Дело было вечером – делать было нечего… Честно говоря, дело было уже утром. Но дел особых все равно никаких не предвиделось. Катя сладко потянулась и обняла подушку: суббота, благодать-то какая! Вот и буду спать до посинения. Потому что…
Потому что долгожданные выходные по здравом размышлении рисовались скучными и унылыми, ибо Вадька работал. Мало того, его работодателю Чугунову приспичило в эти выходные отправиться по неведомым коммерческим делам в Питер. И начальнику его личной охраны Вадиму Андреевичу Кравченко было приказано его сопровождать. Вечером в пятницу (они уезжали ночным поездом, ибо старый Чугунов не переносил самолеты) Вадька крыл своего работодателя на все корки: в субботу как раз начинались полуфинальные матчи чемпионата мира, и не увидеть их было для Кравченко полной катастрофой.
Катя брезгливо посмотрела на телевизор: ей было велено записывать все эти футбольные страсти – причем строго по часам. Еще чего! Она мятежно пнула подушку, взбивая ее помягче. Итак, Кравченко не вернется до утра понедельника. Ну и пусть. И футбол его тоже обойдется. Она же на эти дни предоставлена самой себе. С одной стороны – красота: абсолютная свобода, какая и демократам не снилась. С другой же – скука зеленая… Впрочем, такая же скука ждет ее и на работе, если, конечно, за выходные ничего этакого не произойдет…
Вчерашняя беседа с Колосовым немножко выправила ситуацию, однако… Ей вспомнилось Никитино раздраженное «понятия не имею» на ее любопытный вопрос о том, что он дальше собирается предпринимать по делу об убийстве наркокурьера и по предыдущим убийствам. А что тут пока предпримешь? Свидетелей днем с огнем выискивать, которые, возможно, что-то видели? И вообще, то, что якобы этот кореец садился в какую-то машину – может, это предположение ошибочно? Колосов, однако, уверен, что убийство вьетнамцев в Чудинове, происшествие в Красноглинске и обнаружение пока тоже еще неопознанного трупа на Юго-Западе Москвы – связаны напрямую: во всех случаях – налицо одинаковый способ совершения… Надругательства над телами – так пока этот ужас назовем… Обезглавливание… Катя поморщилась: Боже, Катя-дорогуша, о чем ты размышляешь утром в субботу? (!) Это же прямо патология какая-то у тебя. Насчет разной мерзости криминальной с самого раннего утра мозги напрягаешь. Но следующая ее мысль была: а я, растрепа, и забыла вчера у Никиты уточнить про вьетнамцев и неопознанного – где именно их убили: там же, где и обнаружены трупы, или же где-то в ином месте, а затем привезли и…
Она разозлилась на себя: баста. Так больше жить нельзя. Сегодня же суббота! Откинув одеяло, она села в кровати. На стуле валялась футболка Кравченко, в которой он занимался по утрам силовой гимнастикой. Ну правильно, вылез, как таракан из шкурки, – не мог даже в корзинку для грязного белья сам отнести. Все я должна, я… Она взяла его майку, да так и осталась сидеть на кровати, поджав ноги калачиком. Уехал Вадичка… И вернется только в понедельник (да и то как этот Чугунов мерзкий распорядится). И вот теперь сиди все выходные одна-одинешенька… Что ж, дел домашних невпроворот: надо шторы в чистку сдать – сто лет собиралась, перетряхнуть зимние вещи в шкафу, чтобы моль не догрызла…
Тут зазвонил телефон. Катя лениво дотянулась до трубки. Кто там еще? Для Вадьки рано – они, наверное, только прибыли на Московский вокзал.
– Катюша, доброе утро, я звоню узнать, беспокоюсь – ты не забыла?
