Слишком много крови в человеке – мысль эта посетила в тот вечер Никиту Колосова, когда он стоял у анатомического стола в обветшалом морге клинической больницы города Красноглинска. В этом здании в стародавние дореволюционные времена помещалась богадельня, которую содержал и патронировал монастырь святого Феодора Стратилата – некогда городская достопримечательность, богатый и красивый, затем разоренный, загаженный, спаленный революцией и гражданской войной, но снова через столько лет восстанавливаемый из праха и пепла горсткой монахов-подвижников, от бедности, тяжких трудов и вечного поста более похожих (как казалось Колосову) не на воинов Христовых, каким был их патрон Феодор, а на бледные тени.
Это мертвое препарируемое тело тоже стало словно бы бесплотным: потеряло всю кровь, впитавшуюся в мох, траву и глину оврага у деревни Кощеевка. Однако группу крови потерпевшего определили довольно быстро. Патологоанатом провел и гистологическое исследование содержимого желудка – последний раз потерпевший принимал пищу более суток назад. Это уже вполне вписывалось в версию о том, что убитый – возможно, пассажир того самого автобуса. Ведь челноки обычно в дороге питаются весьма скудно и нерегулярно.
Патологоанатом внимательно осматривал и весьма изощренную татуировку на груди убитого. Отметил, что давность «изделия» – года три-четыре. Работа очень качественная – делал мастер своего дела. «Словно на дорогой китайской вазе картинка, – отметил патологоанатом и, явно желая щегольнуть своими познаниями, добавил: – Среди китайских эротических символов пион означает женское естество. Точнее, саму его суть, матку».
Колосов усмехнулся про себя: поди ты, какой энциклопедист. И это над мертвым-то телом… Его же самого во время патологоанатомического исследования точно магнит притягивали аккуратно сложенные экспертом на боковом столике вещи потерпевшего: кожаный ремень, разрезанные ножницами брюки и кроссовки.
Именно от кроссовок начальник отдела убийств все никак не мог отвести глаз. Эксперт тем временем в который уж раз осмотрел рану на груди убитого. Его первоначальный вывод о причине смерти полностью подтвердился: пробита грудина, сердечная сумка, сердце. Смерть наступила мгновенно. Это повреждение, в отличие от повреждения шеи, причинено ударом колюще-режущего предмета – ножа с клинком длиной свыше пятнадцати сантиметров, направленным сверху вниз с большой силой.
– А потерпевший сидел или стоял в момент удара? – спросил Колосов как бы между прочим.
– Стоял. В сидячем положении направление раневого канала было бы… Хотя я сказал – сверху вниз… Но видите ли, потерпевший невысокого роста – 165 сантиметров всего. Убийца мог быть значительно выше и… – Эксперт, как дипломат, никогда не скажет прямо того, в чем не уверен: как хочешь, так и понимай.
– Можно предположить, что убитый по национальности – кореец? – спросил прокурор.
– Данные внешнего строения тела дают основание это предполагать, но… Основное доказательство, как видите, отсутствует. – Эксперт указал глазами на обрубок шеи трупа. – По виду – типичный монголоид. Но может быть и казахом, и киргизом…
– Киргизы, слава Богу, у нас в районе не пропадали, – откликнулся следователь Андреев. Хотя расследованием убийства уже занималась Красноглинская прокуратура, он после допросов челноков тоже приехал на вскрытие. Дело о разбойном нападении на автобус было в его производстве. И если все же окажется, что убитый – пассажир автобуса, то…
– На шмотки его не хочешь взглянуть? – тихо шепнул Андрееву Колосов.
– Прямо тут, что ли? Я их в отдел заберу и там уж…
– Кроссовочки любопытные, а? – Колосов, словно не слыша возражений, в который уж раз повторил с восхищением: – Редкая обувка. Давай-ка тут все и осмотрим, Леша, не отходя от кассы. Я сейчас нянечек в понятые приглашу. Ты только, Бога ради, без меня эти лапоточки не трожь.
Через минуту под скорбными, осуждающими взглядами понятых-нянечек Колосов и Андреев приступили к осмотру вещей потерпевшего.
Несмотря на то что влекли его к себе в основном кроссовки, начальник отдела убийств оставил их напоследок, начав осмотр не с них. На брюках, разрезанных ножницами эксперта, имелось множество кровяных пятен. Брюки и ремень запаковали в целлофан. Это были исходные образцы для криминалистического исследования микрочастиц. Авось что и перепадет любопытное о том, с кем у обезглавленного был так называемый «конечный контакт».
