Какой красивый дождь. Я стою у огромного окна-витрины, по которому с обратной стороны льется вода. Из-за ремонта фасада с крыши сняты все козырьки, поэтому струи вертикально скатываются по стеклу непрерывным потоком, словно водопад. Асфальтовая площадка напротив здания колледжа напоминает квадратное озеро, на поверхности которого разбросаны желтые и оранжевые кленовые листья, а капли дождя в отдельных местах создают пузыри. За площадкой лежит узкий участок газона с несколькими деревьями, а за ним блестит широкий проспект, по которому резво проносятся автомобили, оставляя за собой шлейф из капель. Ливень размывает силуэты предметов, заставляя их пританцовывать в своем бешеном барабанном ритме. Я любуюсь этой пляской, вдыхая сырой воздух, которым тянет сквозь межрамные щели.
Я почти счастлива в это мгновение, все, что я вижу – невероятно безупречно, прекрасно, волнующе. Яркие осенние краски, музыка дождя, влажный воздух, причудливое огромное окно – все это словно часть меня. Я стою, и мне не хочется шевелиться, если я пошевелюсь, пропадет все волшебство и пьянящая радость от красоты мира, а я хочу, как можно дольше переживать это мгновение.
Сейчас перемена, все уже столпились возле аудитории, высматривая преподавателя. Рядом стоит Маша – моя соседка по комнате. Она переминается с ноги на ногу в ожидании лекции, ей совсем не интересен вид из окна. Перерыв между занятиями ее раздражает из-за того, что нужно терпеть присутствие шумной толпы учащихся, снующих туда-сюда по коридору. Часто так складывается, что студенты начинают дружить в первую очередь со своими соседями по комнате, а уже потом постепенно сближаются с другими более подходящими по интересам людьми. Мы с Машей держались друг друга именно по причине соседства, а еще ни мне, ни ей не хотелось ни с кем сближаться.
Маша носила огромные роговые очки с очень толстыми стеклами, которые придавали ей специфическое выражение, визуально делая ее взгляд более строгим и пристальным. Она редко улыбалась и плотно сжимала тонкие губы. Дети при первом знакомстве сразу вешали на нее штамп серой мышки или ботанши, моментально теряя к ней всякий интерес и желание подружиться. Она была худой и нескладной, при ходьбе приподнимала плечи вверх, что делало ее сутулой. Свои длинные кудрявые темно-русые волосы она убирала в неопрятный пучок или хвост. У нее было обычное лицо, но из-за излишне серьезного выражения и наличия огромных очков, оно казалось некрасивым и отталкивающим. Ее мало это заботило, она не переживала из-за того, что о ней могут подумать окружающие.
Я была приятно удивлена, обнаружив в ней твердую уверенность в себе, несмотря на тяжелое детство и непривлекательный вид. Я часто видела, что детям, которых обижали в школе или в семье, не хватает уверенности в себе. Откуда она может взяться у ребенка, который часто встречается с насмешками и издевательствами? В какой-то момент этот важный кирпичик совсем выпадает из фундамента характера, оставляя на всю жизнь нелюбовь к себе и чувство вины за все, что происходит с этим человеком. Самое трудное – вернуть этот кирпичик на место, я видела очень много взрослых, кто хотел, но не мог, даже обладая силой воли. Но у Маши был этот кирпичик, и ничто не могло сломить ее уверенность в себе, чувство собственного достоинства.
У нее никогда не было друзей, школьники ее травили за смешные очки и заикание. В пятом классе в учебнике по литературе на обложке была нарисована стрекоза в очках. Кто-то обратил внимание, что Маша очень похожа на эту стрекозу, и с тех пор к ней привязалось это прозвище.
Единственный человек, кто занимался ее воспитанием, следил за ее здоровьем и заботился о ней, была бабушка. Она и жила с бабушкой, а родители совсем не интересовались ее судьбой. Она не плакала, не жалела себя, когда ее обижали сверстники, не бежала жаловаться учителям, но и не лезла драться или огрызаться, она просто молчала, смотря при этом в глаза своим обидчикам. Отсутствие реакции сильнее злило детей, вызывая желание повторить еще и еще раз издевательство, чтобы добиться от жертвы эмоций. Но Маша упорно молчала, она не хотела ничего отвечать, так как любой ответ мог спровоцировать заикание, что вызывало еще больше насмешек со стороны мучителей.