Сережка Мещерский легок на помине. Не спится ему в субботу. Хотя Кравченко и Мещерский дружили со школы и в институте и знали друг друга задолго до того, как познакомились с Катей, хотя в их отношениях Мещерский полувынужденно-полудобровольно удовольствовался ролью верного друга семьи и ни разу в жизни не позволил себе в отношении Кравченко чего-то непорядочного и пошлого, а с Катей раз и навсегда взял дружеский рыцарский тон, но…
Но, как Катя неоднократно замечала, именно в те моменты, когда Вадька был занят на службе или уезжал в командировки, душечка Мещерский особенно часто возникал на Катином одиноком горизонте. Вот и сейчас…
– Привет, Сережка. А что я должна не забыть? – «Ишь ты, беспокоится он в половине восьмого утра!»
– Как? В одиннадцать мы уже должны быть на Варшавке! Хорошо, что я позвонил, надо же… Разве Вадька не говорил тебе вчера?
Катя молча таращилась на кравченковскую футболку. Она помнила про футбол, про моль в шкафу, про то, что убийство наркокурьера – не единичный эпизод, а лишь звено в цепи кровавых происшествий, про бандитскую «девятку» Колосова, помнила про то, как Никита смотрел на нее вчера, явно воображая, что делает это скрытно и незаметно и она ни о чем таком не догадывается, а также про то, что разбойник Свайкин был уже ранее судим и в последний раз его оправдали, потому что доказательств не хватило… Но про то, что в одиннадцать нужно быть на Варшавке…
– Вадька вчера говорил исключительно про футбол, – ответила она неуверенно. – Я точно не помню, но… А зачем нам нужно там быть?
На том конце провода зловеще замолчали, потом вздохнули тяжело-тяжело.
– Я же еще на той неделе говорил вам с Вадькой – мы подписали соглашение с торговым домом «Экзотические сувениры Востока», что на Варшавке, о том, что наш «Столичный географический клуб» теперь будет сотрудничать… Словом, в этом магазине мы открываем свой филиал: в планах – пропаганда спортивного туризма по нетрадиционным маршрутам – Тибет, Монголия, Индия, Бирма, Лаос и Вьетнам. В общем, курс – на Восток. А презентация сегодня в одиннадцать!
– Ах это… Ну конечно! – Катя вскричала с таким восторженным энтузиазмом (хорошо, правда, что душечка Мещерский не видел при этом ее лица), что у него сразу посветлело на душе. – Ну, конечно, про это я помню – про филиал, про курс на Восток… И уже собираюсь. Видишь – встала уже. Сейчас позавтракаю и… Ты во сколько заедешь?
– В половине десятого. Поедем пораньше, хоть там наши сегодня с восьми утра уже колбасятся, все готовят, однако…
– Хорошо, как скажешь, – кротко согласилась Катя. А что ей оставалось делать?
За завтраком она уныло размышляла: новая причуда «географов» с открытием филиала турфирмы в какой-то сувенирной дыре, видимо, доест и последние скудные средства «Столичного клуба». И останутся компаньоны Мещерского и он сам, горемыка, на бобах. Нет у них способностей к бизнесу. И все авантюры, которые они затевают, ведут лишь к убыткам и разорению. Нетрадиционный туризм – Тибет, Гималаи, сплав по Брахмапутре – Боже ж ты мой! Мещерский упрямо не желает понять, что одержимых жаждой странствий альпинистов, аквалангистов, спелеологов и скалолазов в сравнении с общей массой обычных туристов, любящих нормальный отдых, – кот наплакал. Ну, отправятся в Гималаи или на берега Ганга, зараженные холерной палочкой, какие-нибудь один, два, три, три с половиной храбрых до безрассудства Миклухо-Маклая. Но разве это называется массовый туризм? Откуда же тут взяться доходам у «Клуба»?
Но тут в ее печальные размышления закрался лучик надежды: а может, и славно, что Сережка берет ее с собой. Она на этой дурацкой презентации все увидит сама. И если почувствует, что эти самые «сувениры», помноженные на деловое невезение и беспечность «географов» – снова прямой и торный путь к банкротству, то… О, у нее найдутся методы, чтобы убедить Сережку бросить авантюру в самом ее начале.
