Несмотря на все призывы и шипение Юргаса, увлеченные исследованием ученые тараканами расползлись в разные стороны.
После еды мы все поблагодарили Сверра и женщин, которые снова попадали на колени, а потом разбрелись кто куда. Клин принялся вздыхать и охать возле какого-то кустарника, вымершего у нас, Жан пытал молодого ильха, пытаясь разобраться в череде звуков, что тот выдавал. Военные обнюхивали поселение, разыскивая бомбы, ядерное оружие и прочее, чего здесь нет и быть не может. Мы же с Максом отправились к окраине поселения. Вернее, отправился профессор, поманив меня за собой.
За шатрами было тихо, голоса ильхов сюда не долетали. Где-то пела пичуга, шелестели широкие листья деревьев.
– А у нас скоро осень, – задумчиво пробормотала я. Макс остановился у одного из черных столбов и закинул голову, рассматривая его. Я тоже посмотрела и привычно сделала в голове запись: высота около трех метров, гладкий, черный, с неравномерными зазубринами по всей поверхности.
– Интересно, что это? – обошла столб вокруг. – Думаете, они имеют какое-то значение?
И смутилась, поймав взгляд профессора. Двойка, госпожа Орвей. Идите, готовьтесь к пересдаче.
Конечно, эти столбы имеют значение! В укладе, подобном здешнему, все предметы имеют функциональное или религиозное значение. У племен слишком много времени уходит на то, чтобы получить нож или тарелку, поэтому они не делают что-то «просто так». А эти черные столбы точно не природного происхождения, значит, их для чего-то поставили.
Стремясь загладить оплошность, я провела пальцем по углублению.
– Дерево, рисунок нанесен предположительно ножом. Только вот дерево странное. Обожженное? – потерла пальцы. – Может, неизвестный нам вид? Интересно, для чего они?
– Я предположил бы, что они часть местного культа, – негромко ответил профессор, – но тогда удивляет их расположение. Если они важны для племени и являются объектами поклонения, то должны стоять в центре, ближе к огню, который, как известно, жизнь и тепло. А они здесь. На окраине, можно сказать.
– Значит, это не столбы культа, а что-то иное? – всегда любила слушать рассуждения Максимилиана. – И кстати… – я обернулась, но рядом никого не было. – Почему вы решили, что ильху не стоит доверять?
Профессор снял очки, протер.
– Это иррациональное чувство, Оливия. А я ученый и должен оперировать фактами. Факт в том, что господин Сверр весьма любезно нас пригласил, показывает свой быт, отвечает на вопросы. И мы видим здесь ту картину, что и ожидали увидеть.
– Разве это плохо? Наши предположения на основе показаний зондов были правильными.
– Это не плохо, – Максимилиан нахмурился. – Но… Я же говорю, иррациональное чувство, Лив. Можно списать на интуицию, которой, как доказал Густав Риндор, не существует, а есть лишь совокупность сигналов, что мы получили, но не обработали. Они-то и дают нам ощущения… предчувствия.
Я кивнула. Как и всякий уважающий себя ученый, я, конечно, изучала труд господина Риндора.
– Так вот, Оливия… Мои необработанные сигналы твердят, что здесь что-то нечисто.
Я тревожно обернулась. От слов профессора стало не по себе. Но моим глазам вновь открылась мирная и даже скучная картина. Шатры, деревья, женщина с верещащим мальчишкой, Клин, склонившийся у кустов. На миг показался и Юргас, кивнул нам, убедившись, что все в порядке, и снова ушел инспектировать поселение.
– Но почему вы так думаете? – я даже слегка растерялась.
Профессор пожал плечами, на миг напомнив того же Сверра.
– Возможно, я просто выживший из ума старик, – как-то устало произнес профессор то, что я никогда в жизни не ожидала от него услышать. И первый раз взглянула на него по-другому. Сколько лет Максимилиану? Кажется, не меньше семидесяти… Он был вот таким – седовласым и умудренным – уже тогда, когда я лишь пришла в Академию поступать. И за прошедшие годы ничуть не изменился. Или мне это лишь кажется?
– Давайте вернемся к столбам, Оливия, – бодро оборвал мои размышления их виновник. – Я слушаю ваши предположения.
