Со своими каштановыми от природы волосами за не очень длинную жизнь Марфа чего только не сотворяла. Стригла, красила и выжигала «химией». Была малиновой и седой. А однажды под настроение решила заделаться femme fatale и превратиться в жгучую брюнетку. Тюбик с фотографией сексапильной черноволосой дамы она купила в супермаркете, а вечером подружка Лариска ее покрасила. Когда же краску смыли, то обе они чуть не лопнули со смеху. Оказалось, что по примеру бессмертного Кисы Воробьянинова она получила «радикальный черный цвет» и стала зеленой, как водоросль. Смеяться они перестали, когда поняли, что перекраситься обратно не получается ни в какую. Ядреная зелень все равно проступала. Пришлось идти в мужскую парикмахерскую – в женском зале появиться все же было стыдно – и за пятьсот рублей сбривать все к чертовой матери. Три месяца она носила платочек, причем не простой, а красный. Вроде косынок девушек-комсомолок. Чтобы дополнить образ, была приобретена крутая черная косуха и сапоги, напоминавшие кирзу. Потом наступило лето, в кирзе стало жарковато, она сняла косынку, посмотрела на себя в зеркало и решила оставить свои многострадальные волосы в покое. Их и так уже немного осталось.
За три прошедших года волосы оклемались от экспериментов, отросли, распушились и кое-где даже стали завиваться. Марфе не очень нравилось. Слишком миленько и симпатичненько она выглядела с этими завитушками. Она уже подумывала вернуться к экстриму, но тут в ее жизни появился Володя и сказал, что ее чудесные пышные волосы просто обожает. Вопрос отпал сам собой.
После первой встречи на митинге возмущенных жителей они встретились только через три месяца. Все это время Мышляев носился с их проблемой, с кем-то встречался, искал выход на нужных людей, включая самый высокий уровень. Потом позвонила ликующая Наталья Петровна и объявила, что банкиры отстанут от них навсегда.
– Какой молодец этот Владимир Владимирович! И умный, и деловой, и красавчик! Прямо душка! – млея от счастья, добавила она. – Была бы я помоложе… Ух!
В этот момент Марфа подумала, что мужчину с такими производственными характеристиками надо брать, не раздумывая.
В тот же день она позвонила ему, чтобы рассыпаться в благодарностях. При этом раз тридцать назвала по имени-отчеству.
Потом он признался, что ужасно любит, когда его называют Владимиром Владимировичем.
– Чувствую себя немного президентом.
От фразы чуть-чуть отдавало нарциссизмом, но при этом он так мило и иронично улыбался, что Марфа готова была простить ему что угодно.
Польщенный ее комплиментами, сказанными по телефону мяукающим голоском, Владимир предложил встретиться в неформальной обстановке. Марфа только этого и ждала, поэтому произнесла заранее заготовленную фразу:
– К сожалению, на этой неделе я сильно занята. К нам приезжают англичане и очень хотят повидаться. Я стажировалась в Лондоне. Теперь надеюсь увидеть старых знакомых.
Чувствуя, что Мышляев проглотил наживку, она добавила:
– Главред хочет, чтобы я сопровождала его во время их пребывания.
– Тогда я позвоню в следующий понедельник. Не против?
– Буду рада, – светским тоном ответила Марфа и, повесив трубку, погладила себя по голове.
Какая же она умница!
Он позвонил в понедельник и предложил поужинать, выбрав очень дорогой ресторан. Марфа не сразу, но согласилась. За ужином она кокетничала уже напропалую. Владимир все понял правильно, поэтому вечером повез ее в отель за городом будто бы для того, чтобы отведать необычайно вкусных устриц.
Проснулись они в одной постели и с тех пор уже почти два года не расставались. Володя был умен, образован, хорош собой и вполне платежеспособен. И характер у него, как оказалось, прекрасный. Все в нем ей нравилось, кроме одного: с первого дня он стал называть ее Зая. Нет ничего пошлее и фальшивее, чем эта Зая, считала Марфа, однако переубедить любимого не удавалось.
– Ну что ты! Зая – это же так мило!
