорил ее Андрей. – Что тебе не нравится?
Даша плакала.
– Послушай, это просто разговор о сексе. Легкий, забавный, светский треп… – оправдывался Андрей.
В тот вечер она его укротила. Под знаменем «Я хороший, я не злю и не обижаю людей» Андрей мило улыбался подружкам, усаживал их в такси, доставал из такси, но так и не понял, о чем они говорили весь вечер.
Даша утомляла Андрея, выводила из себя, но он решил, что она – тот самый якорь, который удержит его от выхода в открытое море разврата и сомнительных сделок, и держался за нее. Она была так уверена в собственной непогрешимости, в правильности своего образа жизни, что обманула и его.
Он даже надел жуткий клубный галстук, который она ему подарила.
– Классный галстук! – одобрил Петя, боявшийся экстравагантных вкусов Панова.
И тогда Андрей первый раз сам себя удивил. Он достал из шкафа подарок партнеров – широкое круглое блюдо, положил на него галстук, облил его заправкой для зажигалок и поджег.
– Ты охренел… – Петя по-настоящему разозлился.
Пожарная сигнализация не сработала. Галстук тушили подушкой с вышивкой «Нам десять лет. РОСБИЗНЕССТРАХКОНСАЛТИНГ», пепси-колой и землей из горшка. Петя открыл окно. Андрей закурил.
– Ты что? – возмутился Петя при виде сигареты.
– Но мы же теперь знаем, что противопожарная хрень не фурычит, – буркнул Андрей.
– Что с тобой происходит? – Петя всплеснул руками.
– Помнишь про сатану?
Петя даже дверью хлопнул.
– Что случилось? – в кабинет ворвалась Настя со стаканчиком «Магги» в руке.
– Да мы тут с Петенькой сжигали снимки, где занимаемся с ним сексом, – ухмыльнулся Андрей.
У Насти, кажется, пропал аппетит…
Вечером, сидя в машине, Андрей так и не мог ни на что решиться. Он не может ехать домой – это бесспорно.
Еще он не может заниматься сексом с Дашей.
Он не может не мечтать о новом «Ламборгини».
Не может не желать снять виллу на Лазурном берегу.
Не может жить без сапог от «Дискейрд2» за тридцать восемь тысяч рублей.
В конце концов, он хочет трахнуть Памелу Андерсон!
Он соскучился без порнушки! Откуда взяться порнофильмам, если Даша «Основной инстинкт» считает верхом неприличия?!
Он сойдет с ума. Он только что сжег свой галстук на рабочем месте. Ему нужна разрядка.
Сегодня двадцать первое апреля.
В той, прежней, жизни он уже познакомился с Алиной, подарил ей машину, заказал в салоне цветов ежеутреннюю доставку роз, переговорил с партнерами Сергея, купил мотоцикл.
А вчера было двадцатое.
Вчера он должен был в обход Алины и Даши забрать в Конькове новую знакомую и отвезти ее на Поклонную гору, как сделал это в прежней жизни…
Иногда ему нравились просто девчонки с улицы. Разумеется, хорошенькие, сексапильные, дерзкие, но все же неискушенные.
Они не показывают виду, но им льстит, если их приглашают не в «Му-му», а в приличный ресторан, катают на дорогом мотоцикле, приводят в стильную квартиру… Это была жизнь, о которой они только мечтали – пока сам Андрей мечтал о сучках, избалованных роскошью, у которых кожа круглый год пахнет солнцем и морем.
У новой знакомой по имени Таня были ржаные волосы ниже лопаток, пухлые губки, круглые голубые глаза и грудь четвертого размера – все натуральное. Она была немного дикой, но хотя бы неглупой, как большинство вот таких случайных знакомых.
Для начала они с Таней поужинали во французском ресторане, потом заехали к Андрею, где тот переоделся и заметил, что Таня готова заняться сексом прямо сейчас. Но он увез ее на гору и катал по Москве, пока она не посинела.
Странно… В прошлый раз он не придал большого значения той истории. Он был с девушкой, они поехали кататься…
А ведь случилось кое-что значимое.
Они мчались толпой по набережной. Человек сто. Среди них был персонаж, известный, как Сникерс. Гнусный тип, нервный. Он заметил на набережной мотороллер, беспечный владелец которого скорее всего спрятался в кустах, чтобы сходить в туалет. Невесть откуда образовался внедорожник знакомых Сникерса, в который мотороллер и затолкали.
