На самом деле, я и думала, но о том, стоит ли рассказывать о Лешиных словах. Он говорил, что это опасно, и не хотел распространяться на данную тему, возможно, сие желание возникло не на пустом месте, я, рассказав следователю о переживаниях парня, могу только навредить ему. С другой стороны, если его стукнули по голове как раз из-за того, что он хотел рассказать мне что-то важное, парня стоило бы обезопасить.
Не приняв никакого решения, я пожала плечами. Роман Степанович еще немного на меня посмотрел, потом пошел в помещение, кивком приказав следовать за ним. Там нас сразу же встретил мужчина лет сорока, он был встревожен, просил следовать за ним, и вскоре Соловьев сидел в кабинете за столом, а я притулилась на краешке дивана.
– Станислав Игоревич сказал, что здесь вам будет удобно разговаривать с людьми, – сообщил мужчина, по всей видимости, это был кто-то из администрации ресторана. Соловьев кивнул, и мы остались одни. Он еще немного посмотрел на меня, я начала маяться.
– Что-то не так? – спросила его.
– Нет, ничего, – развел он руками, – вы сказали мне все, что хотели?
– Все, что было.
– Хорошо, тогда идите в зал.
– Я бы хотела остаться здесь, – выдала я честно.
– Это зачем? – удивился он.
– Вы же будете допрашивать всех присутствующих? Я бы хотела послушать.
Соловьев усмехнулся и откинулся в кресле.
– Откуда такая заинтересованность? Или парень был вам несколько ближе, чем вы говорите?
На это мне ответить было нечего, я поняла, что придется убираться прочь, но Соловьев внезапно сказал:
– Хорошо, можете остаться.
Я кинула на него удивленный взгляд, пытаясь найти подвох, но ничего не приметила. Прежде чем вызывать всех на допрос, мы прогулялись вниз, на пост охраны и просмотрели записи с камер наблюдения. Ничего интересного в них не обнаружилось, задняя дверь в камеры не просматривалась, так что кто угодно мог проскользнуть через нее незамеченным. Правда, для этого пришлось бы преодолеть забор и стоянку, рискуя быть увиденным, но человек, идущий на подобное дело, всегда рискует. В баре в этот вечер кроме меня и того мужика никто не появлялся, мы просмотрели запись моего разговора с Лешей, после чего Соловьев спросил:
– Парень довольно растерян. О чем вы говорили?
– Он пригласил меня на свидание, – соврала я, глазом не моргнув, потому что к тому моменту решила, что о странных Лешиных словах лучше пока молчать, – я отреагировала удивленно, он смутился.
– Парень вам не приглянулся?
– Нет, – ответила я довольно резко.
– С кем вы пришли на банкет? – Соловьев моего тона вроде бы не заметил.
– С Ярославом Петренко.
– В каких вы состоите отношениях?
Я немного растерялась, не зная, что ответить, потом сказала:
– В дружественных.
Моя заминка без внимания не осталась, но комментировать ее Соловьев не стал. Мы досмотрели видеозаписи, я ничего интересного не обнаружила, но Роман Степанович что-то в блокнотике отмечал, впрочем, он вообще любитель что-то записывать. Вскоре мы вернулись в кабинет, я расположилась на диванчике, но он поставил рядом со своим креслом стул и похлопал по нему. Я посмотрела настороженно.
– Диван для посетителей, – съязвил он, – ваше присутствие рядом может их смутить.
Я молча пересела на стул рядом с ним, после чего пошли люди. На банкете было человек пятьдесят плюс персонал, так что работы предвиделось немало. Народ шел плотным потоком, Соловьев слушал, задавал вопросы, после чего отпускал и вызывал следующего.
Я тоже слушала, пытаясь услышать хоть что-то важное. На заинтересованные взгляды внимания старалась не обращать, хотя, само собой, тот факт, что я сижу рядом со следователем, вызывал интерес. Тем не менее, время шло, а ничего интересного не происходило, никто ничего не видел и не слышал. Пара человек обратила внимание на то, что я зашла в бар, мужик, заказавший кофе, заметил, что мы с барменом мило общались, вот и все. Остальные только недоуменно пожимали плечами.