Больше часа Катя вертелась перед зеркалом. Просто мания какая-то каждое лето – все витрины, все стекла припаркованных машин так и притягивали ее к себе. Однако сегодняшние впечатления от собственного внешнего вида были смутными и неопределенными. Кажется, неудачно выбрана оттеночная пенка для волос, есть смысл попробовать другую и… И вообще нужно худеть. Говорят, есть какие-то чудодейственные тайские таблетки. Вот в этом магазине экзотическом и поищем – а вдруг.
Мещерский был, как всегда, точен, как часы на Спасской башне. По дороге на Варшавское шоссе он оживленно повествовал Кате об открывающихся перспективах сотрудничества:
– Покупателей в этом магазине – полно. Найдутся и желающие путешествовать с нами. Не профаны какие-нибудь, а те, кто толк понимают, вот что важно. Так что на следующий год, Катенька, если все пойдет хорошо, если с налогами, конечно, не прижмут…
Магазин экзотических сувениров Востока помещался во дворе мрачного дома сталинской постройки недалеко от метро «Нагатинская». Сначала нужно было миновать арку, над которой на белом полотнище черными, стилизованными под иероглифы буквами было начертано предостережение: «Кто не верит в будущую жизнь, мертв уже в нынешней».
Катя и Мещерский прошли арку и очутились в самом уютном дворике, каких в Москве стоило поискать: крохотные ухоженные клумбы, фонтанчик-ручеек, обложенный камнями, каменные же китайские фонари тут и там, песчаная дорожка, ведущая к черным дверям, входу в торговый зал. Когда Мещерский открыл перед Катей двери, она ощутила тонкий сладкий аромат восточных благовоний.
Хотя она и была поначалу настроена весьма подозрительно, надо признаться, что с первого же взгляда магазинчик этот Катю очаровал. И она тут же позабыла, что ехала только для того, чтобы оберегать деловые интересы Сережки. Просто с любопытством глазела по сторонам.
Магазин имел два этажа и несколько пристроек. Помимо сувениров и благовоний тут продавали и плетеную китайскую мебель, и фарфор, и книги – мистические, религиозные, эзотерические и колдовские, и видеокассеты, и продукты восточной кухни – от чая экзотических сортов до пряностей с такими названиями, которые Катя встречала лишь в сказках «Тысячи и одной ночи».
Презентация собрала довольно много народа, хватало и покупателей. «Столичный географический клуб» занял в магазине две комнаты под офис в одной из пристроек. Мещерский и его компаньоны суетились вовсю. На Катин взгляд, в новом офисе было чересчур уж много разной множительной техники, но она не стала огорчать Мещерского, шепнув, что «все чудесно».
Так как Сережка был занят, она более получаса бродила по магазину, разглядывала полки, уставленные сувенирами, а также публику. И на что было смотреть интересней, решить затруднялась.
Чего тут только не продавали, Господи! Наборы масел для ароматерапии (Катя, не удержавшись, украдкой купила для Кравченко ночные духи-пачули: говорят, привезли этот наиболее сексуальный мужской аромат из Индии еще старички-»битлы»), шарфики из расписного китайского шелка, буддийские амулеты-колокольчики, мелодично позвякивающие при малейшем прикосновении. Были тут и корзины, наполненные перламутровыми тропическими раковинами, переливающимися всеми цветами радуги, и полудрагоценные камни, в изобилии рассыпанные на черных бархатных подставках: агат, оникс, яшма, нефрит, горный хрусталь, лазурит, гранат и коралл. Резные фигурки черного дерева, кости-нэцкэ и африканские страхолюдные божки, и будда всеблагой, восседающий на буйволе, и будда спящий, и будда улыбающийся…
Катя с восхищением разглядывала и наборы для чайной церемонии, и деревянные лакированные подносы, и пейзажи из разноцветного песка для медитации, и шарики из нефрита, предназначенные для тренировки пальцев в восточных единоборствах, и рисунки для татуировки, и связки бус, и освященные четки, вырезанные из скорлупок грецкого ореха.
