НЕ СПИ, КРУГОМ ЗМЕИ
Дэниэл Л. Эверетт
Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.
Каждый год на первое сентября я достаю из нижней шуфлядки шкафа старый школьный альбом, удобно устраиваюсь в потертом кресле, рядом ставлю бутылку виски «Джек Дэниелс», стакан с двумя кубиками льда, прошу Алису включить какой-нибудь блюз. Почему-то она неизменно выбирает Gary Moore «Still Got The Blues» и я под берущие за душу аккорды медленно погружаюсь в прошлое.
Не могу вспомнить, в каком году я начал эту традицию. Может быть, сразу после возвращения из бразильских джунглей, где я изучал племя пираха, их язык и обычаи и пытался понять, что можем мы, современные люди, почерпнуть у этих, по сути, первобытных людей.
Кажется, это случилось после третьей экспедиции, когда меня укусила местная ядовитая змея жарарака и я едва не погиб. Помню, как меня несли на самодельных носилках из лиан, а в голове помимо жуткой боли вертелись странные сюрреалистичные картинки из моего прошлого – я видел все не так как раньше – смутно, в дымке, а словно бы все это произошло вчера, – начиная с самых ранних лет и заканчивая школой, институтом, аспирантурой и экспедициями в разные части земли. Только вот мое восприятие всех этих событий сильно изменилось.
Меня внесли в лагерь. Помню, как надо мною склонился человек с длинными черными волосами, он дыхнул на меня сладковатым и одновременно горьким дымом, и сказал… точнее нет… слов не было. Я много раз вспоминал тот момент и пытался воспроизвести его в памяти, чтобы как можно точнее понять… прочувствовать, может быть, даже повторить его, но каждый раз я понимал – повторить мне это не удастся. Слов не было. Само его дыхание было наполнено смыслом, адресованным мне. Не знаю, как вам объяснить. Но я испугался того, что услышал. Потому что кое-какие догадки к тому времени у меня уже были.
Он сказал: «Никого нет».
Что он имел ввиду я узнал пятнадцать лет спустя.
***
Как обычно в этот день я достал старый школьный альбом. Он уже сильно обветшал, потускнел. Я положил его на стол и некоторое время смотрел на голубоватую обложку. Потом поставил рядом бутылку виски и стакан. Сходил к холодильнику, достал из морозильного отделения формочку со льдом и отковырял ножом два кубика. Лед был пронзительно холодный и тут же начал таять в руке. Не мешкая, я бросил его на дно стакана и налил до половины янтарной жидкости.
– Алиса, поставь какой-нибудь блюз…
– Конечно… Надеюсь, этот вас устроит.
В колонке что-то зашуршало, я даже подумал, что Алиса где-то скачала эффект проматываемой на магнитофоне пленки. Потом раздался щелчок и заиграла совсем другая, незнакомая мне мелодия. Я даже вздрогнул от неожиданности. Хотел было возразить, но потом подумал, пусть будет как есть.
Уселся в кресло, рядом положил телефон, взял в руки альбом.
Я не поддерживал отношения с одноклассниками много лет. Сказать по правде, не видел никого с выпускного. Хотел встретиться, но постоянно были какие-то дела, командировки, экспедиции… а в те редкие моменты, когда оказывался в городе, думал, что буду чувствовать себя там максимально неловко. В итоге…
Я перевернул страницу. Взял стакан и сделал хороший глоток.
Двадцать восемь учеников и учениц одиннадцатого «Б» класса седьмой школы. Фотография тоже потускнела. Лица смотрели будто бы из бездны времени и, хотя от выпуска до настоящего дня прошел двадцать один год, я чувствовал какой-то подвох: будто бы прошли сотни, тысячи лет, а может быть и больше. И ни с кем из них я с тех пор не переговорил, не списался, не встретился. Наверное, потому что редко бывал в городе.
Но и мне никто не писал. Не звонил. Не интересовался. Хотя класс наш, надо признать, был очень дружным, – одна семья, так бы сейчас сказали. Даже хулиганы и те были свои, готовые выбить зубы любому, кто покусится на своих.
Несмотря на жару за окном, мне вдруг стало холодно, и рука снова потянулась за стаканом.