– Можно закурить? – спросила я, когда очередной человек вышел, Соловьев хмыкнул, но кивнул.
Я закурила, и не зря, потому что в кабинет вошел Женька. Я чуть не закашлялась, поперхнувшись, выпрямилась и уставилась на свои руки. Он мазнул по мне взглядом, после чего расположился на диване. Поначалу Соловьев задал ему те же вопросы, что и остальным, Женька ничем не порадовал, кроме рассказа о том, что заходил в подсобку, когда отец рассказал ему о случившемся.
– Как лежал Нилин? – поинтересовался Соловьев.
– Лицом вниз, руки под телом.
– Было похоже, что он просто упал, застигнутый ударом врасплох?
Женька пожал плечами.
– В общем, да.
Соловьев еще немного поспрашивал, потом неожиданно поинтересовался:
– Вы знакомы с Анной Ивановой?
На меня он при этом даже не взглянул, словно я тут и не сидела, зато Женька кинул насмешливый взгляд.
– Знаком.
– Какие у вас отношения?
Этот вопрос Женьку повеселил.
– Никаких, даже не могу вспомнить, когда мы виделись последний раз. За исключением сегодняшнего дня, конечно.
– Как вы познакомились?
Я хмурилась, кусая губы, Женька вздернул бровь в удивлении.
– Какое это имеет отношение к делу?
– Пока не знаю, но ответ хотелось бы услышать.
– Это было в мае прошлого года, – стал лениво рассказывать Женька, – я приехал в клуб, увидел там ее, она мне понравилась. Мы познакомились, но отношения не сложились.
– Почему?
– Характерами не сошлись, – Женька весело хмыкнул, покосившись в мою сторону.
– Ясно, – кивнул Соловьев, – что ж, не смею вас задерживать.
Женька поднялся, снова кинув на меня взгляд, и вышел.
– Зачем вы спрашивали его о наших отношениях? – нахмурилась я. Соловьев усмехнулся.
– Чтобы вы знали, что врать, когда я начну спрашивать вас.
Его слова мне не понравились, но сказать я ничего не успела, потому что место Женьки занял Ярослав. Он смотрел на нас обоих с насмешливым интересом, но на вопросы отвечал охотно. Когда они иссякли, Соловьев снова вернулся ко мне.
– Как давно вы знакомы с вашей спутницей? – спросил он Ярослава, и тот перевел взгляд на меня, словно спрашивая ответа.
– Пожалуй, с полгода.
– В каких состоите отношениях?
Петренко хмыкнул, одарив меня таким взглядом, что я заерзала, а Соловьев усмехнулся.
– Мы близко дружим.
Ответ был так себе, но следователя, кажется, удовлетворил. На этом с вопросами было покончено, и его место занял Миронов. Соловьев власть уважал, потому допросил быстро и коротко, вопросов обо мне задавать не стал, хотя вряд ли Станислав Игоревич разоткровенничался бы на данную тему. Следующей вошла Настя, девушка явно была растеряна, на вопросы отвечала охотно, но ничего ценного услышать не удалось. На меня она посматривала довольно странно, я предпочитала все, что угодно, лишь бы не встретиться с ней взглядом.
Потом снова пошла череда незнакомых мне людей, нашлась одна особо глазастая дама, которая видела меня на других банкетах в баре, где я общалась с Алексеем. Один из официантов вдруг вспомнил благотворительный ужин и поведал трогательную историю о том, как мы удалились друг за другом в туалет и вернулись через полчаса. Рассказывал он это в глубоком смущении, но я все равно на парня разозлилась. Соловьев поглядывал на меня с усмешкой, но ничего не говорил, зато стал выспрашивать обо мне остальных, мол, не видели ли они меня с Алексеем где-нибудь и так далее.