В зале благоухали в курильницах индийские благовонные палочки. И от переизбытка этого экзотического аромата у Кати даже запершило в горле. Она поискала в толпе покупателей и гостей Мещерского, но тот куда-то запропастился. Тогда она подошла поближе к вентилятору, гоняющему воздух. Поднялась по лесенке на второй этаж. Тут, на маленькой площадке, все стены были увешаны объявлениями: школы дыхательной гимнастики и восточных единоборств набирали слушателей на новый сезон, маги, черные и белые, потомственные колдуны и сибирские шаманы, ясновидцы в восьмом колене, предсказатели судьбы по картам Таро, кельтским рунам, песку, бобам, кофейной гуще, хироманты, астрологи с дипломом и без, целители всех мастей и оттенков с завидной настойчивостью зазывали с рекламных плакатов клиентов, обещая не моргнув глазом многое из того, что было не под силу, кажется, самому Парацельсу и Калиостро.
Духовные школы и секты тоже вывесили свои лозунги и объявления. Катя задумчиво скользила взглядом по листовкам: Московский дзэн-центр, например, предлагал обучить своих абитуриентов «опыту медитативного проникновения в философию и религию, развить интуицию, подготовить тело к длительной медитации бхавана-саматха и подарить четыре основы внимательности – сатипат-ханасутра«.
Катя вздохнула: внимательность, интуиция. Первая у нее уж точно в зачаточном состоянии, а вторая страдает от переизбытка впечатлительности и неуемной фантазии. В самых простых вещах ей порой чудится нечто такое… Она поморщилась, неожиданно перед глазами возникли те жуткие картины: овраг, глинистые его склоны, роскошный шиповник (он так же сладко пах там, как тут эти палочки с берегов Ганга) и… лужи крови на траве, а потом – труп… НЕ ЖЕЛАЮ ПРО ЭТО ДУМАТЬ – она судорожно впилась взглядом в следующее объявление, однако вдруг наткнулась на нечто такое, от чего по спине у нее побежали мурашки.
Какое-то объединение белых духовных сил из города Костромы ничтоже сумняшеся заявляло, что проводит «подготовку человека к переходу к эпохе бессмертия». И объявляло самый простейший путь к оному: огнехождение, которое будет проводиться двадцать пятого июня неподалеку от станции метро «Выхино».
Жестокость простоты единственного, как утверждалось в объявлении костромских белых духовных сил, пути к бессмертию взволновала Катю. Ее внимание приковали к себе последние строки объявления: распятие Иисуса Христа на Голгофе и новое распятие нового Христа ХХ века в Грозном. Она поняла, что авторы имели в виду эпизод из фильма «Чистилище». Там были такие жуткие кадры, там же были и кадры о том, как нашим солдатам отрезали головы и играли потом ими в футбол…
Катя повернулась к объявлению спиной. НЕТ. Я ГОВОРЮ ТЕБЕ: НЕТ. ТЫ НЕ БУДЕШЬ СЕЙЧАС ОБ ЭТОМ ДУМАТЬ И ВООБРАЖАТЬ БОГ ЗНАЕТ ЧТО!
– Лекс, дружок, постой здесь, подожди меня. Или, если хочешь, поднимись наверх, музыку пока послушай. Там новая коллекция записей – «Энигма», кажется, новый диск, и Жарр, они дают наушники.
– Я лучше тут постою. Ты только, пожалуйста, недолго.
Катя покосилась направо. Возле доски объявлений остановились двое покупателей: плотный шатен слегка за тридцать, одетый в черную майку «Версаче» и белые джинсы, и девушка, точнее, девочка-подросток. Катя поначалу подумала – отец и дочь, но…
Мужчина ничего, на ее взгляд, не представлял: усталые глаза, хмурое помятое лицо, точно после тяжелой ночи. А вот девочка… Ей было на вид лет пятнадцать, и она была из породы совершенно очаровательных, белотелых, пышных толстушек, одновременно напоминающих и пуховичок, и взбитые сливки с клубникой, и модель для юной купеческой дочки Кустодиева. У девочки была роскошная русая коса чуть ли не в кулак толщиной, алые губки бантиком, рано округлившаяся тяжелая грудь, масштабные крутые бедра и восхитительная матовая кожа.