Марфа фыркала, злилась, а потом решила, что если любишь человека, то уж Заю как-нибудь переживешь.
Больше всего ей импонировало, что Мышляев составлял резкий контраст с ее бывшим мужем, подающим надежды молодым ученым, за которого она второпях вышла через три месяца после переезда в Питер.
Тот считал себя исключительной личностью, всю их совместную жизнь лелеял и взращивал эту мысль, всех остальных, особенно тех, кто не собирался падать перед ним ниц, называл посконными дебилами и даже с начальством общался настолько высокомерно, что в конце концов остался без работы. Это, впрочем, его не огорчило. Он начал планировать и реализовывать какие-то проекты, которые, по его замыслу, должны были принести баснословную прибыль и всемирную славу. Проекты, однако, реализовываться не торопились. Годами он, лежа на диване, все куда-то звонил, с кем-то о чем-то договаривался и каждый день сообщал, что вот завтра, вот через месяц все случится. Наивная Марфа верила и ждала. Наконец терпение лопнуло. Не у нее, а у главреда Тимоши. Он заманил ее к себе домой и там без обиняков заявил, что, если завтра, нет, сегодня она не снимет с носа розовые очки и не уйдет от этого подарка человечеству, они с Ануш Акоповной навеки вычеркнут ее из списка нормальных людей. А с сумасшедшими их семья не общается.
Когда Марфа вернулась домой, то застала обычную картину: муж лежал на диване и разговаривал по телефону с каким-то очередным «партнером». Она постояла над ним, ожидая, что ее заметят, а потом пошла в спальню, собрала свой скудный гардеробчик в рюкзак и ушла. Гений бизнеса спохватился только через день. Увидел, что в холодильнике кончились продукты, и позвонил узнать, долго ли ему ждать обеда.
Марфа расхохоталась в трубку и отключила телефон.
После развода она еще год приходила в себя, а потом как-то прочла, что судьба – это то, на что ты согласилась. Высказывание будто бы принадлежало Софи Лорен. Марфа поразилась его мудрости. Она сама обрекла себя на дурацкую жизнь, потому что согласилась на никчемушного мужа. Так что не на кого обижаться и винить за «бесцельно прожитые годы». Стыдиться следует только собственной неразборчивости. А шарахаться от мужиков и хоронить заживо свою молодость – вообще глупо. Надо просто все начать заново.
И тут появился Мышляев. Марфа сочла это знаком судьбы и с головой ушла в новые отношения.
Когда Володя пригласил ее на ипподром, где по выходным проходили скачки, которые любила посещать его семья, Марфа решила, что теперь их отношения перейдут на новый уровень, и была рада, что знакомство пройдет в неформальной обстановке. Хуже, если бы пришлось тащиться на семейный обед и там, давясь селедкой под шубой, сидеть под прицелом десятков глаз. Поди, еще о семье начнут расспрашивать, о маме с папой. Бррр…
Они поднялись на трибуну, и Володя, протянув ей бинокль, указал на ложу напротив, в которой расположились его родные.
– Прости, там мест не было. После мы к ним подойдем.
Марфа сначала немного удивилась, но, поразмыслив, решила, что все к лучшему. Сначала надо хорошенько рассмотреть их издалека. Она достала бинокль и, как ей показалось, незаметно навела на ложу.
Разглядывая родителей и сестер Володи, Марфа невольно сравнивала их со своими родными.
Большие и маленькие Мышляевы общались межу собой так легко, что Марфа испытала острую зависть и еще какое-то трудно определимое чувство, похожее на сожаление.
Володя, который еще некоторое время говорил по телефону, оставил ее, как он выразился, «обвыкаться», а сам пошел к родителям. Со своего места Марфа видела, как он обнялся с отцом, затем с матерью, поцеловал обеих сестер и пожал руки еще каким-то родственникам, находившимся рядом.
Какие теплые у людей отношения, как они рады друг другу!
Тут все, кто находился в ложе напротив, повернулись в ее сторону, и Марфа догадалась, что Володя показал, где их места. Черт! А она как раз пялится на них!