Я злилась, но его понимала, а еще понимала открывающиеся перспективы: кроме меня с парнем никто не общался, зато меня с ним видели многие, плюс этот псевдо порыв страсти, о котором подумали официанты, при этом я упорно говорю, что мы были практически незнакомы. К тому же, никого постороннего охрана не приметила, а рядом с ним на момент убийства была только я. Мы о чем-то говорим, при этом парень явно смущался и волновался, после чего он удаляется в подсобку, я, спустя минут десять, за ним. Через пять минут я возвращаюсь и сообщаю, что нашла его с пробитой головой. Что мешало мне огреть его и вернуться в зал?
Конечно, орудия на месте преступления не обнаружено, но это еще ни о чем не говорит, у меня мог быть сообщник, которому я его передала. Или он бил парня по голове, пока я сидела в баре на шухере, потом проверила, все ли прошло удачно, и побежала трубить тревогу. Я заподозрила, что эти мысли в голову Соловьева тоже пришли, именно по этой причине он и разрешил остаться мне на допросе. Следил за моей реакцией. Апофеозом вечера стала дама, откровенно заявившая, что я никто иная, как девушка легкого поведения.
Мое присутствие ее не смутило, и она сообщила о том, что сначала я крутила роман с Женькой, потом переметнулась на его отца, но что-то, видимо, не выгорело, поэтому я стала крутить шашни с Петренко. Я краснела, от злости, конечно, а дама посматривала на меня с презрением и удовлетворением, в том плане, что сумела подгадить. Соловьев этому всему покивал, после чего дама покинула кабинет, а в дверях показался один из полицейских.
– Роман Степанович, это последняя была.
– Хорошо, – кивнул он, – подождите нас там.
Парень кивнул и удалился, Соловьев же повернулся ко мне и стал рассматривать.
– Что скажете, Анна Сергеевна?
Я устало почесала глаз.
– Что говорить, вы и сами все слышали.
Он кивнул.
– По всему выходит, что натура вы увлекающаяся, мужчин у вас много, вы их не прячете, к тому же склонны к тому, чтобы заняться сексом в туалете с мало знакомым парнем.
Соловьев усмехнулся, я не удержалась и спросила:
– Считаете, это смешно?
Он покачал головой.
– Считаю, что в этом деле слишком много вас.
– Так задавали бы меньше вопросов обо мне и больше об Алексее, может, толк и вышел бы.
Соловьев на мое замечание никак не отреагировал, поднялся, мне тоже пришлось встать, потому что иначе ему из-за стола было не выйти.
– Леша постоянно косился на часы, – сказала я, – мне показалось, что он кого-то или чего-то ждал.
– Разберемся, – кивнул Роман Степанович.
Мы прошли к выходу и вскоре входили в зал, где сидели измученные люди. Было уже прилично за полночь, Соловьев сделал жест доброй воли и всех распустил, я направилась к Ярославу, Роман Степанович удержал меня за руку и сказал негромко на ухо:
– Надеюсь, вы сказали правду, иначе вам не позавидуешь.
Он отпустил меня, и я потопала к Петренко.
– Что, плохи твои дела? – поинтересовался тот, весело на меня поглядывая. Я предпочла не отвечать, люди вокруг глазели и перешептывались, явно недоброжелательно.
– Что тут за новости? – спросила его, наплевав на все и закуривая.
– Тебе лучше не знать. Дамы как с цепи сорвались, словно только и ждали момента, чтобы о тебе позлословить на весь белый свет.
– И что говорят?
– Что ты шлюшка из дорогих, которую посещают высокие лица нашего города.
– Вот уроды, – процедила я.
– Ага, невеста сплетни слушает с плохо скрываемым интересом и на будущего мужа косится неодобрительно, раз уж он тоже числится в твоих любовниках.
Тяжело вздохнув, я попыталась разыскать взглядом Настю или Женьку, но не удалось.
– Поехали отсюда, – сказал Ярослав, – мне изрядно надоело слушать треп неудовлетворенных баб.
Он положил руку мне на плечо, и мы прошествовали сквозь толпу, провожающую нас взглядами.