Машу несколько раз даже били, отбирали у нее рюкзак, рвали ее учебники, ломали ручки, пачкали одежду. Били не очень сильно и не по лицу, чтобы не вызывать подозрений у учителей. Но группа школьников могла настигнуть Машу по дороге домой, повалить на землю и несколько раз ударить по ногам и телу, обзывая «стрекозой» или «заикой». Им хотелось, чтобы она как-то отреагировала, закричала, заплакала, начала отбиваться, нападать, злиться, а Маша только прикрывала лицо руками и с ненавистью смотрела на обидчиков. Это очень их злило, но не вызывало желания долго продолжать нападение, стычки были короткими, но частыми. Частыми еще и потому, что Маша никогда никому о них не рассказывала, это делало обидчиков смелее, подстегивая их безнаказанность.
Бабушка молча штопала в очередной раз порванный рюкзак и стирала испачканную курточку, а Маша спокойно делала домашнюю работу, словно ничего с ней и не происходило. Потом Маша узнала, что можно поступить после девятого класса в колледж и навсегда забыть ненавистную школу. Обстоятельства сложились удачно, Машиной бабушке государство выплатило крупную сумму денег, которая бы позволила Маше переехать в большой город и устроиться в общежитии.
Выбирать специальность долго не пришлось, Маше в школе больше всего нравился медкабинет, где всегда загадочно пахло лекарствами и какими-то дезинфицирующими средствами. Она с восторгом и восхищением смотрела на добрую медсестру в белом халате, которая колдовала над инструментальным столиком, готовя шприц для очередной прививки. Маша часто заходила в медкабинет даже без надобности, медсестра и врач охотно болтали с ней о том о сем, угощали ее чем-то вкусным и рассказывали о тонкостях своей профессии. У Маши была масса вопросов о здоровье, гигиене, устройстве организма, о том, как все организовано и устроено. Дружбу с работницами школьного медкабинета Маша завязала в середине восьмого класса, в это же время ее перестали сильно обижать дети.
Было много причин, почему вдруг так поменялось их отношение, во-первых, чаще всего Машу обижали ровесники и одноклассники, в тринадцать лет у них стало меняться восприятие, и они переключились на другие развлечения, в классе появились новенькие ученики, травить которых было интересней. Во-вторых, сотрудницы медкабинета стали присматриваться к девочке и поняли, что ее обижают. Они привлекли внимание классной руководительницы, которую мало интересовали отношения учеников, пригрозили ей разбирательством с директором. После небольшого и незаметного для учеников расследования, удалось определить главных обидчиков. Медработницы решили по-своему провести воспитательную беседу.
При очередном плановом походе всего класса в медкабинет на вакцинацию, медсестра, делая прививку, каждому хулигану усложнила этот процесс, и в тот момент, когда игла уже оказывалась под кожей, останавливалась и произносила:
– Если еще раз поднимешь руку на того, кто слабее тебя, я устрою так, что у тебя в вене окажется такой коктейль, от которого будешь от боли кататься по полу.
Никто из ребят, которым это было сказано, не ответил ни слова, все они побледнели и затихли в момент уколов. Дети боятся иголок, боятся врачей, это подсознательно делает их беспомощными перед ними.
В каждом хулигане живет маленький затравленный ребенок с проблемами и обидами. Он не осознает, что другому плохо, когда нападает, бьет, обижает. Ему кажется это забавным, чем-то незначительным, прикольным, как игра в мяч, в догонялки, как способ развеяться. Он не чувствует разницы между издевательством над другим учеником и непринужденным разговором с приятелем. Возможно, дома на него срывает свою злость отец, или во дворе задирает шпана. Нет плохих или жестоких людей, все качества их натуры относительны, все их поступки – это следствия событий, пережитого опыта, они не беспричинны, за ними всегда что-то стоит.
Маша не знала этого, у нее была озлобленность и недоверие к сверстникам, подросткам, к людям в целом. Она считала, что они жестокие и испорченные, что только единицы из них хорошие и добрые. Ей не хотелось ни с кем сближаться, дружить, тем более заводить романтические отношения. Она не могла даже подумать о том, что у нее когда-нибудь может появиться поклонник, или ей начнет кто-то нравится. Она в свои шестнадцать лет выбрала курс целомудренной жизни, направленной лишь на получение знаний и применение их, исключив из своих целей и представлений простое человеческое общение.