Следующие два часа мы с профессором посвятили скрупулезному изучению и записи информации о поселении. Я даже достала свой диктофон и начала наговаривать заметки, опасаясь упустить что-то важное. К вопросам интуиции мы больше не возвращались.
Я с интересом повертел круглую банку, фыркнул, бросил обратно в мешок. Шаги снаружи шатра и запах доложили о госте, так что, когда вошел Ирвин, я лишь кивнул.
– Мародерствуешь, мой риар? – поинтересовался а-тэм, снимая с головы череп быка. – Тяжелый!
– Не ной, – буркнул я, снова перебирая содержимое мешка. – И я не мародерствую, а изучаю противника. Кстати, это твоя обязанность, насколько я помню.
– Ну кто-то же должен отвлекать внимание? – Ирвин опустился рядом на корточки. – Что это?
Я достал металлический стержень, повертел в ладони.
– Похоже, тот самый парализатор. Дай руку.
– Парализатор, который сваливает даже лошадь? Он? – с подозрением спросил Ирвин.
– Точно. Руку давай.
– Сверр!
– Ирвин! – передразнил я. – На себе я уже проверял. К тому же ты ведь не лошадь.
– Ты просто гад, – проворчал а-тэм, закатывая глаза. Но покорно протянул мне левую длань. Я повертел стержень, приложил к коже а-тэма и нажал на кнопку. Ирвин подпрыгнул как ошпаренный, зрачки сузились. – Проклятие! Жжется!
– Больно?
– Терпимо, – недовольно буркнул Ирвин.
Я хмыкнул удовлетворенно и нехотя положил парализатор обратно. Занятная штука. Хочется оставить себе.
А-тэм нахмурился, наблюдая за мной.
– Сверр, мне все это не нравится.
– Тебе не нравятся все мои начинания и решения. У тебя обязанность такая – рассказывать мне, в чем я не прав.
– Сейчас ты не прав особенно. – У меня упрямый а-тэм. – Племени не нравятся чужаки. И ты сам это знаешь. Сколько еще ты собираешься развлекаться? Чего добиваешься? Я не понимаю тебя.
– Поймешь, Ирвин. Всему свое время. Племя потерпит. Нам нужны знания, мой а-тэм. Не те отрывочные данные, что мы имеем, а гораздо больше.
– Но зачем?! – не выдержав, Ирвин вскочил и зашагал по шатру, сердито насупившись. – Мы много лет прекрасно обходились без чужаков и мира за туманом! Почему сейчас?
– Потому что туман начал редеть! – рявкнул я.
А-тэм осекся и с ужасом уставился на меня.
– Что?
– Что слышал, – я в сердцах отбросил мешок. – Пока это скрывается, но Сотня обеспокоена.
– Милостивый Горлохум, – прошептал потрясенный Ирвин. – И что теперь будет?
Я отвернулся, пряча свои эмоции.
– Мы это исправим. Идем. Я слышу шаги.
– Сверр… – а-тэм задержался у выхода, проницательно заглянул в глаза. – Эта чужачка, женщина…
– Оливия Орвей, – я растянул гласные и облизнулся. – Ей я приготовил нечто особенное.
– Ты играешь с огнем, Сверр.
– Как обычно, – оборвал я.
Ирвин недовольно приподнял брови, а я улыбнулся.
– Кстати, пора развлечься, мне становится скучно!
А-тэм выразительно скривился.
– Что происходит? – Мы с Максом оторвались от исследования столбов и удивленно посмотрели на суету в центре поселения. Женщины усаживали маленьких детей в кожаные мешки и взваливали на плечи, мужчины надевали на головы уже знакомые нам черепа животных.
– Куда они собрались? – Я пожала плечами, так как ответа, конечно, не знала.
От шатров нам махал руками Юргас, явно подзывая к себе.
– Что ж, идемте, Оливия, – улыбнулся профессор, – все равно со столбами пока лишь загадки. Надо узнать больше о местных нравах, и, похоже, нам сейчас предстоит такая возможность.
Я сунула в карман комбинезона пакетики с образцами черного дерева и тоже улыбнулась.
– Идемте.
Наши коллеги уже собрались возле огня, который сейчас лишь тихо тлел. Жан вертел головой, его очки посылали блики солнечных зайчиков, за которыми гонялся пузатый и чумазый малыш. Когда из-за деревьев появился Сверр, мы устремились к нему.