– Твоя репутация может пострадать, – хмыкнула я, он посмотрел на меня с таким весельем, словно я сказала что-то в высшей степени смешное.
– Ты думаешь, мне не плевать? – все-таки поинтересовался у меня, чем сумел рассмешить, вид у него при этом был очень довольный. Мы забрали в гардеробе вещи, после чего Петренко отвез меня домой. По дороге все-таки не удержался и спросил:
– Что там с этим парнем, барменом? Удалось услышать что-то интересное?
Я пожала плечами.
– По большей части нет, никто ничего не видел и не слышал.
– То есть, кроме тебя никого не было, – сказав эти слова, Ярослав нахмурился.
– Что тебе не нравится?
– То, что теоретически ты могла стукнуть его по голове, и менты до этого додумаются.
– Это не я, – на всякий случай сказала я.
– Верю, – усмехнулся он, – но я не менты, они захотят проверить, уже хотят, раз упорно о тебе расспрашивают.
– Думаешь, они подозревают меня?
– А ты что думаешь?
Он насмешливо посмотрел в мою сторону.
– Думаю, подозревают, – пришлось согласиться мне.
– Расскажешь, что вызнал мент?
Я снова пожала плечами и рассказала общую картину. Ярослав посмеялся.
– Значит, ты у нас шлюшка, которая не прочь перепихнуться в туалете со смазливым барменом, – он покачал головой и заявил, – полный бред, если следователь не дурак, то сразу это поймет.
– А если дурак?
– Вряд ли, этого я немного знаю, он из тех, что ратуют за честь и справедливость, но против сильных мира сего не лезут.
– То есть если ему настучат по шапке и скажут, нечего тут искать, бери девчонку, он послушается?
– Вроде того, но, скорее, должно быть наоборот.
– Не поняла, – нахмурилась я.
– Что ж не понять? – Ярослав хохотнул. – Раз ты в большой чести в постели самого Миронова, вряд ли следователь сразу будет вешать на тебя всех собак. Для начала поинтересуется, как лучше поступить.
– Но я-то не в большой чести.
– Ага, то есть Миронову давить на ментов вряд ли придет в голову, хотя обыватели и тут найдут повод позлословить, мол, депутат делает вид, что он ни сном, ни духом, хотя все-то знают…
– О господи, – я схватилась за голову, – можно как-то попроще, без этих твоих выкрутасов?
– Можно, – кивнул он, – следователь будет копать, в том числе и под тебя, а под тебя копать можно долго, а главное, интересно безумно. И если ему кто-нибудь не надает по шапке, стараясь прикрыть твою задницу, бог знает, что он накопает. Может, убийство бармена тебе покажется не худшей перспективой.
Ярослав подмигнул, тормозя возле моего подъезда. Я хмуро попрощалась, вылезая, он вышел следом за мной.
– Провожу тебя на всякий случай, – сказал на мой недоуменный взгляд. Петренко был в моей квартире всего один раз, и до колоссальных перемен, потому сейчас, только оказавшись в прихожей, он присвистнул и заглянул в комнату и кухню. Я разулась, прошла внутрь и села на диван, устало потирая лоб.
– Дорогая, – поинтересовался Ярослав, застыв на пороге комнаты, – боюсь спросить, но откуда у тебя деньги? Ремонт явно влетел в копеечку.
Он смотрел вопросительно, и я стала рассказывать:
– Познакомилась в Тайланде с одним мужчиной, вспомнив о твоих пожеланиях найти мне возлюбленного. Мы неплохо провели время вместе, я практически влюбилась, потом оказалось, что он женат. Я огорчилась, но в качестве компенсации он дал мне неплохую сумму денег, и моя любовь скоропалительно исчезла.
– Ты на ходу придумываешь? – невинно поинтересовался Петренко.
– Вроде того.
– А на самом деле?
Я развела руками.
– Считай это заначкой из прошлой жизни, которую я вдруг решила потратить.
Ярослав хмыкнул, но больше ничего не сказал.