У нее совсем не было примера мужчины отца или мужчины-наставника, хотя бы дедушки или учителя. Обижали ее преимущественно мальчики, поэтому она совсем не представляла своего общения с мужским полом. Переехав в общежитие, настрой у Маши был очень воинственный, всеми фибрами своей души она готовилась к тому, чтобы держать оборону против одногруппников, соседей по общежитию, преподавателей и других людей в этом большом жестоком мире.
Я тоже была настроена решительно, для меня, как и для всех поступивших в колледж, это было началом совершенно нового неизведанного этапа в жизни. Я сильно недосыпала и выглядела изможденной, дикий огонек горел в моих уставших глазах.
В общежитии ко мне сразу отнеслись сочувственно, когда соседки по этажу узнали, что я из детского дома, меня сразу стали уважать и чуть-чуть побаиваться. Комендант была особенно внимательной, выделила мне одну из самых лучших комнат, которую недавно отремонтировали и обновили. Часто заходила ко мне и спрашивала, как я себя чувствую, нашла для меня набор посуды, новую лампу, постельное белье и другие полезные вещи, о которых я не просила. В целом, в общежитии мне нравилось больше, чем в детском доме, сама атмосфера была более спокойной и расслабленной. Да и мне стало чуть лучше, пусть я и недосыпала, но мне не было так тревожно, как раньше. Перемены и дела отвлекали меня от лишних размышлений.
Через пять дней после моего переезда в комнату заселилась Маша. Я читала, когда она вошла. Ее брови были нахмурены, лицо выражало настороженность и недоверие. Она сухо поздоровалась со мной и стала распаковывать вещи, даже не представившись. Каждое движение ее было резким и напряженным. Несколько раз она в нерешительности разглядывала комнату, стесняясь спросить у меня что-либо. Она выходила и долго искала комендантшу, чтобы та ей объяснила, куда класть какие вещи и как пользоваться теми или иными бытовыми предметами. Комендантша удивленно переводила взгляд с меня на Машу, не понимая, почему Маша боится обращаться ко мне по таким пустяковым вопросам. А я делала вид, что полностью поглощена чтением книги и не замечаю ничего неловкого в происходящем. Потом, когда мы остались одни, я отложила книгу и посмотрела на Машу, она перехватила мой взгляд и судорога смущения пробежала по ее лицу.
– Расслабься, Маша, – сказала я, – я совсем не такая, как ты себе меня рисуешь.
Она уже представила, что я скверная соседка, которая будет исподтишка всячески вредить. Ей было неприятно, что я с ней заговорила, она бы предпочла молчать.
– А я рас-с-с-слаблена. Я н-не люблю, к-когда ко мне цепляются. Д-да и в-вообще, когда на меня п-пристально смотрят, эт-то как-то невежливо, – грубо с запинками высказалась она.
Я намерено проигнорировала ее замечания, продолжая гнуть свою линию:
– Ты правильно сделала, что поступила в колледж, здесь тебе будет хорошо, я уверена, не переживай. Ты увидишь сколько хороших людей вокруг.
– А т-ты откуда з-знаешь, как-кие здесь л-люди? Т-ты разве д-давно здесь? – уже почти без враждебности и с искренним любопытством спросила Маша.
– Нет, я тут пять дней всего, но это не детский дом, здесь гораздо лучше.
– Т-ты из д-детского д-дома?! – с удивлением и тревогой, сказала Маша.
Я рассказала ей немного о своей прежней жизни. У нее начала появляться ко мне симпатия, рассказ о детском доме произвел на нее сильное впечатление. Я подбирала слова так, чтобы максимально затронуть ее душу, чтобы нам стало легче общаться и делить быт. Она задавала вопросы, но о себе не хотела ничего рассказывать, да и мне это было не нужно, я и так все знала. В Маше содержалась энергия, которая могла позволить ей достичь небывалых высот и в то же время упасть на самое дно. Это едва уловимое качество, свойство делало ее очень сильной личностью, но в то же время могло выйти из-под контроля и навредить.
Я не могла объяснить, в чем конкретно это выражалось, она могла стать очень преданным другом или заклятым врагом, добродетельным человеком или совершенно безнравственным. Вот такая двойственность спала где-то глубоко внутри Маши, она сама только начинала открывать себя, искать свой путь, ставить цели перед собой. И пока ее представления и жизненный опыт держали закрытым этот ее внутренний ящик Пандоры.