– Что происходит? Куда все идут? Что случилось?
– Все идут к чаше, – непонятно пояснил он. – Вечером будет радостное событие, шатия, значит, сейчас все должны окунуться в чашу.
– Какой-то ритуал, – прошептал мне на ухо Клин. – Надеюсь, это не та чаша, в которой варят залетных ученых?
Я прыснула и прикрыла рот ладонью. У ильхов были торжественные и серьезные лица, так что мы тоже изобразили соответствующее настроение и двинулись за процессией аборигенов. Мужчины в своих костяных масках и набедренных повязках шагали впереди и по бокам, охраняя женщин, детей, ну и нас заодно. Тропинка вилась между двух изумрудных холмов, и я вновь залюбовалась окружающей нас природой. Как же красивы фьорды! Сами ильхи шли совершенно бесшумно, ступая мягко и легко, а мы старались им подражать. Хотя и ловили на себе недовольные взгляды, когда трещала под ботинком сухая ветка или вспархивала потревоженная пичуга.
Сверр ушел вперед, так что расспросить о предстоящем ритуале, если это был он, не удалось. Рядом со мной двигался высокий и крепкий ильх, сквозь прорези в черепе я порой замечала внимательные голубые глаза. И я удивилась, заметив на его шее каменный обруч. Значит, их уже двое. Может, этот голубоглазый и мою речь поймет?
– Куда мы идем? – улыбнувшись, спросила я.
Ильх отвернулся, и я вздохнула. Ну ладно. Похоже, беседа не состоится, жаль.
Минут через двадцать мы вышли к подножию скалы, у которой темнели несколько круглых, естественно образованных каменных выемок. Внутри скальных чаш темнела красная глина.
Ильхи остановились и начали споро раздеваться, обнажая мускулистые тела. Часть женщин расположились полукругом в тени раскидистого дерева, словно зрительницы в театре, другие хихикали и суетились вокруг мужчин, держа в руках глиняные кувшины с узким горлышком.
– Что они делают? – прищурился Жан, глядя, как аборигенка наливает из кувшинчика что-то золотисто-тягучее и намазывает ближайшего мужчину. Тот жмурился, словно кот, и подставлял под женскую ладошку то плечи, то спину, то бедра. В воздухе разлился густой и пряный аромат.
– Это сок дерева, что растет в долине, – появившийся за спинами Сверр заставил нас всех подпрыгнуть и обернуться. В руках ильха был такой же кувшинчик, и мы с любопытством принялись его рассматривать.
– Этот сок похож на масло, – я растерла золотую капельку между пальцами, понюхала. – Но более густой. И запах незнакомый…
И вкусный. Так и хотелось облизать пальцы.
– Зачем они намазываются этим соком?
Сверр улыбнулся, не размыкая губ, и пожал плечами.
– Чтобы было труднее. Все, кто желает участвовать в шатии, должны доказать свое право на нее.
– Что такое шатия?
– Узнаете вечером. Да… – Сверр нахмурился, принимая решение. – Если кто-то из вас желает присоединиться, вы можете это сделать. Любой гость имеет право на чашу и на шатию.
Коллеги переглянулись. Конечно, никто из нас ничего не понял. Вот просто ни слова!
– Пожалуй, в следующий раз…
Сверр кивнул и отошел к ильхам.
– А он, похоже, не собирается участвовать в этом их натирании маслом, – хмыкнул Юргас.
Я опустилась на траву, с наслаждением вдыхая густые ароматы земли, воды, цветов и золотистого сока неизвестного мне дерева. Он все еще был на моих пальцах и, кажется, впитался в кровь, потому что пряно и сладко теперь пахла я вся. От солнца слегка кружилась голова и дрожали колени, а может, это все из-за вида десятка почти обнаженных мужских тел, влажно блестевших капельками масла на бронзовой коже. Коллеги расположились неподалеку, обмахиваясь широкими листьями деревьев. А ведь наши комбинезоны сшиты из специального материала, который сохраняет собственную температуру тела. В них нам просто не может быть жарко! Но я видела раскрасневшиеся лица и капли испарины на лбах. Да и сама ощущала настойчивое желание стянуть с себя черную ткань со светоотражающей полосой и последовать примеру аборигенов, облачившись в какой-нибудь кусочек свободно развевающейся ткани.