Кате тут же вспомнилась Ленка Савкина из ее двора, с которой она училась с первого по восьмой класс, пока та не перешла в другую школу. Та тоже вот была такая сливочно-медовая пампушка, и косы у нее были как у русалки. А мальчишки во дворе безжалостно дразнили ее «жиртрестом» и однажды довели до того, что Ленка по пожарной лестнице забралась на крышу соседнего дома и угрожала броситься с шестого этажа. Тогда во двор приезжали и пожарные, и милиция, и врачи снимать Ленку Савкину с крыши… Как же давно это было…
Послышался легкий хруст. Катя увидела, как девочка с косой извлекла из сумки пакет картофельных чипсов и начала медленно и методично поедать их. В ее серых глазах, устремленных на объявления, появилось отрешенное выражение, точно у теленка, пережевывающего жвачку.
А Катино внимание тут же переключилось на двух весьма колоритных перекормленных бородатых байкеров, слишком уж великовозрастных для такого обилия металлических заклепок, украшавших их кожаные куртки, брюки и сапоги, а еще шипы, кнопки, бляхи и значки. Оба были в кричащих банданах. Один – в круглых черных очках, что делало его похожим на слепца Пью, а второй в шипастом собачьем ошейнике. И оба, присев на плетеный диванчик у витрины с живописью по шелку, что-то горячо обсуждали, тыкая пальцами в стекло.
– Татуировку выбирают.
Катя и не заметила, как подошел Мещерский, словно из-под земли вырос.
– А тут и рисунки продают, и сами татуировки делают? – шепотом полюбопытствовала Катя.
– Тут все делают. Там, за нашим офисом, у них косметический кабинет. Там и татуировки, и тайский массаж делают. Хочешь посмотреть?
Катя покачала головой, нет уж, спасибо. На байкеров она теперь глядела с пугливой жалостью. Это ж надо терпеть такие адские муки – сорок тысяч уколов иглой и прижиганий, чтобы изуродовать свои плечи или грудь каким-нибудь синюшным зубастым драконом самого пошлого вида или оскаленной харей восточного демона. Байкеры наконец что-то выбрали и позвали менеджера. Затем торжественно и чинно удалились в соседний зал. Катя прислушалась – а вдруг завопят, когда их первый раз уколют?
– Катюша, вот познакомься, это Лева… ну, Лева Кедров, я же рассказывал тебе! Прошу любить и жаловать, – с этими словами Мещерский вдруг подтолкнул к Кате… Лева этот был ну совершенно крохотульный типчик – прямо фарфоровая куколка-лилипут! Однако ужасно симпатичный и самоуверенный франт-брюнетик, одетый в гавайскую рубашку, шорты-бермуды и сабо. Про этого Кедрова Мещерский действительно рассказывал: он тоже некогда учился в Университете имени Лумумбы, как и Мещерский с Кравченко, впоследствии работал переводчиком в торгпредстве в Осаке, а затем пристроился в какую-то сначала советско-, а затем российско-японскую фирму.
В злосчастную Джакарту он, как и Мещерский со товарищи, прилетел по делам. И затем уже вместе с Мещерским и его «географами», бросив весь багаж, удирал из объятой пожарами и убийствами индонезийской столицы. Несмотря на миниатюрное сложение (Мещерский рядом с ним казался почти высоким), а также простецки-пляжный вид, этот Лева Кедров (по словам Мещерского) был очень даже денежный парень и дельный профессионал. Он вот уже третий год являлся ведущим специалистом по маркетингу и импорту преуспевающего коммерческого объединения, владеющего сетью столичных супермаркетов «Шелковая нить», торгующих тканями, мебелью, ковровыми изделиями, а также антиквариатом и предметами старины из стран Востока.