Кроссовки, пыльные, черно-белые, массивные, на скрипучих липучках, Колосов сначала просто бездумно как-то повертел в руках, простукал рифленую подошву с цифрой 42. А затем вдруг извлек из заднего кармана брюк складной нож. Следователь Андреев иронически поднял брови, покосившись на эту полуразрешенную к ношению в качестве холодного оружия финку и на эффектную кобуру телячьей кожи, которая адски мешала начальнику отдела убийств в этот знойный день, – сыщики ж! Они без этого самого не могут. Оружие, кобура, автоматическое зарядное устройство, мобильный телефон на поясе – все эти хитрые штучки половина имиджа. Это трудяга-следователь – бумажная крыса, юридический клерк, у него таких игрушек не водится. У него лишь дело под мышкой да старая шариковая ручка. А у угро по части всех этих профессиональных прибамбасов… Но Андреев не успел додумать свою ехидную мысль.
– Никита, ты что делаешь? Это же вещдок!
– Спокойствие… только спокойствие. Понятые, красавицы мои, хорошо ли вам видно? – Колосов, поддев ножом сопревшую от ножного пота стельку в правой кроссовке, с треском рванул ее вверх и…
– Какие такие сокровища хранятся в наших калошах? Вот какие. – Он извлек плоский, туго набитый пластиковый пакетик, полный белого порошка. – И без экспертизы скажу, Леша, что это вряд ли поваренная соль.
– Черт, героин! Граммов двести, а то и все триста. – Андреев присвистнул. – Тайник.
Второй точно такой же увесистый пакетик был извлечен и из левой кроссовки.
– Наркокурьер. Выходит, тот самый. И сумка с анашой, значит, его. – Андреев уже брезгливо смотрел на обезглавленный труп. – Саранча поганая. Потому-то он и рванул с автобуса во время той заварушки… Ему, такому упакованному, встреча с милицией ни к чему. Да против этого богатства в подметках сумки с анашой-то ему – тьфу, мелочевка… А может, было все по-другому: эти наши отморозки с «девятки» знали, что в автобусе упакованный под завязку курьер. Ну, и уволокли его с собой как трофей, а потом уж…
– Секир башка, а героин бросили? – Колосов снова хмыкнул. – Не мы одни с тобой, Леша, умные. Если бы специально встречали курьера, знали бы и где главный товар искать. Кроссовки… да ты только посмотри на них. Тебе ничего не бросается в глаза? Это ж видно – нестандарт, платформа как у первокурсницы.
– Но у него могли быть пакеты и в куртке. Его же раздели до пояса… – Андреев не спорил – просто размышлял. – Они могли взять их и удовольствоваться…
– Но все наши прежние не были наркокурьерами, – тихо сказал Колосов. – И тебе это отлично известно: из следственного управления тебе разве не звонили, не информировали еще?
– Но это может быть и простое совпадение.
– Это? – Колосов смотрел на кровавый обрубок шеи трупа. – Игра в гильотину? Это, Леша, только у жаб в сказках в голове – бесценный брильянт, а у наших безголовиков…
Андреев выпятил подбородок: жест одновременно означал у него и «да», и «нет», и «ну ты даешь», и «сомневаюсь», однако дискутировать прекратил.
Из морга прямиком направились в Красноглинский отдел милиции, где в следственном изоляторе все еще ожидали первого допроса задержанные «девяточники». Перед его началом Колосов провел с начальником местного розыска Григорием Жаровым (его сотрудники с самого утра прощупывали задержанных в приватных беседах, именуемых «опросами подозреваемых») короткое, однако весьма полезное совещание, чтобы уяснить себе, кто есть кто в пойманной банде.
– Трое из них – наши местные. Уже проверили: все из Железнодорожного поселка, что у аэропорта, – рассказывал Жаров. – Машина принадлежит Васильченко Геннадию. Судя по всему, именно он у них и за шофера. Остальные: Говоров Иван, Говоров Константин – братья-разбойники. Один охранник магазина «Автозапчасти» в Быкове, второй, младший, безработный уклонист.
– От армии бегает? Давно? – спросил Колосов.
– Третий год. С Чечни.
– А проживал все время по месту прописки? В Железнодорожном?
Начальник Красноглинского розыска хмуро кивнул.
– К нам военкомат по поводу него не обращался. У меня, Никита Михалыч, и без этих бегунков забот выше…
Колосов махнул рукой – полная тишина, ша, как говаривал Шукшин. Не мне тебе, дорогой товарищ Жаров, читать моралитэ. Вышестоящие товарищи на это найдутся. Прочтут – будь спокоен.
– А четвертый кто?
– Четвертого ихнего ты, Никита Михалыч, должен знать и помнить. Это Круглый Павлик.
– Круглый? Свайкин? Да неужели? – Колосов подался вперед. – Точно?
– Его физиономию мы еще не позабыли. Надо же… мало ему прошлого, подонку такому! Торжествовал тогда над нами, сукин кот.
