Следующим утром мне тяжело. На работу я спешу, толком не выспавшись, растрёпанная и неудовлетворенная, а оттого расстроенная. Хуже всего становится, когда в кармане пальто я нащупываю Сашкин подарок и на фоне похмельного синдрома понимаю, что вчера мы с любимым повздорили. Волна нежности накрывает меня с головы до ног и слезы раскаяния льются из воспаленных глаз с невыносимой резью. Телефон!
Двадцать пропущенных от него. Надеюсь, спит дома? А вдруг запойный? Во дворе Сашки нет. Уже замечательно.
Господи, сделай так, чтобы Санек не был алкоголиком, а? Жалко тебе, что ли? Ну, перебрал человек, с кем не бывает? Только бы не алкоголик!
Относительная тишина неуютного утра убеждает меня в том, что Сашка не алкоголик. Ближе к обеду я уже мучительно ожидаю его звонка. Вдруг обиделся? Вдруг никогда больше не позвонит? Эта упрямая мысль сводит меня с ума.
Долгожданные звуки знакомого рингтона заставляет подпрыгнуть. Отец. Фу.
– Леля, мне плохо. Мне совсем плохо…
– Что случилось? – видимо, вчера папашка неслабо перебрал.
– Ты же умница, ты заметила… Я не могу поссать. Все утро не могу. Что мне делать? Уже живот болит, лопнет сейчас.
– Нужно в больницу. Задержка мочи.
– В больницу?! Убить меня хочешь? Избавиться? Да иди ты! – невежливо повышает на меня голос не на шутку занемогший родитель и добавляет, видимо, для еще большего пафоса, – Дура!
Короткие гудки в телефоне, слезы по щекам и вот я уже безобразно реву, сидя в подсобке, уставшая и несчастная, стараясь не попасться на глаза прилипчивым коллегам.
Когда градус моего душевного расстройства стремительно приближается к апогею, звонит тот, которого вчера ночью я не хотела больше видеть никогда. Санек.
– Леля, Леля, Лелечка, прости меня, я нажрался. Прости, я тебя обидел…
Мы оба долго и трагично ревем каждый в свою телефонную трубку, а потом Сашка торжественно обещает, что возьмет у мамы машину и развезет всех моих ох-фигевших больных родственников по любым больницам города, которые я выберу сама. Еще пара звонков. И вот, папа снова посылает меня, уже вместе с моим хорьком, туда, откуда растут чьи-то ноги, отчего я взбешенно шиплю, что он, такой-сякой, если что, скоро сдохнет, если меня не послушает, потому что мочевой пузырь не безразмерный и вообще, я медик и лучше знаю.
– Живодеры вы, а не врачи, – визжит противным тенором родитель и бросает трубку в очередной раз.
В общем, повод к встрече с Саньком снова найден, и весь вечер я ною и жалуюсь любимому на жизнь под бутылочку дешевого вина в теплом салоне маленькой пузатенькой машинки будущей свекрови (конечно, ведь я все еще надеюсь выйти за Александра замуж).
– Леля, ты такая красивая! – привлекает меня к себе голубоглазый ухажер нежно, и приятное тепло разливается по моему истерзанному хроническими нервотрепками телу румяной волной.
В машине тесно и неудобно, но, памятуя о недавней пьяной истерике разочарованного самца, я стараюсь выглядеть максимально расслабленной и довольной, хотя получить удовольствие сегодня явно не получается.
– Мне плохо. Мне плохо, – встречает немного припозднившуюся меня осунувшийся и побледневший лицом отец, – Где ты шляешься?
– Поехали в больницу, – мне хочется лечь и умереть.
– Поехали.
– Сейчас Сашке позвоню.
– Хорю своему? Да я лучше сдохну!
– Ты что, богатый такой, на такси заработал?! – раздраженно выкрикивает из кухни растрепанная и заплаканная мама, – все мозги мне проел!
– Я сказал, с хорём не поеду.
– Ну, поехали на такси, – соглашаюсь я обреченно, надеясь решить хотя бы одну проблему.
– Не поеду я никуда! Никуда! Лучше сдохну! Дуры тупые!
И тут я, задерганная и злая, отчетливо чувствую, как стремительно закипаю. Обреченное бешенство выливается из меня потоком отвратительной матерной ругани.
– Ты заебал, слышишь?! Какого хуя ты названиваешь мне весь день и ноешь, блять?! – мама удивленно выглядывает на меня из-за двери, – Сдохнуть хочешь?! Иди и сдыхай! Молча, блять! Разорвет мочевой тебе на хуй! Побыстрее бы! Нет покоя ни мне, ни матери!
– Ты-ты чего? – отец, к моему удивлению, испуганно и пристыженно пятится.