Справа вверху выделялась фотография Виталика Ильина. Вихрастый, высокий, умный с большим лбом, слегка заносчивый, но если у тебя столько умища, сколько было у него, такой IQ, то, как говорится – сам бог велел. На него никто, разумеется, за эту заносчивость не обижался, уважая за мозги и гигантское потенциальное будущее. Он сидел позади меня, мы занимались вместе в кружке шахмат и настольного тенниса. Шахматы я, разумеется, ему сливал, а вот теннис – тут брал реванш и он, разумеется, сильно обижался. Не любил проигрывать. Впрочем, мы ладили. Лишь однажды в седьмом классе сильно повздорили из-за Лены Кудрявцевой, точнее, из-за того, кто будет ее провожать. Невероятной красоты была девчонка, но после восьмого класса ушла. А жаль. В том споре победил я – точнее она меня сама выбрала и до ее ухода между мной и Виталиком улеглась черная кошка. Которая пропала потом также быстро, как и появилась.
Я всмотрелся в его лицо. Где он теперь? Кто он? Возможно… профессор в каком-нибудь институте… а может быть, руководитель крупной фирмы… в догадках я протянул руку, взял стакан с виски и сделал глоток.
Ничего с тех пор о нем я не слышал. Может быть… Вообще я зарекся кому-нибудь писать, звонить, искать встречи. Прошлое нужно оставить в прошлом – таков был мой девиз. Но сегодня что-то изменилось. Может быть другая песня, звучавшая из колонки, может быть какой-то особенный сентябрьский зной, повисший за окном…
Я взял телефон, открыл Яндекс, быстро набрал в поиске «Виталий Ильин». Разумеется, там были десятки тысяч вариантов и пролистав пару страниц, я понял, что так ничего толкового не найду.
Поиск по фотографиям также не дал никаких результатов.
– Ладно… давай Вконтакте что ли…
Я открыл ВК, набрал в поиске имя и фамилию одноклассника, уточнил город, школу и год выпуска. Замечательная функция, – пронеслось у меня в голове.
Надпись на сером фоне обескуражила меня:
«Ваш запрос не дал результатов».
– Хм…
Я убрал год выпуска. Пусь выдаст всех, мало ли, может быть, он не точно ввел этот год или вообще не ввел.
«Ваш запрос не дал результатов».
– Да что за фигня!
Попеременно я расширял поиск и в конце концов понял, что бесполезно.
– Наверное, у него нет странички ВКонтакте, – догадался я. – Что ж… попробуем «Одноклассники».
Однако, через десять минут я убедился, что и в одноклассниках моего товарища нет.
Я пробовал вводить «Виталик», «Виталий», «Вит» – последним именем мы его и называли между собой, но безуспешно.
– Странно… – вслух сказал я, хлебнул виски и, раздосадованный, встал с кресла. Подошел к окну, посмотрел на улицу. В школьном дворе напротив моих окон бегали и прыгали нарядно одетые дети. Только что закончилась линейка. Я слышал невнятные слова, раздававшиеся из громкоговорителя, потом заиграла песня «Сережки и Наташки, теперь мы первоклашки…», смех и крики ребят и, наконец, первый звонок.
Не знаю, что я почувствовал, когда услышал его. Скорее всего, облегчение. Что мне не нужно сейчас идти и садиться за парту, дрожать за невыученные уроки, переживать, что Наташка после каникул стала еще красивее, но совсем не обращает на меня внимания и тому подобное.
А с другой стороны… какое-то странное сентиментальное смятение охватило меня. Вполне возможно, что виной был «Джек Дениелс», но я знал, что если это и так – то лишь отчасти. Все-таки я действительно скучал по тем временам. Скучал по лицам друзей, по тайным перекурам во дворе за школьной лестницей, по каким-то своим тайнам, находкам, открытиям, по субботним вылазкам всем классом на природу, по сходкам у кого-нибудь дома и вообще…
– Черт возьми! – я выругался и решительно вернулся к креслу. – Оля Молчанова… – На фото она была справа, голова чуть повернута влево, выгодно подчеркивая красивые скулы и нос. Холодная, неприступная и такая… я даже слова не мог подобрать.