Катя, знакомясь с этим товарищем Сережки по «бегству в Сингапур», чуть не пополам согнулась. «Вот, – подумала с грустью, – и всего-то мужичок с ноготок, а уже фирмач, и денег, наверно, полно. А некоторые хоть и здоровые, а только и могут что кулаками махать…» Последнее замечание ясно к кому относилось, но Катя так и не успела детальнее сравнить мужичка с ноготок с верзилой Кравченко.
Кедров, ничуть не смущенный тем, что собеседница выше его на целую голову, с жаром начал шептать, что в этой «чертовой забегаловке все дрянь, дешевка, приличные люди сюда ни ногой, потому что тут и цены грабительские, а если кто знает толк в вещах и кому нужны подлинные шедевры мастеров Востока для украшения домашнего интерьера, те посещают один из многочисленных филиалов «Шелковой нити», что расположен на Покровском бульваре»…
– Да, тот, кто понимает толк, приходит не сюда, а к нам, – заявил он небрежно. – Тут так, мелкая шелупонь крутится. И… да вот, кстати, Катя, будьте свидетельницей, все отговариваю вашего Сережку от этой авантюры. Да ей-богу, старик, – он, поднявшись на цыпочки, как клещ, впился в лацкан пиджака Мещерского. – Зря ты с этой невезухой здешней связался. У них проблемы, понял-нет? Про-бле-мы. Это я тебе говорю. Я б с шефом потолковал – лучше б у нас свою контору открыли. И пунктик валютного обмена можно было б заодно пробить… Эх, Серега… Ну, не поздно еще все переиграть, хочешь, потолкую с шефом?
Мещерский переминался с ноги на ногу: не время и не место для таких бесед. Катя пришла ему на выручку, потянув за рукав к одной из витрин со словами: «Сережа, тут такой веер изящный. Хочу тебе показать».
Но Кедров неожиданно умолк, словно подавившись на полуслове, вытянул шею и с интересом посмотрел куда-то в толпу покупателей.
– Ты что это, Лев? – спросил Мещерский.
– Ничего, так… Нет, ты смотри кто сюда пришлепал… Кого я вижу… Что-то тут откопал… Что только?.. Кого я вижу! – вдруг зычно крикнул он. – Иван! Ива-ан! Ваня – радость моя!
Катя увидела, что крошка Кедров так горласто кричит и призывно машет рукой тому самому хмурому мужчине в майке «Версаче» и белых джинсах.
Тот, узрев Кедрова, как-то кисло и двусмысленно ухмыльнулся, но все же подошел. За ним по пятам следовала девочка с косой царевны из сказки. В руке ее был новый пакетик чипсов, и она все время жевала, жевала, шуршала им и опять жевала.
Катя снова подумала было, что девочка эта – дочь белобрючника, однако… Для ее отца он все же был слишком молод. И потом она перехватила взгляд, каким Левик Кедров мазнул (точно жирной масляной краской припечатал) по груди и ногам этой нимфетки и, в свою очередь, ухмыльнулся. Тоже весьма двусмысленно, однако не кисло, а даже совсем наоборот.
– Какие люди, Ванечка! Сто лет одиночества прямо. – Кедров пялил на белобрючника дерзкие карие глазки. – Позвольте, ребята, это мой старинный враг Иван Белогуров. А это… – Он повернулся к девочке.
– Привет, Лев. Здравствуйте, – Белогуров кивнул Мещерскому и равнодушно-вежливо улыбнулся Кате. – Не слушайте этого шута. А это ваша туристическая фирма тут, значит, обосновалась теперь? – спросил он Мещерского. – Что ж, удачи вам, тут людей много бывает, разных. Толк будет.
– А ты в Тибет никак собрался, Ваня? На презентацию-то спозаранку явился? – Кедров выжидательно смотрел на своего «врага».
