Один мой знакомый Н. никак не может принять концепцию Бога Любви в православии. Хотя сам очень любит бывать на Богослужениях, слушать церковный хор, восторженно отзывается о собственных очистительных переживаниях церковной музыки. Пишет стихи о Боге. Регулярно исповедается и причащается. Знает молитвы. Кажется, православный с головы до пят. Но как бы минуя сердце. Как только речь заходит о человеческих страданиях, поэт восклицает: «Если Бог существует не ради человека, тогда в чем смысл Его Любви?»
Поэт – человек далеко не глупый. Возможно, именно ум мешает ему примирить две вещи: любовь и страдания. Поэт говорит: не может Любовь причинять страдания. Это даже не по-человечески, не то, что по Божьи. И стоит на своем. Как он умудряется при этом верить в Бога и быть церковным человеком, для меня загадка. Ведь практически не принимает Бога, который попускает страдания человечеству, а страдания человечества были, есть и будут до скончания веков. Причем, страданий отнюдь не становится меньше. Напротив, возрастают в прямой пропорциональности с возрастанием ума человечества. Парадокс? Мы становимся умнее, но при этом страдаем больше. Парадокс для ума праздного, не допускающего того, что страдания в этой жизни – это залог смирения и вечного блаженства в будущем. Не хочет наш ум принимать то будущее, которое мы видим мечтательно и как бы сквозь тусклое стекло. Наш ум логичен. Ему нужны математические доказательства будущих блаженств в обмен на сегодняшние страдания. Если бы моему знакомому математически доказали, что нынешние страдания – это путь к будущему счастью, тогда, возможно, он и принял бы концепцию Бога Любви. Однако, боюсь, что он и в этом случае отвергнет будущее счастье, сославшись на слова Ивана Карамазова о «слезинке ребенка», на которой невозможно построить будущее общечеловеческое счастье.