Марфа быстренько стала смотреть в сторону конюшен, откуда как раз начали выводить лошадей, и загадала, что если забег выиграет вон та резвая каурая лошадка, то она понравится Мышляевым и у них сложатся хорошие отношения. Лучше, чем с ее собственными родными.
Лошадка пришла первой, и это вдохновило Марфу настолько, что, когда они наконец направились в ложу, чтобы воссоединиться с Володиной семьей, она была полна самых радужных надежд.
Вблизи они выглядели так же мило, как и в бинокль. Володины родители, приятно улыбаясь, пригласили ее пообедать, и Марфа не испугалась. Наоборот, совершенно растаяла.
Впрочем, обед немного поубавил оптимизма. Марфа, хоть и не была чересчур проницательной, довольно быстро догадалась, что приличной партией своему сыну Мышляевы ее не считают. И догадалась именно по тому, насколько предупредительно, вежливо и при этом отстраненно с ней общались. Марфа все же готовилась к встрече и мысленно репетировала достойные ответы на возможные вопросы. Но никто так и не поинтересовался ее семьей, образованием, даже планами на будущее! Володина мама лишь спросила, понравились ли ей скачки, ведь она, кажется, впервые смогла посетить подобное мероприятие.
Марфа выразила восторг, похвалила мастерство жокеев и собралась было развить тему, но Жанна Леонидовна уже переключилась на пожилого мужчину, как выяснилось, начальника Володиного отца, которого принялась дотошно расспрашивать о здоровье супруги.
Марфа заткнулась. Почему-то ей захотелось, чтобы Володя взял ее за руку, как-то поддержал, но его посадили не рядом, а напротив. Она стала ловить его взгляд, однако он в этот момент увлеченно резал бифштекс и к разговору, похоже, не прислушивался.
Но больше всего Марфу выбивало из колеи то, что Жанна Леонидовна исподволь все время наблюдала за ней. Не кладет ли локти на стол, не забывает ли пользоваться ножом, не вытирает ли рот накрахмаленной салфеткой, которую следовало держать на коленях. Самое противное, что именно в тот момент, когда ее сканировали требовательным взглядом, ужасно, просто до смерти хотелось именно этого: упереться локтями в столешницу и вдоволь почавкать! Аж между лопатками чесалось!
Впасть в панику Марфа себе не позволила. Еще не хватало! Скачки она, конечно, не посещает и в высшем свете не крутится, зато окончила МГУ и скоро станет ведущим журналистом известного издания!
Она выпрямила спину и занялась форелью в белом соусе, всем своим видом стараясь показать, что запросто ее с коня не собьешь.
Из гостей они с Володей уехали вместе, хотя родители и пытались задержать сына под предлогом обсуждения домашних дел.
– Просто вызови Марфе такси, – мило улыбнувшись, сказала Жанна Леонидовна. – Ты нужен здесь.
Вот уж нет! Этот раунд она не проиграет!
Раз она решила, что Мышляев будет принадлежать ей, значит, так тому и быть!
Она даже не стала смотреть, какие лица были у его родителей, когда он сказал, что поедет с Марфой. Впрочем, скорее всего, лица оставались вполне благодушными.
И все же Марфе было немного обидно. Она ведь не девушка с помойки! Красивая, умная, успешная! Чего еще им надо?
На следующий день после приснопамятного обеда она приехала навестить Анну Андреевну и с горечью поведала ей, что неизвестно почему, но ко двору Мышляевым не пришлась.
– Первое впечатление всегда самое сильное! Если я им не понравилась сразу, значит, кранты! – посетовала она, расстроенно грызя одну сушку за другой.
– Не всегда. Иногда человека сразу не разглядишь. С виду нехорош, а со временем раскроется самым чудесным образом. Его мама просто очень любит сына, поэтому, скорее всего, немного ревнует. Это пройдет, – утешала ее Анна Андреевна. – Ты не можешь не нравиться, Марфинька! Дай им время.
Марфа слушала подругу и успокаивалась. Все так и будет, но не сразу. Они еще увидят ее во всей красе! Она еще завоюет их любовь!