– Нет, это все Лександра моя пристала, – Иван положил руку на плечо жующей девочки. – Какая-то дребедень ей тут приглянулась – купи да купи. Мы вообще-то к друзьям на дачу ехали, по дороге заскочили.
– А, ну-ну, – Кедров усмехнулся. – Хорошо тебе, радость моя, на природе отдохнуть.
– Спасибо. Ну идем, – Белогуров подтолкнул девочку. – До свидания.
– Сережа, я вас покину на секунду. – У Кати уже начиналась мигрень от развязного Кедрова. – Мне все же тот веер хочется поближе рассмотреть.
– Веер? Черный? – Белогуров покосился на Катю. – Он из Ханьчжоу. Это местный художественный промысел там, но работа довольно сносная. А вы, девушка, любите красивые старые вещи?
Катя лишь пожала плечами.
– Конечно, люблю. А кто их не любит?
– Я тоже – это моя слабость. Но все дело в том, что этот веер мы и хотели купить.
– Да ради Бога, – Катя усмехнулась. – Все равно для меня это слишком…
– Дорого, что ли?
Катя посмотрела на его капризно-приподнятую бровь. Ей отчего-то не хотелось признаваться в том, что этот китайский веер из Ханьчжоу для нее действительно зверски дорого стоит. Совестно отчего-то было в этом признаться…
– Слишком вычурно и… Мадам Грицацуева с веером из рисовой бумаги… – Она фыркнула.
Белобрючник бледно улыбнулся.
– Значит, вы любите красивые дорогие вещи. И не любите стиль Грицацуевых, так скажем… Ну раз так, то… Вот при случае, – он достал из кармана джинсов визитку. – Загляните как-нибудь по пути. И мужа своего обязательно прихватите. – Он, видимо, воспринял в качестве Катиного мужа Мещерского. – Это рядом с метро «Третьяковская». Гранатовый переулок. Мы открыты во все дни, кроме понедельника, с десяти до шести.
Катя смотрела на визитку: Иван Белогуров. «Галерея Четырех». Живопись. Скульптура. Антиквариат. Телефон, факс… Гранатовый переулок, дом 6.
Когда она вернулась к Мещерскому и его собеседнику, то услышала, как Кедров с завистливым раздражением говорил:
– Черти Ваньку сюда принесли не зазря. Что-то стоящее он на этой помойке унюхал – спозаранку примчался перекупить. У него галерея по продаже антиквариата в Замоскворечье, на всех аукционах он в первых рядах сидит. Ну, «крыша», естественно, такая, что закачаешься. Это мы люди тихие – никакого компромата и криминала, никакой урлы, а Ванька… Но интересно, зачем же он сюда приезжал, а? Пойти, что ли, справки навести…
– Что он так на этого типа взъелся? – тихо осведомилась Катя, когда Кедров с новым громогласным «Кого я вижу!» метнулся от них куда-то в другой конец зала.
– Да конкуренты ж они, Катюша, – Мещерский лишь рукой махнул. – Конкуренты на ножах. Левка подозревает, что этот тип что-то стоящее из восточного антиквариата хотел приобрести, вот и бесится теперь, что не ему, точнее, не «Шелковой нити» достанется. Нас же это вообще не касается. А он что, этот, тебе свою визитку всучил? Зачем?
– Вот, – Катя показала ему белый кусочек картона. – Сейчас все к себе в магазин покупателей заманивают, вот зачем. Только антиквариата нам с тобой, Сереженька, и не хватало для полного счастья, мда-а…
А через пять минут она уже и думать забыла об этом Белогурове в белых брюках и о его малолетней спутнице, кем бы та ему ни была. Мещерский повел ее в офис – там снимались на видео на память все сотрудники. А потом она листала рекламные каталоги путешествий в Непал, на Цейлон и на Мальдивы и лениво размышляла о том, как все-таки это хорошо – быть богатым и здоровым и путешествовать без проблем со «Столичным географическим клубом» во все эти тропические уголки, столь заманчиво изображенные на финской мелованной бумаге каталога.