Сникерс, говорят, радовался, как дитя.
А на следующем повороте, в районе Лефортова, Сникерс не справился с крутым поворотом и вылетел из седла. Он лежал в ста метрах от места аварии, а его новенький, недельной давности «Ямаха» ценой в «Хюндай Гетс» представлял собой груду бесполезного металлического лома.
Преступление и наказание.
Тогда Андрей с приятелями отделился от банды и они гоняли по Москве, пока головы не устали от шлемов, заскочили в «Секстон», и там Андрей познакомился с двумя сестричками – почти близняшками. Он не помнил, что именно врал Тане, но решил, что, как это принято у девушек, она сама придумает ему оправдание. Андрей отвез ее домой, пулей вернулся в клуб, подхватил близняшек и великолепно провел с ними время у себя в джакузи.
Было весело.
В этой жизни он не знал никакой Алины, не ответил на предложение Сергея, согласился с Дашей, что покупать мотоцикл – глупо и опасно, а вчера встречался с Дашей, с Петей и девушкой Пети, Леной.
Андрею Лена представлялась чем-то вроде мороженого с солью и черным перцем. Это была маленькая (метр пятьдесят два) гадкая стерва, которая ничуть не сомневалась в том, что господь дал ей право помыкать людьми.
– Петя, ну как ты зовешь официанта? Он так никогда не подойдет! – возмущалась она. – Молодой человек, мы вас ждем двадцать минут! – отчитывала она официанта, стоявшего с бесстрастным лицом. – Мне «цезарь», но без уксуса, пожалуйста, и вы это запишите, а то прошлый раз я просила без уксуса, но уксус там все равно был! Покажите! Хорошо.
– Мне лазанью… – блеял Петя.
– Лазанья у них слишком жирная! – отрезала Лена. – Мне в прошлый раз от нее стало дурно. Фетуччини с грибами, пожалуйста! И никакой лазаньи!
Андрей, разумеется, заказал лазанью.
Даша похвалила блузку Лены.
– Да, это русский дизайнер, Костя Чаландзия, он потрясающий! – Лена стреляла словами, как легендарная «Катюша». – К нему очень трудно попасть – он жену Воробьева одевает… – она небрежно упомянула имя влиятельного политика. – Но для меня он, конечно, делает исключение. Он меня обожает. Не знаю, сколько стоит, это подарок. Даш, надо нам съездить в Италию, я тебе покажу аутлеты, где можно одеться с ног до головы, но, главное, обувь! Обувь там почти бесплатно – «Прада» за сто двадцать евро, «Марк Джейкобс» за двести. Самые дорогие туфли от «Гуччи» – триста пятьдесят, но это все равно копейки! Я познакомилась там с одним менеджером – он мне все самое интересное откладывает. Он меня просто обожает!
Даша смотрела на Лену влюбленными глазами, Петя давился грибами, которые ненавидел с детства, а Андрей думал о том, как легко Лене жить – все ее обожают!
– Я вчера видела по телевизору программу о жертвах пластической хирургии… – Даша принялась развивать мысль, возникшую как продолжение цепочки Италия – распродажи – «Версаче» – Донателла Версаче – пластические операции.
– Да! – воскликнула Лена. – Я смотрела! Помнишь, там показывали девушку, которая говорила, что стоит один раз сделать губы – и потом не можешь остановиться? Я видела этих баб с подтяжками – вблизи все видно, если не швы, то натянутую кожу! Ужасно!
– Там еще было про этот гель… – встряла Даша.
– Кошмар! – Лена схватилась за голову. – Ну, почему они такие идиотки?! Закачивают в грудь какой-то гель, который неизвестно куда утечет, и никто не знает, что там за битое стекло в этом геле!
У Андрея разболелась голова.
– Ты права, – сказал он Лене. – С лазаньей что-то не то. Мне плохо. Даша, едем домой.
Дома Даша устроила сцену – он, мол, всегда всем недоволен. Андрей лежал, водрузив на лоб прохладную ладонь, и в который раз размышлял о том, что проще было умереть тогда, зато прожить славную, веселую, хоть и короткую жизнь.
Андрей достал из бардачка хабарик[Окурок с марихуаной или еще каким-то наркотиком (жарг.). ], оставшийся от самокрутки с травой, сделал пару затяжек, включил наконец зажигание и тронулся с места. Спустя полчаса припарковал машину на Петровке и пошел в «Симачев-бар».