– Стас, ну, ты правда заебал всех, – жалостливо покачивает головой уставшая мать, – Уже нет сил слушать твое нытье.
– Ну, ты мне еще… Поехали.
– Давай Скорую вызову, – я до предела вымотана.
– Не поеду на Скорой! Ждать их. Такси. Со мной поедешь. Ты там с ними по-своему объяснишь.
Ночь на дворе, завтра рано утром на работу, а мне еще добираться обратно.
– Саш, можешь меня из больницы забрать? Нет, все со мной нормально. Отца отвезла. Пива выпил? А, ну ладно…
Может, зря я замуж собралась? Зачем вот это, вот, все, а? Всю жизнь мать мучается со своим горе-придурком, слова доброго не слышала ни разу, а я куда? На всех насрать, лишь бы его ублажали. Высплюсь я – не высплюсь, насрать. Как я выйду завтра, как работать буду, вози его на такси по ночам…
– Приедешь? Саш, с ума сошел, пьяный за руль? Доберусь. Не надо.
Ой, как мило. Любит меня все-таки.
Съемная квартира.
Без отца дышать в отчем доме становится немного легче, и жизнь на какое-то время, конечно, налаживается.
– Я-то понимаю, что одной тяжело, – соглашается со мной мать, которая, оказывается, умеет разговаривать спокойно, – Хочется опереться на кого-то в трудную минуту, мы все понимаем. Хочешь пирога? С яблоками. Сама пекла.
– Спасибо, мам, у меня бутерброд с семгой, будешь?
– Семга? Это же дорого. Тратишь деньги…
– Зачем они тогда нужны, деньги эти? Если не тратить их, а?
– Все у тебя по-своему, не как у людей! Деньги… экономить надо.
– Мам, ты серьезно? Это всего лишь кусок рыбы.
–Мы люди маленькие, конечно. Хотя права ты, наверное. На еде не надо экономить. А вот бриллианты… не для нас. Нам с богатыми равняться сложно, – она печально вздыхает и меняет тему, – Я отцу так и говорю: меняется время, развестись проще, зачем терпеть? Но женщине найти кого-то в разы сложнее. Особенно с ребенком. Он тебя жалеет. И внучку.
– Мам!
– Ну, что?
– Ты действительно считаешь, что обзываться нормально?
– Ну, ты так-то не права была. Он вспылил.
– А ты?
– Ты сама запуталась и меня путаешь, Ольга! – мать заметно злится, – Нормально что ли, ребенка бросить и ночами к ебырю бегать? Тьфу, мерзость. Из-за тебя материться стала.
– С кем я бросила? Она со мной живет. А я у тут живу. Выхожу на пару часов. И то не даете без скандала, да что там выйти, по телефону поговорить! Позорите сами себя. По-моему, это не нормально, кого тут найдешь с вами истерящими? С первым встречным сбежишь, ей богу…
– Мы тебе виноваты? – видимо, я, как обычно, перегнула-таки палку. Впрочем, я перегибаю ее ежедневно, – А ты куда смотрела, когда замуж выходила за козла поперечного? Плохие мы теперь, вишь че! Мотай вон к козлу своему! Все у тебя спер! Простодыра! Учить меня вздумала.
– Сниму квартиру – съеду, успокойся. Сама знаешь, что с деньгами туго. Что ты ешь меня поедом? Чем я вас достаю, а? Тем, что вечером вышла воздухом подышать? Может, вожу я сюда кого? Или объедаю? Живите себе спокойно, так нет. Надо влезть в душу, оскорбить… А я не железная! Не железная!
– Еще б водила ты сюда кого. Да отец тебя с лестницы спустит! Голова у меня болит от тебя!
Сегодня я почти убедила саму себя, что контролирую ситуацию, но я не контролирую ничего. Да, разговаривала я относительно вежливо, но, видимо, неубедительно. И реветь бесполезно, и объяснять кому-то что-то. Съезжать надо, да и все. Жить с родственниками вредно для здоровья. Да и с Сашкой что-то не то…
– Квартиру она собралась снимать. Слышишь, отец?! – визжит мать агрессивно, когда поправивший здоровье отец пополняет ряды домашних деспотов, – Да где это видано, чтобы девка себе квартиру снимала? Нормальные девчата с мужьями живут! Жить, как прошмандень, собралась.
– Ну, будут туда толпами ходить мужики. Как мечталось ей! – блеет отец удовлетворенно, блевотно хихикая, – Давай вперед, чтоб не видел тебя тут.
– Да ты чего, Стас? – мать удивленно вскидывает вытаращенные глаза с размазанной по векам тушью на неожиданно довольного происходящим супруга, – Ты не против что ли?
– А нужна она тут?
Гражданин, который еще пару недель назад не мог доехать без меня в приемный покой, высказался. Хм.