Через пятнадцать минут, тяжело дыша, я убедился, что никакой Оли Молчановой в Интернете нет. Никаких следов. Вообще ничего, даже отдаленно напоминающее ее. Я понимал, что, возможно, Оля давно сменила фамилию, адрес, место жительства, не указала год рождения и город проживания, школу и все такое… поэтому сразу перешел к моему лучшему школьному другу. Его звали Петр Чайковский. Да, по кличке «музыкант», хотя к музыке он имел такое же отношение как я к балету. Толстый, смешливый, юморной, легкий на подъем (что удивительно при его комплекции), Петя было душой класса, если можно так выразиться. Заводилой. Учился он так себе, что совершенно его не смущало и не сказывалось на его эмоциональном состоянии. Наверное, я больше переживал, когда он в очередной раз хватал двойку по математике, не успев списать на перемене домашку, которую я заботливо ему подсовывал.
– Петя, Петя… – пробормотал я, касаясь подушечкой пальца тисненой поверхности большой фотографии.
Наша связь оборвалась не сразу после школы. Какое-то время мы даже поддерживали отношения, один раз я увидел его в окошке отходящего троллейбуса и помахал. Мне показалось, его лицо было грустным и каким-то удивленным, будто бы он не понимал, куда попал – что на него было совсем не похоже. Помню, его лицо, исчезающее в мутном стекле троллейбуса, произвело на меня какое-то давящее впечатление и стал винить себя, что редко ему пишу и вообще не интересуюсь как он там. Может быть, ему требовалась моя помощь… но я в тот год выехал в Турцию на раскопки старинного поселения Кайырлы в провинции Нигде, жизнь закрутилась и я вовсе потерял с ним (и остальными одноклассниками) какую бы то ни было связь.
Петька жил в соседнем доме. У него точно была страничка ВКонтакте и мне не надо было ее даже искать, потому что я писал ему в чате.
Открыв телефон, я вздохнул. Что я ему скажу?
– Да какая разница! – в сердцах сказал я сам себе. – Здорово, как насчет стаканчика «Джек Дениелс», – думаю такое начало кого угодно устроит.
Я открыл переписки ВК. Начал отматывать многочисленные рабочие сообщения, перемежаемые каким-то спамом, странными просьбами от незнакомцев, предложениями рекламы и всякой подобной чепухи. Я искал знакомую аватарку, хотя понимал, что он ее уже давно изменил. Но пропустить имя «Петр Чайковский» я точно не мог.
И тем не менее…
– Да елки-палки… – палец начал уставать, я уже отмотал сообщения на пять лет назад, но никакого Петра не находил. Потом я вспомнил, что сверху чатов был поиск, быстро вернулся назад и ввел имя «Петр Чайковский».
Кружочек поиска замер, прокрутился несколько раз, снова замер. Наконец, на темном фоне приложения появилась знакомая надпись:
«По вашему запросу ничего не найдено».
Я тупо уставился на эти буквы, пытаясь понять их смысл.
– Что значит… ничего не найдено?.. – медленно произнес я, чувствуя, как ладони вдруг стали влажными, а сердце пару раз ударило так сильно, что я вздрогнул. – Нет… я тебя спрашиваю, что значит – не найдено? – громко, с нарастающей яростью выкрикнул я молчаливому смартфону.
– Вы что-то хотели найти? Я могу вам помочь… – послышался голос Алисы из колонки.
Я покачал головой, вскочил, сунул в карман джинсов телефон и, закрыв дверь квартиры на замок, выбежал на улицу. Теплый ветерок взъерошил мои волосы. Мимо проехал мусоровоз. От него так пахнуло, что я мигом протрезвел. Повернулся, посмотрел на свой подъезд №17 по улице Летней. Давно не крашеный, облупившийся, испещренный непонятными надписями – где-там, рядом с доской объявлений и я писал «Metallica» – данным-давно. И Петька… он был фанатом «Modern Talking». Я подошел поближе к стене, но как ни пытался, наших отметин так и не нашел. Прошло слишком много времени, эти стены сто раз уже перекрашивались.
Петя жил через дорогу по Летней, 24.
Я пропустил маршрутку, которая оглушительно мне просигналила за переход в неположенном месте и показал кулак водителю. Через три минуты я был у его подъезда, который знал как свои пять пальцев. Окна выходили во двор – третий этаж пятиэтажки, справа. Занавески плотно задернуты. На балконе стоит что-то высокое и белое, похожее на пенопласт. Я пожал плечами. Дверь, несмотря на кодовый замок, была открыта и я быстро поднялся на третий этаж.