Мы неплохо ужились с Машей, я ей помогла освоиться, объяснила, как и что устроено, какое есть расписание в общежитии, как пользоваться общей кухней и когда можно посещать общий душ. С 1 сентября мы каждый день ходили вместе на занятия, сидели за одной партой, обедали, читали книги в комнате, гуляли. Меня совсем не напрягало Машино присутствие, а ее мое, она никогда не задавала лишних вопросов, говорила всегда мало и по существу. Зачем вообще нужен словесный диалог, если все можно чувствовать, просто находясь рядом с человеком. Для этого всего лишь нужно быть более чутким. Большинство людей этого не хочет, они слишком заняты собой, своими мыслями. Им нужно постоянно говорить, постоянно оправдываться и оправдывать. Но бесконечный диалог или монолог все равно не дает им полной уверенности в том, чего они хотят и к чему стремятся. Чаще всего люди не имеют никаких целей и живут по инерции, по шаблонам, стандартам и стереотипам. Я не исключение, пусть и понимаю больше, чем остальные, но я еще не знаю, какая у меня цель.
В колледже учатся в основном девочки, где-то восемьдесят процентов обитателей общежития. Изначально общежитие задумывалось как женское, но не удавалось набрать нужное количество жильцов. Часть комнат занимали преподаватели и другой персонал колледжа, но это не спасало от большого количества пустующих комнат, поэтому принимали и мальчиков. Средний возраст учащихся от пятнадцати до девятнадцати лет.
По сравнению с детским домом здесь больше воли и меньше надзора, что пьянит голову и развязывает руки многим детям, вырвавшимся из-под опеки родителей. Меня поселили в единственный блок, где несколько комнат занимали студенты старших курсов, остальных новичков старались селить с новичками. Машу поселили со мной, потому что поняли, что если что, я ее не дам в обиду.
Никто не пытался над нами издеваться. Хотя случаи с другими обитателями бывали разные, начиная от мелких краж, кончая травлей и кознями. Особенно доставалось новичкам. Украсть еду на общей кухне, сначала по-тихому, потом уже в открытую, отобрать понравившуюся одежду, заставить убираться за себя считалось нормальной практикой. Случались потасовки, стычки, кто-то кому-то мог поджечь волосы, оцарапать лицо, испортить одежду. Это бывало крайне редко, все-таки из общежития могли выселить, а жительницы этого боялись. В детском доме драки, кражи, унижения случались чаще, потому что выселить обидчиков было некуда. Даже если накажут воспитатели или сделают выговор в милиции, все равно вернут в коллектив. Очень редко кого-то переводили в другие детские дома, это было не выгодно администрации. Ухудшение показателей портили статистику в отчетах, лучше замолчать о проблемных детях, чем объяснять, почему их за плохое поведение нужно перевести в другое место.
Мальчиков селили в отдельной части общежития, куда не пускали девочек, там сидел неподкупный охранник, чтобы студенты и студентки не ходили друг к другу в гости. Очень трудно было проникнуть противоположному полу на женскую территорию и наоборот. Разумеется, все равно кому-то это удавалось.
Дружили, общались, влюблялись. Девчонки тайком приводили мальчиков, чтобы комендант не просек и не выгнал, чтобы другие девочки не настучали охране. Многие хотят романтики и отношений в этом возрасте, организм активно меняется, сердце начинает биться чаще, когда солнышко заглядывает в окошко.
Мое сердце тоже порой билось чаще, тоже ощущало изменения в своем теле, но я не представляла, что с этим делать. Мы с Машей обе не представляли, что с этим делать, и заключили негласный договор, что на всю жизнь останемся целомудренными девами, преданными знаниям и помощи людям. Хотя прошел всего лишь месяц с момента нашего знакомства, мы уже считали, что будем верными подругами на всю жизнь. Я удивлялась тому, как просто эта мысль появилась в моей голове, ведь раньше я не могла ни с кем из детей сблизиться, а тут так легко за какой-то месяц приобрела подругу. Я была очень рада, что так все сложилось.
Пришла преподавательница и открыла класс, Маша несколько раз окликнула меня, прежде чем я отвернулась от окна и последовала за ней. Мое сказочное ощущение тут же рассеялось, возвращая меня в обыденный мир.