– Вот это жара! – не сдержался Клин. – А у нас скоро снег выпадет…
– Курорт, – хмыкнул Жан. – Радуйся, когда еще посчастливится погреться на солнышке!
Я тихонько потянула собачку молнии, расстегивая комбинезон. Ветерок остудил шею и ложбинку груди, так что дышать стало легче. Вытащила свой диктофон и приготовилась делать записи.
– Мать вашу… – изумился Юргас. – Похоже… они собираются драться!
Я открыла рот, наблюдая за ильхами. Те уже залезли всей толпой в широкую скальную чашу, прямо в эту красную глину, выстроились двумя шеренгами и застыли, уставившись на круглое отверстие в скале.
Мы тоже замерли, подавшись вперед.
Струя воды вырвалась из скалы и ударила в чашу, послужив своеобразным ударом гонга. Ильхи взревели и бросились друг на друга, норовя столкнуть противника в месиво под ногами, что от воды мигом превратилось в красную кашу. Варвары рычали, толкались, скалились, их обмазанные соком тела уворачивались и блестели на солнце, пальцы скользили. Женщины смеялись и что-то кричали, подбадривая мужчин. Один из варваров, на вид не старше семнадцати лет, упал и перевалился через бортик чаши. С дикими воплями женщины закидали его комьями красной глины, и парень понуро отошел в сторону.
Остальные продолжили битву, хотя назвать происходящее сражением язык не поворачивался. Ударить по-настоящему мешали теснота и скользкие тела, так что ильхи старались свалить друг друга или вытолкнуть из чаши под «обстрел» женщин.
Надо признать, зрелище захватило настолько, что я очнулась лишь когда подползла почти к самой чаше с мужчинами и обнаружила в своей ладони красный глиняный комок. Мой комбинезон был расстегнут еще глубже, тело горело в огне, щеки пылали. И когда очередной ильх вывалился на землю, мне захотелось тоже заорать и швырнуть в него свой метательный снаряд!
Устыдившись, я тихонько отползла назад, тяжело дыша.
И ощутила на себе внимательный взгляд.
Часть ильхов не участвовала в забаве, среди них был и Сверр. Он сидел, привалившись спиной к шершавому стволу дерева, и в золотых глазах блестела насмешка.
Выпустив из рук комок глины, я смущенно обтерла ладони о траву. И застегнула молнию комбинезона до самого верха. Обернулась на своих коллег. Их тоже захватило представление. Клин что-то кричал, Жан потрясал кулаками, а наши стражи-военные, похоже, жаждали броситься в бой! Один профессор смотрел спокойно и даже недовольно.
Но сейчас мне совсем не хотелось вникать в опасения Максимилиана. Я сидела у подножия скалы, на шелковистой изумрудной траве, под лазурным небом и смотрела на великолепных мужчин, обмазанных маслом и борющихся в грязи. Когда еще мне доведется насладиться подобным зрелищем? Что-то подсказывало, что никогда. Поэтому я решила ненадолго отключить в себе ученого и побыть женщиной. Смотреть ведь не возбраняется?
Один из ильхов издал боевой клич, и я снова уставилась на чашу. Мужчин там осталось вполовину меньше, среди них я заметила светловолосого ильха с голубыми глазами. Кажется, это мой молчаливый сопровождающий. Он явно лидировал, легко укладывая к своим ногам соперников. С ног до головы перемазанный красной глиной, блестящий от масла и пота, блондин казался воплощением первобытной дикости.
Я сглотнула тяжелый ком в горле и усилием воли отвела взгляд. Да уж, такое зрелище может свести с ума слабую цивилизованную женщину вроде меня! Усмехнулась, смеясь над своей реакцией, и решила, что пора вернуть на место ученого. Но стоило достать свой диктофон, как еще один ильх вылетел из чаши, а женщины вскочили и затопали ногами. Мужчины прекратили бой и подняли ладони, улыбаясь. Их осталось шестеро – самых сильных. Ну, или самых устойчивых.
Я поднялась, засовывая диктофон обратно в карман. Сделаю записи позже, похоже, бой закончен.
И хмыкнула, поняв, что меня это расстроило.