В подъезде пахло кислой капустой. Откуда-то истошно кричала женщина. Я прислушался и через пару минут понял, что это, видимо, тренер фитнеса или чего-то в таком роде проводила занятия по интернету:
– Давай, давай, еще разочек, родненькие, кто не может пошли вон…
Я поморщился. Однако, крики этой тетки придали мне уверенности, и я нажал на круглую кнопку старого звонка.
К двери долго не подходили. Я поднял руку, чтобы позвонить еще раз, когда услышал негромкие шаги.
– Кто там? – послышался женский голос.
Я замешкался. Кто я?
– Это… я… простите, человека ищу…
Через секундную паузу замок со скрежетом провернулся, дверь открылась. И темной квартиры пахнуло чем-то очень старым, я бы даже сказал, потусторонним. Передо мной стояла женщина средних лет в сером пуховом платке. Несмотря на жару, она куталась в него так, что я невольно почувствовал озноб.
– Пр… простите… я… тут раньше жил… мой друг, мы учились в седьмой школе… Петя Чайковский… – я говорил, одновременно понимая, как нелепо звучат мои слова.
Ее цепкие глазки оглядели меня с ног до головы.
– Я живу тут уже сорок лет, – сказала она быстро. – Никакого Чайковского не было тут никогда. Я и замужем-то не была, – прибавила она.
Однако что-то в ее испуганном виде меня насторожило.
– Мы учились вместе, я был тут сто раз у него, как не знаете?! – я повысил голос.
– Молодой человек, вы что-то путаете. Уходите, иначе я вызову полицию.
«Ну не может же она Петьку в заложники взять, – подумал я, еще раз оценив ее тщедушную фигурку. – Это просто невозможно!»
Я покачал головой, но решил судьбу не испытывать. Она вполне могла позвонить в полицию и тогда, учитывая, что я выпил, объяснение в участке могло затянуться до вечера, а то и перейти на следующий день, – в зависимости от настроения стражей порядка.
– Черти что… – произнес я.
Женщина захлопнула дверь перед моим носом.
Совершенно оглушенный, я повернулся и пошел вниз по лестнице. Навстречу поднимался тщедушный старичок с совершенно седой головой. Я пригляделся и узнал его – это был Макарыч с последнего этажа. В нашей юности он был довольно крепким мужчиной, у него еще был гараж во дворе, а в гараже – старая «Волга», с которой он дневал и ночевал. Мы часто с Петькой торчали у него в гараже и вечером он катал нас по городу, а мы кричали в открытые окна автомобиля от восторга и счастья.
– Макарыч… – вырвалось у меня…
Старик замер, поднял голову. Наши глаза встретились. Какое-то огонек пробежал в них, и я обрадовался – он узнал, узнал меня!
– Здравствуйте, Макарыч! – я совершенно забыл его имя, да мы никогда и не называли его по имени. Только Макарыч. – Вы… помните меня?
Старик по инерции сделал еще шаг и остановился. В полутьме лестничной клетки, он прищурился. В руке мужчина держал пакет, из которого выглядывал батон.
Он стоял всего секунду, потом повернулся и стал подниматься дальше.
– Не помню, – буркнул он, когда поравнялся со мной. – Никогда вас не видел.
– Как это?! – я остолбенел и схватил его за тощую, жилистую руку. – Стойте! А Петьку, Петьку Чайковского из девятой квартиры помните? Мы у вас в гараже часто бывали, а вы потом нас на своей Волге катали!
Лицо старика сморщилось. Он посмотрел на дверь, которую минуту назад захлопнула перед моим носом женщина в пуховом платке.
– Знать не знаю никакого Петьку. В девятой квартире всю жизнь жила Ирина Семеновна. Она там и родилась. Родители ее погибли, когда ей было девять лет, ее воспитывала бабушка. И никакого Петьки там не было. И вас я тоже не знаю. Вы, наверное, ошиблись подъездом, – мягко сказал он, вырвал свою руку и пошел вверх.
– Я… погодите…
Но старик не слушал меня. Он ускорил шаг, а через минуту я услышал, как хлопнула подъездная дверь.
Внизу раздался вой полицейской машины и писк раций.
– Черт… – подумал я. – Все-таки вызвала.
Послышались голоса и тяжелые шаги.
– Она сказала третий этаж, вроде. Похож на грабителя из розыска, смотри осторожнее.
Я почувствовал холодок в животе и медленно начал спускаться.
Первое сентября в этом году на задалось.