Этого самого Круглого Павлика знали в Красноглинском отделе милиции: с ним было связано одно из самых больных поражений местных стражей порядка в борьбе с провинциальным криминалитетом. Круглый – трижды судимый за хулиганство и грабеж Павел Владиленович Свайкин одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, два года назад таким же вот жарким июнем убил человека – Джафирова Вартана, державшего на привокзальном рынке Красноглинска палатку турецкой кожгалантереи.
Об этом убийстве, хоть и произошло оно средь бела дня на глазах всего рынка – Вартан получил три удара ножом в живот, – никто из свидетелей-торговцев говорить не хотел. Однако, согласно обильной негласной информации, полученной Жаровым и его сотрудниками, Вартан и Круглый поспорили из-за места под солнцем. Информация причисляла последнего к сборщикам дани для…
Увы, все негласные слухи так и остались слухами. Переложить их на протокол в качестве правдивых и четких свидетельских показаний тогда так и не удалось. Как Круглый Павлик резал Вартана, видел весь рынок, но, когда приехала милиция, все в один голос твердили: ничего не видели, ничего не знаем. В довершение всего, с места происшествия каким-то загадочным образом пропало и главное доказательство – нож. В результате кое-как слепленное на косвенных «доках» дело против Свайкина начало трещать по всем швам уже на стадии предварительного расследования. И в конце концов обескураженный суд присяжных (а в Красноглинске, как и в ряде районов области, проводился подобный эксперимент) оправдал Круглого Павлика за «недостаточностью доказательств его вины».
Прокуратура, красноглинские сыщики и сам Колосов остро переживали это постыдное фиаско, ибо на каждом оперативном совещании им припоминали этот злосчастный факт как вопиющий пример из рук вон плохой работы по раскрытию, расследованию, а главное, по сбору доказательств вины подозреваемого, взятого под стражу.
Из здания суда Круглый Павлик (кличку свою он получил за круглую, как бильярдный шар, обритую под ноль голову, увенчанную, словно локаторами, парой крупных, розовых, дурно мытых ушей) вышел с высоко поднятой головой и на какое-то время исчез из поля зрения милиции. Но вот, как оказалось, год свободы не был потрачен им впустую: Круглый успел сколотить мобильную банду и как мог улучшал на подмосковных дорогах свое материальное положение.
– Мы их по всем аналогичным эпизодам в области начинаем проверять, – хмуро продолжал Жаров. – Не только у нас были такие факты нападений на водителей-транзитников, но и на Симферопольском, на Каширском шоссе. Будем их теперь по всем датам гонять. А ты с кем из них, Никита Михалыч, толковать будешь по своему профилю? – Он выделил последнее слово особо: Колосову известно, что нужно от этих отморозков. Круглый же, если учитывать его прошлое и новоприобретенную от безнаказанности наглость, вполне способен и на «профиль», интересующий сейчас начальника отдела убийств. – Учти: Васильченко – сопляк, с семьдесят седьмого года он, недоросток еще. А Ваня Говоров – на игле давно и крепко. Зрачки – с булавочную головку.
– С Ваней пусть Андреев потолкует, а я… я бы с Павликом сейчас прокатился. – Колосов недобро прищурился. – Под Котовского он челку все еще носит, нет?
– Лысины стыдится. – Жаров потер начинающую редеть макушку. – Это я вот все хочу тоже, да… Будут в городе языками трепать, что начальник розыска под бандюгу стилизуется.
– Не будут трепать, – Никита усмехнулся. – Человека по делам ценят. Побольше добрых дел, Григорий Петрович, и никаких сплетен, все зачтется. Ладно, пусть Свайкина мне покажут во всей его красе, я вниз пошел, в изолятор.
Жаров неодобрительно смотрел вслед начальству из главка: легко ему, Никите, – приехал, уехал, орел ты наш управленческий. А тут сидишь, словно приклеенный к земле, и еще это чертово убийство в Кощеевке… Как говорится: Бог дал, Бог взял. Дал успешное раскрытие серии разбойных нападений на дорогах, дал поимку вооруженной банды, а взял…
Жаров подошел к окну. Главное – не дергаться, не гнать сейчас волну. Даже если это МАНЬЯК – никто пока не должен о нем знать из посторонних. Только диких слухов в районе не хватало. Впрочем, подумал он тоскливо, соседи в Чудинове как ни скрывали тех вьетнамцев безголовых, а тухлый слушок там уже пополз об этом происшествии… Господи, что же это такое? Неужели это наш Круглый Павлик такое вытворяет? Нет, это было бы слишком уж просто. А в оперативной работе просто либо не бывает, либо…
Жаров снова потер макушку. Действительно, с поимкой Круглого и его компании НИЧЕГО ЕЩЕ НЕ КОНЧИЛОСЬ. ВСЕ ЛИШЬ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ…